Зона комфорта

Противный запах больницы пропитанный медикаментами вызывает у многих страх перед началом процедур в роде уколов, прививок, лечения зубов и прочего. Кихён же подобного страха не чувствовал никогда. Но в какой-то момент былое хладнокровие сменилось молчаливой ненавистью без видимых изменений, так что никто и не догадался бы. Мужчина сидел рядом с подростком на больничной скамье, что неприятно прилипала к вспотевшим ладоням, сжимавшим её. Они не проронили ни слова с того момента как переступили порог учреждения, что лишь добавляло нервозности. Поход к психологу не особо прельщал Кихёну, в то время как его отец считал это хорошей возможностью, надеясь на более квалифицированных специалистов в Сеуле. Также помимо бесполезности посещения психолога, Кихён осознавал, что столичные цены соответствуют статусу города, где люди получают зарплаты в разы больше. Но отказаться от этой идеи он не может, потому что сколько бы раз он не уверял отца, что всё в порядке, тот прекрасно знал, что это не так. Да и сам мужчина далеко не в норме, хоть и ведёт себя сдержанно, чему отчасти способствуют успокоительные, без горсти которых остановить дрожь в теле иногда просто невозможно. Что уж говорить о хрупкой подростковой психике. Кихёну думалось, что он бы предпочёл лечение отцу, нежели себе, ведь денег на обоих явно не хватало. Но его отец был совершенно категоричен, следуя принципу «всё детям». После посещения терапевта, который в свою очередь выписал направление к психологу, и записи непосредственно к специалисту, они наконец дожидались начала приёма. Пришли немногим раньше назначенного времени, ожидая наличие живой очереди, но на деле запись производилась не просто так. Всё внимание Кихёна было сосредоточено на цикличном процессе покачивания своих ног вперёд-назад поочередно. Он следил за ними уж слишком внимательно, то замедляя темп, то ускоряя в разумных пределах. Отец наблюдал за ним боковым зрением, сохраняя привычную для полицейского хладнокровность. Вспоминая предыдущего психолога, который явно не желал копать глубже в проблемах пациента, Кихён не особо надеялся на эффективность и в этот раз. И честно говоря, он считал, что не нуждается в помощи, ведь внутренняя гордость упрямо твердила, что все его проблемы должны решаться сугубо им самим. И некоторые вещи не являлись для него ненормальными, но он понимал что в обществе они попадают под это неустойчивое определение. Например, Кихён всегда стремился видеться с матерью не менее раза в неделю и говорил об этой встрече будто бы она с живым человеком, а сам он и вовсе не на кладбище идёт. Он осознавал, что делает, да и с духами, как таковыми, для связи с потусторонним миром не общался, просто приходил и вёл односторонний диалог, только надеясь на то, что где-то там мать его слышит. При возможности Ки не стал бы делиться о частом посещении матери, но отец сам заметил это, невзирая на занятость на работе. Поэтому прошлый психолог уже всё знал и говорил Кихён с ним об этом крайне неохотно, не вдаваясь в подробности. Какое-то время постоянные походы на кладбище стали своего рода антистрессом, в то время как он перестал сворачивать на тропинку, ведущую в поликлинику. Как раз незадолго до переезда отец Ю по случайности узнал о том, что платил за приёмы, на которых его сын не присутствовал без какого-либо предупреждения. Тогда-то мужчина и сорвался из-за стресса и нагруженности на нелёгкой работе, что привело к масштабной ссоре, обида после которой до сих пор сидит у обоих. Мужчина быстро перебесился и начал делать вид будто всё как прежде, к тому же деньги, выданные Кихёну на психолога, тот бережно складывал и не тратил ни копейки. К слову, на них и шёл расчёт, если говорить об оплате услуг в этот раз. А вот Кихён стал реже говорить с отцом, и если что-то и доносилось от него, так это были только тихие и иногда невнятные слова, пропитанные холодом и отчуждением, и громкие хлопки дверью, обозначающие отсутствие возможности попасть в чужую комнату. Как никогда острая реакция была вызвана внезапным переездом и без матери Кихён ужасно тосковал. — Ю Кихён, проходите пожалуйста, — после вышедшего человека из-за двери выглянула молодая на вид женщина, ища глазами человека, отзывающегося на названное имя. — Да, — Кихён поднял согнутую в локте руку для обращения на себя внимания и проследовал во внутрь кабинета. *** Кихён вертит в руках незамысловатый блокнот в мягкой обложке коричневого цвета, приобретённый отцом сразу же после приема у психолога. После проведённой беседы, женщина настоятельно советовала обзавестись личным дневником. «Возьми обычный блокнот и веди записи как можно чаще. Если же не знаешь, когда стоит что-либо записать, то просто пиши в конце дня, подводя итог за весь день. Читать и разбирать мы его здесь не будем, так что просто пиши откровенно — это важно. И ещё, сосредоточься не на стандартных записях о своих действиях по типу «я встал, умылся…» и так далее, а на собственных эмоциях. Делай акцент на этом.»  Даже с подробным объяснением что да как, в голову не приходило с чего же начать ведение дневника. Сразу вспоминаются сериалы, в которых этот несчастный дневник попадал в чужие руки, после чего следовало жестокое и позорное разоблачение героя. Так что предаться откровениям из-за внутренней паранойи он не решается. «Привет, я…» — таки раскрывает блокнот и аккуратным подчерком выводит Кихён. Он смотрит на результат и ему он не нравится. Звучит нелепо. Слова сначала перечёркивают, а затем лист с ними вырывают и скомкивают в мусор. Кихён долго размышляет, и не придя к какому-то ответу, захлопывает блокнот и встаёт из-за стола. Буквально только перед сном в голову бьёт идея, немного отличная от изначального замысла психолога, но Кихён ею загорается. Он решает вести дневник в виде письма матери, то есть писать то, о чём каждый раз говорил с ней будучи рядом. Конечно же, распространяться об этом он не будет, хоть и нет в этом ничего криминального, но всё-таки. Кихён поднимается с постели не в силах заснуть, пока наконец не начнёт воплощать свою идею. И мысли на этот раз не сгущаются в один непонятный комок — они ясны как никогда: «Привет, мам. Скучаю и хочу увидеть тебя. Очень сильно. И люблю. Тоже очень сильно…» *** Раннее утро бодрит и отрезвляет своим холодом. Тишина даёт возможность прислушаться к щебетанию птиц, дуновению ветра и лёгкому шелесту листьев. Асфальт усыпан опавшими листьями, отчего каждый шаг сопровождается характерным хрустом. Ровно на половине пути школьник всё же достает наушники и принимается их распутывать. Они слишком долго ему сопротивляются, потому сосредоточившись, он останавливается и стоит на месте, пока те таки не приходят в более менее адекватное состояние. Он пролистывает песни в поисках той, которая будет поставлена на повтор на этот раз и находит подходящую, нажимая на треугольную кнопку проигрывания. *Lucia — Damian* До школы идти ещё около десяти минут, а значит песня успеет проиграться раза три. Чангюн не привык ставить музыку настолько громко, чтобы кто-то кроме него был в состоянии её услышать. Встречая таких людей, уши в трубочку сжимались лишь от представления насколько напрягается барабанная перепонка, не говоря уж о том, что желания вынужденно слушать чужие песни не бывает ни у кого и в помине. По этой причине звуки улицы ещё можно было приглушённо слышать. Где-то в конце второго репита впереди Чангюн замечает парня, очевидно так же направляющегося в школу, о чём говорят соответствующая форма и портфель за спиной. Тот идёт придерживая двумя руками лямки рюкзака и зачем-то уставившись вниз. Направив свой взгляд подобно чужому, Чангюн замечает, старательные попытки школьника наступать на узкие плитки, не задевая их краёв, отчего походка оного становилась весьма странной. Неосознанно Чангюн замедляет шаг, пока думает стоит ли обогнать или держать дистанцию сзади него. В итоге решает идти своим темпом, лишний раз не заморачиваясь. Паренёк первым подходит к пешеходному переходу, где горит красный, но на дороге разве что перекати-поле прошлось, поэтому он смотрит по сторонам прежде чем её перейти. И тут Чангюну открывается чужой профиль, в котором он узнаёт нового одноклассника. И как же он сразу не догадался, по светлой макушке, по невысокому росту и по обстоятельствам, в конце концов! Ю Кихён ещё в тот раз заявился немногим позднее Гюна, к тому же изъявил желание и впредь приходить в то же время. По какой-то причине Кихён так и не двигается с места, уставившись впереди себя. Чангюн подобного искренне не понимает и ускоряя шаг собирается побыстрее пройти мимо него. Волнение с приближением к однокласснику нарастало, и тут же было некуда деть свой взгляд и руки, обычное расположение которых напрочь вышибло из памяти. А как он обычно ходит вообще? Губы поджимаются, глаза втыкают перед собой, а шаги ощущаются тяжелее. Стоило только совершить попытку переступить через бордюр, как руку крепко обхватывает чужая и силой отталкивает назад, что тело чуть ли не падает на пятую точку, и в это же время перед глазами проносится легковой автомобиль. — Хэй, аккуратно! — Кихён всё ещё держит Чангюна за руку чуть выше запястья и возмущённо оборачиваясь смотрит на нарушителя дорожных правил. — Так хотелось быть размазанным по асфальту? Чангюн ошарашенно уставился на Кихёна и кажется не дышал. А когда пришёл в себя, то вырвал руку из чужого захвата, но сбегать не стал — всё-таки его не то чтобы спасли, это слишком громко сказано, но, так сказать, уберегли от не очень приятной перспективы, озвученной Кихёном ранее. — Ох, не за что, не стоило благодарностей, — саркастически упрекнул Кихён, уже и не ожидая простого «спасибо». — Давай-ка лучше перейдём уже эту пешеходку, пока загорелся зелёный, — схватил он на этот раз область руки выше локтевого сгиба и насильно потянул за собой парня, перед этим зоркнув на него так, что тот понял без слов: отказ и прочее не принимаются. Обычно Чангюну не нравится когда его трогают, но почему-то сейчас противиться этому хочется не настолько сильно. Он идёт под ручку с Кихёном, пока тот волочит его за собой и ворчит словно мамочка, которая отчитывает своего ребёнка за очередной проступок. В данном случае ворчание лишь побочный эффект его заботы. Заботы, которая Чангюну безумно льстит и заглушает собой все раздражающие факторы ситуации. –… поэтому даже на зелёный свет нужно смотреть по сторонам! И наушники снимай, а то машин не услышишь, я уж молчу том, что когда с тобой разговаривают, то следует сделать то же, — на замечании закончил свой монолог Кихён. Чангюн услышав последнюю фразу, послушно стянул наушники с ушей, только вспомнив, что они были на нём в принципе. Но дальше они идут молча: Кихён замолкает, а Чангюн так и не находит что сказать. *** Всю неделю Кихён ведёт себя неоднозначно: то прилипает к Чангюну как банный лист, то словно забывает о его существовании. И Гюну бы радоваться хоть второму, но вся эта неопределенность, неловкость и метания из крайности в крайность давали некую пищу для мозгов. А точнее была представлена прекрасная возможность понадумывать всяких нереалистичных причин, объясняющих его поступки. Раньше учеников в классе было нечётное количество, что способствовало возможности Чангюну оставаться в стороне, и пока у каждого была пара для выполнения какого-либо задания, Чангюн предпочитал выполнять всё сам. В редких случаях, когда учеников делили на группы по несколько человек, его определяли в одну из них. Теперь же с приходом Кихёна и ему нашлась постоянная пара для внеклассных проектных работ, хотя они и сидели практически в разных углах класса. И вот, в первую неделю учёбы всем уже выдали темы для проектов, которые нужно будет сдать в конце месяца. Конечно же, Чангюна обязали сделать проект с Кихёном, ведь их определили вместе. Пока они это не обсуждали, но Чангюн так просто сдаваться не желает, всё ещё надеясь выполнить работу самостоятельно. *** — Ну хотя бы через день, но не подряд же, — взвыл школьник. — Ничего, вы справитесь, — издевательски усмехнулась одноклассница. — Вам женщинам не понять наших страданий!  — в сердцах заявляет другой, размахивая в воздухе сумкой от формы. — На прошлой неделе мы уже получили одного раненного — Хёнсу вывихнул лодыжку! — драматично проговорил парень, роняя сумку на пол. — В самом деле, не завидую вам, — послышался жалостливый вздох с соседней парты. Расписание сыграло с мужской половиной класса злую шутку, оповестив о нахождении урока физкультуры в самом начале недели, который к тому же будет проходить подряд эти несколько дней. Воодушевляло это слабо, но ничего не поделаешь, школьники лишь привычно разбрелись по своим раздевалкам, готовясь к предстоящему уроку. Чангюн после того случая в раздевалке не глядя ни на кого, мигом переодевался и покидал комнату в числе первых. Мимо Кихёна эта тенденция Гюна не прошла, и если поначалу он тоже думал не копошиться по долгу, то теперь решил, что лучше уж на пока оставить всё как есть. Ведь раз Чангюн стал уходить быстрее, то для Кихёна нужда в спешке отпадает, как никак, неловко ему тоже было. Хотя определённые выводы по этому поводу так и лезут в сознание, доставляя дискомфорт и лишние волнения. Первое время отсутствие того или иного одноклассника позволяло одиночке Чангюну, таковым оставаться, но в этот день все были в сборе и гадать не нужно, чтобы понять с кем ему пришлось выполнять парные упражнения. Чёртово качание пресса. Руки Кихёна на лодыжках ощущались внушительнее, забирая весь акцент на себя. Напрягающиеся мышцы пресса по чувствительности меркнули на этом фоне. А ещё зрительный контакт. Кихён его не прерывал, с каждым подъёмом Чангюн вновь встречался с парой глаз, из которых было сложно что-либо вычитать. В какой-то момент Чангюн прикрывает глаза, сосредотачиваясь на выполнении задания. Это было его ошибкой, потому что когда он случайно открывает их, то лицо Кихёна становится в разы ближе. Замечая чужое смятение, на самодовольной физиономии расцветает ухмылочка. Такая гаденькая, неимоверно бесячая и выводящая из себя. Её бы выбить одним ударом в челюсть. Ну или поцеловать. И лучше бы второе, чтоб совсем неповадно было.