Совершенность несовершенства

Ты всегда была моим светом. Что бы ни происходило вокруг, незримо ты всегда была рядом со мной. Я чувствовал это. Твоя улыбка давала мне сил не сдаваться, каким бы ужасным ни казался мир. Твой смысл жизни стал моим, мне было приятно думать, что я — твоё продолжение, что, не смотря на сон, ты продолжаешь творить моими руками. Ты рано ушла, но не покидала меня ни на минуту. Так близко и так далеко. Я на самом деле скучаю по тебе, по своему детству и твоим урокам. Ты верила в меня и возлагала на меня большие надежды. Слушая тебя, я понимал, что ты права во всем. В том, что я способен на большее, всегда способен на большее. Даже если я один. Даже если никто не может понять. Потому что ты всегда понимала и всегда знала, что сказать. Ты научила меня видеть красоту и создавать её. Ты показала мне краски жизни и объяснила её смысл. Ты дала мне путь и лишила сомнений в его верности. Ты навеки связала мою жизнь с Искусством, а Искусство со мной. Никакими словами не описать, насколько это бесценно… Для тебя я хотел бы стать идеальным, самой сутью Искусства и его чистой красотой, потому что ты не оставила мне выбора, будучи такой сама. Всё, к чему я когда-либо стремился — быть как ты, следовать тебе в каждом шаге, в каждом вдохе. Но я не совершенен, и я оступался. Серьёзно оступался. Корил себя, но вновь и вновь совершал одни и те же ошибки. Я не хотел принять тот факт, что я — не ты и никогда тобой не стану. Я ненавидел себя за это, старался прогнать прочь эти мысли. Но они не уходили, потому что мне надо было смириться. И через смирение увидеть новый путь. Свой путь, отличный от твоего, но озаренный твоим светом. Я понял, что смотреть в прошлое и пытаться вернуть полузабытое детство, просто невозможно, что от этого Искусство лишь истончится и зачахнет, а я хочу сделать так, как завещала мне ты — каждый день, каждый час вдыхать в Него жизнь. Идти вперёд значит проститься с прошлым, отпустить яркие ленты, что связывают с неподъемным багажом эмоций и воспоминаний. Ради настоящего, ради будущего и ради доброй памяти прошлого. Мне больно и страшно, мама. Ведь я не хочу тебя отпускать. Но ради тебя, ради Искусства, ради себя и ради всех, кто мне близок, я должен сделать это. Должен, потому что очень тебя люблю, и хочу, чтобы ты была свободна. Я не смогу во всем следовать твоим наставлениям, но обещаю, что буду стараться беречь твое наследие. Для того, чтобы Искусство жило, ему нужен проводник, а не ведомый. Я очень боюсь, что не справлюсь, но пришло время перешагнуть через страхи и сделать то, что говорит сердце, то, что поддерживает разум. Мама, я всегда буду по тебе скучать, но я люблю тебя, поэтому прощаюсь. Спасибо тебе за всё, чему меня научила. Без тебя меня попросту не было бы: ни как человека, ни как личности. Ты самая лучшая. И всегда ею будешь. Я очень тебя люблю. Прости меня за всё и прощай. Спи спокойно. Загородная резиденция клана никогда не было пустовала. В прежние времена, когда количество членов семьи исчислялось едва ли не сотнями, десятки слуг ухаживали за родовым имением и обширным садом поколениями. Пережить роковую ночь смогли немногие — лишь те, кто был в отпуске или отлучился в город по хозяйственным нуждам, и когда стало известно, что клан снова обрел главу, как мотыльки на свет стянулись к дому, где веками жили и следили за порядком их предки. Так говорил Обито, но Дейдаре всё равно было неловко находиться в окружении чужих людей. Наличие прислуги казалось ему абсолютно неуместным пережитком феодализма, но, создавалось впечатление, будто существующий порядок вещей беспокоил только его. — Посмотри на это с другой стороны, — говорил Кагуя. — Современный мир всё более нестабилен и хаотичен. Это очень пугает. Люди вернулись сюда, в то место, где работали их отцы и деды, потому что это успокаивает. Спасает от непредсказуемости. Здесь они думают только о том, как бы не покрылись пылью фамильные реликвии в библиотеке, — это ли не счастье? Для Дейдары это определенно даже близко не походило на счастье, но каждому своё. Прислугу он всё равно сторонился, и думал только о том, как бы поскорее покинуть это место, в котором он словно был не в праве находиться. Чем больше он нервничал, тем меньше мог сосредоточиться на работе. Расставив перед собой реактивы и открыв рабочую тетрадь с расчетами, пиротехник тщетно пытался отогнать прокрастинацию. Со стен кабинета на него смотрели старейшины клана былых времен. Очевидно, портрет Обито рано или поздно должен был пополнить их парадный сонм. — Его нарисую я, — прошептал Дейдара. Старейшины молчали. Их темные глаза по-прежнему выражали лишь горделивое превосходство над простыми смертными. Дейдара попытался представить Обито посреди этого сборища благородных мужей… Над своим портретом с фамильным кислым выражением лица, он бы просто посмеялся. Презрительный вид был абсолютно чужеродным для нынешнего главы клана. Думая о картине, которую он когда-нибудь напишет, представляя теплый и открытый взгляд Обито в масле, юноша сам не заметил, как успокоился. — Ваше время прошло, — сказал он древним Учиха. Те молчали, до глубины души оскорбленные подобной наглостью. Но Дейдара больше не смотрел на них. К нему вернулось вдохновение — сегодня обитатели и гости особняка обязательно увидят настоящее искусство. — Твои предки сейчас, наверное, в гробу переворачиваются, — Обито катил кресло Кимимаро по длинному коридору, в сторону выхода в сад. — И силы их вращения хватает, чтобы обеспечивать электричеством крупнейшие заводы Шаринган корп. — Изъезженная шутка. — Как и твоя, мой дорогой телохранитель. — Попробуй шутить, когда не чувствуешь половину тела. — Я и не чувствую. — Что ты сказал? — Кимимаро полуобернулся в кресле. — Под шрамами почти не осталось нервных окончаний. В какой-то степени я тебя понимаю. — Ты никогда об этом не говорил. — А теперь говорю. Кресло медленно выехало в сад через заднюю дверь. Кромка неба алела закатом. В высокой траве слышалось стрекотание кузнечиков. — И почему мы так редко сюда ездим? — Из-за осуждающих взглядов моих прапрадедов? — Значит, тебя они тоже напрягают? Почему ты их не снимешь? — Этот особняк больше похож на их склеп, чем на мой дом. Пусть смотрят, что случается с семьёй, когда она ставит себя выше всех остальных. — Их потомок выходит замуж и вместо внуков старейшины получают произведения искусства. Считай, многовековой род прерван благодаря тебе. — Во-первых, на меня никто и не надеялся, во-вторых, есть ещё Саске, а в-третьих, мы ещё не женаты. — Ещё, значит… Знаешь, а вообще, я тут подумал, стариканы наверняка тебе завидуют. Каждый второй, если не первый женился по расчету во благо клана. — Откуда такие познания? — Великий и могучий интернет. Про твою семью вообще-то и фильмы снимали. — Интересно? — Под них хорошо засыпать. Они по большей части про вклад клана в развитие промышленности и торговли, про прогресс и всё тому подобное. Про личную жизнь крайне мало. Вот фильмы о тебе — дело другое. — Я тебя умоляю. Это же просто журналистские расследования уровня «шок, скандалы, интриги». В одной из таких передач репортер с пеной у рта доказывал, что из-за детских комплексов я люблю женщин постарше. — Потому что тебе нужна мамочка, чтобы заботилась о тебе? — В точку. Логика уровня пятиклассника. Но я посмеялся. — И даже мне не показал… Товарищ, называется… — Если хочешь, могу пересмотреть с тобой. — Если только Дейдара к нам присоединится. … Что? Не надо так на меня смотреть. — Ино, привет! Как ты? Я же тебя не отвлекаю? — Здравствуй, нии-сан! Я тааак рада тебя слышать! В последнее время ты совсем мне не звонишь… У тебя там всё хорошо? Искусство, искусство и ещё раз искусство? — Ну, почти, хм. Всё в порядке. Как у тебя дела с учебой? — Будто тебя когда-нибудь волновала моя учеба. Ты что-то хотел мне сказать? — А что, я просто так не могу позвонить сестре, хм? — Ха-ха. А ты шутник, нии-сан. — Ты ведь не делала ничего такого, в чем стыдно признаться? — Эй! Это был мой вопрос! — Ладно, буду надеяться, что нет. На самом деле ты права. Я на днях разговаривал с Яманакой-саном. — … С отцом? Как так вышло? Вы что, случайно где-то столкнулись? — Нет, его привел… наш общий знакомый. — Что это, интересно, за знакомый такой… — Это не важно. Яманака-сан сказал мне одну очень важную вещь. Я считаю, ты должна знать об этом. — … И что же такого он тебе сказал? — Яманака-сан сказал, что он мой отец. И что делал вид, будто это не так, потому что обещал маме. — … — Ино, с тобой всё в порядке? — Нии-сан, я даже не знаю, что тебе сказать… А разве это не очевидно? Мне всегда казалось странным, что ты вёлся на такой очевидный обман. Но в ваши с мамой дела я никогда не лезла. — М-да… Моя сестра оказалась умнее меня. — А у тебя были в этом сомнения? *смеется* — Ладно-ладно… — Не обижайся, нии-сан. Спасибо, что позвонил. Нового, конечно, я ничего от тебя не узнала, но хоть вижу теперь, что ты, по крайней мере, жив.  — Как же я люблю с тобой разговаривать, Ино… — Вот зачем ты так? Я вообще-то о тебе забочусь. Ни разу даже не пошутила о твоей ориентации. — Спасибо тебе, конечно, но могла бы себя не мучить. — В смысле? Так у тебя появился парень? И ты молчал? — Ладно, Ино, был рад с тобой поговорить. Мне пора. Успехов! — Эй! Нии-сан, что за трусливый уход от темы? — А вот теперь мучайся, хм. Я кладу трубку. — Нии-сан! Дейдара? Чёрт… В полночь все гости и обитатели особняка собрались в беседке. — Ты ведь сказал им, что присутствие по желанию? Что это не приказ, хм? — Да, конечно, дорогой, — Обито и сам был удивлен тому, насколько серьёзно здесь воспринимали Дейдару. Из всего штата прислуги не было лишь привратника, но до пересменки тот зашел в кабинет, где юноша весь день готовился к вечернему событию, извинился и заверил, что обязательно посмотрит обещанный перформанс со своего поста. Дети горничной переминались с ноги на ногу и зевали, но на предложение матери пойти спать, ответили отказом. Борясь с режимом дня, они с любопытством наблюдали за тем, как молодой человек из телевизора расставляет на лужайке в коротко подстриженной траве свои скульптуры, изображавшие различных животных. Родители обещали им фейерверки, но почему-то нигде не было видно коробок с ними. Из всего штата Обито помнил лишь дворецкий, в смену которого дети Учиха затеяли ту самую игру в прядки, заставившую родителей и слуг перевернуть весь дом. Никогда до и никогда после он не видел семью более сплоченной и дружной. О чем не раз рассказывал своим нынешним коллегам. Новый глава клана не был похож на предыдущих, но времена меняются, люди, не способные чувствовать это и быть гибкими, просто… Конечно, вслух такое произносить нельзя. Не в этих стенах. Пока что. Фитили в руках Дейдары были настолько тонки, что никто не заметил огоньков, столь же крохотных, но невероятно проворных, что устремились к двум крайним сияюще-белым средь темной травы зверям, гордо взирающим на свою публику. Вот они стояли на траве, а вот их нет — лишь два снопа желтых искр с громким шумом разверзают ночное небо. Прелюдии не было — никакой речи о роли искусства, никаких объяснений. Блестки россыпью разлетались, озаряя светом спящий сад и неспящих в ночи жителей поместья. Красный, оранжевый, зеленый и, наконец, золотой. Искры, рождающие новые и новые вспышки света. Хлопки, заставляющие цикад и прочую ночную живность умолкнуть. Ничего, кроме раскатов грома, ничего, кроме вспышек, кроме взглядов и взглядов, сияющих ярче прирученного пламени. Ничего, кроме памяти о волшебных минутах. Ничего, кроме мгновений, в который и живет настоящее Искусство. Стало тихо. Так тихо, как никогда прежде не было в этих владениях. Каждый словно один на один с прекрасным, с самым важным, с собой. — Мам, от зверюшек совсем ничего не осталось, — послышался шепот. — Милый, ты же видел, как они стали звездами на небе, и теперь всегда будут сверху смотреть на тебя. — Это Оно, — негромко произнес Обито. Он сидел в траве, не думая о том, что одежда промокла от вечерней росы. Он до сих пор был в моменте, улыбаясь тому, что, глядя на взрывы, не заметил, как художник успел покинуть зрителей до того, как догорели последние искры. Люди озирались по сторонам в поисках пиротехника, но тщетно. — Спасибо вам, что пришли в столь поздний час и доброй ночи, — сказал Обито. — Я рад, что могу разделить с вами этот момент. Со всех сторон послышался шепот «спасибо, Учиха-сама», робко начали стрекотать цикады. Ночной сад возвращался к привычной жизни. Как будто ничего не случилось. Кимимаро и Обито оставались в саду до рассвета, погруженные в свои мысли. Ни один из них не проронил ни слова. В кабинете, положив под голову вывернутый рабочий халат, на мягком ковре посреди закупоренных пробирок и колб с порошками спал Дейдара. Шесть утра. После волшебной ночи дом спит сладким сном. Самое время собрать вещи и исчезнуть прочь, навсегда покинуть людей, за последние полгода ставших почти родными. Дальше тянуть было просто некуда. Ремиссия могла закончиться уже на следующей неделе, и тогда пиши пропало — уйти уже не получится. Кагуя, не торопясь, собирал вещи в спортивную сумку. С ней Обито обычно ходил в тренажерный зал, закинув сменную одежду, пару бутылок воды и полотенца. Возможно, он будет скучать по старой удобной сумке, но вскоре смирится и купит новую — Кимимаро сейчас она намного нужнее. И телохранителя себе, наконец, нормального заведёт. И примет то, что так будет всегда. Нет, Кагуя так не смог бы. Он даже лежать и ждать смерти, по сути, не смог, а, казалось бы, что может быть проще? Жить или существовать? Чем жизнь отличается от существования? Отличается ли? Если думать об этом, вещи никогда не соберешь. Кимимаро усмехнулся. Нырять в неизвестность каждый раз непросто. Стаж работы здесь роли не играет. Особенно, если знать, что назад уже не вынырнешь. Миссии имели свойство подходить к концу, но теперь всё по-настоящему. Покинув квартиру, он завершит последнее задание. Самовольно. Безответственно. Он станет дезертиром. Только вот все уверены в том, что он — живой труп, и вокруг ещё не наступил зомби-апокалипсис, чтобы бояться подобного. Всем будет наплевать на жалкого больного бывшего оперативника, которого никак до конца не одолеет лейкемия. А ведь стоило ему сыграть другую партию, всё закончилось бы совсем по-другому. Спокойно умер бы в прекрасном пентхаусе Учихи… Но, стоя на пороге смерти, будучи готовым взглянуть ей в глаза в любой момент, понимаешь, что силы жить иссякли далеко не полностью. Нет, это вовсе не страх– это нежелание упустить что-то важное, стремление идти вперёд и вперёд, пока силы совсем не иссякнут, пока не потеряешь способность шевелиться, пока не сможешь сказать себе и смерти, что сделал всё, что выжал из жизни то, что тебе причиталось, даже если причитавшееся — суть страдания и боль. Лучше ли эти переживания пустоты? Не поймешь, пока не почувствуешь на собственной шкуре, а почувствуешь обязательно — здесь совсем без вариантов. Интересно. Это действительно интересно. Чем дольше живёшь, тем сильнее желание узнать. Пусть оно становится ещё сильнее. Растет больше и больше. … Осторожно ступая по просторному холлу, тихо спускаясь по лестнице на первый этаж, через кухню пробираясь к черному ходу, Кимимаро улыбался. Свобода это и правда так весело? Часы показывали четверть седьмого, когда едва слышно звякнул колокольчик входной двери, провожая недолгого гостя. Кагуя махнул рукой на прощанье огромному дому и его обитателям, навсегда покидая их жизнь. Пробиваясь сквозь шторы, утренние лучи солнца светили прямо в лицо, прогоняя сон. Можно просто перевернуться на другой бок и спать дальше. Дейдара открыл глаза. — Доброе утро, — на полу рядом с ним, положив руку под голову, лежал Обито. Их взгляды встретились. — Доброе, — прошептал юноша. Спустя минуту они шли по коридору, держась за руки и сохраняя контакт. — Твои предки смотрят на нас, — сказал Дейдара. — Пусть смотрят. Мне не жалко, — Обито улыбался. — А знаешь, что сделает их недовольные лица ещё недовольнее? — он остановился и притянул собеседника в себе, заключив в объятия. Дейдара знал. Его захлестнула волна тепла жарче любых солнечных лучей. Слившись с Обито в поцелуе, он словно плавился, но вовсе не от обживающих гневных взглядов неведомых глав клана. Ноги подкашивались, он не заметил, как оказался на руках бывшего напарника… Мягко обнимая юношу, Учиха медленно шел по коридору. Пусть злятся сколько угодно. Слушая прерывистое дыхание Дейдары, чувствуя, как тот прижимается к нему, Обито был по-настоящему счастлив. Они оба ждали, что в один прекрасный день Кагуя даст о себе знать, но вместо него Учихе позвонил другой важный человек. В ночи Обито проснулся от того, что его телефон упал с прикроватного столика. Дейдара перевернулся на другой бок, нахмурившись. Всё-таки он слишком изводил себя в лаборатории. Подняв с пола продолжающий вибрировать смартфон, агент поспешил покинуть спальню, чтобы не будить юношу. Разговор был коротким, но возвращаться хозяин дома не спешил. Дейдара проснулся из-за того, что во сне пытаясь дотянуться до Учихи и обнять его, ловил лишь пустоту. Протирая глаза пиротехник сел и огляделся. Тусклая полоса света из соседней комнаты надвое рассекала полотно, на котором в абстракционистской манере был изображен фамильный герб. Давно следовало нарисовать взамен что-нибудь поприличнее. Юноша нахмурился. Из кровати вылезать не хотелось. Под огромным пуховым одеялом в окружении горы подушек пиротехник чувствовал себя, как птица в большом уютном гнезде. Но без Обито, слишком большое дня одного, это гнездо становилось холодным и пустым. Он ведь вернется? А вдруг случилось что-то страшное? Авария на заводе? Террористы захватили самолет его авиалинии? — Обито, — тихий голос прорезался сквозь тишину. Казалось, он утонул в сонном ночном покое. Дейдара собрался покинуть ложе, но замер, потому что свет в соседней комнате погас, и через пару мгновений дверь в спальню отворилась. — Почему ты не спишь? — еле слышно спросил Обито. — Что-то случилось? — Нет. То есть, да, — Учиха присел на край кровати. — Мой обожаемый предок теперь покоится с миром. — То есть, отец… — Да. Всё прошло успешно. — Но это же хорошо, так? — Дейдара потянулся вперед, среди складок одеяла пытаясь нащупать руку собеседника. — Это прекрасно, — он потянулся навстречу юноше и накрыл его ладонь своей. В полумраке они молча смотрели друг на друга. — Представляешь, я так глубоко спал, что не услышал вибрацию телефона. Он тебя разбудил? — Нет. Просто не смог найти тебя рядом. Ложись уже. Не у меня рано утром встреча с партнерами, хм. Неслышно рассмеявшись, Обито послушался. Обнимая юношу, он чувствовал, как его легкое дыхание уносит прочь все мысли о прошлом. Ему и не нужно больше просыпаться от каждого шороха. Пришло время старым привычкам исчезнуть вслед за Мадарой.