.1.
Гарри пристально смотрит на нервные подергивания острого подбородка Малфоя. — Так… ты сказал, что тебе нужно поговорить? Малфой не отвечает ему. Но так сильно стискивает зубы, что Гарри почти слышит глухой скрежет. — Эм, с тобой все в порядке? Ты выглядишь немного… Холодные серые глаза устремляются на него, и Гарри поспешно отказывается от своих слов, поджимая губы и наблюдая, как Малфой в полном молчании кромсает салфетку на кусочки. Маленькая кучка раскрошенного Малфоем конфетти между солонкой, перечницей и запачканной бутылкой соуса HP постепенно растет. Малфой не сводит глаз с собственных рук: пальцы длинные, костлявые и белые, ногти обкусаны до мяса, лунки резко выделяются на розовых ногтевых пластинах. Правое колено яростно отстукивает неровный ритм под столом, а раздувающиеся ноздри время от времени выдувают горячие порывы воздуха. Редкие светлые волосы собраны в хвост на затылке, а несколько сухих, похожих на солому, прядей выбиваются из резинки и обрамляют худое лицо, свисая ниже челюсти. Потрескавшиеся губы ярко-розовые, нос почти неестественно прямой, и темно-русые, веерообразные ресницы трепещут, когда он, наконец, возвращает пристальный взгляд Гарри — только на мгновение. Несмотря на то что Малфой выглядит совершенно измученным, его глаза слишком яркие, острые, и они постоянно мечутся, никогда не задерживаясь на Гарри больше, чем на долю секунды. Уже не в первый раз Гарри замечает темные мешки под глазами Малфоя, морщины умело подавляемой тревоги, прочерченные на лбу и вокруг рта, выцветшую, слегка мешковатую одежду, впалые щеки, да и общий неухоженный вид. И Гарри просто не понимает, почему не может отвести от него глаз. Ничто в его нынешней внешности не стоит даже второго взгляда, и все же Гарри сидит, изо всех сил стараясь не моргать очень часто, чтобы смотреть так долго, как сможет. В Малфое есть определенная грация, приглушенное сияние, и Гарри отчасти смущен и отчасти загипнотизирован им. Это нервирует. Поэтому Гарри раздраженно громко вздыхает. — Малфой, что я здесь делаю? — спрашивает он, наклоняя голову и пытаясь поймать взгляд напротив. — Ты ведь послал сову и попросил о встрече со мной, да? Малфой поднимает глаза, отбрасывая в сторону остатки разорванной салфетки, и откидывается на спинку стула. Выражение его лица непроницаемо и холодно. — Это вам, дорогие. Они оба оглядываются, когда рядом начинает суетиться официантка, ставя тарелку с яичницей, сосисками и помидорами перед Малфоем, который немедленно склоняется над ней, беря нож и вилку. Гарри обхватывает обеими руками кружку с черным кофе, поставленную перед ним, склонив голову и наблюдая, как Малфой подцепляет ломтик помидора и запихивает его в рот, прежде чем сразу же откусить половину сосиски. — Чай? — спрашивает официантка, ставя маленькую плошку со сливками рядом с локтем Гарри. Малфой кивает, аккуратно вытирая уголки рта. — «Эрл Грей», если он у вас есть. Она отвечает, что нет, и Малфой вместо него довольствуется чашкой Дарджилинга. Гарри молча ждет, попивая кофе и глядя на Малфоя, который упорно уничтожает свой завтрак. — Пропустил вчерашний ужин? — слегка поддразнивает он, и губы его игриво изгибаются. Губы Малфоя, в свою очередь, слегка кривятся, ноздри снова раздуваются, а выражение высокомерного презрения настолько знакомое, что еще чуть-чуть, и Гарри рассмеется. — Я не хотел тебя обидеть, — говорит он, подавляя усмешку. — Возьми себе еще что-нибудь, если хочешь, я могу заплатить. Малфой резко кладет вилку, его глаза блестят отчего-то, когда он поднимает взгляд и не спеша откидывается назад. Рот медленно складывается в такую насмешливую, откровенно враждебную ухмылку, что Гарри мгновенно чувствует, как волосы встают дыбом. — Теперь ты и это сделаешь, Поттер? — тихо спрашивает Малфой тем же ровным, слегка хриплым голосом, которым заказывал завтрак и чай. — Значит, вынюхал меня, чтобы я стал твоим следующим благотворительным делом? Святой Поттер, — добавляет он нараспев, насмешливо-величественным тоном, склонив голову набок. Гарри поднимает брови, стараясь не потерять терпение так скоро и так легко. — И кто был моим последним благотворительным делом? — вежливо осведомляется он, поправляя пальцем очки. Малфой небрежно машет рукой, пожимая худым плечом. — Кто, черт возьми, знает, что Спаситель вытворяет в свободное время, — протягивает он, отпивая еще чая — принимая идеальную позу и поднося чашку ко рту вместо того, чтобы наклониться к ней. — Но разве это не то, что ты стремишься делать? Финансировать постройку новых больничных палат, восстанавливать школы, покупать бывшему Пожирателю Смерти завтрак? — Я просто вежлив, — спокойно говорит Гарри. — Ты можешь заплатить за себя сам. — И естественно, ты отказался от своего предложения, — выплевывает Малфой, вспыхивая из ничего. — Как будто потратил бы хоть один кнат на меня! — Да что с тобой не так? — горячо восклицает Гарри, понижая голос и наклоняясь вперед. — Ты попросил встретиться со мной и не сказал ни одного гребаного слова с тех пор, как я сюда пришел, а теперь упорно доказываешь, что ты все та же настоящая маленькая дрянь, затеяв спор, как будто нам все еще ебаные одиннадцать! — откинувшись на спинку стула, Гарри раздраженно ерошит рукой волосы, прежде чем вытащить бумажник. — Скажи мне, зачем я здесь, или я уйду, — раздраженно говорит он, перебирая купюры. Сжатые кулаки Малфоя дрожат на столе, глаза сужаются до пылающих огоньков, тонкая грудь вздымается. Что-то в том, как он медленно сдувается, как лицо теряет все краски, а губы начинают дрожать, заставляет Гарри полностью замереть, аж волосы на руках встают дыбом. Он все еще задерживает дыхание, когда через несколько секунд Малфой шипит сквозь стиснутые зубы: — Я беременный, Поттер. От тебя..2.
Весь тот вечер показался Гарри похожим на сон. Он никогда особо не наслаждался атмосферой клубов — безжалостным натиском чужих тел, музыкой, которая после определенного момента превращалась просто в шум, тем, что каждый — каждый — вокруг него, казалось, желал хорошо провести время. А может, это просто Гарри. Может быть, он был тем, кто не знал, как расслабиться и просто… прожить этот вечер. Был день рождения Симуса, и Гарри не смог отказаться, как и не смог выскользнуть оттуда задолго до того, как по-настоящему обосрался, и поэтому в одиннадцать тридцать вечера он смутно наблюдал, как Симус добавил крошечную золотую таблетку чего-то в его десятый напиток. Симус широко ухмыльнулся и с громким стуком протянул ему стакан. Вернись нахуй обратно к нам, придурок! Гарри поморщился и угрюмо пожелал себе лучших друзей, но повиновался. Остальная часть ночи была немного размыта, и Гарри помнил ее туманными обрывками: Симус забрался на барную стойку и бесцеремонно танцевал в течение полных сорока секунд, прежде чем завалиться и закончить с осколком стекла от своей пинтовой бутылки, воткнутым в руку; Дин выл, чтобы спасли жизнь Симуса, а то он умрет в свой день рождения; Рон ходил хвостом за изумленной молодой девушкой с кучерявыми волосами, ревущий «Гермиона, не игнорируй меня!» все это время, пока, растерянно хихикая, Невилл не оттащил его, сильно извиняясь перед ней; Рон и Невилл пытались продемонстрировать Симусу, Дину и Гарри, как выглядит традиционный волшебный бальный танец, в то время как люди вокруг них спешили убраться с дороги, бормоча себе под нос ругательства, а Невилл энергично вращался и опасно отпускал теряющего равновесие Рона. Гарри помнил, что был настолько вне всего этого, что, когда, наконец, заметил платинового блондина, сверкающего под разноцветными стробоскопами, не дал себе больше двух секунд, чтобы рассмотреть его, прежде чем целенаправленно направиться вперед, замысловато петляя. В ушах звенело, а в глазах плыло. Он чувствовал себя кем-то, кем никогда не был обычно, кем-то, кто регулярно и с радостью выпивал напитки с таинственными таблетками, замешанными в них, кем-то, кто не нашел ничего более забавного, чем кричать своему другу, чтобы тот взобрался на барную стойку и показал всем свою задницу. Поттер чувствовал себя более безрассудным, чем за все эти годы, чувствовал себя взволнованным и веселым. Свободным. Он полагал, что никогда больше не почувствует такого, так что к тому времени, как он подошел к Малфою, небрежно прислонившемуся к колонне, Гарри перестал думать. Малфой выглядел так же, как и тот сон, в котором, Гарри был уверен, он находится и сейчас. Остряк, как всегда, невыносимый как всегда, Малфой был неземным в ту ночь, чарующе красивый до такой степени, что Гарри почувствовал себя выбитым из колеи. Он был таким дерзким и самодовольным, что Гарри захотелось его сломить. Малфой ухмылялся, фыркал, огрызался и издевался. Побудил Гарри на бессмысленную маленькую погоню, прежде чем они закончили в кабинке прямо там, в мужском туалете этого тесного магловского ночного клуба в Уондсворте. Малфой тихо застонал, когда Гарри прижал его щекой к двери и въехал в его сочную, бешено толкающуюся навстречу задницу со всей силой и обжигающей энергией, которые — он чувствовал — бежали по его венам. Гарри ощутил вкус губ Малфоя, его шеи, пробежал руками по невероятной, бархатисто мягкой коже, обхватил пальцами тонкий, пульсирующий член, наслаждаясь звуками, которые Малфой издавал, когда Гарри надрачивал ему. Его стройное, бледное тело было гибким и податливым в объятиях Гарри. И когда он трахал Малфоя, впервые занимаясь сексом за много месяцев, впервые с тех пор, как его укусили, он не думал о своем волке. Его мысли не были заняты уродливым пятнистым розовым шрамом на левом бедре. Гарри не мучился из-за того, что технически он опасный хищник, зараженный болезнью, которую нельзя вылечить, и что, если бы не зелья, он бы считался угрозой для общества. Он втрахивал, втрахивал и втрахивал Малфоя в хлипкую фанерную дверь, выжимая из него беспомощные крики и бесстыдные требования, пока они оба не задрожали от оргазма, и Гарри не излился в него. Долго и с такой силой, что почти ослеп. Гарри почти ничего не помнил после того, как Малфой поправил свою одежду, бросил непонятный взгляд широко раскрытых глаз и выскользнул из кабинки. На следующее утро он проснулся в гостиной Рона и Гермионы, смущенный и подавленный, но каждая деталь его впечатляющей ебли с Малфоем отпечаталась кристально ясно в его болезненно стучащей голове, и он подумал… ну, всякое дерьмо случается. И теперь, спустя полтора месяца, он осознал, что да, воу, дерьмо случилось. Еще какое.