***
Каждый шрам на своём теле Озен прикрывает ещё более уродливым шрамом — очередным выкупленным Клином Тысячника, который красуется на коже омерзительным наростом. От этих артефактов цветут бесконечные синяки, наливаются кровью конечности и постоянно чешутся раны, покрываются сначала коркой, а затем затягиваются тонким слоем кожи. Её руки уже давно перестали быть похожи на человеческие. Она сама, наверно, человека-то не напоминает, но упорно стремится воссоздать хотя бы внешний вид: носит закрытую одежду и перчатки, по-особенному укладывает волосы. Не понимает, как другие Белые Свистки так запросто расстаются даже с теми крохами человечности, которые в силах сохранить. Лиза пытается влезть даже здесь, всё пытается сковырнуть засохшую ранку, заглянуть под неё, увидеть кровь у Недвижимой Леди. Белые Свистки всегда привлекали к себе внимание, но после первого щелбана все любопытные носы отлетали достаточно далеко, чтобы не лезть снова. Лиза лезла. Лезла упорно, напролом. Получала десятки щелбанов, ударов ногой в грудь, вышибающих из лёгких весь воздух, несколько раз огребала кулаком в живот, от чего блевала дальше, чем видела. И всё равно лезла. Несносная девчонка. Ненавистный подросток. — О-о-озен! Ребёнок с бушующими гормонами, каких Озен терпеть не может. — Озен! — Лиза упорно привлекает к себе внимание. Женщина с громким стуком ставит пустую кружку пива на стол, подзывает служанку и требует повторить, и только после этого вопросительно смотрит на ученицу. — У тебя такие бездонные чёрные глаза, Озен, — ослепляет своей улыбкой Лиза и получает щелбан, к которому совсем не была готова: — Эй! — Комплимент не удался. — Почему же?! Они сидят на одной скамейке почти плечом к плечу — Лиза не знает понятия личного пространства, что всегда выводило Озен из себя. Хотя порой это качество в Бездне пригождается. Она резко разворачивается к Лизе всем телом, ловит её взгляд, чуть наклоняет голову набок и позволяет рассмотреть свои глаза получше. — Почерневшие склеры — следствие проклятья Бездны, — холодно чеканит Озен, глядя прямо в небесно-голубые глаза напротив. «И просто очередной шрам», — хочет добавить она, но молчит. Лиза тоже не произносит ни звука. В какой-то момент женщине даже кажется, что она любуется, но это исключено. Её теряющий человечность облик — не то, чем можно любоваться. — И это красиво, — задыхаясь, наконец, говорит девушка и подаётся ближе. — Знаешь… — Озен не двигается скорее по привычке, даже когда чувствует чужое дыхание своей кожей, — твои глаза напоминают о Бездне. Так же черны и столь же бездонны, — безмятежно улыбается Лиза. Напряжённую атмосферу между ними разрывает стук наполненной деревянной кружки. Озен отстраняется, запивая свою растерянность пивом, пока Лиза щебечет под ухом: — Когда мне исполнится восемнадцать, выпьешь со мной? — Эти условные правила искателям ни к чему, почему бы не выпить сейчас? — Хочу хоть что-то в своей жизни сделать по правилам. На мой день рождения, — ставит условие Лиза, — ты пьёшь со мной, пока я не вырублюсь!***
— Давай искупаемся вместе, Озен! У женщины, кажется, начинает дёргаться глаз. — Я же отослала тебя на третий слой, когда ты успела вернуться? — Я шустрая, ты же знаешь. Разведала всё, что ты сказала! Озен морщится, пытаясь припомнить, сколько мест она пометила, чтобы ученица обновила по ним карты. Не меньше двух десятков, кажется. От Лизы за версту несёт рвотой, кровью и выделениями животинок с третьего слоя, так что вряд ли она врёт. — Ну так что? — девушка переворачивает шкаф в комнате наставницы вверх дном, выуживает оттуда свою одежду, достаёт из комода чистое полотенце — словом, чувствует себя как дома. Озен корит себя только за то, что не заметила, когда эта вездесущая проказница успела оставить в её личном шкафу свою сменную одежду. — О-о-озен! Ты меня слышишь? Пошли! — Отстань, малявка. — Я уже не малявка! Ну Озен! Уже одиннадцать вечера, ты как раз в это время идёшь в ванную! — Не каждый же день. — Сделай исключение. Спинки друг другу потрём, — довольно мурлычет Лиза, осторожно приближаясь к женщине, готовая (и вполне справедливо) к любым щелбанам или пинкам, которыми в плохом настроении щедро осыпала Озен. — Нет. — Да что я не видела?! — Нет, я сказала. — Ну О-о-озен! — Завтра отправимся на четвёртый слой, я из тебя всю дурь выбью. — Не сомневаюсь! — лучезарно лыбится Лиза, пихает в руки наставницы полотенце и хватает за руку, пытаясь увести за собой. — Тогда нам тем более следует помыться! Недвижимая Леди не была бы Недвижимой, если бы её можно было так просто сдвинуть с места. Ладонь Лизы соскользает, но она успевает в последний момент сжать пальцами ткань перчаток. Вид собственной обнажённой кожи Озен уже не расстраивает. Её расстраивает (до зубного скрежета), что нужно придумывать новое извращённое наказание для этой мерзавки. Лиза уже видела её руки. Они пропадали в Бездне неделями, спускались вплоть до пятого слоя и какие только ранения не получали. Лиза уже давно всё видела, но Озен неприятно видеть свои шрамы в относительно мирной жизни и уж тем более не хочется показывать их кому-то ещё. Клинья Тысячника на ощупь — холодный металл; ладони Озен не намного теплее, но Лиза всё равно обхватывает их своими руками — нежными и тёплыми, ещё не испещрёнными шрамами и бесконечной борьбой — и улыбается обнадёживающе, ни капли не осуждающе. — Пойдём, — заискивающе предлагает она, не обращая на уродливые руки Озен внимания. — Снова покажешь мне, как ты делаешь свою укладку. Женщина прикрывает глаза и глухо смеётся: что за глупая ученица ей досталась? — Я не делаю укладку на ночь.***
— Новый Клин? — спрашивает Лиза, глядя на спину Озен. — Угу, — не отрицает та, обливая себя водой. — Ещё не прижился… — Буквально недавно принесли. Не трогай, — заранее предостерегает Озен. Уж ей-то не знать нрав этой девчонки — вечно руки тянет, куда не следует. — Кто тебе помогает их вживлять? — Никто. — Н-но как же ты до спины… — Приноровилась, — горько усмехается Озен и поворачивается к Лизе лицом. — Бондрюд предлагал помощь, но этому мерзавцу нельзя доверять. Запомни это. — Я помню. — Хорошая девочка. — Эй, Озен… — опять серьёзный тон. Когда Лиза начинает говорить серьёзно — жди беды. — Тебе уже много лет, и я хотела… — Напоминать женщине о её возрасте неприлично, — нравоучительно фыркает Озен и разворачивает Лизу к себе спиной. — Что ты там говорила про «потереть спинку»? Как думаешь, с моей силушкой удастся ли протереть тебе её до костей? — Озен, с-стой! Нет, я боюсь щекотки, Озен! — Лиза дёргается, когда чужие пальцы издевательски пробегаются по бокам. — Воду расплескаешь, а ты ведь так долго её грела. — Озен, ха-ха!.. — Что сразу Озен? Ты же Чёрный Свисток, а боишься такой мелочи, как щекотка. Надо исправлять. — Н-не надо! — девушка громко ойкает, буквально подскакивает на месте и собирается развернуться к наставнице. Сегодня удача была явно против неё: она скользит по дну ванной и падает практически на спину, выплёскивая ещё больше воды, успевает лишь приподняться на локтях. Озен, по инерции попытавшаяся ухватить ученицу и удержать от позорного падения, нависает сверху. Щёки Лизы покрываются густым румянцем прямо на глазах, что женщину донельзя забавляет. — О, — озаряет её догадка. — Времени-то я тебе на свиданки не оставляла, да, Ли-и-иза? — Не нужны мне свиданки… — смущённо бормочет девушка. — Да и ты пропадаешь в Бездне, у тебя, поди, тоже свиданок не было! — Живу я подольше твоего, всякое пробовала. — И-и… и «это» тоже? — А что, — глумится Озен, — интересно? Лиза краснеет ещё больше — куда уж больше? — и отводит взгляд. — Я красивая, — неожиданно произносит она. — И у меня уже полно поклонников. Так что когда-нибудь… — Конечно, когда-нибудь… — разочарованно вздыхает Озен и вылезает из ванны. — Озен! — подскакивает Лиза. Женщина разворачивается к ней, показывая, что слушает, но при этом вытирается с самым безразличным выражением лица на свете. — Я буду задавать тебе вопросы! — Вот только секс-просветом мне заниматься не хватало. — Д-да ладно тебе! Озен, эй, подожди меня! — Вытрись для начала, что ты за бестолковая!..***
Пьяная Лиза заваливается к ней на наблюдательный пункт, хотя Озен уверена, что совсем недавно лично спровадила её на поверхность. Она даже не хочет знать, в каком состоянии этот маленький гремлин преодолевал первый слой. — Мне напомнили!.. — с порога кричит тот-самый-маленький-гремлин. Озен, честно говоря, не хочет её слушать. — Ты обещала выпить со мной на день рождения! — Не обещала. Да и поздно ты опомнилась. — О-о-озен! — навязчиво липнет к руке Лиза. — Я… я хочу с тобой… выпить! Озен трясёт схваченной рукой. Девчонка обхватила её намертво. Озен трясёт сильнее. — Ща блевану… Женщина вздыхает, подаёт знак служанке. — Отлипни. Выпью я с тобой. Лиза сияет, как солнечная сфера во тьме, опять глаза слепит. Озен усаживает её на стул, пару раз бьёт по щекам и пихает в рот пару вяленых кусочков мяса. Та отмахивается и глупо хихикает. — Закуси, дура. Что ж с тобой делать-то… Пронырливая служанка — девочка четырнадцати лет отроду, Озен периодически таких подбирает по всей Бездне — разливает быстро, без напоминаний выносит закуску и исчезает за дверью. Смышлёная, не глупая — Озен любит таких. Далеко пойдёт. — Я же говорила, что у меня много поклонников? Сегодня сразу несколько предложили мне кольцо! — принимается щебетать Лиза, накидываясь на еду. «Не закусывала», — закатывает глаза Озен и усаживается напротив, отхлёбывает вино из кубка. — Меня столько людей поздравили сегодня с днём рождения, таверна была переполнена!.. Куда ей вообще пить? В этом худоващом тельце едва килограмм пятьдесят набирается, её нельзя к спиртному подпускать. Ужрётся и не заметит ведь. — О-о-озен! Ты слушаешь меня? — У меня есть выбор? Лиза подхватывает свой кубок и в несколько глотков осушает его полностью. Выдыхает от количества выпитого, слегка мотает головой и отодвигает тарелку с едой в сторону. Озен даже предположить боится, что на неё нашло. — Меня так много поздравило с днём рождения… — тише говорит Лиза, неуклюже взбираясь на стол и подползая к наставнице. — Ты уже говорила, — хмурится та, мысленно сделав заметку, чтобы потом заставить негодницу драить эту комнату до сверкающего блеска. — …но ты меня не поздравила… — мямлит девушка, приближаясь к Озен и упираясь руками в её плечи. — Я требую возмещения морального… морального… ущерба, вот! — Если ты сейчас же не слезешь со стола и не прекратишь… — Научи меня целоваться! — Лиза! Осознание, что уже бесполезно пытаться отцепить от себя маленького вампирёныша настигает Озен слишком поздно. Лиза плавно перекочевала со стола к ней на колени, обхватила руками за шею и явно была готова к тому, что наставница её сейчас отшвырнёт в сторону, а потому не медлит и прижимается к её губам своими. Так по-детски, что у Озен глаз дёргается. — Это даже на чмок не тянет, — издевательски ухмыляется она, когда Лиза немного отстраняется. — Т-т-так научи! — заикается девушка, предательски покраснев. — И не смотри так!.. — Целуются с языком, — на полном серьёзе поясняет Озен, указав пальцем на свои губы. — А ты даже собственный рот открыть не удосужилась. — П-подожди, то есть… с языком… серьёзно? — Лиза пьяно хлопает ресницами, наивно полагая, что Озен шутит. В какой момент она вообще согласилась быть манекеном для тренировки в поцелуях? — Пить не умеешь, целоваться не умеешь, — беззлобно бормочет женщина, поднимаясь на ноги. Лиза ойкает, обвивая наставницу всеми конечностями и стараясь удержаться на весу. — Неужели ни разу не видела, как это делают другие люди? — Они просто жмутся губами друг к другу, — максимально серьёзно отвечает Лиза. — Почти как при искусственном дыхании. — Я слишком часто таскала тебя по Бездне, видимо. — Именно, это твоя вина! — победоносно провозглашает девушка и ойкает снова — когда Озен обхватывает её ягодицы и грубо укладывает на стол. — Видимо, и правда моя. Покажу один раз и повторять не буду. Не рыпайся. Лиза замирает мёртвой статуей, чуточку испуганно смотрит на нависшую Озен, но в голубых глазах сплошь решимость — впрочем, чего ещё от Лизы ожидать? В решимости ей никогда равных не было. Пальцы плавно обхватывают подбородок, несильно надавливают, заставляя приоткрыть рот — Лиза повинуется, заворожённая бездной чёрных глаз, и успевает сделать вдох как раз перед тем, как Озен накрывает её губы своими. Ощущения скорее непонятные, но при этом до одури головокружительные. Действует ли на неё так алкоголь или это всё поцелуй, Лиза разобраться не может. Она цепляется за плащ на женских плечах, зажмуривает глаза и старается запомнить всё в мельчайших подробностях: как язык Озен очерчивает кромку зубов, как проходится по нёбу, как находит её собственный язык и как зубы напоследок прикусывают нижнюю губу. Лиза признаёт, что выпила слишком много; знает, что алкоголь греет похлеще костра, но от действий Озен становится ещё жарче, и голова невыносимо кружится. — Озен… п-прости, мне надо… — заплетающимся языком бубнит Лиза. Озен отлетает от неё в мгновение ока и так же быстро подаёт предусмотрительно валяющийся в комнате тазик. «Почти оскорбление», — фыркает она, глядя, как ученица пытается проблеваться, и чувствуя на языке неприятную кислинку. Подозревала ведь, что всё этим кончится.***
В отместку Озен, мерзко похихикивая, ставит спящей Лизе несколько смачных засосов и предусмотрительно укладывает спать рядом с собой, в собственной кровати, чтобы наутро лицезреть театр одной актрисы. Лиза скачет, как в жопу ужаленная, прыгает от одного зеркала к другому, прикрывается одной простынкой, стыдливо глядя на ухмыляющуюся Озен. — Как целоваться ты не знала, а что такое засосы, значит, знаешь. — Ты специально, — смекает Лиза. Озен едва сдерживает смех. — Ты специально!!! — Как ты могла такое обо мне подумать, — наигранно вздыхает женщина, прикрывая рот ладонью. — Тебе ещё драить столовую, если что. — М-мне?! — Кто вчера ползал по столу и промахнулся пару раз мимо тазика? — Н-ну… — Вот и не отлынивай теперь.