I don't mind, If your hands a little cold. Cause I'm alive, But I got no way to go.
Вечер Шарля наполнен фальшивыми улыбками, неискренним смехом, алкоголем и едва сдерживаемой скукой. Но он прекрасно знает свою роль — красивое печальное создание с тяжелой судьбой и ангельским личиком. Его задача — очаровать, влюбить, заворожить и подчинить, несмотря на подступающую тошноту от ореола тяжелого парфюма, плоских шуток и сальных взглядов, которыми провожают его гости. Поэтому он улыбается даме напротив него, растроганной его историей, и осматривает банкетный зал. Благотворительный вечер меценатов города важен для клана, чтобы укрепить их позицию в городе. Льюис блуждает по залу, одетый в свой дизайнерский костюм как в броню, выделяясь на фоне этой черно-белой скучной людской массы. Каждый гость получает толику его внимания, будь то улыбка или небольшой обмен репликами. Шарля всегда восхищала его игра: вся эта легкость и непринужденность в общении, когда на самом деле хочется разорвать им глотки. Дама перед ним все воркует и рассказывает про своих дочерей или про собачек, Шарль уже не уверен, отрешенно крутя в руках смартфон. Один звонок — и приятное продолжение вечера ему обеспечено, но эти лунные ночи Даниэль проводит с Максом, а Шарлю остается лишь проглотить это и смолчать. Уже в который раз. На его лице явно что-то промелькнуло, потому что дама перед ним замолкает и спрашивает о его самочувствии. Он находит взглядом Льюиса, который кивает ему, и Шарль облегченно выдыхает, извиняется перед гостьей и, сославшись на духоту, повисшую в зале, устремляется к выходу. Леклер одаривает улыбкой швейцара, который любезно предлагает ему плед, предупреждая, что на улице посвежело. Шарль лишь фыркает — кровь в его венах давно скована льдом, но все равно кивает и чувствует, как фантомное тепло окутывает его плечи. Он идет по подъездной дорожке, прикуривая сигарету, затягивается и с наслаждением выдыхает облако дыма. Кто бы мог подумать, что столь бесполезная человеческая привычка может как-то приглушать вечную жажду крови. Прислонившись к колонне ротонды, Леклер задумчиво смотрит на практически завершенный лунный диск, предвещающий скорое полнолуние — вечное проклятие оборотней и отрада для ведьм. Телефон вибрирует в кармане впервые за этот долгий вечер. Сначала он хочет проигнорировать сообщение, содержащее только адрес, но оно выглядит так отчаянно и непохоже на обычно дерзкие и игривые сообщения Дэна, что невольно заставляет его испытывать чувство тревоги. Этот парк находится совсем недалеко. Он бросает взгляд на торжество за окном, которое выглядит еще более картонно, если наблюдать за ним со стороны, делает последнюю затяжку и уходит в темноту ночи.***
Гул ночного города раздается где-то вдалеке, опавшая листва шуршит под ногами Леклера, прохладный ночной воздух щекочет его легкие, а над головой простирается лишь бескрайнее звездное небо. Он сверяется с картой, понимая, что уже почти на месте. Ночь всегда даровала ему чувство странной свободы. Даже тогда, в прошлой жизни, под южным небом у Средиземного моря. В те далекие времена, омраченные болью, кровью и запахом жженой плоти. Воспоминания так сильно въелись в подкорку, что он почти может ощутить этот запах. Тяжелый аромат в воздухе настолько явственный, что Шарля прошибает холодный пот, когда он понимает, что это не отголоски его прошлого. Запах такой яркий, удушливый и пугающий, что Леклер срывается с места, пытаясь побороть чувство тревоги, зародившейся в его груди. Шарль вылетает на поляну, залитую лунным светом, и застывает от открывшейся ему картины: повсюду разбросаны растерзанные тела, в воздухе чувствуется гарь и порох, а желудок буквально выворачивает от вида обугленного до костей человеческого мяса, хотя его вампирская натура и повела заинтересованно носом. Насытив легкие тяжелым металлическим ароматом пролитой крови, он отбрасывает эти мысли, обратив все свое внимание на фигуру посреди этой ужасающей картины. Макс сидел на земле, покрытый кровью, сажей и грязью, покачиваясь из стороны в сторону, даже не заметив присутствия Шарля. Тот сделал пару осторожных шагов к нему, пока не оказался прямо напротив Ферстаппена, который уставился в одну точку. — Где Даниэль? — глухим голосом спрашивает он. Слова прозвучали, словно выстрел в этой ночной тишине. Макс вздрагивает и поднимает на него глаза, покрасневшие от лопнувших капилляров и пролитых слез. Мокрые дорожки отчетливо видны на его чумазом лице, а взгляд такой пустой, что Шарль вздрагивает. Только сейчас он замечает, что все это время с отчаянием сжимал в руках Макс — лоскут яркой обожженной ткани с до боли знакомым безумным цветочным принтом. Леклер падает на колени и притягивает Макса в свои объятия. Они не друзья и никогда ими не были. Все их разговоры состояли из колкостей и незначительной болтовни, поэтому они почти никогда не разговаривают, — их тела сами говорят то, что они не смеют произнести при свете дня. Особенно после той ночи пару недель назад: умелые руки, жадные губы и солнечная улыбка Даниэля Риккьярдо. Перед глазами начинает мутнеть, и он чувствует, как Макс утыкается ему в ключицу. Слезы беззвучно текут по его лицу. Шарль лишь снимает с плеч давно позабытый плед и укутывает в него Макса, осторожно поглаживая по волосам. Его взгляд обращен к звездам — горящим сферам в атмосфере, которые выше всего низменного на земле, — а в голове ни единой мысли. Луна уже скрылась за облаками и сменила свое положение, когда Макс наконец-то начал говорить, отодвинувшись от Леклера, явно смущенный проявленными эмоциями. Он безуспешно пытается вытереть лицо, а голос охрипший и сорванный, когда с его обветренных губ срывается ответ на давно заданный Шарлем вопрос: — Его нет. Леклер молчит. — Его нет. Вспышка — и нет! Только… — Макс до треска сжимает в руках лоскут ткани. — Он же говорил, что у него плохое предчувствие, а я его не слушал. Зачем же мне его слушать, да? Я же знаю лучше. Тупица, тупица, тупица. — Успокойся, — Шарль берет его за руку, пытаясь усмирить. Провернуть свой обычный трюк он не может, но это явно работает, потому что Ферстаппен успокаивается и перестает причитать. — Кто эти люди? — Он кивает в сторону трупов. — Без понятия. Приезжие охотники, решившие испытать свою удачу? Я не знаю. Я ничего не знаю, — Макс начинает вновь тараторить, задыхаясь, сжимая руку Шарля так, что он слышит, как хрустят его кости. — Все будет хорошо, я обо всем позабочусь, — он аккуратно отцепляет окровавленные пальцы и берет лицо Макса в ладони, смотря в глаза. Жест, смущающий и интимный, переходит все возведенные ими негласные границы, как и то, что он собирается сделать. Макс ненавидел, когда на нем использовали внушение, но сейчас он рад этому избавлению, преподносящему ему успокоение и призрачную надежду. — С Даниэлем все хорошо. Он всегда возвращается. Дыши. Вдох, выдох. Вот так. Ничего не будет хорошо: от Даниэля осталась кучка пепла, на его руках парочка растерзанных трупов охотников и Макс Ферстаппен на грани истерики. Он чувствует, что и сам с трудом держит себя в руках, но он должен пережить это. Ради них. Ради себя. Шарль достает телефон из кармана и набирает Льюиса, коротко объясняя ему ситуацию. Одной проблемой меньше. — Мы должны уходить: скоро здесь будут наши люди, — Леклер со вздохом встает и помогает подняться Максу, который вцепился в его рукав и не отпускает. Шарль с недоумением смотрит на него, пока тот не произносит едва слышно: — Побудь со мной. В этих трёх словах столько боли и одиночества, что у Шарля щемит сердце. В этих трёх словах простая просьба, но в то же время читаемое между строк: я не могу оставаться один. Немногим доводилось видеть Макса Ферстаппена в момент его слабости, а те, кто все же были свидетелями проявления его эмоций, никому не смогут уже поведать об этом. Шарль, знавший обо всем этом, понимает, что впоследствии очень сильно пожалеет о своем решении, но кивает и берет его за руку, уводя подальше от ужасов ночи.***
Они снимают номер в мотеле, когда на горизонте уже рдеет рассвет. Леклер сразу же отправляет Макса в душ, пока пытается решить все вопросы с кланом. Разговор выматывает его, как и непривычное беспокойство, проскальзывающее в голосе Льюиса. Да, я в порядке, Макс тоже, Дэн, я не знаю... Помнишь Италию? Тут его голос срывается, и он замолкает, наблюдая за тем, как солнце поднимается над горизонтом, пока Хэмильтон понимающе молчит по ту сторону трубки. Ночь сменяется новым днем, а он мыслями глубоко в прошлом. Ночь его гибели тоже была лунной, звездной, такой, что зарево пожара отражалось от темного зеркала океана, а в воздухе витала тошнотворно-приторная вонь горелого мяса. На смену ей в памяти всплывает другая ночь: такая же лунная и кровавая; горы растерзанных тел, запах гари, ярость и острое чувство потери Даниэля. Вот только тогда он, а не Макс, был в центре этой ужасающей инсталляции, стоящей ему свободы на долгие годы. Он сжимает подоконник так, что трещит дерево, и вздрагивает от щелчка дверного замка. Макс, поникший, выходит из душа и сразу же плюхается на кровать, заворачиваясь в простыни и полностью игнорируя присутствие Шарля. Тот отталкивается от подоконника и присаживается на край кровати. Его костюм безвозвратно испорчен, а под ногтями собралась кровь и грязь. Леклер горько усмехается, а потом понимает, что все то, что он сдерживал все это время, грозит вырваться из него. Его начинает трясти. Почувствовав это, Ферстаппен обхватывает руками дрожащее тело и утягивает к себе в объятия. Они лежат в тишине несколько минут, пока Макс не выдает, сморщив нос: — Ты грязный. В душе еще осталось немного горячей воды. Шарль издает полусмешок-полувсхлип, пихая его в плечо. Однако предательская улыбка трогает его губы, и он чувствует, как дергаются уголки губ Макса. — Как ты можешь быть таким спокойным? — Наверное, действует твое внушение. Тебе бы сейчас тоже не помешало. Портишь весь образ героя в развевающемся плаще, — поддразнивает его Макс, а потом будто что-то осознает. — Кстати, как ты узнал, где нас искать? — Дэн скинул смску с адресом. — Что?.. — Что-то не так? — Шарль приподнимает голову и смотрит на Макса, который хмуро уставился в потолок, явно что-то обдумывая. — Нет, я… — Макс запинается. — Все просто случилось так быстро. Вспышки, крики, стрельба. Он прикрыл меня от пули, отбросив в сторону деревьев, и я, видимо, на время потерял сознание, потому что когда очнулся, вокруг кричали люди, все горело, и Даниэля не было поблизости, поэтому я немного… сорвался. Он замолкает, явно не считая нужным продолжать. Шарль понимающе молчит, позволяя ему играть со своими волосами. Это бездумное действие начало убаюкивать его, а изнуряющая ночь наложила свой отпечаток, поэтому спустя пару минут он провалился в сон.***
Леклера будит стук в дверь. Ферстаппен сонно ворочается рядом с ним, но стоит приглушенному голосу раздаться из-за двери, как тот уже распахивает дверь нараспашку и замирает. На пороге стоит Даниэль Риккьярдо собственной персоной, усталый и помятый, но с неизменной улыбкой на лице. Макс издает неясный звук, похожий на рычание, явно разрываясь между желанием ударить или обнять, но второе все же одерживает вверх. — Скотина, — приглушенно произносит Макс ему в рубашку, очевидно снятую с чужого плеча, а потом пихает его в плечо. — Не делай так больше. — Не буду, Макси, — он умиротворенно улыбается, вдыхая аромат его волос. — Спасибо, Шарль. Он встречается взглядом с Леклером, который комкает в руках простынь и вновь чувствует себя третьим лишним на этом празднике жизни. Шарль переводит взгляд на руки Даниэля, измазанные в золе, но без следов ожогов — и в его мозгу будто что-то щелкает. Витающая завеса тайны наконец-то сорвана, сожженная на алтаре открывшейся ему правды. Вот что не давало ему покоя все это время. Теперь последний кусочек головоломки найден. — Они приходили за тобой. Они знали, кто ты такой. — Вот только они не учли, что со мной будет оборотень с деструктивным агрессивным поведением в преддверии полнолуния, — небрежно отмахивается Даниэль. Макс возмущенно вскрикивает и пихает его под звонкий смех Риккьярдо. — Они приходили за тобой, как и тогда, — упрямо повторяет Шарль, привставая с кровати и смотря ему в глаза. Его злит, что Даниэль вечно обходит эту тему и отшучивается, а после этой ночи, когда он стал невольным свидетелем со стороны того, что творит с тобой ослепляющая ярость из-за этого человека, он заслужил ответы. Хотя Леклер почти уверен, что прав в своей догадке. Бабушка иногда рассказывала ему об этих мифических существах и их могущественной силе, но мифы и сказки на то и сказки, чтобы оставаться таковыми. По его спине пробегает холодок оттого, что мелькнуло в медовых глазах, всего на мгновение, быстро сменившись привычными искорками смеха и чем-то похожим на облегчение. — Я всегда говорил, что я редкий экземпляр. — На грани мифа. — Не без этого, — Даниэль лишь пожимает плечами. — Уже что, приценились, сколько сможете выручить за меня на черном рынке? — Ты буквально можешь оставить от нас горстку пепла. Ты что, считаешь, что мы настолько глупы? — подает голос Макс, смотря на него исподлобья. — Скорее меркантильны, — усмехается он. Шарль не понимает, как оказывается в медвежьих объятьях Даниэля, прижатый к недовольному этой ситуацией шипящему Максу. До его слуха доносится едва слышное «спасибо», и он отпускает себя, вжимаясь в него и вдыхая полной грудью впервые с того момента, как очутился на той проклятой лесной поляне. Терпкий мускус, горькая полынь, волчья шерсть и сладковатый аромат крови окутывает их в кокон, делая их запахи неотделимыми. И он впервые за долгое время чувствует себя дома. В объятиях человека, олицетворяющего все то, что отняло у него прошлую жизнь, — огонь, боль, вечное перерождение и красота.