***
Джек возвращался домой один, как это было раньше. Он медленно плелся по улицам в такт Pass Slowly и пинал какой-то камень, который нашел еще у выхода из школы. Сегодня явно был дерьмовый день: он получил много стресса. И что мы делаем со стрессом? Правильно – заедаем. Поэтому после ближайшего минимаркета парень плелся домой уже с огромным пакетом еды, добивая себя Sleepwalking. О да, сегодня весь день будет играть плейлист для паршивого настроения, и, увы, никто ничего с этим поделать не сможет. Да, Финн прав, и Джек, действительно, зациклился на себе и на своих страданиях. Грейзер знал о чувствах Эшера, но все равно при нем все время смотрел только на парня, который давно на него забил, а после появился, как только Джек настроился забить уже на него. И потом оставил… снова. Джек тоже тот еще дурак, который не учится на своих ошибках. Но даже несмотря на то, что Энджел был все время рядом, сердце учащенно бьется только в присутствии одного очаровательного кудрявого придурка с острыми скулами и глубокими, почти черными, глазами. И, да, Финн снова прав: он – самый популярный парень в школе, а Джек – просто лузер и несчастный влюбленный гей. Они по определению не могут быть вместе. Те счастливые годы дружбы и воспоминания о них давно покрылись мхом, и парень уже не уверен, были ли они вообще. Может, это просто его очередная больная фантазия. Но Финну явно не стоит общаться с ним, ведь это, и правда, плохо отразится на его репутации. Джек это понимает, он это прекрасно понимает, но кое-что другое не может уложиться у него в голове. Почему Вулфхард был рядом эти несколько дней? Просто, зачем? Для чего давать надежду, прежде втоптанную в землю, и после закапывать ее еще глубже? Джек понимает, прекрасно понимает, что ни один здравомыслящий человек не променяет все, чего он добился, на глупого влюбленного в него мальчишку, но и он – не просто игрушка. Он не позволит с собой так обращаться: на людях прятать себя, а где-то в темном углу, где никто не увидит, доставать и играть, как только заблагорассудится. У него еще есть гордость, которую он никуда не засунет. И именно эта гордость подсказала, что единственным верным решением будет отказ Эшеру. Энджел, без сомнений, один из самых важных людей в жизни Грейзера, и он просто не хочет обманывать его, водить за нос и давать ложные надежды. И сказать он должен был сразу. Джек не хотел делать больно другу, но он сделал. И если бы согласился на эти отношения, делал бы еще больнее, ведь его чувства к Финну – не болезнь, про которые он читал. Она не уйдет и не испарится. Возможно, со временем, но точно не сейчас. Джек дошел до дома и медленно открыл дверь в дом, прислушиваясь к звукам за ней. Видимо, родители еще дома. Гадство. Парень нехотя вошел внутрь и стал разуваться, кинув ключ куда-то на столик в прихожей. - Милый, ты вернулся? – Разнесся приятный женский голос откуда-то из кухни или гостиной. - Да, мам! – подавая признаки присутствия, крикнул подросток и вошел в дом, еще несколько раз проматерившись про себя. Парень вошел на кухню, где и сидели родители и пили чай перед поездкой к родственникам, от которых его передергивало. Да что уж его, Грейзер старший периодически уезжал от любимой тещи с дергающимся глазом, хоть и был весьма терпеливым человеком. Нет, вы не подумайте, Джек очень любил своих бабушку с дедушкой, просто сейчас у него явно не было настроения играть со стариками в настольные игры и слушать истории, которые уже рассказывались 1000 раз, а то и больше, и которые он уже наизусть знает со всеми мельчайшими подробностями. Так что подросток кинул пакет на стол и начал расталкивать продукты в холодильник. - Как дела в школе? Джек остановился и ненадолго завис, снова вспоминая все произошедшее за сегодня. «Дерьмово!» - подумал парень, но озвучивать не стал. Вместо ответа на поставленный вопрос в голове пронеслась одна простая мысль: «А не рассказать ли?». Хуже этот день уже точно не будет. Наверное, в этом и есть маленькая прелесть быть лузером – тебе уже нечего терять. Джек хлопнул дверцей холодильника, развернулся, и медленно и четко произнес ту самую фразу: - Мам, пап, я – гей. Кажется, отец подавился чаем, а мама уронила рулон бумажных салфеток, который держала в руках, но Джек не уверен, потому что, заметив их медленно вытягивающиеся лица и округляющиеся глаза, он со всех ног побежал в свою комнату и закрылся там, в надежде, что они сейчас просто уедут, оставив его одного и никак не прокомментировав это. Но зря надеялся. Стоило подростку драматично упасть на свою кровать, зарывшись лицом в подушку, и пустить первую слезу (прямо как это делают во всяких романтических комедиях, которые периодически посматривал Грейзер), как в дверь постучали, а после, не дождавшись ответа, беспардонно открыли. Через несколько секунд Джек почувствовал, как матрац, рядом с ним, продавился под чьим-то весом, а после мягкие руки нежно погладили его по спине. - Ты как, малыш? - Сказать честно – дерьмово. А ты? - Тоже, - женщина подсела еще ближе и приобняла сына за плечи, - представляешь, мой сын скрывал от меня свою ориентацию, мелкий засранец, и целый год ходил как побитая амеба. Джек улыбнулся в подушку. Каким-то образом, мамы всегда умеют тебя успокоить и поддержать. Каждая по-своему, но это всегда помогает. - Ты знала? - Дорогой мой, ты приходил весь в синяках после школы и запирался в ванной, откуда выходил с красным носом и опухшими глазами. Женская интуиция, конечно, штука мощная, но для того, чтобы понять, что что-то не так, она не понадобилась. Парень перевернулся на бок так, чтобы видеть свою мать, которая продолжала поглаживать сына уже по щеке. - И как ты, разочарована? – Видеть маму, он видел, но смотреть в глаза все еще было стыдно. - С чего бы? - Сама знаешь. - Ты, правда, считаешь, что я перестану любить тебя из-за этого? Джеки, ты – мой сын: самое дорогое, что есть у меня и твоего отца. И мы будем любить тебя несмотря ни на что. Правда, меня огорчает то, что ты мне ничего не сказал. - Ну, я же парень. А парни не плачут. - О Господи! Джека резко приподняли и заключили в самые крепкие в его жизни объятия. Признаться, они с отцом периодически побаивались миссис Грейзер, потому что откуда в таком женственном и достаточно хрупком теле столько силы, понятно не было. И Джек уже задыхался, но было так хорошо и тепло, что хотелось оставаться в этих руках как можно дольше. Отчего-то в такие моменты чувствуешь себя снова маленьким, и тебе кажется, что этот своеобразный барьер защитит тебя от всего и спрячет от жестокой реальности и взрослой жизни. - Дорогой, ты знаешь, почему говорят, что мальчики не плачут? – Кажется, подросток отрицательно качнул головой. – Все просто: для того, чтобы люди не видели твою слабость. Плакать – нормально, так же как и делиться переживаниями с близкими, но просто… как бы объяснить. А ты часто видишь плачущих девушек? – Снова отрицательный кивок. – Я к тому, что нет разницы: парень или девушка. Тяжело бывает всем. Просто нельзя это показывать из-за того, что есть люди, которые, увидев твои слабости, начнут их использовать против тебя. И это не значит, что ты должен всегда быть сильным и непрошибаемым как кремень, ведь есть близкие люди, которые поддержат, понимаешь, золотце? - А если человек, которого ты считал одним из самых близких, предает тебя? - Так вот в чем дело. Финн? – Джек вздрогнул от упоминания этого имени. Почувствовав это, женщина начала поглаживать сына, не давая слезам выкатиться из его глаз. – У него могли быть причины для этого, не просто так же он перечеркнул всю вашу дружбу. - Это не он перечеркнул, а я. Мам, я втрескался в лучшего друга. Как бы приятно и тепло не было в маминых заботливых руках, разбитое сердце дает о себе знать, и слезы уже не удается остановить никакими мягкими поглаживаниями по спине. Но плакаться кому-то родному куда приятнее и более успокаивающее, чем рыдать на холодном кафеле ванной комнаты. А что бы вы делали, чтобы успокоить своего сына, страдающего от неразделенной любви? Вот и миссис Грейзер не знала, лишь пыталась успокоить и подобрать нужные слова, которые скажет, как только Джек успокоится. - Я не знаю всего, но знаю одно: никогда нельзя рубить сгоряча. Я знаю, он обидел тебя, и вижу, как тебе больно. Да я сама ему яйца откручу, если ты из-за него будешь страдать еще больше, но он тоже подросток, а у вас всегда все сложно. Я имею в виду, что если у него была веская причина, то когда-нибудь ты сможешь его простить. Но тут вот еще какая штука: одного прости не всегда достаточно, и иногда человек просто обязан исправить свои ошибки, чтобы вернуть доверие, и больше не допускать их, понимаешь? Мальчик лишь слабо кивнул, хлюпая носом. С плеч упала гора, и сейчас Джек думает, что он действительно дурак, раз не поделился своими переживаниями с ними. Эшер был прав, когда подбивал его рассказать родителям. Эшер часто бывает прав, когда дело заходит о семейных ценностях. - Хочешь, мы никуда не поедем, и ты расскажешь все, что с тобой произошло за этот год? - Не надо. Бабушка по вам скучает. - Тогда поехали с нами, она скучает и по тебе. - Она по мне – да, а у меня щеки болят каждый раз, когда она меня за них хватает. Да и я еды накупил так что. - Мог просто сказать, что хочешь побыть один. Тупые отговорки. - Тупые. Джек наконец-то смог посмотреть матери в глаза. Такие красивые, полные заботы и родные глаза. Глупо, что он боялся увидеть в них осуждение. Очень глупо. - Только обещай, что ты расскажешь мне всю историю, ладно? Подросток кивнул уже уверенно, а женщина вновь тепло улыбнулась и, поцеловав на прощание сына в лоб, вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Через какое-то время родители уехали, и Джек спустился на кухню, достал вновь застывшее мороженое, которое заметно подтаяло по дороге от магазина до дома (еще бы медленнее шел), снова холодную пепси, огромную пачку чипсов и плитку молочного шоколада и направился со всем этим набором прямиком в зал, где поставил себе диск с «Хоббитом» и «Властелином колец». Завтра выходные, дом в его распоряжении, и у него полно еды. Если это не причины для того, чтобы в тысячный раз пересмотреть эти шедевры, то что тогда? К тому же лучше смотреть легендарные фильмы, чем загоняться.***
Суббота. 9:34 утра. Финн стоит перед дверью дома Грейзеров и пытается заставить себя постучать уже минут 7. За ночь он придумал целую речь, состоящую из извинений, объяснения ситуации, извинений, признания, извинений и еще немного из извинений. Он накосячил. Сильно. Очень сильно. И он готов из кожи вон лезть, чтобы Джек снова его принял, хотя бы в качестве друга, ну, или на крайний случай, просто приятеля. Вдох. Выдох. Вдох. Стук в дверь. Тишина… Повторный стук. Снова тишина. Может, никого не было дома? Этот вариант Финн не учел, но он был вполне возможен. Окей, то, что он сейчас сделает, не очень прилично. Да, парня учили уважать личное пространство, но он же просто хочет проверить, поэтому Вулфхард надавливает на ручку, а затем дергает дверь на себя, и, надо же, она открыта. Немного подумав, Финн решает пройти внутрь без приглашения, осторожно прикрывая за собой дверь. Этот дом ничуть не изменился с последнего его визита: на однотонных стенах молочного цвета висели все те же семейные фотографии, а на паркете цвета венге все еще лежал пушистый белый ковер. Из комнаты виднелся большой стеллаж со стеклянными дверцами, за которыми стояли книги. Раньше они с Джеком часто лезли туда, чтобы прочесть «взрослые книжки», но в итоге не понимали ни слова из того, что там было написано, и приходили к выводу, что взрослые скучные, и они взрослеть не будут. Пройдя чуть дальше по длинному коридору, Финн заметил журнальный столик, на котором стояла ваза с цветами, та самая, которую они с Джеком бежали покупать в магазин, так как благополучно разбили ее предшественницу, когда носились по всей комнате. В целом, этот дом был заполнен теплотой, солнечным светом (даже в самый пасмурный день), запахом корицы и приятными воспоминаниями. Заглянув в зал, Финн увидел телевизор, по которому крутился «Властелин колец» (вроде, где-то середина первого фильма), на полу валялись недоеденные чипсы, а где-то на столике рядом с диваном стоял пустой контейнер из-под мороженого с торчащей из него ложкой. Повсюду был мелкий мусор от еды, а посреди этого хаоса на диване в полу сидячем положении спал Джек, пуская слюну на диванную подушку в его руках. И в глазах Финна это мило. Настолько мило, насколько это может показаться мерзким нормальному человеку. Но Финну нравилось. В голове даже была мысль достать телефон и сделать снимок, но тогда парня можно будет считать извращенцем, чего не очень хотелось. Поэтому, поборов свое желание, Финн присел перед спящим мальчишкой на колени и аккуратно вытер с его подбородка слюну большим пальцем. И вышло это как-то безумно нежно и… что ли правильно. Вулфхард не мог дать верное определение этому чувству, но сейчас он ощущал себя на своем месте. Еще немного понаблюдав за этой картиной, Финн решил, что, наверное, можно поговорить и позже, а его спящая красавица, похоже, устроила себе марафон Толкиена, и теперь должна отдохнуть, пока он немного похозяйничает и приберет весь этот беспорядок. Но стоило повернуться к столику, Вулфхард заметил еще одну до боли знакомую вещь – альбом с акварельной бумагой, который он сам подарил Джеки на позапрошлый день рождения. Он тогда радовался как ребенок и первым рисунком там был акварельный портрет самого Финна. В тот день рождения я спросил у Джека: «Почему акварель?». Он посмотрел на меня как на полного идиота, а потом сказал: «Во-первых, тут акварельная бумага, - на это я лишь закатил глаза, но он продолжил, - а во-вторых, ты у меня ассоциируешься с акварелью. Ей не очень просто рисовать, и сложно исправлять косяки, но она придает рисунку легкость и воздушность. С тобой так же: временами безумно сложно, но общение с тобой меня окрыляет и делает счастливым». Он, наверное, уже и не помнит, но эти слова запали мне в душу. И его лицо, мягко улыбающееся при этом. Наверное, тогда мое сердце впервые екнуло так сильно, а в голове проснулось осознание вовсе недружеских чувств, которые я сразу же откинул. Парень взял в руки этот самый альбом и начал медленно перелистывать рисунки один за другим. Он не знал, зачем делает это, ведь он видел их все (да, Финн специально создал левую страницу в инсте, чтобы подписаться на Джека, но кто его осудит?), но почему-то так хотелось посмотреть вживую, ощутить на подушечках пальцев шершавую бумагу и почуять запах краски. Первым рисунком в этом альбоме все еще был тот самый акварельный портрет, потом шел какой-то пейзаж, который Джек нарисовал, когда они вместе ходили на пикник. На следующей странице Финн узнал Софию и Уайатта, а после снова пейзаж. Рисунок каких-то персонажей из любимых книг парня, и снова пейзаж… Мягко улыбаясь, Финн перелистнул еще один рисунок и увидел автопортрет Джека. Из всего альбома, он единственный был выполнен карандашом. Это была какая-то фотография, на которой они были вместе, но с бумаги на Вулфхарда смотрело лишь улыбающееся лицо друга. Почему-то этот рисунок его зацепил, и он смотрел на него долго и упорно. Что-то было не так: несмотря на улыбку, счастьем от этого портрета не веяло. Вглядевшись еще немного, Финн заметил неровность где-то по центру листа, а рядом еще одну. И еще. Весь лист был в этих едва заметных бугорках. Парня как током ударило: наверное, это было нарисовано в тот день больше полугода назад. Тогда, когда Финн полностью оттолкнул его от себя, когда четко дал понять, что для него Грейзер стоит намного ниже других. Вулфхард перелистнул этот лист и увидел себя. Парень не мог в это поверить, поэтому проморгался и посмотрел снова. Вот он на сцене со своей гитарой держит микрофон в одной руке. И на следующем рисунке снова было его улыбающееся лицо в профиль. Подросток стал перелистывать страницу за страницей, и на большинстве из них видел себя: где в полный рост, а где бюст; где на сцене, а где просто на улице; где в профиль, а где в три четверти. Его было так много в этом альбоме, и все, абсолютно все рисунки были выполнены акварелью. Аккуратные и нереально точные они передавали все эмоции как парня, изображенного на них, так и самого автора. - Ты меня так сильно любил все это время? – почти шепотом вырвалось из уст. Аккуратно положив альбом обратно на стол, Финн вновь повернулся и присел на колени. Он не знал, что им двигало в данный момент, но он просто не мог противостоять этим чувствам, расплывающимся где-то внутри и занимающим все место, не оставляя и шанса здравому смыслу восторжествовать. Поэтому он положил руку на мягкую щеку, провел по ней большим пальцем и мягко, почти невесомо коснулся своими губами чужих, сразу же отстранившись. Глаза Джека не раскрылись, как это бывает в сказках, поэтому, внимательно посмотрев на родинки на чужих губах, он поцеловал их снова. Поцелуй был все такой же нежный: в него хотелось вложить все невысказанные чувства, все извинения и всю любовь. Наверное, Джек это почувствовал, а может, он проснулся и после первого, но на этот раз он ответил. Так же нежно и немного робко. От простого движения чужих губ по телу Финна пронесся электрический разряд, а вся кожа покрылась мурашками. Парень положил на чужое лицо уже вторую руку и притянул его ближе. О Господи, если он думал, что у него уже были мурашки, то он ошибался, потому что чувства только обострились, когда полусонный Грейзер закинул обе руки ему на плечи, и притянул его ногами к себе за талию. Между телами была только диванная подушка; между лицами был только воздух, который парни вдыхали с чужих губ; между сердцами не было ничего; а между разумом… сейчас не было его самого: подростками управляли их чувства, такие большие сдерживаемые и наконец-то выплеснувшиеся на свободу чувства. В комнате стало жарче, а поцелуй становился все глубже. Отрываться не хотелось от слова совсем: да, губы уже онемели, да, дышать все труднее, но даже в этом есть какой-то шарм. И наконец получив желаемое, никак не хочется это потерять. Поэтому пальцы Джека уже запутались в шелковистых черных кудрях, и именно поэтому руки Финна уже вовсю гуляют по чужому телу (если вдаваться в подробности, то одна давно оглаживает торс, в то время, как другая добралась до бедер, прекрасно открытых благодаря коротким домашним шортам). Они не знают, сколько времени прошло, когда отстраняются друг от друга, и совершенно не хотят знать. Сейчас им хочется лишь смотреть в лицо напротив и рвано дышать, пока их сердца учащенно бьются в унисон. И кто бы знал, какой Джек красивый раскрасневшийся, с растрепанными волосами, затуманенным взглядом, припухшими и мокрыми губами и сбившейся футболкой, оголяющей ключицы. И кто бы знал, какой красивый Финн с запутавшимися кудрями, нежным взглядом и счастливой припухшей улыбкой на пол лица. - Джек… - начал было парень, готовый сейчас кричать о своей любви, как его тут же перебили. - Давай забудем, так? Ты это хотел сказать? Улыбка вмиг спала, когда Джек отвел свой взгляд, произнося это. Солнце, пробивавшееся в дом, стало тусклее, запах корицы перестал быть таким приятным, а воздух потяжелел. - Нет. Нет, это совсем не то, чего я хотел. - А что тогда? - Ты мне нравишься. Нет, это совсем не то. Не нравишься, нет. Нравишься это не то слово, которое может передать то чувство, совсем не то. И Финн хотел исправить и эту ошибку, но не успел. - И что? Будешь целовать меня в укромных местах, где никто не видит, а в школе вновь не будешь ставить ни во что? – Нет - Я не хочу этого, нет, не хочу. – Я тоже хочу совсем другого. Но все эти слова встали поперек горла, стоило увидеть на таких родных медовых глазах влагу. И Джеки прав: нет никакой гарантии, что Финн снова не бросит его. Он делал ему больно, и еще раз парень этого не вынесет. Как бы ни хотелось верить, но это лишь слова, не подкрепленные ничем, а людям свойственно обманывать. - Уходи, пожалуйста. Из моего дома и из моей жизни. Джек все еще не поднимал взгляда. Он может сломаться, передумать, стоит ему посмотреть на такое любимое лицо, которое он видит во снах, но он не хочет больше страдать и безоговорочно доверять. Нет, он уже прошел через это, и жизнь его научила. И Финну не остается ничего, кроме как покинуть этот дом. Услышав хлопок входной двери, парень крепко сжал подушку и зарылся в нее лицом, сдерживая всхлипы. Джек больше никогда не будет забывать закрывать двери.