Antidotum

Сигарету чужими пальцами, Дым глотаю чужими лёгкими, И в гниющем сознании пытается Тревога воскреснуть осколками.

      Акане Дельта ненавидит львиный зев. Ненавидит ровно с того момента, когда невероятно плотные стебли прекрасного цветка начали сдавливать внутренности. Ненавидит ровно с того момента, когда всё тело начало ныть под давлением прорастающих ветвей.       И будто бы специально судьба издевается над ним, играет: золотые бутоны стали прорастать сквозь левую глазницу через неделю после обнаружения болезни. И стекающие капли крови по щеке не всегда удавалось скрыть. Чёлка, которой ранее не было, с трудом прикрывала изуродованный глаз, с трудом скрывала от чужих взглядов кровоточащие прожилки, а следом — и растущие сквозь них маленькие, совсем крохотные бутончики. Сквозь залитый кровью и зарастающий лепестками глаз смотреть было невозможно, и Дельта удивлялся и одновременно радовался тому, что никто ещё не заметил его странного и пугающего дефекта.       Львиный зев прорастал медленно, но легче от этого совсем не становилось. Ведь пугало вовсе не то, что он нашёл себе вместилище в качестве тела Акане. Пугало то, что Дельта не понимал, совершенно не понимал, почему он продолжает прорастать.       Акане Дельта никогда не влюблялся, никогда не сближался с кем-то настолько, чтобы чувствовать нечто большее, чем обычную дружескую привязанность. Акане Дельта вообще не уверен, что способен любить. Но это только подливает в огонь всё больше масла, всё больше вопросов появляется, и всё меньше ответов находятся. Пока злосчастный цветок растёт сквозь его вены и сдавливает сердце, он мучается от безвыходности ситуации. Пока его смерть медленно подкрадывается со спины и дышит холодом в шею, он не может дать ответ на такой просто вопрос — «Почему?».       Но Акане Дельта сильный. Он знает, на что идёт, когда скрывает этот кошмар даже от единственного дорого ему человека. Он понимает, что его в итоге ждёт, если он не найдёт способа остановить эту болезнь. И даже не думает впасть в отчаяние. Потому что если опустит руки, это будет означать конец всему. Конец его жизни, конец его стремлениям и желаниям, абсолютная кончина его самого. И именно этого Дельта ни в коем случае не хочет допускать.       Шу улыбается ему, когда они пересекаются в холле здания. Дельта выдавливает улыбку. Сквозь ноющую боль в груди, но, по-видимому, достаточно убедительную, чтобы Куренай не заметил ничего подозрительного. Весь день они проводят вместе, и весь день Акане ничем не выдаёт себя. По крайней мере, пытается. Он отвечает привычно холодно и грубо на вопросы, которые должны раздражать, хотя ему на них так наплевать; улыбается постоянно гиперактивному и весёлому Драму, хотя с удовольствием послал бы его сейчас к чёрту; усиленно вникает во всё, что говорит ему Шу, хотя так хочется заставить его просто заткнуться. Он обязан делать то, к чему все привыкли. Обязан скрывать от друга и знакомых эту болезнь. Потому что он ненавидит видеть сочувствие и жалось в чужих глазах. Все, все до единого обязательно постараются помочь, но ведь Дельта прекрасно понимает: не получится. Но если уж он по-глупому сорвётся перед кем-нибудь, другого выхода у него не будет.       Пока что боль была терпима. Лёгкие покалывало при каждом вдохе, сердце будто бы протыкали тысячами и миллионами игл, периодически кровоточащий глаз, кровь с которого приходилось постоянно вытирать, болел сильнее всего, но это было терпимо. Пока он не давал никому понять, что болен, всё это достаточно терпимо.       По прошествии месяца Акане Дельта уже приходит к мысли, что смерти ему не избежать. Что все его попытки тщетны и бесполезны, и не стоит об этом так волноваться.       И в этот день занятия в академии заканчиваются позже обычного. В этот день он не спешит уходить раньше, как делает это всегда. Терпеливо ждёт, пока класс не опустеет, а уже потом, пошатываясь, встаёт с места. Почему-то сегодняшние симптомы отличались от обычных, и это Дельте не нравилось. Не то чтобы ему нравились обычные.       Сегодня всё было по-другому и более пугающе, чем обычно. Сегодня сквозь вены начали прорастать тонкие стебли, и руки от периодически появляющихся ранок нещадно болели. Излюбленную красную куртку пришлось не снимать с себя весь день: длинные рукава закрывали окровавленные руки от лишних глаз, а на перерывах Дельта смывал кровь в туалете. Сомнений в том, что кто-то увидит его за таким делом, не было: Акане всегда был начеку.       И как бы ни хотелось выбежать первым из академии, чтобы поскорее добраться домой и откашлять эти отвратительные лепестки, он не должен был казаться слишком подозрительным. По крайней мере, не для Шу. Поэтому Дельта был преисполнен уверенности, что сейчас он тоже не провалился и отвадил от себя любые подозрения. Однако…       Однако перед самым выходом из класса Акане Дельта сталкивается с тем, кого меньше всего хотел сейчас видеть.       Куренай Шу.       В алых глазах проскочил лишь испуг, но ни единой мысли в голове, потому что в следующий миг Дельта содрогается всем телом. Слёзы на глазах выступают за секунду: слишком больно. Настолько, что Акане некоторое время не может понять, что случилось. Тяжело дышать, очень тяжело дышать, а горло будто разодрано чьими-то острыми когтями.       А потом в собственных руках Дельта расфокусированным взглядом видит цветок. Не лепесток, не несколько, даже не крохотный бутон — целый распустившийся цветок, запятнанный его кровью. Это наталкивает только на одну мысль, и мысль эта очень пугает.       Цветы львиного зева не бывают такими большими. Цветок такого размера не мог расцвести внутри него, цветок такого размера не мог выйти, не разорвав горло на части.       Дельта пошатывается, и Шу, не менее шокированному увиденным, приходится его приобнять, не давая упасть. Цветок выпадает из рук, и с них стекают капли крови.       — Как долго? — Шу страшно, Дельта это чувствовал. А сам даже не знал, как ему относиться к тому, что сейчас произошло.       — Месяц, — Акане кривится от боли в окровавленном горле, но выдавливает из себя ответ. Шу молчит. Но обнимает друга крепче. Даже не спрашивает, почему Дельта не рассказал ему об этом сразу. Наверное, потому что причину прекрасно понимает.       — Я провожу тебя до дома, там всё расскажешь, — Шу не спрашивает у Дельты, хочет ли он этого. Потому что знает, что нет. Но ему необходимо узнать, как друг довёл себя до такого состояния, поэтому без вопросов, когда Дельта снова может самостоятельно стоять на своих ногах, подбирает цветок. А Акане вытирает с пола кровь тряпкой, что удачно нашлась в классе, чтобы никто про приходе сюда завтра ничего не заподозрил.       Разговора было не избежать, хотя Дельте очень этого не хотелось. Ведь он не только выльет на Шу все свои переживания и проблемы, но и очень расстроит. Он бы предпочёл, чтобы Куренай не знал ни о чём.       До дома Дельты они идут в полном молчании. Дельте всё ещё больно разговаривать, но Шу не заводит разговор не поэтому. Он пытается понять, как сложно было Акане все эти недели скрывать своё тяжёлое состояние от остальных и, в первую очередь, от него, Шу. Дельта ведь гордый. Дельта сильный и самостоятельный. Дельта никогда не опускал руки, но сейчас, кажется, даже он ничего не может сделать с постепенно приближающейся смертью.       По спине Куреная пробежались мурашки. Это так… ужасно.       Уже в квартире, согреваясь горячим чёрным чаем — на улице ведь было так холодно! — Шу выслушал Дельту. И то, как каждое утро на его кровати обнаруживал всё больше золотых лепестков, и то, как он перенёс первый приступ кровавого кашля, и то, как цветки ослепили его на левый глаз, который пришлось закрыть чёлкой. И то, как долгое время мучил себя вопросами, на которых просто-напросто нет ответа.       — Ты помнишь, что было месяц назад? Перед тем, как ты обнаружил свою болезнь, — осторожно спрашивает Куренай, когда тишина, повисшая после того, как Дельта закончил, стала совсем давящей.       — Турнир. Ты же знаешь. Мы сражались против команды АДа и спасли будущее бейблейда, — Дельта осторожно делает глоток из своей кружки. Горло всё ещё неприятно саднило, хотя разговаривать стало легче. Немного.       — И там не случалось ничего странного? — под испытующим взглядом Шу Дельте даже неловко. Но он честно старается вспомнить хотя бы что-то, что могло бы спровоцировать болезнь. Или хотя бы кого-то.       Но ничего даже близкого в голову не приходит, поэтому Акане лишь отрицательно мотает головой.       — Ты тогда сблизился с Драмом. Может, он?       — Не глупи. Драм мне не больше, чем друг, — Дельта делает паузу, чтобы медленно и глубоко вздохнуть. В последнее время золотые лепестки слишком часто мешали нормально дышать. — Да и… — переводит взгляд на испачканный кровью цветок львиного зева, мирно покоящийся на столе рядом. Шу решил его не выбрасывать. — Не нравится ему львиный зев.       — Амане? — осторожно продолжает предполагать Куренай.       — Мы не виделись с ним с момента окончания турнира. Он перевёлся. И к нему у меня нет никаких тёплых чувств.       — Значит, кто-то из команды АДа… — Шу лишь для вида задумчиво опустил взгляд, разглядывая остывающий чай, а затем, не скрывая коварной улыбки, высказал предположение: — Артур?       Дельта буквально сразу подавился собственным чаем и резко поставил кружку на стол, расплескав несколько капель. Куренаю пришлось осторожно похлопать его по спине, чтобы оказать хотя бы небольшую помощь. В панике откашливаться Акане перестал около минуты спустя, а после кое-как выровнял своё дыхание.       — Я пошутил, успокойся, — плохо сдерживая смех, оправдался Шу.       — Ужасная шутка, — крайне недовольно фыркнул Дельта, но Куреная недовольство ни капли не задело. Ещё бы — не первый год знакомы.       — Гвин Ронни? — это Шу предположил крайне неуверенно и, в принципе, знал ответ заранее. Но… Но если не Гвин, то?..       — Интересный парень. Но я бы с ним и связываться не хотел, — отчего-то Дельта начинает нервничать. Отчего, правда, и сам понять не может. Наверное…       — Значит, это Блинд ДеВой?       — Нет, — и, как и предполагал Шу, слишком резкий и грубый ответ. Дельта свою оплошность тоже понял, поэтому решил поспешно добавить: — Мы с ним едва знакомы. И он странный.       Этот комментарий вызвал у Шу улыбку. Возможно, Акане и сам не понимает, что тот, из-за кого эта болезнь прогрессирует, всё же есть. Потому что Куренай знает, что друг не влюблялся и даже не задумывался о перспективе иметь пару. Не до этого ему было. Как и не было склонности и мыслей о совместном будущем с кем-либо. Не такой всё же Акане Дельта.       Однако поспешные выводы делать Шу тоже не хочет. Турнир действительно мог быть не при чём, но тогда встаёт вопрос: в чём же дело? Неужто действительно необязательно в кого-нибудь влюбляться, чтобы страдать из-за цветов? И что тогда? Судорожно искать человека и заставить себя в него влюбиться? А потом заставить полюбить и его? Кажется, слишком мало времени на это даётся. И слишком жесток и несправедлив исход, если не успеешь.       По крайней мере, Шу надеется, что это всё же не так. И что Дельта любит, но не может этого понять. И что тот, кого любит он, тоже полюбит Акане в ответ, пока не станет слишком поздно. А время уже практически на исходе.       — Знаешь, я ведь тоже болен ханахаки, — с немного грустной улыбкой начинает Шу. Дельту это правда удивляет: друг никогда ему об этом не рассказывал. — Ты же помнишь, откуда у меня этот шрам? — Куренай убирает чёлку с правого глаза, демонстрируя давным-давно заживший шрам на нём. Длинный и на удивление даже аккуратный, учитывая обстоятельства, при которых он был получен.       Дельта кивает.       — Ширасагиджо Луи.       — Да. Через пару лет после того происшествия я смог разбить его Лонгинуса. А потом… А потом обнаружил, что болен, — пусть ситуация когда-то и была страшная, сейчас Шу вспоминает об этом с довольной улыбкой. Потому что над ней остаётся только посмеяться. — Голубые розы. Красиво, не правда ли? — снова кивок. Хотя Дельта мало что понимает в красоте. — Ситуация была похожа на твою: маленькие лепестки прорастали сквозь шрам, поэтому мне пришлось тщательнее скрывать их за чёлкой.       Дельта невольно касается своей чёлки кончиками пальцев. Глаз болезненно ноет, но эта боль за такое время уже стала привычной.       — Самое неприятное было в побочном эффекте этой болезни: при виде Луи из носа постоянно шла кровь, — Шу даже не сдержал смешка. Это на самом деле было довольно абсурдно и странно. — Идёт, кстати, до сих пор. Небольшая неприятность, но не смертельная.       Дельта действительно представил, как у друга идёт кровь из носа, когда в его поле зрения появляется Ширасагиджо. И не смог не улыбнуться этой картине. Наверное, Шу было очень неловко, ведь, по идее, она должна идти при сильном возбуждении.       — Мне было очень неловко на людях, — подтвердил он догадки Акане.       — И что, ты ему признался? — с уже приподнятым настроением интересуется Дельта.       Шу качает головой в отрицании.       — Он признался мне. Заметил эти танцы с цветами и кровью и решил, что я уже достаточно настрадался. Так и сказал, — уточнил Куренай.       — А где он сейчас?       — Пару месяцев назад уехал в другую страну, к родителям. Но со дня на день должен вернуться.       И как всё это время Дельта не замечал, что его друг влюблён в своего бывшего врага?.. Хотя Шу не то чтобы давал хоть какие-то зацепки для подозрений.       — Мы никому ещё об этом не говорили, — словно прочитав мысли Акане, поясняет Куренай. — Решили, что родные и знакомые воспримут эту новость в штыки и пока встречаемся тайно. Хотя Вальт, кажется, обо всём догадался уже давно, — несмотря на это, улыбка на лице альбиноса была очень добрая и тёплая. Вальт бы осуждать точно не стал, Дельта был с этим согласен. А если догадался, то не полез бы в чужие дела и личную жизнь. Действительно хороший человек. — Так что не бойся сказать о своих чувствах, если любишь.       Звучало довольно логично, вот только Дельта не любит. По крайней мере, ему так кажется. Он даже не знает, на что похожа эта любовь, как он может любить?!       А Шу в это время встаёт с места и, привычным жестом потрепав Дельту по волосам, собирается и уходит, чтобы вернуться в клуб. У него, как у старосты, ещё есть дела, и на них оставалось очень мало времени.       Дельта приводит волосы в порядок. Ей богу, когда уже Шу избавится от этой привычки? Акане давно не маленький ребёнок, которого нужно утешать и хвалить за любые промахи и действия.       Но на душе всё же стало гораздо легче. Дельта выговорился, и теперь ему кажется, что он придавал болезни слишком большое значение. Возможно, всё и правда не так запущенно, как он думал. Возможно, выход найдётся, и всё будет даже ещё лучше, чем прежде.       Взгляд упал на окровавленный цветок, и Дельта осторожно сделал глоток уже остывшего чая.       «Если только львиный зев не убьёт меня раньше».