Властелин Калек

***

      Когда Иккинг только-только начинал работать в команде Спанера, в студию однажды зашла одна художница. Имени она своего не сказала, лишь своё прозвище — Рапунцель. Хорошая девушка, знакомая Мериды. Со всеми мила и доброжелательна, улыбалась ярче солнца. Но увидев Иккинга, почему-то расстроилась. — Привет, — Иккинг подходит к ней ближе, махает рукой. Она сначала глядит на его ногу, потом только на его лицо. — Привет… Я Рапунцель, художница, — она через силу натягивает улыбку. — Я Иккинг, битмейкер. — Прости, но можно я задам один вопрос? — Смотря о чём спросишь, — хмыкает Иккинг, уже зная, что услышит опять вопрос про свой блядский ржавый протез. — Ты потерял ногу… Во время пожара, да? В «Ковчеге»? — Ну… Я не помню. Мне три года было, — задумчиво тянет Хэддок, не подавая виду, что он пиздец как зол. Но она же извинилась, так что стоит бы и остыть, Иккинг! — Просто… Мой парень тоже с протезом. Правда у него рука… Пожар был когда-то давно, застрял меж обломков, — быстро тараторит она, нервничая. Кажется, она видела скрытую в глубине глаз Иккинга злобу и раздражение, — Прости за это, просто не удержалась. — Ничего, всё в порядке, — Икк всё же расслабляется, улыбается чуть более живо, чем обычно.       Чуть позже, зайдя в комнату отдыха, Властелин Калек услышит, как Мерида и Рапунцель разговаривали о ком-то. Он встал около стены и стал подслушивать. Да, это нихуя не круто, но ему слишком интересно узнать об объекте разговора.       И как же он удивится, осознав, что речь-то идёт о нём. Мерида рассказывала о его прошлом. — И да, он с «Ковчега». Нашли на пятнадцатом этаже между балками. — Но все люди, что были на пятнадцатом этаже… Они все погибли, — говорит с паузами художница. — Моя мать была в тот день на дежурстве и она видела минимум троих выживших с того этажа. Иккинг был одним из них… Потом двое умерли в больнице… — То есть, он один остался живой? — Получается, что так. Ему действительно несказанно повезло. Лучше лишиться ноги, чем жизни. Тем более в три года… И как он ещё крышей не поехал? А отец его? — задаёт вопрос за вопросом Данброх. — Отцу было похуй, так что никак, — вклинивается сам Иккинг в диалог, несколько пугая девушек внезапным появлением, — Если говорить про меня, то я с того дня ни хера не помню. Мне даже кошмары не снились. — Удачно увильнул от психических нарушений, — комментирует Мерида. — Ненадолго. Эти гондоны с детского сада стали обзывать калекой и у меня начинались панические атаки из-за этого. Потом в школе временами пиздили, но я сам нарывался… Ну, а хули, я с металлической хренью вместо живой ноги, чем не мишень для колких высказываний и ебанутых вопросов? — пожимает плечами Иккинг, при этом улыбаясь; самобичевание он выражает всегда с ноткой комичности и сарказма, ему можно, — Поэтому всегда злюсь, когда начинают рассматривать ногу или спрашивать что-то из прошлого. Терпеть это не могу.       Рапунцель тут же опустила голову, не знала, куда спрятаться. Ей было чертовски стыдно перед Иккингом, она не думала, что её вопросы могут чем-то задеть калеку. — Пожалуй, мне стоит уйти, — художница быстро вскакивает с дивана и ретируется прочь из комнаты отдыха. Иккинг несколько злорадно лыбится ей вслед. — Гондон, — безэмоционально заявляет Мерида, буря Икка взглядом. — Пиздолизка, — парирует Иккинг, хмыкая с высоко поднятой головой.       Спустя пару дней, Икку на почту приходит большая посылка. В длину она была большой, а вот в ширину… Будто картина. Властелин Калек не понял прикола, тут же спешит глянуть отправителя. «Рапунцель». Всё ясно, та художница, что не держит язык за зубами. Хэддок несколько сердито фыркает, но посылку вскрывает.       Но вся сердитость куда-то испарилась, когда он увидел, что именно было изображено на картине.       Наверху, на линии заднего плана — горящее здание в форме ковчега; фон был чёрный как смоль. На переднем плане сидит сам Иккинг со слегка запрокинутой назад головой. Глаза его закрыты, лицо расслаблено. Сидит он на небольшом кресле из дерева, что было окутано ещё и лозой. Но больше всего в глаза врезается Иккингу другое…       Над его головой была диадема… Нет, венец. С иглами. Терновый. Но он был словно сделанный из золота, потому что слегка блестел… Что это может означать? Что Рапунцель имела в виду под этим символом?       Иккинг уже никогда этого не узнает. Спустя три дня после написания картины, Рапунцель покончила с собой, так и не сказав Властелину Калек о своей задумке, воплощённой в картине… Парень Рапунцель, Юджин, предположил, что она увидела в Иккинге… мученика.       «Ты страдал чуть ли не с самого рождения… Может быть, поэтому ты в её видении именно такой?»       Властелин Калек смотрит на свой образ через стекло. Он стоит в зале музея современного искусства, разглядывает картину, которую безвозмездно отдал одному знаменитому коллекционеру. — Ты заметил, что она сзади картины написала?       Это был Юджин. Он работает в музее смотрителем, и Иккинг это знает. Не глядит в его сторону, смотрит на полотно полуприкрытыми глазами. — Нет. — А я — да. — И что же?       Юджин хмыкает, держит небольшую паузу. — Возможно, это тебя оскорбит, — предупреждает он, скрещивая руки на груди. — Мне всё равно, — равнодушно отвечает Иккинг.       Опять пауза. Смотритель как-то странно ухмыляется, говорит с долей издёвки: — «Жалкий калека с терновым позолоченным венцом на голове»… Похоже, ты ей не понравился с самого начала… — Кому же может понравится такой уебан как я, — закатывает глаза Иккинг, тихо добавляя, — Я оскорбил её. Потому что импульсивно себя повёл. — Она рассказывала. Ты её расстроил. И разозлил. Тебе бы стоило извиниться. — Я хотел… Но не успел, — ещё тише отвечает Хэддок, но Юджин слышит его. — Это печально. Но, по крайней мере, ты совершил хорошее дело. Отдал картину, не взяв ни копейки. Знаешь, а ведь её назвали главным шедевром её творчества… Ты попал в историю, приятель.       Иккинг разворачивается и уходит прочь. Плевать он хотел на историю. И вообще: он не просил Рапунцель рисовать эту чёртову картину!.. Она просто решила таким образом красиво и со вкусом «отомстить» Иккингу за его задиристость, неуважение и недоброжелательность по отношению к другим.       Только гении могут и показать красоту человека и в то же время указать на его недостатки. Да, Иккинг пострадал, но он не достоин жалости. Именно так считала почившая отныне в иную реальность Рапунцель, написав название картины красной, словно кровь, краской.       И это название стало словно нарицательным для Иккинга. Оно приклеелось к нему и отпускать не намерено… Пока что.