Сказка

Я лежал на нагретом за день солнцем песке. Огромная бледно-серая луна, окутанная светло-сиреневой дымкой, висела в ночном небе прямо над черной гладью раскинувшегося у моих ног бескрайнего моря. Море тихо шумело, напевая свою колыбельную, ласково лизало берег пенящимися волнами. И я, закрыв глаза и затаив дыхание, слушал эту волшебную песню. Он подошел совсем неслышно, как всегда, и, присев рядом, осторожно коснулся моих волос. Его теплая ладонь еле ощутимо, гладила по голове. Легкая, но одновременно с тем вполне реальная. Я не знал, кто он. Никогда не видел его и не слышал голос. Потому что стоило только открыть глаза- и он исчезал; стоило заговорить — он уходил. Поэтому я замирал каждый раз, когда он появлялся, стараясь подольше задержать его в мире своих фантазий. Неожиданно луна начала бледнеть, стираться и вскоре совсем растворилась в ставшим прозрачным небе. В миг побелевшее море выплеснулось на берег неосязаемой волной. Гость незаметно исчез, но я до сих пор чувствовал его тепло. Резкие яркие вспышки, замелькавшие перед глазами ослепили и я провалился в кромешный мрак.  — Цвен. — кто-то звал меня сквозь эту темноту. — Проснись. Пришлось приложить большие усилия, чтобы разомкнуть сами собой слипающиеся веки.  — Давай, вставай, быстрее. — голос слышался уже совсем отчетливо. — Пора собираться. Неприятный мертвый искусственный свет врезался в сознание тупым ножом. Включенные высокие лампы освещали каждый угол комнаты. Мать, открыв шкаф, доставала мои вещи и складывала их на кровать.  — Хватит спать. — мельком глянув на меня, она снова вернулась к своему занятию. — А то опоздаем из-за тебя. Быстро поднимайся. Время уже пять часов, а у тебя еще вещи не собраны. Я, не совсем придя в себя, абсолютно не понимал, что происходит. Меня по-прежнему не отпустило. Ни сон, ни порошок.  — Какие вещи? Куда опоздаем? — голос сел так, что я сам его не узнал.  — У нас рейс в половине десятого, и тебя еще надо успеть отвезти. — оставив в покое мой шкаф, мать, цокая каблуками, подошла к письменному столу и, окинув взглядом тот бардак, который был вполне привычным явлением, на секунду задумалась. — Ну, со своими учебниками ты сам разберешься. Походу, я конкретно перебрал с медленным, что какой-то эпизод выпал из памяти; и я теперь, как дурак, пытался найти этот недостающий пазл, чтобы восстановить картинку. Насколько я помнил, родители собирались лететь в свою долбанную Америку без меня, но, видимо, планы поменялись, хотя…  — Куда вы меня везти собрались? Я же дома… — я закашлялся, стараясь избавиться от палева в голосе.  — Нет, дома ты не останешься. Это уже решено. — отчим вломился в комнату, держа в руках спортивные сумки и швырнул их на пол. — Тебя нельзя оставлять одного, ты же тут все разнесешь, или зверинец устроишь. Прошлого раза хватило, когда ты сюда своих дебильных друзей заселил. Зазвонивший в кармане брюк телефон заставил его заткнуться и выйти в коридор. Какой долбоеб может звонить в пять утра- оставалось загадкой, но в моей, если можно так назвать, семье, это было нормой.  — Ты долго еще лежать будешь? — мать носилась возле кровати, подбирая разбросанные вещи. — Собираешься по три часа, мы точно из-за тебя опоздаем. Подняв рубашку, она быстро встряхнула ее и, перекинув через плечо, уже потянулась к джинсам.  — Не трогай, я сам. — я попытался резко вскочить, но это не получилось. В кармане лежал пакет с героином и мне меньше всего хотелось, чтобы он выпал в самый неподходящий момент. Мать, остановившись, внимательно посмотрела на меня.  — Цвен, ты себя нормально чувствуешь? — приложив руку ко лбу, она немного наклонилась, заглядывая мне в глаза.  — Нормально. — я отмахнулся, отвернувшись в сторону, и нехотя встал с кровати. — Так куда вы меня собрались увезти? В детдом или на скотобойню?  — Очень смешно. — мать осуждающе покачала головой и, натянув рубашку мне на голову, протопала к выходу. — Представь, что ты едешь куда-нибудь на полгода, и собирай то, что посчитаешь нужным. По дороге все тебе расскажем. Может, кому-то это все и показалось бы странным, но в нашей «семье» такие отношения тоже были нормой. Мы мало общались и редко виделись, да и когда виделись, все общение происходило именно так. Без пояснений, без принятия общего решения, меня обычно просто тупо ставили перед фактом и все. Также получилось и с моим переводом в новую школу для очень умных. Родители посчитали, что я непременно должен учиться в престижной школе, и мое мнение по этому вопросу вообще никого не волновало. Заплатили и отправили. Долгие разговоры велись только если я делал что-то не так, как того хотели родители. Принудительно, и без права на оправдание и обжалование. За все мои косяки наказание всегда было одно- блокировка счета на карте и никаких карманных наличкой. Срок зависел от тяжести совершенного мной поступка. Этим все и ограничивалось. Но были и свои плюсы: в мою личную жизнь родители не вмешивались, никогда не выясняли, чем я занимаюсь и с кем общаюсь. Если мне что-то было нужно, то стоило только попросить денег. Конечно, они могли поинтересоваться, на что я собираюсь их потратить, если сумма была очень большая; или выражали недовольство, когда часто просил. В общем, все наши отношения основывались на этом. Никто никого не трогает, никто никому не мешает. Родители постоянно были заняты своим предприятием, контрактами, командировками, и, по большому счету, до меня им особо не было дела. Я был полностью предоставлен себе. Так и не выяснив, куда конкретно меня увезут, я решил собрать почти весь свой гардероб, оставив дома только то, что вообще давно не носил. Всякие беспонтовые желтые и голубые рубашки, которые мать привезла мне из Италии я брать не стал. Они никак не соответствовали моему нынешнему образу. Да и чувствовал я себя в них стремно, как конченный лох. Конечно, впихнуть в две сумки шмотки и учебники оказалось достаточно проблематично, но я справился. Пара лаков для ногтей, гель для волос, карандаши и палетка консилеров- опять же, для образа, уместились в боковых карманах. Ну, и то, без чего бы я никогда никуда не поехал- небольшая колонка, от громкости которой звенели стекла, была силой втиснута в маленький верхний карман одной из сумок.  — Гюнтер, ты можешь ехать побыстрее? — мать уже в который раз поторапливала водителя. — До рейса час, а на дороге, как обычно, будут пробки. Улицы города, залитые непривычно ярким для осени солнцем, уже с раннего утра кишели машинами и людьми. Опустив зеркало, я поправил уложенные гелем волосы, и внимательно всмотрелся в отражение. Темные круги под глазами так и не прошли, но зато зрачки уже не были такими палевными.  — Так может, уже раскроете секрет, куда вы меня решили сплавить? — достав из кармана френча немного помятую пачку сигарет, я закурил.  — Мы вчера договорились с заведующим архивом, и это время ты поживешь у него. — отозвалась мать с заднего сидения. Я просто завис от полученной информации. Походу, родители совсем выжили из ума, отправляя меня хрен пойми к кому.  — Это че, мне придется жить у библиотекаря? — резко развернувшись, я уставился на родителей, уже четко представляя себе какого-нибудь задрота в растянутом свитере и с вечно засаленными прилизанными волосами. Переглянувшись, они оба как-то неоднозначно отреагировали на мои слова. Мать, прикрыв рот рукой, тихо брызнула смехом, отчим, отвернувшись в окно, тоже пытался спрятать улыбку. Почему-то слово «архив» сразу вызвало стойкую ассоциацию с библиотекой и, хотя я любил книги, и достаточно много читал, самих обитателей этих заведений на дух не переносил.  — Ну, во-первых он далеко не библиотекарь, а во-вторых перестань вешать на людей ярлыки. — уже серьезно произнесла мать.  — Блять. — я выдохнул дым, откинувшись на спинку сидения.  — Не выражайся. — мать тут же хлопнула меня по плечу. — И вообще, веди там себя нормально, без этих своих идиотских выходок. Нас, хотя бы, не опозорь.  — Я думаю, что тебе не стоит напоминать, что произойдет, если ты… — подхватил отчим, но зазвонивший в руке телефон снова заставил его заткнуться. Нажав кнопку, я опустил стекло и салон сразу наполнился уже по-осеннему прохладным воздухом. Мы остановились на светофоре и я успел пересчитать черные машины, припаркованные возле расположенного неподалеку отеля. Я не знаю, для чего это делал, но подобная привычка осталась еще с раннего детства. Чтобы чем-то занять себя, я мог по несколько раз бегать по лестнице вверх и вниз, считая ступени. Или забравшись на подоконник, высматривал в окно прохожих, на которых из одежды было что-нибудь одинакового цвета, и представлял, что это мишени. Целясь из вымышленного пистолета, я отстреливал тех, кто попадал в список моих жертв.  — И еще, даже не вздумай прогуливать школу. — голос матери вырвал меня из собственных мыслей. — Последний год осталось доучиться, пора бы уже и о будущем задуматься. Куда ты после школы поступать собираешься, если тебя с твоим аттестатом ни в один нормальный институт не примут. Или надеешься, что мы тебя вечно будем обеспечивать? Всю эту речь я знал наизусть и мне не составляло большого труда молча открывая рот, повторять за матерью каждое ее слово, и при этом еще закатывать глаза.  — Я все вижу. — она снова хлопнула меня по плечу, и на этот раз достаточно ощутимо. — Перестань кривляться. Это некрасиво. Я резко развернулся, выставив на обозрение белки глаз и мать, отмахнувшись, с явной неприязнью отвернулась в сторону. Отчим прирос ухом к телефону и долго пытался что-то объяснить своему тупому собеседнику. Я слышал его фразы, но смысла вообще не понимал. Вся эта их производственно- деловая терминология меня жутко раздражала и казалась совершенно незнакомым языком.  — И прекращай эти перевоплощения в Дракулу. — мать никак не могла замолчать и я очень надеялся, что может быть, и ей кто-нибудь позвонит, чтобы я смог хоть ненадолго уйти в себя. — И так в последнее время выглядишь, как наркоман. Не помешало бы и к врачу обратиться, у тебя же эти черные круги под глазами не проходят. И вообще, сними уже свой дурацкий плащ. Почему ты не ходишь в нормальных вещах, я же тебе целую сумку привезла из Италии. Все эти дебильные вампирские шмотки не выбросишь. Ее речь слилась в один монотонный монолог, и я уже даже и не знал, на какой вопрос отвечать. Все-таки в том, что мы редко виделись я не видел ничего плохого. Только один огромный плюс. Френч мне все же пришлось снять, так как спорить было просто бесполезно.  — Черные круги у меня из-за того, что я не высыпаюсь. — выбрав, наверное, самый затронувший вопрос, я перебил непрекращающийся поток перечисления собственных недостатков. — Потому что кто-то решил, что я должен учиться в школе, до которой добираться целый час, и вставать мне приходится очень рано.  — Это не обсуждается. — мать сходу перебила меня и я так и не смог высказать все свои недовольства. — Ты прекрасно понимаешь, почему мы выбрали именно эту школу. Оставшиеся двадцать минут я продолжал слушать весь этот бред, уже не обращая никакого внимания. Сворачивая с одной улицы на другую, мы проезжали район за районом. И вскоре вместо привычных для меня многоэтажек, дорогу с двух сторон обступили частные дома и маленькие придорожные магазины, утопающие среди уже пожелтевших деревьев. Конечно, оказаться в подобном, больше похожем на деревню месте, и знать, что последующие полгода придется здесь провести, стало для меня конкретным обломом. Прожив все свои шестнадцать лет почти в самом центре Берлина, я даже не особо представлял, как люди вообще могут существовать в таких домах. Но неизвестное всегда меня притягивало, и я успокаивал себя лишь тем, что представлял всю сложившуюся ситуацию как какое-нибудь приключение. Ну, и если включить фантазию, подобрать подходящий момент и настроение, то и эти скучные улицы можно превратить в своем воображении во что-то сказочное; и прогуливаясь по ним, пинать опавшие листья, стучать палкой по деревянным заборам, сидеть в одиночестве на скамейке около дороги, думая, что оказался где-то в давно заброшенном, оставленном умирать городке. Но мысль о том, что я должен жить у библиотекаря разрушила все только что построенные мечты; размыла, как быстро набежавшая на берег волна смывает построенный из песка замок.  — После поворота четвертый дом слева. Там остановишь. — оторвав телефон от уха, сказал отчим, когда мы подъехали к небольшому перекрестку. Теперь все его внимание было приковано ко мне.  — В общем, его зовут Тилль, дальше уже сами познакомитесь. Позорить нас своим поведением я не советую, потому что ты сам знаешь, что за это бывает. Надеюсь, проблем у вас не возникнет, мы вообще расписали тебя как нормального и вполне адекватного. — он по порядку проговаривал каждый пункт моих дальнейших действий. — Деньги на твою карту будут поступать раз в неделю, но это только в том случае, если ты не обкосячишься. Ну, и если что-то срочно понадобится- звони. Резко повисшая тишина означала что разговор окончен. Машина остановилась возле двухэтажного, достаточно неплохого, относительно других дома. Этот хотя бы не был похож на деревенский, и на фоне всей улицы смотрелся, действительно, как настоящий замок.  — Можно идти? — я на зло натянул улыбку, зная, как родители бесятся от этого.  — Иди. — коротко отозвался отчим и, уже не глядя на меня, снова уставился в телефон. — Гюнтер, помоги ему отнести вещи.  — Но мы же опоздаем. — влезла мать и, поймав меня за плечо, когда я уже собирался выйти из машины, добавила: — Не скучай, мы обязательно будем тебе звонить.  — Конечно, буду с нетерпением этого ждать. — от последних слов я еле сдержал подступивший приступ смеха. Обе мои сумки стояли на большой террасе возле двери.  — Бесите. — крикнул я вслед медленно удаляющемуся «Хаммеру» и, накинув френч, одним отработанным движением поправил ворот. Нажав на кнопку звонка, я с минуту прождал. За дверью стояла тишина, и мне снова пришлось позвонить. Но и на этот раз никто не открыл. Заебись. Еще и дома никого нет, или это вечно копошащееся в своих книгах существо спит убитым сном. Пнув дверь с ноги, я опять вдавил кнопку и, наконец, после нескольких ударов о железную поверхность, послышался поворот ключа в замочной скважине. Я уже морально приготовился увидеть перед собой то самое создание, чей образ мне так четко вырисовывался, пока мы сюда ехали. Главное- не заржать, ну, или не скривиться, если уж хозяин дома очень стремно выглядит. Хотя, сделать это будет очень трудно, мне вообще плохо удавалось сдерживать эмоции. Только в редких случаях, когда это действительно, было особо нужно. Дверь распахнулась. Я на мгновение просто оцепенел на месте. Все мои прежние представления и ассоциации со словом «архив» с оглушительным грохотом рассыпались на куски, потому как открывший дверь больше был похож на начальника службы безопасности, но никак не на то, что я себе воображал. Даже заметно помятый вид и зажатая в руке открытая бутылка коньяка не портили сложившееся впечатление. Цепляло в нем даже не то, что он был выше меня на полголовы и не спортивная фигура, а взгляд, — пронзающий насквозь, заставивший сейчас замереть и не двигаться, но одновременно с тем притягательный. И, если бы мы встретились при других обстоятельствах, в другой обстановке, например, в клубе, где я бывал достаточно часто, то наше знакомство получилось бы намного удачнее. Уже давно живя полноценной жизнью, я понял, что противоположный пол меня совершенно не волнует, и поэтому все могло продолжиться со всеми вытекающими последствиями. Но, сейчас был как раз тот случай, когда мои эмоции были вообще неуместны. Пересилив захлестнувшие с головой желания, я включил свой излюбленный режим «броня», что уже ни раз помогало с родителями, когда они заебывали своими поучениями. Я просто переставал замечать и обращать внимание на все и на всех. И теперь, сделав вид, что Тилль меня абсолютно не интересует, я молча шагнул в царящий в прихожей полумрак.