Змеиный смех

Внезапно дом покачнулся, словно от ударной волны, оглушительный грохот взрыва и чей-то истошный, противный визг… Не знаю как я смог выбежать из дома сохраняя спокойствие и не призывая всю силу, но картина потрясла даже меня. Огромный костёр возле леса горел насыщенным красным, ближайшие деревья тоже загорелись огнём, Жорж тушил огнетушителем модный костюм визжащего Эрни. А Энджел, одетая в испачканную сажей пижаму быстро собирала в рюкзак какие-то чертежи и склянки и зло смотрела на Эрни. И всё это, мать вашу, в два часа ночи! — Будь мужиком, Эрни, и заткнись! — прорычала Энджел, огревая тяжелым рюкзаком скелета. Кости скелета жалобно треснули под немалым весом сумочного изделия дочки. — Не могу! Я чуть повторно не откинул конечности! А-а-а-а-а-а-а-а-а! — визжал скелет ненормальным голосом на всю округу, отчего даже пролетающий филин, фразой «у-у-у», выдал такое «это моя территория, отморозки». Фаерболы налитые фиолетовым огнём сами потухли у меня в руках. Я на секунду прикрыл глаза, чтобы просто банально не прибить собственную дочь. Чёртовы эксперименты Энджел. Я решил не выходить из тени дерева, пускай выдадут все что знают, а потом я эту неразлучную троицу где-нибудь закрою… на месяц. — Этертаро ноэш ассей, — четко проговорила рыжеволосая маленькая колдунья, выпуская голубой дым из миниатюрных ладоней. Тот быстро заполнил пространство гася пожар и… заново возвращая ей первоначальный вид. Я нахмурился. Это заклинание не было из вуду-колдовства или ведьмачества. Но колдовство было смутно знакомым, только я не мог вспомнить, где я про это слышал. Затем порывшись в рюкзаке Энджел кинула Жоржу какую-то колбочку. — Это экстракт белладонны. Вотри ему в зубы. Скелет понимающе качнул головой, и с видом знатока сказал: — Успокоится, да? Энджел поморщилась. — Не… кричать перестанет, — мило сказала девочка, натягивая тяжелый рюкзак на плечи. — Короче, следы преступлений мы убрали, этого щас успокоим быстренько, и папа ничего не узнает. — Затем посмотрела на свою пижаму и испачканные ручки, коленки, затем потрогала чумазое личико. — Хотя… на озеро сгоняем сначала, так как воняем как пепельница, когда к папе приходят счета за электричество. — А не поздновато ли для ночных купаний? — усмехнулся я выходя из-за дерева, складывая руки на обнаженной груди (одеваться времени не было, поэтому выперся в одних чёрных пижамных штанах). Три пары глаз в шоке на меня уставились и так же побледнели (ну, у скелетов кости приобрели серый оттенок такой), затем эти сектанты синхронно дернулись в попытке скоропостижного побега, затем на лицах пробежало осознание, что не поможет. Энджел щелкнула пальцами, её рюкзак вдруг быстро исчез, а затем маленькая интриганка приняла ну о-о-о-очень взволнованный и обрадованный одновременно вид. — Папулечка! — искренне воскликнула она, подбегая ко мне и хватая меня за руку. — Тут такое… такое было! — Какое «такое»? — ехидно переспросил я, глядя в эти невинные три пары глаз. И чем больше смотрел, тем невиннее у всех троих они становились. — Короче, ко мне прибегает очень и очень расстроенный Эрни в комнату, — названный удивленно ойкнул, — и говорит, что возле леса разгорелся огромный-преогромный костер… костерище. Жорж и я прибегаем, а тут эти самые… готы… не… сатанисты? Да! Так вот сатанисты кошек режут. — Я скептически посмотрел на Энджел. Та подумав, добавила: — Очень много кошек… — Еще один взгляд на мою неверящую физиономию. — Даже были маленькие и пушистые хомяки. — Да, очень много хомяков, — брякнул для правдоподобности истории Эрни. — Такие маленькие и пушистые, — поддержал Жорж легенду. — Мы их испугали. — Ну в этом я не сомневаюсь, — саркастично сказал я. — Ага, — поддакнул Эрни. — И спасли всех животных. — Короче, мы герои! — оптимистично закончила Энджел. — Которые очень хотят спать и… — И где они сейчас? — издевательски переспросил я. Троица переглянулась и в одном порыве спросила: — Кто? — И сатанисты, и кошки, и хомяки, — протянул я, начиная подходить к этим отпетым врунам. Те тут же сделали шаг назад. — Я так захвачен этой неподражаемой историей, что не мог не испытать дикого сочувствия к бедным зверушкам. В особенности к хомякам. Которых много. И которые такие маленькие и пушистые. Шайка снова переглянулась и вдруг выпалила разом: — Мы гулять! — Что? — не до конца осознал и принял я, глядя как два скелета, взявшись за руки с маленькой девочкой галопом бегут в темный лес. Они что реально посмели убежать… от меня? — Ангел! — заорал в бешенстве я, устремляясь в погоню за этими чудаками. — А-а-а-а-а-а-! — это Эрни. — Ой-ой-ой-ой-ой-ой! — это уже прилетело от Жоржа. — Быстрее! — это уже драла горло Энджел. — Ы-ы-ы-ы-ы! — Р-р-р-р-р-р-р-р! — не остался от звукоизвержения и я. — Я вам такое потом устрою, паразиты-экспериментаторы! — Мы — учёные! — искренне возмутилась Энджел. — Будущее магической науки и первооткрыватели! Только невежды так считают, пап, и… А-а-а-а-а-а-а-а-а!

***

Дома, я, наконец, переоделся в нормальную одежду, так как бегать всю ночь полуголым по лесу в поисках этих чудиков — удовольствие не из приятных. Я злой и невыспавшийся. Энджел и Жорж собирали кости на ноге несчастно воющего Эрни и ВСЕ смотрели на меня с нескрываемым осуждением! — Что? — рявкнул я на них. — Ничего, — убийственно спокойно они проговорили. Энджел достала из коробок своих магических поделок маленький хрустальный серебристый шар, внутри которого была какая-то конструкция, очень похожая из-под заводных часов. Взяв аккуратно за кожаный шнурок маленькая колдунья провела против часовой стрелки над костьми скелета, прошептав активирующее слово амулета: — Цертерташ. Кости содрогнулись в конвульсиях и ломанулись обратно на свое место. — Что это? — слегка раздраженно спросил я, протирая устало глаза. — Восстанавливающий амулет, — довольно и гордо сказала Энджел подходя ко мне с шариком. — Смотри, пап, внутри этой конструкции впаяна на дне капля черного алмаза, у которой, как известно, неизмеримый резерв энергии, которую я соединила с одной каплей собственной крови и созидающей магией. А эти шестеренки они крутят эту энергию равномерно, чтобы не было неправильного потока, так как сила должна идти равномерно, а не вразброс. — Из чего сделан шарик этот? — поинтересовался я, так как я не особо понимал в этой области магических изобретений. Я больше по некромантии изучал, именно эта сила и область мне была подвластна. А Энджел… я только удивлялась способностям моей малышки, так как таких талантов, как у неё — я ещё не видел. — Лед и стекло, — просто ответила она. — То есть не совсем лёд… я перенесла формулу кристаллов, что содержатся во льду в формулу стекла. Схема там, конечно-о-о-о… жесть. Я две ночи перепроверяла сбои и израсходовала все колдовство, чтобы они не ломались, так как их формула очень хрупка… — Я знаю, Энджел, — оборвал я её, перетаскивая к себе на колени. — Только мне не нравится, что вместо того, чтобы спать, ты что-то магичишь у себя в комнате, и чуть не поджигаешь леса. — Мне один мой друг сказал, что детские изобретения — сильные, так как эмоции и чувства самые настоящие, а магия не запятнана, — проницательно заметила Энджел. И откуда она только всё это берет? — Когда-нибудь я познакомлюсь с твоим таинственным другом, — вздохнул я. — А пока что иди спать. — Не пойду… мне ещё надо кое-что докончить и… Внезапно затрезвонил телефон. Мой. Я встал и положил Энджел в кресло, и быстро подошел к журнальному столику. — Слушаю. — Здравствуй, Киран, — раздался голос… Марселя? А этому вампирскому кенту, что от меня понадобилось? — Чё надо? — именно тот вопрос, что и крутился у меня в голове, я и задал. — В Новом Орлеане появился один символ. Мне почему-то кажется, что это по твоей части, — спокойно произнёс он так, словно я каждый день бегаю у него на побегушках. Урод. Я что так похож на человека, которому так интересно знать, что у них происходит там в Новом Орлеане? — Уже собираю чемоданы, чтобы по одному щелчку одной новоорлеанской швали бежать выполнять её задания, — ехидно протянул я. — Щас, только тапочки сниму и упакую. — Киран… — Утюг ещё выключу, ты только жди и… — Ребекка пропала! — взорвался мужик. На минуту стало тихо. Я не знаю, что происходило с эмоциями на моем лице, но скелеты и дочка как-то сноровисто отбежали в самый дальний угол дома и затаились там. — Может просто сбежала от такого нудного кретина? — мрачно предположил я. — Нет. Символ появился, а Ребекка пропала. Её даже поисковые заклинания не могут найти… — Идиот! — натурально прорычал я. — Ты хоть можешь что-то не обгадить своими неумелыми культяпками, Жерар?! Энджел, подойти ко мне, — это уже мягче я сказал девочке, так как оставлять её без защиты и на скелетов — не мог. А значит она идёт со мной. Энджел, которая уже успела переодеться в джинсовый комбинезон, черную майку, кеды и излюбленную черную бандану с черепушками кроликов подошла ко мне и взяла за руку. Я без проблем перенёс нас в другую точку страны, где мы оказались где-то в подворотне. — Пап, что случилось? — взволнованно спросила малышка, торопливо идя за мной. — Один человек… который мне очень был дорог пропал, без меня её навряд ли смогут найти, — проговорил я, пытаясь не выдать своей ярости перед дочей. — Её? — переспросила девочка, награждая меня внимательным взглядом. Даже чересчур. Святая Сковородка, всё время забываю, что придираться к словам — это отличительная черта Фэйнов. — Да, — качнул я головой. — Понятно, — проговорила Энджел, идя рядом и больше не задавая вопросов. Но её взгляд… я понял, что она поняла больше, чем мне хотелось бы. Мы быстро прошли наполненную туристами улицу, и прошлись так до конца города, пока не завернули в сторону нехилых таких ангаров. Там и обнаружился Марсель, который король всея Нового Орлеана, он же тот, кто проворонил мою единственную любовь, потому что я посчитал, что якобы она будет с ним счастлива. Ещё один придурок. Обидно, что это я. — Когда она пропала? — раздраженно спросил я, подходя к символу и рассматривая. В виде перевернутой королевской лилии с округлыми концами, перечеркнутый руной «Дагаз», а снизу шли какие-то иероглифы очень похожие на руны, но… точно мне незнакомые. Капли уже засохшей крови на бетонном полу заставили меня сильнее сжать зубы. — Два дня назад, — сказал Марсель. — Ты знаешь, что это за символ? — Единственное, что я здесь и знаю, то это то, что руна «Дагаз» может заставить перейти из одного состояние в другое, трансформирует, а нижняя письменность мне неизвестна, — ответил я, садясь на корточки и дотрагиваясь до символа. Это забальзамированная крошка алюминию. — Так же алюминий… его обычно используют для ритуалов выкачки души… но при чём тут знак королевской лилии? И кому так понадобилось использов… — Структура, по которой течет магия символа — неправильная, — вдруг раздался звонкий голосок. Я удивленно посмотрел на Энджел. Марсель вообще, словно только сейчас заметил её. Энджел же села рядом со мной и сказала: — Здесь семь изломов, которые не дают магии идти своим путем, пап. Если бы речь шла об убийстве, то здесь бы не стали ломать структуру, обычно ломают её, когда хотят что-то или кого-то уничтожить, а для этого нужен не просто источник, а привязка, желательно сердечная. «Летарэйд юурез нашиэш аныа-оррей» переводится с языка гасящих, как «Жизнью жизнь умертвляет неправильных выродков» и… Я чувствовал, как с каждым словом у меня всё внутри мертвеет и холодеет, и это не из-за Ребекки даже, и даже не из-за замешанной здесь Инквизиции, потому что аура их колдунов здесь отпечаталась, а перевод только подтверждал, а из-за... — Откуда ты это знаешь, Энджел? Девочка удивлённо моргнула, но решила договорить: — Так здесь всё понятно, символ лилии просто сбивает намеренно и… — Ты не поняла, Ангел, — нехорошим тоном проговорил я, вставая. — Откуда ты, шестилетний ребенок, знаешь знания и язык, которыми владеют только полтора процентов вуду-колдунов, и то это изгнанники, опасные преступники. Чертовы чернокнижники, дьявол всех вас побери! Энджел в шоке посмотрела на меня. Марсель переводил изумленный взгляд с меня на Энджел, но вмешаться в разговор не стремился. Вот и хорошо. Пускай помалкивает в тряпочку, иначе я на нем точно отыграюсь. — А ты как догадался, пап? — скорее из научного интереса спросила она. — Я просто нашла кое-какие книги и… прочитала. Я горько усмехнулся. Стремление к вседозволенным экспериментам, огромный талант и это ослиное упрямство… Твою мать, кто же отравил мозг моей девочке этими знаниями?! — Демонов называют «гасящими» только чернокнижники. А теперь будь хорошей девочкой, Ангел, и покажи мне эти книги…