Приручи

Тэхён ушёл в глухое игнорирование. Чонгук щедро не вдуплял, написывая в личку прояснить, его сообщения читали и. И игнорировали, да. Беда не приходит одна – в холку дышала, на хвост наступала глупая учёба; Чонгука завалило оползнем заданий, времени ни на что не доставало: дорога, университет, снова дорога, дом, домашка, кровать – и на утро по новой. Не пёс, а белка в колесе, даже кушать иногда забывал. Темп жизни сумасшедше подскочил, вместе с тем угнетая, наседая сложностью и истекающими сроками выполнения. На выяснение отношений с котом не было сил, но было желание: первые дни Чонгук честно стучал в фигурально захлопнутую перед носом дверь через переписку, пытаясь не увязнуть под тяжестью учёбы и уделять себя чему-то — кому-то — ещё, звонил, только вот без толку, и мало-помалу стучать прекратил, таки нырнув в водоворот с головой. В университете не пересекались, Ким наверняка специально прогуливал или вертляво-умело обходил по стеночке, его и не караулили, не сторожили боле. Подобно продлилось две недели с лишним – ни много ни мало, в меру, чтобы Чонгук вымотался и физически, и морально до состояния полежавшего, покрывшегося корочкой, пованивающего говна. Их встречу предрёк банальный случай. Увиделись на перекрёстке общего двора разных корпусов; Чонгук приметил сразу, Тэхён же неведомым внутренним звоночком отодрал взгляд от земли. Оба вросли недвижимыми изваяниями, втюрились друг в друга гляделками. Окружающий мир поблёк и стух, точно в слащавом романтическом фильме. Впрочем, именно слащавого и романтического между ними нет, напротив, Чонгук хмурится и едва не скалится, цедит пропитанное злобой: – Тэхён, – ступает пышущей угрозой, сокращая расстояние. Названный выпучивается на собачье приближение, отзеркаливает – пятится назад. – Чонгук, – настороженно. – Тэхён. – Чонгук. – Тэхён, – шаги ускоряются. – Чонгук, т- – Тэхён! – срывается на бег. – Чонгук! – раздаётся испуганной мольбой в исполнении чистейшего фальцета. Тэхён выпущенной стрелой рассекает пространство прочь, то и дело оглядываясь на одичавшего пса. Благо пена изо рта не хлещет. – Чонгук, угомонись! С катушек того?! – придерживая капюшон, проносится мимо других студентов, чудом лавирует, никого не сшибает. – Иди сюда! – орут в спину. – Ты – кошачий кусок игнорщика! – Сам кусок! – Догоню – и договоришься! Доигноришься! – Отвали, псих! – Иди сюда! – Отвали! – запрыгивает на возвышение клумбы и хреначит поперёк, по цветам. Портфель неприятно бьёт — подгоняет — по жопе. За ним, наплевав на любые приличия, мчатся вдогонку по ухоженным растениям. Будь здесь уборщица, бдящая за всем хозяйством, присоединилась бы третьей к их славным догонялкам, дабы отхлестать за безнравственное кощунство. Тэхёну не до нравственности, его тут шавка обезумевшая преследует, и у Тэхёна велик риск подхватить бешенство. – Отвали, Чон! Не смешно, блять! – оборачивается, навскидку измеряет граничащую с роковым дистанцию да ужаленно приспускает быстрее. Обезуметь на потеху всем обитателям университета не хочется. Тэхён так с беспамятного малолетства не бегал, ух! Сча рекорд поставит. От занятий физкультурой, спорта в целом, освобождён до гроба, потому такой марафон для него фантастичен; Чонгук не предоставляет выбор, будто реально пересечёт черту, накинется и обречёт на кошачью вакханалию. – А я и не смеюсь! – Чё те надо?! Дорогу-дорогу! – очумело верещит на полную катушку. Скомплектованная горстка студентов расформировывается, пропуская «резвящуюся парочку». – В глаза тебе посмотреть! – Чёрт! – замечает по горизонту носителя собачьей сущности и резко дрифтует в бок. – Чонгук! Ну пожалуйста! – Меня игнорить ты всегда пожалуйста! – … – натурально воет обречённостью. Поделом? Поделом. Чонгук к нему со всей душой, а он эту душу не щадит, не ценит, в эту душу гадит. Однако и Тэхёна можно понять, разобравшись в ситуации. Однако Чонгук разобраться шанс не даёт, ведь давал уже, удостаиваясь глухого молчания. Сюси-пуси исчерпались, как и добродетель преданного собачьего сердца. – Чонгук! – давит на жалость, исчезает за углом юридического корпуса; мышцы напряжённо ноют, не привыкшие к усердной работе. Ким откровенный дохляк. Пора завязывать, иначе чёрствое кошачье сердце не выдержит нагрузки. Прямо по курсу мусорка, лавочка и питьевой фонтанчик. Тэхён огораживается своеобразной преградой, останавливается. Чонгук тут как тут. Конец догонялкам? Счаз. Чонгук стартует по окружности, Тэхён от. Вот и носятся идиотски по кругу, иногда столбятся и втыкают баранами, дескать, сдавайся. Сдаваться никто не намерен. У Тэхёна угроза потерять человеческий рассудок, у Чонгука задеты нежные чувства. В итоге побеждает, эм, (шаткая) дружба? Отнюдь. Опять замирают по противоположным сторонам лавочки, отдыхиваются тяжело. Чон созревает и добровольно переходит на тропу переговоров. – Почему игнорил? – утирает песчинки пота над верхней губой. Сверлит оппонента не совсем дружелюбным взглядом и тем не менее внутренне не против заключения мирного договора. – Всё хорошо? Или что-то случилось? У Кима стремительно возрастает шкала агрессии, ибо Чонгук позволил себе гоняться за ним? Скорее не всерьёз, сдуру, Тэхён сам спровоцировал, сам виноват, не поступают так с друзьями, как он поступил. Всё равно неприятно, Чонгук не должен был пользоваться его болезнью ни при каких обстоятельствах. – Случилось. Ся. Ты. Ты, ты, ты! – отдирает крышу. Тэхён тоже не чёрствый, он не забавы ради, ему тоже больно. Каждому больно по-своему. – Объясни. Я сделал не то? Не включая бега за тобой сейчас. – … – задирает щиплющие накатывающими слезами глаза к небу. Чонгук невыносимый, Тэхён по крайней мере точно не выносит. Эти его жертвенность и чуткость. Спрашивает, не обидел ли, а не набрасывается с обвинениями. Ну кто ещё столь благородный? – Нет, – давит, – ты ни при чём. – Значит? – Ничего, – промаргивает влагу. Драматично реветь не будет, не-а. Негаданный приступ слабости, не смертельно. Вдох, выдох. – Тэхён, – с нажимом, требовательно. Чонгук имеет право требовать объяснений, и ему их вываливают: – Ты ничего не сделал, в этом и суть. Ты отличный друг, Чонгук. Это я – плохой. – В ка- – Я не хочу дружить так. Хочу встать рядом, взять за руку, обнять, пнуть, да что угодно, я много чего хочу! Потому что ты отличный друг и ты, ты… – обрывается. Беспомощно вздёргивает плечами. Мысли перемешались в неаппетитную кашу. – Я не могу ни взять тебя за руку, ни… Ничего. Не ты не можешь, я не могу. И навряд ли смогу когда-либо, мы не в сказке, где пожизненных болезней не существует и птицы не срут на асфальт. И к чему всё? Играем в дружбу, от которой одно название. Я не хочу так. Я хочу как у всех, нормально. Кот плакать открестился. И пёс не промах – не заплакал в университете, откоротав положенные пары и отчалив на автобусе и на метро. Заплакал дома. О чём не написал Тэхёну в переписке. Чонгук в принципе перестал ему писать. Перестал навязываться и лезть с непрошенной помощью, ведь этим не вызвать искреннее желание у другого человека, и если Тэхён не видит между ними дружбы, то Чонгук бессилен здесь. Тэхён сам обязан захотеть – только так у них получится, а не тем, что Чонгук будет постоянно уговаривать и тащить на привязи. Ким прав, они не в сказке, где друзей находят по мановению палочки. Нет волшебной пыли или тёть, вылечивающих от отравляющего недуга. И сам Чонгук – не волшебная пыль или тётя, чтобы брать на себя такую ответственность и вручать надежду. Тэхён кажется непробиваемым, на практике сломается – не заметишь. Шутки с надеждой плохи. Чонгук бы вылечил его, однако он не всесильный. Он всего-то пёс и он триггер. Им не положено даже смотреть друг на друга. – Чего там у тебя? – сестра запружинивает к нему на кровать и бесцеремонно суёт нос в телефон. На экране профиль Тэхёна в социальной сети, над коим Чонгук чахнет не хуже, чем над сокровищем минимум, ибо наперекор здравомыслию — всегда — порывается написать, не решается, вот и страдает. Не умеет безболезненно и с ходу отпускать людей. – Кто это? – разглядела, прежде чем успел свернуть. – Никто, – краснеет, убирает гаджет подальше от всяких любопытных свидетелей. Ённи пытливо подбирается к лицу, щурится, Чонгук в ответ на неё. Борьба суровых братско-сестринских гляделок продолжается, пока Ённи вдруг не распахивает рот в ошеломительном озарении и не орёт на всю катушку: – Мама, Чонгук влюбился, но его динамят! Тут-то рот распахивает уже Чонгук – челюсть отвисла знатно. – Я не влюбился! – Влюбился! – вскакивает и подрывается к двери. – Нет! – сметается за ней, не то же родителям чушь набалаболит. – Да! Мама, папа, влюбился! – удирает в общий коридор. Чонгук не успевает поймать… Кого он любит неопровержимо – свою ненаглядную, шуструю, приставучую, мелкую сестру, правда в определённых случаях не отказался бы сдать в детдом и навещать исключительно по праздникам. *** Тэхён не собирался обсуждать это на приёме у психолога. Женщина сама профессионально уличила и вскрыла запрятанно-гноившуюся в душе проблему, слишком уж давно и исправно у неё наблюдается – выучили облупленным, мизеринку не скрыть, плохое настроение и терзания тем более. Да и не особо пытался: попросил второй сеанс за месяц – само по себе странно. Пришлось рассказывать, не досконально, подробности с их экспериментами благополучно опустились. – Тэхён, ты не даёшь шанс не Чонгуку и не на вашу дружбу – ты не даёшь шанс себе в первую очередь. Названный хмурится, умастившись с плюшевым медведем на кожаном диване с ногами, пощипывает вязку. Всегда берёт эту игрушку с полки, когда приходит, – традиция. Хан Има предпочла облокотиться о край стола; трогает волосы, убранные в пучок, проверяя, не выпали ли пряди, и взирает на Тэхёна немного выпуклыми глазами, её внутренняя сущность – хамелеон. Нет, она не меняет цвет кожи от температуры воздуха или прочего, разве что мастерски подстраивается под каждого пациента, подбирая верные методы и слова. – Мне кажется, я его не заслуживаю. Не шанс на излечение, а Чонгука. Он чересчур хороший, правильный такой, прям золотой сынишка. Фраза из мемов про сына маминой подруги – вот в точку про него. Туповат местами, но кто из нас Илон Маск, кроме Илона Маска, верно? Наоборот, Чонгук очаровательный от своей какой-то лёгкой недальновидности, и я-я, – тянет, сбившись, – и он… заслуживает кого-то нормального. Не того, кто его постоянно стебёт и не в состоянии банально подойти близко. – Значит, по-твоему, люди с какими-либо болезнями не заслуживают людей без болезней? – Я этого не говорил, – опровергает, кусает губы, – но вы озвучили – и словно говорил. Я не то имел в виду. – … – побуждающе вскидывает бровь. Ни в коем не наезжает, напротив, пытается понять. – Что ты один не заслуживаешь дружить с кем-то? С кем-то хорошим. У тебя же нет друзей совсем. Тэхён, болезнь не делает тебя плохим, недостойным человеком, ты же знаешь это. – У меня есть друзья, – протестует, аки в суде. – Одногруппники. – Не равно друзья. – Я веду книжный блог. Некоторые подписчики пишут мне. – Не равно друзья. – Вы. – Да, мы друзья, и всё-таки другого рода друзей у тебя нет. – Папа, мама, бабушка и дедушка. Они для меня и семья, и друзья. – И это замечательно. Но, Тэхён, друзей вне семьи и относительно твоего возраста, круга- – Ладно, у меня нет друзей, – сдаётся, капельку набычившись. – Мне так комфортно. Чонгук вмешивается в этот комфорт. – Вытаскивает из панциря, куда ты сам себя загнал. Или же из зоны комфорта, присущей абсолютно любому. – Да, – соглашается, вздыхает стотонно. – Я его боюсь. Не того, что при нём я рискую стать безумным. Того, что он впишется в мой комфорт – и я уже без него не вывезу, а он со временем уйдёт в закат, повиливая своей псиной задницей. – Почему он уйдёт? – Надоест цирк с дружбой. Я даже не подхожу к нему ближе четырёх метров, ну какая дружба? – Дружба не определяется лишь, – кратко мычит, щёлкает пальцами, – расстоянием между. Бывает же друг по переписке, к примеру. Нельзя вечно быть одному, Тэхён, – проникновенно, затем тут же наперекор: – Нет, можно, несомненно. Смотри, – хлопает с энтузиазмом, – ты говоришь, тебе комфортно одному. Комфорт и счастье – разные вещи. Представим: ты лежишь под тёплым одеялом, выходной, домашку не задали, все долги по учёбе сданы, с кухни вкусно пахнет едой. Получается, тебе комфортно – и телом, и душой. – … – заинтересованно муркает, жмёт колени к груди, плюща ими мишку и утрамбовываясь комочком в угол подлокотника и спинки. – Оно не значит, что ты счастлив в этот момент. В твоём случае комфорт эквивалентен счастью? Ким вперивается в окно. Безусловно, настигают упаднические периоды, глупое сердце ноет по кому-то рядом, кому-то не из семьи или знакомых. Также иногда прикидывает, каково состоять в отношениях. Все эти мысли не снедают на перманентной основе, просто бывают. Счастлив ли? Да. И нет. Сложно. Вопрос про счастье из разряда прогноза погоды – никогда толком не уверен и не предугадаешь перемены. Сегодня счастлив, завтра наполовину, через неделю завален рефератами и тут уж не до самоидентификации, через две – тоска-печаль, через месяц снова счастлив. Счастье вообще формулируется? У Тэхёна не выходит, запутался. То ли счастлив, то ли в комфорте. В панцире, куда никого не впускает, хотя к нему активно стучатся. Стучались. Чонгук больше не ждёт не-Хатиком на лавочке и не генерирует миллион сообщений в минуту. Последние дни об этом и думает. Грустит. Грусть уже противоположна счастью, то бишь до того, как «порвать» с Чонгуком, Тэхён всё-таки был с ним счастлив? – Я затрудняюсь… – Подумай об этом, и мы обсудим позже. – Разве Чонгук меня осчастливит? – супится. – Комфорт не равен счастью, Чонгук же не равен моему счастью или избавлению от болезни. – Гарантий в принципе нет ни в чём, в частности гарантии в успешности вашей дружбы. Однако, насколько вырисовывается с твоих слов, Чонгук очень хороший и навряд ли похож на того, кто, допустим, предаст, или того, кто бросит, когда ему надоест «цирк» в кавычках с дружбой. Также Чонгук искренне хочет дружить с тобой. Стань для него гарантией, Тэхён, – и он станет ею для тебя, ведь именно ты рушишь всё, до чего вы дошли, не он. Из области: боюсь, что он поступит так со мной в будущем, поэтому поступлю так с ним сам заранее. Логика неправильна, ты же понимаешь? – мягко, скорее риторически, вопрошает. – Подумай ещё над тем, готов ли ты отказаться от Чонгука, действительно ли он нарушает твой комфорт или, возможно, он в него вписывается, но из-за страха ты отвергаешь. Если же поймёшь, что не хочешь его терять, то следующий по-настоящему искренний шаг навстречу должен исходить от тебя. Истина на поверхности: не хочет терять приставучего пса, иначе бы не грустил сутками напролёт и не сокрушался бы родным, угнетая раскисшей мордой. Против воли наворачиваются слёзы: накопились невыплаканными ранее из-за того, какой он откровенный дурак, от страха и осознания собственных ошибок и трусости, из-за того, что оттолкнул-обидел без преувеличения замечательного Чонгука. – А вы мне посоветуете? – всхлипывает, утираясь. Хан Има одаривает бликом любящей улыбки и произносит: – Посоветую дать себе шанс – на нового человека в жизни, на излечение, на искренность, на дружбу с кем-то, на избавление от панциря и фобии окружающего, неиспробованного. Слёзы хлынули потоком. Слёзы – преобразованная в эмоцию искренность. Ким надеется, при Чонгуке, прося прощение, не разревётся опять. Тэхён любит себя. Правда. Настолько – аж зациклился сугубо на любви к себе, не подпуская посторонних и охраняя взращенное зёрнышко, будто выдернут с корнем, рассмеются и растопчут. А он не вырастит его вновь. Болезнь учит быть сильным, являясь хрупким; эти грани балансируют. Тэхён остерегается сломаться и следствием напрочь забаррикадироваться в квартире затворником, вместе с тем устал быть сильным в одиночку. В глубине желает человека рядом — не из семьи, — который примет, полюбит со всеми недостатками и с уродской болезнью. Вроде не фантастический запрос и вроде фантастический колоссально. В книгах любая тварь практически всегда обзаводится парой. Путать нафантазированное на страницах и суровую реальность категорически запрещено. Тэхён не списывает себя со счетов и одновременно не верит, что его полюбят со всем прилагающимся, ибо подобного опыта не было. Пёс Чонгук ворвался с лапы со своей этой дружбой. Тэхён не был предупреждён и вооружён, дабы отбиться и существовать дальше в крошечном закрытом мирке. – Я не хочу его терять, – резюмирует сквозь слёзы. – Он такой тормоз местами, но такой милый и добрый, и милый, – шмыгает на кабинет. – И добрый? – Да, – промаргивается с мокрыми ресницами. К нему подходят с коробкой салфеток. – Спасибо. И дарит мне подарки. Он мне нравится. Такой он… – мычит, выискивая определения. – Милый и добрый? – аккуратно подсказывают. – … – разбито угукает и оглушительно высмаркивается. Мириться сложно и требует усилий. Честно настраивался и не планировал затягивать, потому на иголках провёл понедельник, ежечасно репетируя в уме сценарии. Вторник наступил неминуемо и без опозданий; перед парами Тэхён застрял у доски с прикреплёнными листочками, вычленяя из массы расписание Чона и сверяя со своим. Чон, кстати, давно вызубрил, где они стыкуются, где – нет, Тэхён вот только соизволил. Лучше поздно, чем никогда. Выясняется: у Чонгука три пары, у Тэхёна две, и по прошествии оных Тэхён остаётся на лавочке. Теперь именно он сторожит Чонгука, преодолевая смущение и взволнованность. Его первый искренний шаг навстречу многочисленным шагам до этого. Глазеть на прохожих – опасная авантюра. Он осторожен и он мельком. Вечные Чонгуковы джинсы распознаются на горизонте – сердце пускается в одуревший пляс. Взор поднимается выше и напарывается на чужой. Чонгук его увидел. Тэхён пялится, язык успешно проглочен со слюной. Отныне предельно прозрачно, почему Чонгук бывал тупеньким дурачком. Это до ужаса стрёмно – делать искренние шаги самому. Шестерёнки в теле начинают барахлить и заедать адекватность. Пёс адресует оторопелую грустную улыбку, кратко машет на уровне бедра. Очевиднее очевидного – собирается обойти, причём не состроив вид «ты – пустое место» или не продемонстрировав хоть толику обиды, чего-то отрицательного. Чонгук повёл себя по-человечески и порядочно даже в их нынешней ситуации. Тэхён на задворках заключает – не смог бы так же, духу бы не хватило. – Ч- онгук! – наконец окликает предательски сфальшивившим голосом. – … – тот вздёргивает до этого разъехавшиеся уши, подбирается весь. – Поговорим? – предлагает с щедро вываленной надеждой. – … – Чон на эдакое выпучивается по обыкновению, вкапывается и с паузой, сравнимой с бесконечностью, кивает. Оба отходят под сень деревьев. Тэхён для поддержки сдавливает хвост в ладонях, не замечая идентичный жест у Чонгука. – Прости меня, я был невыносим, невыносимее моей внутренней кошачьей истерички, наверное. Только она от инстинктов и самосохранения, а я, ну, в какой-то мере от них, вернее, нет, я немножечко множечко боюсь подпускать к себе кого-то, поэтому вышло по-уродски между нами, и я переговорил с психологом, всё обдумал, и я, – связная речь, ку-ку, вернись! Ким буквально ощущает, как наработанный с малолетства навык коммуницировать покидает его рот, – и я, – вдыхает под завязку а-ля задыхающийся, – и я правда хочу с тобой дружить, Чонгук. Давай снова, ну, снова… дружить? – замирает, словно нападут и загрызут. Следом расслабляется. Каков бы ни был ответ, искренне попытался исправить ошибки, закинул удочку. Чонгук вправе и клюнуть, и проплыть мимо, вильнув не-рыбьим-и-не-плавником хвостом. – Хочешь даже ненормально дружить? – Ну, – ляпает пришибленно, – я постараюсь тебя полюбить. В смысле, чтобы мой кот тебя принял и полюбил. Или просто принял. Принятие, конечно, вмещает любовь, дружескую. Да. Вот. Оба передавливают антистрессами бедные хвосты. Ким таки замечает, что пёс сдерживает свой, скованно подёргивающийся от необузданного виляния. На сердце затрепетало. К тому же лицо, шея и ключицы Чонгука заливаются красным. Ким находит это до безобразия… ну милым ну. А Чонгук вспомнил кипиш, устроенный сестрой по поводу «влюбился»… – Давай дружить, – радостно соглашается. Таить чувства не умеет и не помышляет. – Я, кстати, не обижался, – выпаливает заведённо. – Но и ты меня прости, я творил много неоднозначной фигни, и поэтому в том числе всё вышло по-уродски. – Друг друга стоим. – Ага. Улыбаются. Маялись и продирались к выводам муторнее и дольше, чем всё обсудили и извинились. Оно того тоже стоило. – Тогда… ко мне? – приглашает в гости. – Бабушка и дедушка по тебе соскучились. – … – Чонгук прыскает. – И я по ним. И по тебе. Тэхён плавится шоколадкой под солнцем. Сейчас он, пожалуй, счастлив. Уже у него дома они заседают за фильмом, расположившись на подогреваемом полу, на приемлемом расстоянии, перед ноутбуком. Пёс расплющился по ламинату и едва восторженно не скулил от чудо-изобретения. Его хвост не унимался стукать и стукать, и стукать,.. Их это даже не бесило. Под диалоговые бредни персонажей Тэхён заполнял ежедневник стандартными скучными пунктами и самый важный на повестке дружбы доверил написать Чонгуку. Чонгук и написал максимально ювелирным почерком «выгулять псину (и принять-полюбить её)», дополнив наклейкой и шквалом нарисованных сердечек для красоты.