«Утопия» для двоих

      Билл знал, что идет на риск, стоя возле огороженной высоким кованным забором территории самого закрытого и самого всратого места во всем Амстердаме, который и без того считался городом разврата и проституток в крохотном нижнем белье, блестающих стразами под неоновыми вывесками квартала Красных фонарей. Сомнительная мировая слава привлекала туристов желающих по дешевке снять шлюху на часик или раскурить косячок посреди улицы, запостив упоротую фотку в социальную сеть на зависть всем друзьям-наркоманам. Обычный дешевый понт и тотальная свобода действий — для кого-то сродни райских кущ, для кого-то, вроде нудных моралистов, адская безнравственность. Такой вот он, Амстердам, противоречивый и чуток пришибленный на всю голову. Биллу здесь не особо нравилось.       Занесло его от родных берегов черт знает куда, но цель оправдывала средства — и это он сейчас не о мытье обрыганных вагонов в поездах и уборке мусора разного калибра. Белоручкой Билл не был отродясь, гнушался разве что работать телом, хотя и спрос был и заманчивые предложения по малолетству делали. Баксы, конечно, не пахнут, однако, трахаться за бабло не для него — не хотел он, не мог пересилить себя опуститься на самое социальное дно и лишиться остатков гордости. Нахрен тогда вообще жить?       Сопроводительное письмо было скомкано, как кусок использованной туалетной бумаги и годилось только зад подтирать, если вдруг наложит в штаны от страха перед двумя верзилами. Мужики-мутанты в модных пиджачках и черных очечках терпеливо ждали, пока он откроет рот и выдавит из себя хоть словцо. Слова не давились, но пузыри со жвачки выдувал как боженька, размером едва ли не на всю рожу.       Билли не отказался бы от сигаретки. Вообще-то он никогда не пробовал курить, но сейчас было самое лучшее время, чтобы начать выпускать изо рта гребаные колечки и, задумчиво пялясь в небо, философствовать о жизни. Для начала нужно хотя бы затянуться без адского кашля и последующего желания выплюнуть свои ссохшиеся легкие на асфальт. О жизни, правда, ему реально было что рассказать. В одной из мексиканских киностудий точно сняли бы душещипательный сериал о злоключениях паренька из Дерри, чью судьбу в свое время сломали, как зубочистку о кривые зубы… Не надо о наболевшем. Фортуна, все же, повернула к нему свое личико и блеснула вставной золотой челюстью и ролексом в одну из его ничем непримечательных рабочих смен.       Мистер Донахен, благодетель из бара, нажравшийся до прихода валькирий из Вальхаллы, черканул ему на салфетке адресок почерком пьяной курицы и пообещал, как только похмелится, замолвить о нем словечко хозяевам чудного борделя, который мужик посещал так же исправно, как и венеролога. Им вроде нужен молодой помощничек для повара — сам бедолага уже не справляется с неуемными аппетитами прожорливых ночных бабочек— а Билл, воспитанный в бомжацких условиях провинциальной глухомани, мог сварганить салатик из листьев подорожника и корней лопуха, а с битого стекла забацать охрененные леденцы с остринкой. Образования по факту никакого, а опыт кулинарный есть, причем весьма разношерстный. В коммуналке с двадцатью беженцами и не такому научишься. С адресом сомнений не было, а вот звонок нужным людям вызывал огромное недоверие: если чувак, протрезвев, все-таки забыл набрать номер, то верзилы сейчас сделают из него каре ягненка в собственной подливке. Попасть сюда ему кровь из носу как надо. Билли упорно искал похеренное детство — и не только свое — но пока безуспешно… — Долго зырить будешь, жвачное животное? — Да жду, когда ты башку н-наклонишь, баран, и прочитаешь, что здесь написано! Или я к тебе допрыгивать должен? — Фильтруй базар, сученыш! — Дрейк. Это, наверное, тот малышок, о котором хозяйка вчера говорила. От Донахена будешь? — второй мужик оказался попроще от своего напарника. Билл взмолился индейским богам о покровительстве и кивнул: — От него самого. — Тогда проходи внутрь и направо, — пару слов по рации, и ворота автоматически разъехались в стороны, пропуская его на территорию борделя. Денбро нервно облизнул пересохшие губы. «Утопия» — топ-десять в рейтинге самых дорогостоящих заведений мира. Красивые девушки и юноши, шампанское рекой и горячий секс в роскошных номерах с леопардовой шкурой на полу. Легальная сторона выглядела весьма привлекательно, но вместе с тем ходили слухи, что не все здесь так радужно и блестяще, как хвост у мультяшного единорога. Бордель и счастье? Билл руку даст на отсечение, что эти слова противоречат одно другому. Кто-то работает за бабло, а кто-то за еду, по согласию и без него, свободным человеком и рабом. Две стороны медали, но на каждую утопию есть и своя антиутопия — в неё ему и нужно было попасть. В самое днище, откуда на свет вылезают моральными и физическими калеками, где спускают курок у приставленного ко лбу пистолета, где обитают педофилы и любители жесткача… — Спасибо.       Встреченный на пути к особняку мужичок в смешном пенсне гадко ковырялся языком в зубе, попутно окидывая его пристальным взглядом. Билл от такого внимания, честно говоря, был не в восторге и сдерживался, чтобы не тыкнуть ему фак. Чувак, видимо, прочитал мысли Денбро и неохотно провел в кабинет к начальству, не сказав ни слова. Немой что ли?       В кабинете, обставленном на многие тысячи баксов, находились двое. Бабища с перекаченными губами, высветленными локонами и ярко-красными когтями, и бухой мужик, валяющийся на диване и балдеющий от вида потолка. Да, посмотреть там было на что. Все его органы, проданные на черном рынке трансплантологии, не окупили бы стоимость люстры. Билл нервно хихикнул: вот попал. — Наверное, ты есть тот «чудный парень с охрененными булочками», о котором рассказывал мистер Донахен? Полчаса, чертяка, мне уши о тебе прожужжал, пока собеседование выбил. — Для вас я не против быть кем угодно, прекрасная мисс, но п-предпочту, чтобы остальные называли меня Биллом. — А ты не промах! — женщины очень падки на лесть: скажи им, что они хороши и можешь быть спокоен касательно произведенного на них впечатления. Она прикурила сигарету и не сводила с него прищуренных глаз, словно прожженная жизнью разведенка, примеряющаяся к очередному мужику. Картинку Билл из себя представлял сомнительную — худой, невысокий, рожа детская и глаза, как у кота со «Шрека», то ли умилительные, то ли срать от страха очень хочется. Он тоже осмотрел свой прикид и, на всякий пожарный, отряхнул невидимую пыль с абсолютно новой охрененной рубашки, на которую потратил последние гроши. Управляющая расплылась в улыбке чеширского кота, стряхивая пальчиком пепел в хрустальный антиквариат явно не этого века. Курила она много — работенка, наверное, вытягивала все соки. — Что умеешь делать, Билл? — Мешать водку с к-коньяком, — Билл ляпнул первое, что пришло в голову и смутился.— Подрабатываю мозгоправом временами, помогаю в личных делах или могу поспособствовать их полному отсутствию. Стаканы до з-зеркального блеска начищаю. А так скромненько: гротены, круассаны, фуа гра, равиоли… Рассол от похмелья. — Мясо девственников готовить умеешь? — Нет, но у меня п-получается отменная колбаса из крови младенцев, а так же умею офигенно, прям пальчики оближешь, готовить яйца, — мужик, до этого морозившийся и притворявшийся диваном, скосил на него глаза — Надеюсь, куриные? — Ну, могу и куриные, — пожал плечами Билл. Управляющая, хлопнув изящной ладошкой по столу, как глава крестьянского семейства во время спора, громко рассмеялась. Не знал, что его пресный юмор способен кого-то повеселить… Мужик и себе хмыкнул, доставая из заначки початую бутылку коньяка и щедро плеская спиртное в граненый стакан. Выпить не предлагал, ну и не надо — не хватало еще подавиться при них, как малолетке впервые хлебнувшему огненного друга. — Что же… У меня нет повода отказывать такому чудному человеку в работе. Ты принят. Зарплату будешь получать стабильно в конвертике. Жить можешь здесь, если негде больше. Прогулки, шмотки и прочую дребедень компания оплачивает. — У вас прям все включено. — Да, можно кататься, как сыр в масле… Только ротик на замок, Билл, и правила нарушать «ни-ни», а-то сам понимаешь — отсюда на своих двоих уходят только клиенты. — Понял, не дурак. — Вот и славно. Тебе все покажут и объяснят. Надеюсь на плодотворное сотрудничество. — Взаимно. С вашего п-позволения.       Билл вышел за дверь, изображая такую радость, на какую только был способен. Светился, как солнышко в зените. Везде понатыканы камеры — нужно постоянно помнить об этом крохотном нюансе. Одна неправильная эмоция на лице равно «подозрению», что чревато прикапыванием в ближайшей лесопосадке. Свежий воздух, птички, полянки для пикничка и его безымянная могилка, поросшая травой. Перспективка отменная.

***

      Свою комнату не осматривал — сразу пробрался на кухню, где теперь предстояло работать и, по возможности, баловаться плюшками. Жрать хотелось невыносимо, но приходилось поддерживать марку фантастически невъебического кулинара, которым одним взглядом заставлял вскипать молоко до парной пенки. — Здрасти.       Немолодой пухлый мужичок в кителе и колпаке оторвался от мыслительного процесса над мудреным рецептом из поваренной книги и посмотрел на него. Реакция здесь у всех была какая-то приторможенная. Может ночной график и внеурочные так фигово влияли, превращая людей в зомбаков? — Ну привет. Помощничек мой новый? — Пока не знаю ваш ли. Не р-разобрался еще. — Хех, а ты чудной! Я, Грег. Рад знакомству. — Билл. Взаимно, — крепкое рукопожатие немного успокоило его. Все смотрели на новенького искоса, но на кухне, слава богам, обитал только повар, а мужик, на первый взгляд, был совсем неплохой. — Давай мыть руки и проходить кулинарное крещение. Проверю, вдруг ты даже картоху почистить не можешь? Был тут у меня один, в ресторане работал, умничал, сволочь. Оказалось даже яичницу, дебил, жарить не умеет — он, видите ли, привык меланжем пользоваться, а обычные яички разбивать не умеет! Как можно в тридцатник не знать, что желток и белочек под яичной скорлупкой скрываются?!       Билл усмехнулся, вытирая руки бумажным полотенцем, и принял предложенную форму, чистенькую и белую, пахнущую кондиционером. Обычно он привык работать по скромнее: антисанитария, туалета нет, вода в ведре — и не надо спрашивать откуда ее набрали — продукты хренового качества, но жрать низшим слоям общества тоже хотелось. Пришлось компенсировать все недостатки любовью, с которой Билл привык работать. — Чем хоть п-побаловать-то? — Немецким брецелем, хозяйка их жуть как любит, да и я не прочь похрустеть. — Брецель, так брецель.       Он смешивал теплую воду, сахар, соль и дрожжи, не обращая внимания на то, что творилось вокруг. Мир перестал существовать, внимание сузилось только к процессу готовки. Билл добавил сливочное масло и муку, замешивая нелипкое тесто. Ему нужно выстояться хотя бы часок, пока в объёме не увеличится — накрываем мисочку и отправляем на курорт в жаркие края. Он как раз потянулся за пленкой и осекся: за его действиями пристально наблюдал какой-то стремный мужик, приход которого он, конечно же, не заметил. Темные волосы, строгий пафосный костюм, даже моднее, чем у верзил на входе, пистолет в кобуре, голубые глаза, сочащиеся презрением, и блядские губы — неестественно яркие на бледном лице. Брутал, одним словом. Незнакомец небрежным жестом подтащил к себе миску с тестом и скривился, рассматривая содержимое. Ей-богу, как дерьмо увидел. Реакция Билла выбесила, и он, в прямом смысле, вырвал из чужих рук свое детище. — Не труси тут волосню. Сам потом к-крендели мохнатые жрать будешь. — Закрыл рот и работай, овца. — Сразу п-после тебя, баран, — огрызнулся Билл, сминая руками тесто, чтобы вернуть нужную консистенцию. Несколько слоев пленки заботливо укутали будущую выпечку. Он закипал от злости, как старый чайник на газовой плите. Вот тебе и крендель в костюме. Дать бы скалкой по роже, чтобы видок попроще сделал.       Мужик все это время разделывал его взглядом на отдельные составляющие. Жуть как хотелось послать кого-то нахрен, но побледневшее лицо Грега подсказывало, что делать этого точно не стоит. Шишка какая-то, что ли? — Объясни, сосунку, что по чём, иначе я потом объясню по-другому, — с этими словами мудак вышел из кухни, хряпнув за собой дверью так, что стекла задрожали. Они с поваром переглянулись и облегченно выдохнули. — Ты бы не отсвечивал, дружочек, без надобности. Лепишь бублики и лепи молча. — А кто этот ряженый? — Роберт Грей. Позывной — Пеннивайз. Поосторожнее с ним: захочет отыграться — натянет, как сучку шкодливую, особенно если рыло в пушку и есть проблемки с законом. С проститутками и такими, как мы — овцами, не пересекается. Для него ты интерьер мебели, прилагающийся к кухне и не более того. — Да он на всю г-голову отбитый! — Здесь он почти что босс, несмотря на то, что хозяевами числятся миссис Кендра и мистер Шелдон. Они занимаются канцелярщиной и поставками, а Пеннивайз всеми грязными делишками по типу убийств, терок с клиентами и устранение некоторых других вещей, — объяснил ему Грег. — Стрелять, гад, умеет с завязанными глазами и наповал, а как бросит через прогиб, то уже и не встанешь, дружочек. С ним шутки шутить, тоже самое, что у канистры с бензином спичками играться. Глазом не успеешь моргнуть — полыхнет так, что волосы на заднице ошмалит. Билл кивнул, принимая к сведению информацию. Брецели выпекал молча, чувствуя себя откровенно паршиво. Огрызаться он привык с детства, так сложились обстоятельства: защищать некому было, а проблемки сыпались на голову с такой частотой, что в пору каску нацеплять, чтоб не прибили ненароком. Билл не любил вспоминать то время. Сразу все так хорошо было, а потом — оп! — и в одночасье стало так хреново. Дети об удавке на шее не думают, а он думал. Грег крендельки заценил, похлопал по плечику и, всунув поднос в руки, произнес с набитым ртом: — Отнеси-ка наверх, дружочек.       Пришлось ползти на третий этаж, стучать ногой в дверь, в надежде, что его впустят — открывать зубами дверную ручку было за гранью способностей. Благо обошлось. — Брецели? Ты окончательно растопил мое сердце, Билл!       В кабинете, помимо прошлых двух, поселился еще один хозяин, закинувший ногу на ногу и пыхтевший кубинской сигарой. Билл бахнул поднос на стол, мило улыбнувшись Кендре, которая не скрывала своего восторга. Сколько лет этой женщине? Грей брезгливо взял крендель, откусил и скривился, положив надкушенную еду обратно. Денбро захлебнулся от обиды. — Такого дерьма в жизни не ел. — Тяжко, наверное, к-копрофилом быть, раз дерьмо только жрать и приходилось? — Ты добазаришься, сосунок! — Брось бухтеть, Роберт. Вкуснятина, не хочешь не ешь, гурман хренов, — хозяйка нахмурила брови и придвинула выпечку к себе. Шелдон тоже не отказался от блюда, с удовольствием уплетая за обе щеки.       Они столкнулись с Греем глазами. Этот прищуренный, пронзающий насквозь взгляд сулил ему не просто неприятности, а полный пиздец в будущем. Первый рабочий день был официально просран. Пять баллов Денбро — только он мог за меньше, чем четыре часа, найти себе заклятого врага в незнакомом месте.