Отражения

— Итак, они живы, — хриплый голос разрезает ночную тишину. Эхом разносится щелчок замка закрывшихся дверей, тяжёлые шаги затихают в нескольких метрах от окна. На мгновение кажется, что давать ему ключ-код было ошибкой — хотя как бы это спасло от того, кто при необходимости может проходить сквозь щели. Свеча в руке не отдаёт теплом, её пламя не жжёт пальцев. Крохотный огонёк едва дрожит, когда Амели оборачивается. На его руках нет перчаток, и серая кожа в сумерках приобретает грязный синеватый оттенок — почти как её собственная. Разодранные язвами щёки дымятся, серый туман застилает горящие красным глаза. Габриэль тяжело дышит, сжимая пальцами пыльную маску, и смотрит, смотрит так, будто ищет ответ где-то под коркой её черепа. Глупый солдат, так легко меняющий сторону, стоит ему только усомниться в своих идеалах. Молчание тянется по горлу смолой и раздражает сильнее тупой боли в висках — но Жнец всё ещё ждёт хоть какого-нибудь ответа. Бледные губы растягиваются в ухмылке: — Я думала, тебе понадобится ещё дюжина лет, чтобы понять, — Лакруа едва склоняет голову, вглядываясь из-под опущенных ресниц в лицо напарника, — и как прошла встреча? У меня не было времени, чтобы остаться и понаблюдать. — Ты с самого начала знала, кто вмешивался в дела Хакима, не так ли? — Провела небольшое индивидуальное расследование. Снисходительный тон. Застывшая натянутая улыбка — самодовольная, наглая. Голодные искорки в глазах — паук, наблюдающий за агонией своей жертвы. Вдова, препарирующая его, Рейеса, разум на пороге собственной комнаты. Сейчас, когда белый шум затопляет мысли, к нему приходит осознание, насколько глупо было не видеть этого раньше. — Что в рапорте? — Габриэль сжимает челюсти, стараясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие. — Его оставили на тебя. Всё-таки никто больше не знает- — Спасибо, — на выдохе. Ей кажется, что напротив стоит совершенно не тот человек, с которым она провела последние годы. Её напарник — это стальные нервы, командный тон, угрюмое повиновение протоколу и чистый разум, способный к исполнению без оглядки на воспоминания и сожаления. Мужчина напротив — загнанный, усталый призрак, которого проглотили его собственные ошибки. Безусловно, когда они стали близки, Амели поняла, сколько шрамов скрыто за маской — не только тех, что серыми бороздами расчерчивают лицо солдата. Боль прошлого никогда не утихает, и монстрам, которых сделала из них обоих судьба, нет гордости в том, по какому пути они идут. Только ей самой давно уже не представляется возможным даже пытаться исправить что-то. То, что потеряно за горизонтом её настоящей жизни, не вернуть, как и мёртвых не воскресить запоздалым раскаянием. Дурак Рейес, на границе вечности так жарко поверил в то, что у них есть шанс на спокойствие. Ненависть и страх Габриэля, обращённые против себя самого, давали тому пищу для борьбы за что-то несбыточное, что он придумал себе, когда все остальные ценности затерялись в гари и пыли. Он никогда не мог стать идеально послушным орудием в руках Когтя — слишком непредсказуем и своенравен. Вероятно, однажды они так и разойдутся — Вдова не сменит сторону. Идеалы не стоят отказа от леденящего душу спокойствия и стабильности, не теперь. Нет смысла восстанавливать то, что окончательно сломано. А он этого никогда не поймёт. Она снова поднимает взгляд от свечи на собеседника, но изучающий взгляд натыкается на тускло поблёскивающую поверхность маски. — Что теперь планируешь делать? Защищать старых друзей от собственной организации? Под шумок заметать их следы в рапортах? — хмыкает девушка, позволяя пламени лизать её пальцы. Никаких ощущений, — долго ты так не протянешь. — Мне не придётся, Амели, — собственное имя всё ещё режет слух, и месяцы разговоров по душам со слепым проповедником в лице собственного напарника — или друга? — этого никогда не изменят. Шум города в нескольких милях от штаба никогда не проникает в её спальню, а сейчас его внезапно не хватает. Лакруа будто уже знает, что последует за этой паузой. Он так и не научился скрывать свои эмоции. — Я ухожу, — Габриэль, кажется, и сам удивляется тому, как легко вылетают слова, — перед рассветом патруль- — Не надо. Она не хочет знать деталей. Не хочет спрашивать, как давно он продумывал план побега от очередной действительности в ожидании малейшего повода. И определённо не хочет, чтобы он звал её с собой. — Проваливай. После очередного глухого щелчка со стороны дверей фитиль оказывается зажат между пальцами. Роковая Вдова всё ещё не чувствует боли.