В конце концов, что такое смерть? Смерть, дорогие товарищи, это самое интересное приключение, которое мы испытаем в жизни. Аркадий Стругацкий
Не всем в этом мире уготована долгая и счастливая жизнь. Многие умирают при рождении, другие уходят в мир иной внезапно и в молодости. Как собственно и я. Но это мой выбор. Лучше умереть, чем жить, зная что в любую секунду тебя снова заметят и тогда, просто возвращаясь домой ты убьёшь всех кто тебе дорог. Сироты вроде меня чаще других задумываются о ничтожестве своего существования. Где бы я ни была я всё равно лишняя, а когда у меня появился выбор: убить или быть убитой, я конечно выбрала второе. Но обо всём по порядку. С младенчества мне втирали то, что я не такая как все. Взрослые говорили, что я умная, а дети твердили, мол, сумасшедшая. Что ж, это две крайности одной сущности. Я и правда выделялась мозгами: превосходно владею четырьмя языками: английским, французским, итальянским и японским. Я дружу с логикой, поэтому с математикой на «ты». Увлекалась информатикой, стала в неполные одиннадцать «хакером». Если это, конечно можно так назвать. Я сама придумала себе работу: просто взламывала базу данных полиции и расследовала преступления по имеющимся уликам. После выявления убийцы я связывалась с детективом и давала ему ответ, при этом не показывая лица. Этакая разминка для мозгов. Собственно меня погубило ещё более необычное и намного более опасное увлечение. Всё началось, когда мне было тринадцать.***
— Хэй, малая! — ко мне подошёл незнакомый мужчина сомнительного вида: высокий, плечистый блондин лет двадцати восьми. Чёрные бездонные глаза казалось в душу глядят. Интересный и подозрительный тип. Я его и раньше замечала, он частенько ошивается около приюта. Мне он кажется скорее опасным или пугающим, но никак не чокнутым. Пожалуй послушаю, что он мне расскажет. Если что, кричу я громко — услышат, прибегут, спасут… — Меня зовут Стив Джобс, я о тебе наслышан. — а вот это не есть хорошо. Возможно он отец одного из моих обидчиков, которым я не выдержав врезала. С каменным лицом делаю шаг назад. Слава о моей «ненормальности» выходит за рамки приюта, нередко обычные чужие и совершенно незнакомые мне «семейные» дети приходят поиздеваться. Оно и ясно: изгой среди изгоев. Но я не терплю такого отношения к своей персоне — могу и гадость ляпнуть и нос сломать. Родители пострадавших иногда приходят жаловаться, но обычно только жаловаться… — - Ничего плохого я тебе не сделаю. — будто мысли прочитал — У меня есть предложение. — если смотреть по мимике, то он не врёт и не шутит, но выражает полное безразличие на первый взгляд. В реальности он просто присматривается ко мне, изучает. Значит ему что — нибудь от меня нужно. Насилием здесь не пахнет: он держится уверенно и спокойно, руки лежат в карманах местами потёртой джинсовой куртки, глаза не бегают, зрачки не расширены — не обкуренный, взгляд довольно равнодушный, точно по чьему — то поручению. А если говорить точно — приказу. Начальника скорее всего. Будь это просьба кого — то из родных он держался бы менее спокойно: ходил бы из стороны в сторону, заламывал пальцы, крутил что — нибудь в руках. Что же за профессия такая, что он такой спокойный? Такс. Кеды грязные, но явно не дешёвые, одежда на первый взгляд кажется простой и непримечательной, что говорит о заработной плате. Но везде есть своё «но». В данном случае часы. Это золото. Ремешок от них сделан из дорогой кожи: то ли крокодилья, то ли змеиная. В левом кармане лежит секундомер, который часто используют и кладут в одно и тоже место: сетчатый карман выпирает, а сам секундомер имеет довольно аккуратный вид. Кажется что он новый, но нет — его просто часто протирают. Такой вывод можно сделать посмотрев на кнопку: краска стёрлась, виден даже отпечаток пальца. Либо привычка, либо работа. Итак, значит богат, но скрывает это. Какая же это профессия? Либо мафия, что скорее всего, либо наркодиллер, либо маньяк — грабитель. Последнее автоматически убирается. Наркота или мафия? Так. Как я и говорила ранее зрачки не расширены, но это не показатель. Зажигалка присутствует, а сигарет нету. Интересненько. Табак его явно не влечёт. Шайбы при нём нет, следов табака нет. Вывод: он мафиози. Но нет. Здесь что-то не сходится. Безымянный палец правой руки. Мужчина правша, а часы не на той руке. В левом кармане секундомер. Думай, думай, думай… Стоп. Секундомер, часы, грязь на ботинках. Работа грязная, приходится пользоваться обеими руками, редкий сон (мешки под глазами), слабый запах химикатов, зажигалка… Кому это нужно? — Подрывнику или алхимику. Кому нужен малоизвестный и ничем не выделяющийся ребёнок? — Террористу — Чем я, маленькая девочка, могу быть полезной террористу — подрывнику? — я его разгадала. Но вот новый вопрос: как он хочет меня заманить? А самое интересное: зачем ему ребёнок? В мире полно людей и намного более работоспособных и надёжных взломщиков — компьютерщиков. Этот вариант очень маловероятен. Да и как он вышел бы на меня: я тщательно заметаю следы. Чем ещё террориста может заинтересовать простая девчонка? Как жертва — защитница я не подхожу, ибо на меня всем глубоко наплевать: сироткой больше, сироткой меньше. Никто даже не заметит. Просто фрагменты с моим участием вырежут из очередных нудных вечерних новостей. Меня не будут искать, просто забудут. Была одна маленькая девочка, оп — и нет её больше и никогда не было. — - Мне не соврали о твоих способностях. Что ж, время раскрыть все карты. Ты права, мне нужна твоя помощь. Точнее не мне, а нам — влиятельной группировке. Дети очень высоко ценятся, они лучшие шпионы, а ты ещё и мозговитая, пригодишься. — дело запахло керосином, если меня посвящают в подробности, то отказ уже не принимается. Остаётся только дождаться момента обсуждения прибыли, и назвать заоблачную цену. Пару лет можно поработать на них, чего бы они там ни хотели, а потом, накопив приличную сумму денег свалю от них к чёртовой бабушке. — Почему сиротка? Потому что у нас будет гарантия твоего молчания. Удочерим и дело с концом. Да и с родителями запар не будет. — глупо рассказывать о своих планах, когда рядом стоит камера. Хотя я думаю у большой преступной группировки есть много хороших хакеров и изображения просто нет. Столько хлопот ради одной девчонки. Я польщена. — Я согласна при одном условии. — выпалила бездумно, дура тупая. А этот гад — вербовщик лыбится и планы свои хитрожопые строит. — Давно хочу себе тату. — коротко и ясно, ага. Бред же я несу. Могла попросить билет на каждые выходные в Лос — Анджелес и безлимитную банковскую карту. Нет, нам экзотику подавай! Татуировку сделать ей хочется. Стив хмыкнул и протянул мне руку. Два чудика нашли друг друга. Так и началась моя первая и последняя гонка за жизнь. Всё до банальности просто: удочерили, познакомилась со многими недо — террористами (оказывается они портили репутацию коррупционеров, выводили их на чистую воду), парочкой адвокатов (которые в случае чего, вытаскивали «наших» из тюрьм), да и другими людьми, которые просто помогали, поняла, мол, здесь мой дом. Ко мне тоже доверием прониклись, стали разрешать гулять без сопровождения, получила доступ к интернету, красота… Со временем главы групп (, а таковых четыре: хакеры, подрывники, вербовщики и «лица», которые официально представляют информацию в свет: суд, пресса, иногда анонимные сайты) начали приходить ко мне с просьбами добыть интересную информацию о некоторых политиках. А я что? Я не против. Я и нужна то в основном для того, чтобы в случае нападения на базу, я, несколько детей и женщин могли создать атмосферу обычного места для бедняков, типа пришли потому что тепло. Но налёты на наше место происходят редко, так что детишки ещё и информацию собирают: бегают по городу, типа играют, а сами спокойно себе записывают на диктофон разговоры «целей», а кто может тот и через комп ищет. За особые заслуги (в течении трёх дней и двух ночей беспрерывно следила за одним наркодилером, а это опасно между прочим) меня вознаградили (набила себе знак бесконечности под левой ключицей) и в скором времени меня убили. Перешла я дорогу на шестнадцатом году жизни одному злому и богатому мудаку, и он, пердун старый, меня грохнул. Если говорить кратко, то во время жёсткой разборки его группировки с ещё какой-то меня заметили с рацией в руках. Я то сбежала, но как полагается пришлось идти в противоположную сторону от дома, (чтобы в случае слежки никто не пострадал), но тут по «счастливой» случайности оказалось, что меня вычислили и у них есть моя фотография. В таком случае у каждого человека из нашей команды есть три решения: 1) Сменить страну, взять поддельный паспорт и начать новую жизнь (такой вариант обычно выбирают молодые перспективные ребята, у которых вся жизнь впереди); 2) Договориться с нашими и залечь на дно на какое — то время или переждав опасность уйти из дела и вернуться к обычной жизни (, а вот это для людей с детьми или для тех, кому не по силам нести такой груз на своих плечах, ну и для тех, кого не увидели и не запомнили); 3) Оставив записку, умереть. На такой поступок способны немногие, всё же люди — эгоистичные твари, а те кто всё же принял такое решение похоронены на кладбище за городом и в день смерти каждого из них один из нас приносит ему цветы на могилу и просит у погибшего прощение от себя… и ото всех нас. А на Рождество мы все приходим и поём ночь на пролёт. После полумесяца скитания мне стало ясно, что это конец, просто сейчас мои будущие убийцы медлят, дабы узнать кто охотится на их босса. В сложившейся ситуации у меня нет права выбора: я по — любому умру. Только я могу или наглотаться пилюль или меня поймают и будут пытать разными изощрёнными методами. Думала бы я об этом попозже, пришла бы к выводу, что суицид — это хороший, а может и лучший выход, но тогда… Тогда я тряслась от животного страха, боялась за себя и на какой — то момент захотела побежать домой, наплевав на то, что тем самым погублю не одну сотню людей. Да, я человек. Такой же слабохарактерный как и вы, но я не предатель! И только это заставляло меня оставаться в отеле. В свой последний вечер я вышла прогуляться и меня схватили. Сейчас я поняла насколько глупым было решение кричать, ибо меня тут же отключили. Потом был разговор с главой охраны, потом избиение, а потом смерть. Я предпочла увидеть девушку с косой. Откусила язык. Никакой романтики: не прыжок с крыши, не поджог, нет… Вместо этого боль во всём теле, злорадный смех на заднем фоне, а потом мои крики, которые я даже не узнала, до того охрип мой голос… Такие муки сложно вытерпеть даже бывалому человеку, что уж говорить о плаксивой шестнадцатилетней девчонке. Я чувствовала себя как выжатый лимон: руки, ноги не слушались, котелок не варил, глаза не видели… Каждый вздох давался с трудом. Я прекрасно понимаю, что так будет и завтра и через неделю… до тех пор пока я не заговорю. Если бы мне можно было умереть быстро и безболезненно это было бы лучшее мгновение жизни: не пришлось бы тогда чувствовать водопад крови во рту, не пришлось бы вспоминать молитвы и мысленно просить прощение у всех, кого я люблю. И не сидела бы я сейчас на коленях среди темноты перед Богом и Сатаной, и не обогащала за их счёт свой лексикон ругательств. Но это уже совсем другая история…