***
Сёдзи медленно отъехало в сторону, и Танджиро еле переступил порог комнаты. Только сейчас он почувствовал, как устал — тело всё болит и ощущается как ужасно тяжёлое. Парень немного удивился, когда в нос ударил запах подавленности, а не глубокого уныния, как было и к чему Камадо никак не мог привыкнуть, да и не хотел. Он провел взглядом комнату: все было точно также, как и рано утром, когда он уходил на тренировку — Иноске спал, ворон сидел на тумбочке, вглядываясь в забинтованное лицо девушки. Всё было так, за исключением лунного света, проникающего сквозь тонкие сёдзи, и дрожащего Зеницу, стоящего напротив Лилиан. Алые глаза останавливаются на лежащей на кровати, укутанной с ног до головы бинтами. С левой стороны стояла тумбочка, на которой был графин с водой, глиняная кружка, и тот самый, верный ворон, который вместо карканья, крякает. Хоть это для него и чужой человек, но Танджиро всё равно, искренне переживает за её жизнь — таков уж он. — Та-а-а-нджиро… Аловолосый сразу реагирует на стоящего с правой стороны Зеницу и переводит взгляд на него — от золотистоглазого веет страхом. — Что случилось, Зеницу? — с беспокойством и любопытством спрашивает Танджиро, приближаясь понемногу к своему другу и попутно слыша, как храпит Иноске — значит, крепко спит, не разбудить так просто. Агацума со слезами на глазах, бросился прятаться за спину измотавшегося на тренировке парня, хныча: — Та-а-а-нджиро! Я так рад, что ты пришел! — его глаза вмиг округлились от страха, — Она пошевелилась и мне это точно не померещилось! Это было так внезапно, прямо как в фильме ужасов! — а потом резко сменил голос на умоляющий тон: — Та-а-а-нджиро-о, ты же настоящий друг — защитишь меня, да-а-а? — и всхлипнул, вытирая краем рукавов слёзы. Блондин открыл рот, чтобы продолжить, но его перебивает крякающий чёрно-белый ворон, представившийся как Куроширо и гордившийся тем, что это Лилиан дала ему это имя: — Не ори-и-и, кря! Не ори-и, жалкий самурай недоделанный! Обычно, Куроширо впивался когтями о тумбочку и постоянно находился возле Лилиан, не произнося ни слова, но сейчас, он шёпотом сделал замечание, и недовольно махал своими выздоровевшими, богатыми на перья, крыльями. Грубые слова ещё больше задели Агацуму, и тот с новой волной хныканья стал жаловаться Танджиро на грубую птицу, задевшую его, прекрасного, до глубины души. Камадо, конечно, в какой-то степени понимал ворона, любящего тишину и покой, и ему самому бы хотелось, чтобы Зеницу не кричал ему, уставшему после тренировки, под ухо, но такое оскорбление в сторону друга, Танджиро искренне не понял. — Куроширо, это уже слишком… Будет лучше, если ты извинишься перед Зеницу. — Вот-вот! На колени! И тогда, может быть, я тебя прощу, глупая птица! — гордо выпрямился золотистоглазый, увидев поддержку твердолобого друга. — Кря! Мы не будем, не будем! — взбесился ворон, — Он сам виноват! Куроши гений, Куроши отличный! Это Зеницу виноват! Сам виноват, что трогал Ли-чан за руки! — Да я же только проверить хотел, жива ли она! — мгновенно отвечает блондин, теперь уже сильнее прячась за спину красноволосого. — А потом увидел, что её тело дёрнулось и отошёл, и… — делая паузу, Агацума переводит взгляд на Камадо. — и больше не трогал! Честно! — оправдывается он, но это мало чем помогает, ибо Танджиро отвечает ему взглядом «сам виноват» и кидает: — Так вот как всё было, — затем меняется и кидает уже укоризненный взгляд. — Зеницу, у той девушки очень тяжёлые раны, и ей наверняка больно от каждого касания! Агацума на секунду замолчал, переваривая информацию и видя, что твердолобый-то, прав. Возразить было нечего, но всё равно хотелось оставить последнее слово за собой… как вдруг он отчётливо услышал, как тело девушки, дрогнуло. Парень посмотрел на Танджиро и хотел было оповестить его, но понял, что тот уже знает — аловолосый с распахнутыми глазами смотрел в сторону Лилиан. От неё веяло огромным ужасом, страхом и отчаянием. Такую мощную волну негативных чувств, она, во время пребывания здесь, ещё не излучала. Весь нос был заполнен этими мучительными запахами — они словно ложились на его кожу, потому что он всё чувствовал. В сердце больно кольнуло, и он, не выдерживая, подходит к девушке, дотрагивается своим пальцем о её раскрытую ладонь, чтобы ей и больно не было, и чтобы чувствовала, что рядом кто-то есть. Она, наверное, думает, что одна, что никого рядом нет, что она всех потеряла — Танджиро тоже так думал, когда увидел окровавленные тела своей семьи, но… Незуко выжила, и это хоть какая-то радость, а у неё — ничего, никого. Почти сразу же, моментально, забинтованная ладонь сжалась. На секунду, Камадо ощутил на себе словно заряд тока всех эмоций, что испытывала Лилиан. Тело похолодело, покрылось россыпью мурашек, спина, кажется, покрылась потом; ему захотелось громко закричать, разорвать себя на множество мелких кусочков, чтобы не чувствовать такое. На один миг, кажется, все её эмоции передались ему, и это был ужасно. На глаза невольно навернулись слёзы от пережитых только что чужих чувств, осадок которых остался в сердце. Камадо поджал губы и криво улыбнулся, пока брови опустились в сожалеющей манере. Ему было жаль. Танджиро было очень жаль, что с ней это происходит. Он сожалеет, очень сильно, потому что никто, никто и никогда не должен испытывать такие глубокие, разъедающие изнутри чувства. — А? Танджиро, ты чего? — слышался голос непонимающего Агацумы. Но Танджиро был не в состоянии ответить. Кто мог настолько обидеть девушку? Кто мог осмелиться так поступить? Он не понимал. Родители всегда его учили защищать девочек и помогать им, так что другое отношение к противоположному полу он считал либо диким, либо странным. Но сейчас, это нечто. Эта девушка была настолько подавлена, настолько в отчаянии, настолько сильно слабела с каждым днём, что ужаснувшись, он понял то, что так активно скрывали Аой и остальные девушки — она в таком состоянии долго не протянет. У неё просто не было… смысла? сил? сражаться со смертью. Она, кажется, сдалась… Но внезапно, поток мыслей разорвался — ладонь сильней сжала его палец, и, Танджиро, уже не обращая внимание на слёзы сострадания, скатывающиеся по щекам, наклоняет ближе голову к лицу девушки, чувствуя, что она вот-вот что-то скажет или сделает. Крякающий ворон, что бесился, когда кто-то подходил или дотрагивался до Ли, сейчас был тих и от него веяло ожидаем, небольшим раздражением. Зеницу поначалу распахнул глаза, но потом озадаченно нахмурил брови, прислушиваясь. Бинты, закрывавшие губы, слабо шевельнулись — и блондин сразу же отреагировал: — Она хочет воды. — чуть удивлённо поведал Зеницу друзьям, которые явно ничего не смогли расслышать, ибо девушка слишком тихо говорила. — Воды… — повторил Танджиро как под гипнозом, — Воды! — но потом резко опомнился и потянул было другую руку к графину с водой, как в грубую из-за тренировок кожу больно вонзается чёрный клюв. — Ай! Куроширо, ты чего делаешь?! — на рефлексах одернув ладонь недовольно интересуется Камадо, тихо всхлипывая и чувствуя, что слезы начинают отступать. — Мы сами! Мы сами! — замахал крыльями настырный ворон. — Куроши хороший, он сам! — Что? Но как ты… И не успел Танджиро высказаться, как ворон, ему же назло, быстро ухватился своими когтями в левую часть горлышка чашки, замахал быстро-быстро крыльями и на несколько секунд завис. — Упрямая птица, никогда о помощи не попросит. — цыкнул Зеницу, первым поняв причину остановки действий. Блондин подошел к лежащей и аккуратно стянул бинты с губ, вниз. Обнажившиеся внезапно губы оказались сухими и синими. Как будто, тело просто дрожало от холода. — Кря! — гордо воскликнул ворон, выражая свою благодарность, после чего осторожно подносит к устам девушки чашку с водой. Губы немного приоткрываются и ворон аккуратно наклоняет чашку, следя за водой и кидая время от времени, быстрые взгляды на хозяйку. Первые два глотка жидкости, дались очень трудно — Куроши то и дело то отдалял чашку, чтобы Ли смогла проглотить воду, то вновь прикладывал к запекшимся, потрескавшимсям губам. Это продлилось минуты три. Третий и четвёртый глоток, были чуть быстрее и больше, остальное Лилиан выпила так, как и нужно было человеку, не пившего воду несколько дней. И всё это время, она не отпускала тот бедный палец Танджиро, наоборот даже немного сжимала — ей, наверно, было больно пить воду, и если это так, то какие муки она испытывала, когда ей давали лекарство? Камадо об этом даже думать не хотел, он сразу мотнул головой, отгоняя мысли об этом — прочь. Куроши аккуратно положил чашку на тумбочку, а сам перепрыгнул на кровать Лилиан, встав прямо около шеи девушки, с левой стороны. Он не крякал, а просто слабо потёрся своей щекой о покрытую бинтами щёку. От него веяло надеждой, было видно, что он соскучился и ждал её возвращения. А ведь, если так подумать, этот ворон не так хорошо относился к Лилиан, когда они впервые встретились… Между ними явно есть история, благодаря которой Куроширо теперь очень сильно привязан к Ли. Аловолосый удивлённо захлопал глазами, когда почувствовал, что его палец отпускают. Он посмотрел туда, а затем на лицо девушки и ужаснулся — от неё веяло умиротворением и спокойствием. Парень вскочил, подумав, что она умерла, но когда еле уловил её дыхание, то словно гора с плеч упала. — Всё хорошо, она спит. — подтверждает мысли Танджиро, Зеницу, но напряжение вновь сковывает тело из-за нового вопроса: Если она сейчас спит, то значит, все остальные дни, что была здесь, она была в сознании и мучилась?***
Наступил новый день. Когда первые лучи солнца коснулись сёдзи и проникли в комнату, аловолосый уже сидел на своей кровати и зевал, прикрывая рот ладонью. Восстановительная тренировка начиналась рано утром, так что Камадо просыпался раньше всех своих соседей по комнате, а теперь, когда вчера узнал о том, что Цуюри постоянно ходит с тренировкой дыхания, будет, видимо, и позже всех ложиться спать. Но Танджиро не Зеницу — жаловаться не станет, наоборот даже — ему не терпится поскорее стать сильнее и победить Канао на тренировке. Когда же он рассказал про вчерашний случай с Лилиан девушкам, они сначала удивились, после чего тройняшки обрадовались, что пациентка идёт на поправку, аметистовоглазая на несколько секунд задумалась о чём-то, а Аой, сделала недовольный вид и фыркнула «Ну и хорошо». Втянув носом воздух, Танджиро понял, что на самом деле, темноволосая испытывала совсем другие эмоции — волнение, радость. Да. Аой сейчас безумно хотелось влететь в комнату, сесть рядом с Лилиан, несмотря на кряканье ворона, взять её за руку и нахмурившись, кричать, чтобы не ленилась и очнулась наконец-то! И когда очнётся, получит за то, что заставила её волноваться, но. Но. Канзаки так не поступит. Сейчас тренировка, так что нужно думать о тренировке и не отвлекаться. Голубоглазая вернулась к мыслям о тренировке и всеми силами, старалась не показывать того, что ей хочется поскорее закончить и, если не будет никаких других дел, проведать Ли. — Танджиро это заметил. Тренировка, на удивление Камадо, прошла быстро. Он чувствовал усталость, но преодолел себя и пошёл ещё дополнительно тренировать дыхание, а когда лёг в постель, то дал себе слово, что попробует целую ночь спать, держа концентрацию дыхания. Первые две минуты это у него получалось, но затем он стал понемногу погружаться в сон и забываться. Ночь сияла, полная звуков, — хлопали птичьи крылья в листве деревьев, органно гудели кузнечики от избытка жизни, раздуваемой мощными мехами земли. Со стороны кровати Лилиан послышалось движение — это заставило его мозг включиться, словно лампочку. Парень втянул носом воздух — со стороны девушки веет сильной горечью, хотя несколько минут назад всё было спокойно. — «Может быть, ей приснился кошмар?» — проносится в голове Танджиро. Он аккуратно поворачивает голову в сторону её кровати и с большими от удивления глазами, наблюдает, как девушка, аккуратно принимает сидячее положение на кровати, щупает себя за бинты на руках, голове, лице, одежду, после чего тихо начинает разматывать бинты головы и лица. Белые ленты, беспорядочно складываясь, ложились на её колени — на это можно было смотреть вечно. Это успокаивало и убаюкивало настолько, что аловолосый, наблюдая за этими лентами, стал погружаться в сон, как под гипнозом. Но сон вновь ускользает, как только конец белой, успокаивающей ленты, падает в кучу, ставя точку в убаюкивающем представлении. Танджиро опомнился и поднял взгляд на девушку, не щурясь — ночь была богата лунным светом. Его взгляд выхватывал каждую мелочь во внешности девушки: большие небесно-голубые глаза, безжизненные, уставшие от мук, смотрящие как в никуда; небольшой шрам между глаз посередине, оставленный от лезвия катаны; небольшой нос, чуть припухлые сухие губы, нервно поджатые сейчас, неровно подрезанные лезвием короткие, под каре, волнистые волосы, рваная чёлка и фарфоровая, словно неестественная, кожа, к которой так и хотелось прикоснуться, чтобы удостовериться о том, что это не маска. Кровать тихо проскрипела. Лилиан аккуратно встала на ноги. Бинты упали на пол, а сама их обладательница слегка пошатнулась — в этот момент Танджиро уже хотел вскочить и помочь ей удержаться на ногах, но понял, что в этом нет необходимости, когда она сама, резко выпрямилась. Фиолетоволосая равнодушно оглянулась вокруг, сдерживая соленые капли, готовые вот-вот скатиться по щекам от боли и обиды, невыносимого горя, отдающегося жжением в груди. Она неуверенно делает шаг вперед, прямо к кровати Камадо, но словно не видя этого. Затем ещё один шаг, ещё. Танджиро опомнился и быстро закрыл глаза, собираясь с мыслями. Но… правильно ли это? Девушка впервые за всё время очнулась и встала на ноги, а он притворяется спящим, вместо того, чтобы помочь ей. Танджиро не знал, как поступить, он был растерян и сердце что-то билось в волнении. И его сердце ёкнуло, как только он почувствовал, как колено девушки врезалось в матрас его кровати, ладони аккуратно легли с обеих сторон его головы, а её дыхание мог ощутить на коже своего лица. Парень рефлекторно открыл глаза и сразу же встретился с равнодушным, затуманенным взглядом, внутри которого всё кричало от боли как физической, так и моральной. Он смутился из-за такого близкого расстояния между лицами, хоть и успел понять, что Лилиан не до конца очнулась — стало ясно по затуманенному взгляду. Неожиданно, девушка чуть прищурилась, пытаясь детальнее разглядеть находящегося перед ней, и тихо-тихо, шепотом, вопросила неуверенно вслух: — Человек?.. Танджиро уже открыл рот, чтобы подать голос, как его стали аккуратно, неуверенно щупать за волосы, лицо. Парень похлопал глазами, не до конца понимая, что происходит. Ладони остановились на его крепком лбу, и ровно через три секунды, голубоглазая отскочила назад, прижав одну руку к пышной груди, другой же закрывая рот, чтобы не вскрикнуть. — Простите… — сквозь ладонь прошептала девушка, разглядывая спящих людей, стены. Затем, увидев дверь, она неуверенно раздвинула её и вышла в коридор, тихо закрыв за собой сёдзи. Когда голубые глаза опустились в пол коридора, они постепенно расширились. На полу, помимо всех надписей «усталость», «волнение», «радость», «злость», ярче всего выделялась в глазах Лилиан лишь одна — «демон». По телу прошелся заряд мурашек, придающий сил на пылкое чувство ненависти. Нахмурившись, коротковолосая, игнорируя то, что каждый шаг даётся ей с ужасной болью, что она чувствует сильную усталость, направилась по следам демона с решимостью и глубокой душевной болью. Камадо встал с кровати. — «Нет. Всё же, это неправильно. Она нуждается в помощи!» — думал в тот момент аловолосый, как вдруг почуял запах сильной ненависти. Он чувствовал уже такую ненависть, и это было когда… Танджиро ужаснулся и поспешил выйти в коридор, закрыв за собою сёдзи максимально тихо, чтобы не разбудить остальных. Он посмотрел в сторону запаха и увидел, как его мысли подтверждаются — Лилиан направляется в комнату Незуко. Она же ничего не знает, и думает, что Незуко — это враг! Сёдзи отъезжает в сторону и зайдя в уже залитую лунным светом комнату, перед фиолетоволосой предстает демоница в розовом кимоно. Она, кажется, только сейчас очнулась и стояла посередине комнаты, думая, как себя развлечь, и вопросительно смотрит на зашедшую. В сердце больно кольнуло, отчего Лилиан сжала кулаки до побеления костяшек, лицо отразилось в зверской ненависти. Она делает шаг в сторону демоницы, как в комнату врывается парень, выше её на сантиметров три, и становясь перед демоницей, разводит руками, восклицая: — Незуко — не враг! Девушка делает шаг вперёд, словно не слышит его, словно его и нет вовсе. — Незуко никогда не ела людей! Она за нас, людей! Она хорошая! У Танджиро прошелся холодок по всему телу. От неё веет непоколебимым решением, и это его пугает. Незуко наклоняет голову немного в бок и хлопает глазами, не понимая, что происходит. А Лилиан делает ещё шаг и становится совсем близко к Танджиро. Аловолосый посмотрел ей в глаза — её глаза сейчас сияют пёстро-голубым, а внутри горит огонь. И всё же… — Я не хочу с тобой драться! Но и Незуко ты не трогай! Она — моя сестра! Танджиро смотрит уверенно ей в глаза, он сверлит её взглядом и решимостью. Незуко — всё, что у него осталось, и он её в обиду не даст, он сделает её человеком и она, его единственная выжившая сестра, будет счастлива. — «Что?» — черты лица резко смягчаются и зрачки постепенно расширяются, когда Танджиро видит, как пёстро-голубой цвет глаз гаснет; на длинных ресницах начинают блестеть слезинки, и внезапно горькая улыбка — совсем как у ребенка, который храбрится, стараясь не заплакать от боли, — искривила сухие губы измученной Лилиан. — С-сестра?.. — голос дрогнул, а его обладательница посмотрела через плечо аловолосого на демоницу таким взглядом, словно в надежде увидеть того, кого уже не будет рядом никогда. От Лилиан повеяло сильным разочарованием, когда она, через минуту, приняла исходное положение. — Д-да. Незуко — моя родная сестра. — кивает Танджиро, удивленный тем, что именно эти слова остановили фиолетоволосую. — Родная сестра… — выдохнула Лилиан, как резко замолчала из-за появившегося кома в горле, болью и сильной виной внутри. Его сестра демоница, а он всё равно пытается её спасти. Не то, что она… На отборочных, после того, как Аой скрылась за деревьями, Лилиан смогла мысленно вздохнуть, но демоница не дремлет и сообразила стать в размерах больше, чтобы получить преимущество в силе. Голубоглазая еле держалась на земле, на левом виске замерла оспарина и она видела, что такими темпами, лезвие клинка разломают на две части, как она ранее хрупкую веточку, чтобы привлечь к себе внимание и немного напугать Аой Чудовище издало писклявый рёв и стало ещё больше в размерах. Тогда, Лилиан резко сделала рывок назад: — Первая ката: Луч тёмной стороны солнца! Лезвие покрылось тёмно-фиолетовым цветом, после чего из него вырвался тёмный свет в виде полумесяца и рассёк горизонтальным движением слева направо, кисти рук демоницы. Разжатые ладони с прогнившими ногтями, с глухим грохотом упали на землю, окрашивая вокруг себя алый круг. Почувствовав боль, демоница замешкалась, и потом резко ощутила, как её живот, насквозь проткнула катана. Сначала, красные ручейки расползлись у неё прямо вниз живота, затем с колена стали капать прямо на птичьи лапы; во рту скопилось что-то, на что ей и смотреть не хотелось, но когда его стало слишком много, и кошки шкрябались в горле, пришлось выблёвывать, выхаркивать всё и видеть, как некоторые алые брызги пачкают красивое хаори с китайскими розами, лицо носительницы этой одежды… Голубые глаза, наполненные решительностью, встречаются с красными, после чего резко, черты лица Лилиан смягчаются, глаза расширяются в самом огромном удивлении. Минуту, равную вечности, она стояла неподвижно, и все звуки, все запахи, разлитые в немного прохладном ночном воздухе, приобрели вдруг какую-то несообразность и, казалось, многократно усилились: частый стук её сердца, похожий на барабанную дробь, жесткий глухой шелест листвы деревьев, кустов, травы, далекий жалобный крик какой-то птицы, сладкий аромат цветов, летящий из округи, и, кашель кровью демоницы, во взгляде которой она смогла узнать… — Сестра…? Осознав, что только что она сказала, фиолетоволосая рефлекторно вытаскивает клинок из раны и с таким же шокированным лицом, отходит назад, на несколько шагов. Демоница падает на колени и всё харкает кровью. — Ли… — смогла еле расслышать голубоглазая исходящее из уст демоницы, а точнее — старшей сестры. — А… Акира…! — с удивлением воскликнула Лилиан, затем затихла, — Прости, я не знала, что это ты, я вообще не знала, что после того дня кто-то остался жив, кроме меня… — Лилиан… Я ждала тебя. — со слезами на глазах и с приливом нежности произносит Акира, ласково смотря на свою младшую сестру. — Пожалуйста, убей меня. Я не могу больше так, я не хочу есть людей, и я стала, такой уродиной… пожалуйста, убей меня. — Чёрноволосая горько улыбнулась и по щеке покатились слёзы, отчего Лилиан растерялась. — А-Акира, что ты такое говоришь? Я не могу тебя убить, ты же моя сестра! Я… Я найду способ тебя вытащить, найду способ сделать тебя человеком! — Ли, пожалуйста… Оно меня сильней. Жажда крови сильнее меня. За эти года, что мы с тобой не виделись, знаешь сколько я съела людей?.. А ведь они тоже, были чьи-то родные! — билась в истерике демоница. — Сестра, я сейчас ничего не хочу, кроме как умереть! Ты понимаешь?! Лилиан опустила голову, судорожно сжимая в руке катану. — … Скажи, как тогда всё произошло?.. Акира ужаснулась, и было видно, как на шее под кожей у нее быстро-быстро бьется голубая жилка. — Нет, Ли! Нет! Я не скажу! Я не расскажу тебе об этом позоре, сестрёнка! — лицо её совсем побелело, а алые глаза казались неестественно огромными и почти черными от расширившихся зрачков. Девушка положила меч обратно в ножны. Её глаза покраснели, правда то ли от гнева, то ли от слёз, которые она так старательно сдерживает. — Слушай сюда! — закричала гневно, но с болью в душе, и поднесла к глазам сестры свои загрубевшие, покрытые волдырями и мозолями ладони. — Это тело, эти руки тренировались несколько лет, чтобы отомстить за всех вас! И после этого, ты хочешь сказать, что все мои труды — напрасны?! Да мне плевать, что там! Говори сейчас же! — Что тебе говорить?! — озверев, ударила лапой прямо в солнечное сплетение, тем самым повалила сестру на землю, — Что тот, кого я всем сердцем любила и верила, оказался демоном и хотел изнасиловать меня и среднюю сестру, когда ты, младшая, пошла за дровами?! Или рассказать, как после этого появился отец и убил его, но из тени вышел какой-то идиот с красными глазами и убил их всех, а мне предложил стать демоном или умереть?! Или то, что я согласилась и стала вот такой уродливой, а потом меня словили и я здесь?! Демоница лупашила своей когтистой ногой сначала по животу, затем и по грудной клетки фиолетоволосой. А в конце, наклонилась к её шее, истекая слюнями. — Кровь! Хочу крови! — Акира, держи… себя в руках… — тяжело дыша хрипит Лилиан. Демоница вздрогнула и сразу же отстранилась. Откашлявшись сначала просто, а потом и с кровью, Лилиан пошатываясь встает на ноги. — Ли… Лилиан, п-прости! — … Жалеешь ли, что съела людей? Жалеешь ли, что убила их? — еле сдерживая слёзы спрашивает девушка. Акира опускает голову. — Да… — Ни слова больше. Голубоглазая быстро вытаскивает меч из чехла и его лезвие покрывается тёмно-фиолетовым цветом. Девушка делает рывок и рассекает демоницу насквозь, с горла до пупка, оказываясь за спиной темноволосой. — … Седьмая ката: Благословение Богини Тёмной стороны солнца! Старшая сестра на миг замирает. Она готовилась к худшему, но только сейчас, не чувствует никакой боли, лишь ласковое тепло, что распространяется по всему телу и похоже на тёплые мамины объятия. — Ли, знаешь, а умирать, не так уж и больно… — тихо шепчет старшая, горько улыбаясь. — Ли, знаешь, а ты выросла, стала красивее, чем я раньше… Эхех, и даже завидно признавать, но твоя грудь тоже стала больше, что даже Марика, будь она жива… Голос прервался. Голубоглазая взглянула на демоницу, после чего резко оттянула голову в противоположную сторону, горько поджимая губы, потому что Акира, прикрывает глаза от удовольствия и нежно улыбается, совсем не видя того, что в реальности, тёмный свет испепеляет её изнутри, разъедает. Подул лёгкий ветерок, унося с собой пепел умершей, лаская вьющиеся волосы. Вдохнув полной грудью, Мурасаки поворачивается полубоком к месту, где всего несколько минут назад стоял один из самых родных людей. — Сестра, я бы простила тебя, будь ты просто демоном. Я бы нашла способ тебя спасти. Но ты убивала людей, это было бы нечестно, неуважение к их мёртвым душам. Покойся с миром, я отомщу за тебя, Марику и отца. — и слезы заструились по её уверенному лицу. От воспоминаний, тело судорожно дрогнуло. Девушка сделала два маленьких шага назад, присела на футон, обняла колени и уткнулась им в лицо; тело слегка подрагивало, а босые ноги, столь же белые, как и кожа на лице, то сжимались, то разжимались. — С-сестра, прости, я не могла иначе. Ты ела людей, это неправильно. Прости… — тихо всхлипывая, обращалась к душе умершей фиолетоволосая. Слушая такой голос, ловишь интонацию каждой фразы, как будто это музыка, которая больше никогда не прозвучит. Лицо Лилиан, миловидное и грустное, ещё больше теперь оживляют печальные глаза и губы. Незуко пробормотала что-то невнятное, смотря с ответной грустью на девушку. Она вышла из-за спины своего брата и подойдя ближе к голубоглазой, присела на корточки. Сначала, демоница утешающе гладила её по голове, а потом и вовсе обняла, что-то бормоча. Танджиро сильно сжал ткань одежды в области сердца. Эти чувства ужасны и уничтожают изнутри, никто не должен их чувствовать, а тем более девушка. Девушек нужно беречь, как нежный цветок — так всегда говорила ему покойная мать. Камадо хочет её утешить, как-то подбодрить, но не знает, как это сделать. Он знает, как утешить ребёнка или парня, но девушка… никогда не имел случая. Немного растеряно, парень садится перед Лилиан, кладёт свою ладонь ей на плечо, и ободряюще улыбаясь, говорит: — Ничего. Ты можешь считать Незуко и своей сестрой тоже! Уверен, она будет не против! Верно ведь, Незуко? Танджиро переводит взгляд на Незуко и краем глаза замечает, что Лилиан, словно черепашка, высовывает свою голову из панциря-колен, и тоже смотрит своими сапфировыми глазами на темноволосую. Незуко с удовольствием кивает, уже играясь с короткими, волнистыми прядями волос. — Лилиан Мурасаки. — А? — хлопает глазами Камадо. — Меня зовут Лилиан Мурасаки, но можете звать просто, Ли. — повторяет спокойно девушка, вытирая слёзы на краю глаз, — Мы же, не представились друг другу. — А, точно же! — опомнился аловолосый, — Я Танджиро Камадо, — дружелюбно улыбнулся, после чего с лёгкой улыбкой на лице указал на Незуко, — А это, Незуко Камадо. Приятно познакомиться! — Ага, взаимно. — лениво кивает фиолетоволосая. Алоглазый втянул носом воздух. Негативных эмоций поубавилось, но они всё ещё есть, те — которые медленно пожирают её изнутри. И никто, никогда не должен чувствовать такое, так почему же это чувствует она?