***
На очередной стоянке экипаж отпустили на берег: походить по местному рынку, поспать в неподвижной теплой постели на суше. Джим был рад случаю отвлечься от мыслей о Сильвере, который на корабле постоянно попадался ему на глаза, а вот на берег отпущен не был. Они с Доктором, Капитаном и Трелони прекрасно провели сначала день в гостях у местного шерифа, который непрестанно расспрашивал их о подробностях захватывающего путешествия, неуклюже шутил и явно хвастался то угрюмым сыном, то располневшими, краснощекими дочерьми, а потом и вечер в трактире, где половой бренчал на фортепиано незамысловатый мотивчик, а хозяин, поворчав, даже нашел у себя за соответствующее денежное вознаграждение не только комнаты на всех новых постояльцев, но и не засаленную колоду карт для партии в бридж.***
Джим проснулся в рассветных сумерках, оттого что чихнул. В комнате пахло пряным табаком, крепким, что хоть топор вешай. Хокинс сначала подумал, что он все еще на острове среди пиратов, но быстро вспомнил, что приключение уже позади, а значит… Джим распахнул глаза и резко сел, вглядываясь в темные пятна предметов. На подоконнике, крепко опершись ногой в пол, сидел Сильвер и курил, задумчиво глядя куда-то в ноги Хокинса. — Почему вы на берегу, сэр? — спросил Джим, пытливо вглядываясь в Джона. — Что вы здесь делаете? — Что делаю? — Сильвер снова пыхнул трубкой и криво улыбнулся: — нехорошо было бы уйти, не попрощавшись. — Уйти? — переспросил Хокинс, порываясь вскочить на ноги и не в силах это сделать — костыль пирата впечатался в его грудь. — Но сэр!.. — Спокойно, Джим, — парень подумал, что Джон добьет его ставшим уже привычным «мой мальчик», но Сильвер промолчал, кривя губы в непослушную улыбку, так и норовившую разъехаться в парадоксальные, возмутительные слова. — Дай мне, может, в последний раз в жизни посмотреть на симпатичного мне человека. — Сэр… — уже с меньшим запалом пробормотал Хокинс, без особого труда отводя деревяшку в сторону. — Не стоит так спешить, присядьте и поговорим обо всем. — Разговариваешь со мной, как с конченным маразматиком, — язвительно усмехнулся Джон и неуловимым броском оказался на кровати, костылем отбрасывая в сторону руку, которой Хокинс попытался закрыться от неожиданной угрозы. — Что же ты собирался со мной обсудить? — Совершенно не разумно сбегать сейчас, — упрямо игнорируя положение, в котором оказался, попытался быть спокойным и убедительным Джим. — Что вы будете делать один, в чужой стране, в вашем положении? Это правда произошло совершенно невольно — просто потому, что Сильвер был слишком близко. Хокинс хотел просто кинуть невольный взгляд на деревянный протез, но вместо этого столкнулся носами с Джоном, дернулся, оказываясь еще ближе, а потом Сильвер рухнул на него, одновременно отчаянно прижимая к себе и губами расталкивая поначалу неуклюжие, неподатливые губы Джима. Поначалу — только в первые мгновения, потому что Джим с внезапной ясностью поверил сразу во все, во что отказывался верить еще накануне: он был пропащим человеком, который с потрохами увяз в Сильвере, в страшном пирате, в отчаянном смельчаке, в мужчине, который правда собирался убраться восвояси, не дожидаясь рассвета. От гремучей смеси высвобожденного осознания и отчаяния Хокинс застонал. Его словно окатило штормовой волной, полной водорослей и ярости, он распахнул рот, желая насытиться не то воздухом, не то горьким, как табачный лист, языком пирата. Джон гибко отстранился, и в полутьме он казался Джиму самим морским Дьяволом — могущественным властелином беспокойной пучины. Крепкая шея в вырезе холщовой рубашки была напряжена и блестела от испарины, Хокинс сам чувствовал, что пот стекает по его спине, по лицу и груди. Сильвер протезом чувствительно задел голень молодого человека и Джим, слабо понимая, что делает, распахнул бедра, скрещивая ноги за спиной пирата. — Все еще хочешь говорить? — хрипло спросил Джон, потом усмехнулся своим мыслям и совершенно внезапным домашним жестом коснулся кончиком носа щеки Джима — все еще не лишенной юношеской мягкости и имеющей только намек на будущую бороду. — Боюсь, разговоры тут неуместны, сэр, — не сумел сдержать ответной улыбки Джим, и вздрогнул, когда пират совершенно подлым обманным маневром добрался до его шеи. Покрывало слетело на пол, но Хокинсу было на это глубоко наплевать: он, вцепившись в рубашку на спине Сильвера, гнулся под прикосновениями его языка как глина на гончарном круге, и ощущал себя таким же погребенным под прикосновениями. Честное слово, его не должны были так заводить грубые мозолистые ладони на голых боках и животе, скользящие по щекам чужие рассыпавшиеся пряди волос, губы, горькие, как табак, острые от въевшейся морской соли и болезненно властные. — Мне будет не хватать твоих бесстрашных порывов, — прошептал Джон Джиму прямо на ухо, вжимаясь в него бедрами. — У любого другого это был бы идиотизм, и я клянусь, я бы первым его прикончил, но ты… Посмотри на меня. Хокинсу было непросто сфокусировать взгляд, закрыть распахнутый в экстазе мокрый от своей и чужой слюны рот и сосредоточиться на том, что говорил ему Сильвер, но молодой человек усилием воли справился с собой и едва подавил восторженный стон, взглянув на восхищение в глазах пирата. — Да, вот так, Джим. Смотри на меня без страха. — Много чести для вас, — выдавил из себя Хокинс, подаваясь вперед. — Чтобы вас бояться. Сэр.***
Утром Сильвера уже нигде не было, только его попугай сидел на рее, и когда Джим поднялся на палубу в сопровождении причитающего Трелони, посмеивающегося доктора и грязно ругающегося под нос капитана Смолетта, слетел к нему на плечо.