***
Парень соскользнул с кровати, пошаркивая босыми ногами по кафелю, и подошёл к окну. Он устроился на подоконнике напротив Эрмаля, зеркально отражая его позу, подтянув колени. Затем осторожно поставил ногу между ног кудрявого, выровняв их лодыжки. Парень уставился на них на секунду, но не нарушил молчания между ними. — Ты в порядке? — наконец тихо спросил Мета, когда молчание затянулось и стало нарастать. Он знал, что тот тоже установил эту связь, и теперь задавался вопросом, куда это их приводило. Парень посмотрел на него, провёл рукой по своему лицу, осторожно коснувшись пальцами правого глаза. Эрмаль знал почему. Ощущение синяка под глазом, первого удара, всегда исчезало последним. — Да, я в порядке, — в конце концов пробормотал парень без особой убеждённости, и по выражению его глаз юноша понял, что это не так. Оба из них не были в порядке, оба слишком потрясены произошедшим. Это было слишком странно, слишком неслыханно, чтобы делать вид, как будто ничего не случилось. Но сейчас, когда в комнате всё ещё царила ночная тьма, говорить об этом было бы слишком, хотя они и видели слабое мерцание на востоке, обещавшее приближение нового дня. Они сидели, погруженные в свои мысли, не понимая, что всё это значит. Иногда они смотрели друг на друга, но когда их сознание на секунду прорывалось сквозь пелену бессмысленного взгляда, они снова отводили глаза и краснели. В следующий раз, когда их взгляды встретились, парень склонил голову набок, и Эрмаль продолжал смотреть, выжидая. — А ты, ты в порядке? Я имею в виду… дома? Кудрявый уставился на него — это было не то, что он ожидал услышать, не тот вопрос, который, как он думал, собеседник задаст первым. — Ага. Да. Это… Теперь всё хорошо. Гораздо лучше, чем… Да, — наконец пробормотал он, и парень кивнул, снова уставившись на тёмный город снаружи. Казалось, он немного оправился от этого неожиданного сна, от этого кошмара, который не принадлежал ему. Мета подумал, стоит ли им поговорить об этом. Обычно так не делают, не говорят о своих снах с другими, у них есть свои собственные проблемы. Но эта ситуация не была нормальной, совсем нет. Может быть, он должен попытаться сделать её немного более похожей на такую. — Гм, — начал он и снова привлёк внимание парня к себе. — Я не знаю… Я имею в виду, как тебя зовут? — Фабрицио, — последовал быстрый ответ, словно он ждал, что этот лёгкий вопрос прорвется сквозь какофонию неразрешимых в его голове. — Эрмаль. Они кивнули друг другу, снова помолчав, но были уже немного ближе, чем прежде. Прежде чем кудрявый попытался продолжить этот осторожный разговор, он заметил, что один из присутствующих в комнате начал ворочаться быстрее, как будто он скоро проснётся. Ему хотелось поговорить с Фабрицио, но не при посторонних. — А ты бы хотел… Не хочешь пойти и вместе позавтракать? — спросил он, немного поколебавшись, но потом заметил кивок краем глаза. Они слезли с подоконника и направились по ванным комнатам, чтобы собраться. Было достаточно рано, так что обе они не были заняты, и парни вернулись в свою комнату примерно в одно и то же время. — Ну что, пойдём? — спросил Фабрицио с лёгкой улыбкой, которая была скорее из вежливости, была попыткой сделать эту ситуацию немного более нормальной, когда это было не так. Эрмаль кивнул, и они вышли на улицу, направляясь к центру города. Они не разговаривали, просто шли по пустым улицам вместе. Они миновали несколько пекарен, но ни одна из них ещё не была открыта для посетителей. Мета не думал, что кто-то из них возражает против этого, ведь теперь у них было ещё немного времени, чтобы отдалить себя от своих снов и подготовиться к разговору, который они собирались вести. Наконец на маленькой улочке в углу площади они нашли открытую булочную. Каждый заказал себе кофе и что-то поесть, и они устроились за одним из столиков снаружи. Юноша сделал первый глоток кофе и понял, что пора начинать разговор. Не тот разговор, просто он должен был что-то сказать. — Итак, что привело тебя сюда? — спросил он Фабрицио, откусывая от круассана. Парень посмотрел на него поверх своей чашки и ответил: — Я собираюсь сегодня вечером на концерт. А тебя? — В университете сегодня День открытых дверей. Я подумываю о том, чтобы учиться здесь. Языки, — пояснил Эрмаль. Завтрак продолжался в том же духе, сопровождаемый самой незначительной светской беседой. Оба знали, что это лишь способ заполнить время, пока они не начнут обсуждать то, что на самом деле было у них на уме. Первым нарушил молчание Моро, когда они бесцельно брели по просыпающимся улицам. — Как ты думаешь, что случилось? Как? — спросил он между нервными затяжками сигареты. Кудрявый пожал плечами. Он и сам не знал. Никто никогда не говорил, что нечто подобное может случиться, что возможно обменяться снами с кем-то другим. — Может быть, сны перепутались? Мы были сбиты с толку, кто где спит, и кровати стояли друг над другом… На это Фабрицио усмехнулся. — Как в тех историях, что мы рассказываем детям? Что под кроватью чудовище, из-за которого нам снятся кошмары? Ты действительно в это веришь? Мета бросил на него быстрый взгляд. — А у тебя есть объяснение получше? Я не знаю, почему это случилось. На лице собеседника появилось извиняющееся выражение, но он больше ничего не сказал, закрывая тему, пока она не переросла в дальнейшие рассуждения. Они были не в настроении для этого. В своих странствиях они достигли реки, и Эрмаль подвёл их к скамейке на берегу, возвышавшемся над водой. — Мне жаль, что ты застрял в моём сне, — пробормотал он, садясь и глядя на мягкие волны. Его прошлое было бременем, которое он никому не пожелал бы, и он лучше всех знал, на что похожи его кошмары. — Я сожалею о том, что случилось, — только и ответил Фабрицио, и это прозвучало так искренне, так честно. Мета оторвал взгляд от воды и посмотрел на лицо парня рядом с собой. Тот повернулся навстречу, его глаза были добрыми и тёплыми, но в них не было жалости. Эрмаль кивнул, улыбнулся своей обычной улыбкой и снова повернулся к реке. Он думал, что на этом разговор окончен, но Моро застал его врасплох. — Но теперь всё в порядке? Ты, твои брат с сестрой и твоя мама? Кудрявый снова кивнул, тронутый заботой парня, он уже второй раз спрашивал об этом. — Да. Мы переехали. У нас всё хорошо. — Я рад, — сказал Фабрицио, и Мета снова понял, что он говорит серьёзно. — Ты встречаешься с друзьями здесь, на концерте? — спросил он, просто чтобы сменить тему разговора. Последовала пауза, колебание, прежде чем прозвучал ответ. — Нет, я пойду один. Ещё одна пауза, во время которой Эрмаль не мог не связать это единственное слово со своим сном. Сном Фабрицио. Ему показалось, что парень сделал то же самое, потому что он быстро продолжил: — Нет, это не то, я имею в виду, так просто удобнее, мои друзья должны были работать, и ладно, таким образом я могу просто делать всё, что хочу... это легче, путешествовать так. Юноша наблюдал за ним, но Фабрицио не смотрел ему в глаза. Он смотрел на воду, крепко прикусив губу. Он считал, что так лучше — путешествовать одному, быть свободным, но Мета так отчётливо помнил этот сон, что ему стало интересно, так ли это на самом деле. Был ли Фабрицио здесь один, потому что так было удобнее путешествовать, или он был здесь один, потому что не нашёл никого, кто мог бы его сопровождать? Был ли он здесь один, несмотря на то, что делал всё, чтобы это изменить, и это только подпитывало его самые глубокие страхи? — Фабрицио? — Эрмаль начал мягко, не уверенный, сможет ли он это сделать, было ясно, что у него, в случае чего, наготове есть оправдания, но кудрявый чувствовал, что должен попытаться. Правда, он не знал, что сказать, потому что так мало знал о жизни парня… но кое-что всё-таки знал. Он знал кое-что о Фабрицио, который больше всего на свете боялся одиночества, боялся, что его не услышат и забудут… Фабрицио, который казался таким добрым, Фабрицио, с которым у него было много общего… Разве он не должен что-то сделать? Может, стоит попытаться показать ему, что он не так одинок, как ему кажется? Что всегда найдется кто-то, кому он небезразличен и кто выслушает его? Повинуясь порыву, Эрмаль повернулся к собеседнику. — Могу я одолжить твой телефон на секунду? — спросил он и удивился, когда Моро вытащил из кармана телефон и без лишних вопросов протянул ему. На самом деле у него не было никаких ответов. Он нашёл телефонную книгу и добавил контакт. Своё имя. Свой номер. Но он не сохранил его, ведь это был не его выбор. Юноша протянул телефон Фабрицио, и тот уставился на него. — Позвони мне как-нибудь. Я бы с удовольствием послушал тебя, — сказал он, мысленно проклиная себя за то, что покраснел. Для него это был смелый шаг. Фабрицио взял телефон, его пальцы мягко коснулись пальцев Эрмаля, и он посмотрел на него с улыбкой, хотя и слегка дрожащей. — Спасибо, — сказал он и нажал кнопку «сохранить», проверяя запись в списке контактов и выбирая только что введённое имя. Парень глубоко вздохнул, прежде чем позвонить, застенчиво глядя на Мету сквозь ресницы, как будто не был уверен, что сможет это сделать. Кудрявый выудил из кармана вибрирующий телефон, коротко ответил на звонок, а затем сохранил номер, добавив эмодзи, которое показывало город в лучах восходящего солнца, совсем как выглядел мир, когда они вышли из хостела. Он повернул телефон так, чтобы Фабрицио тоже мог его видеть, и сохранил его. Ему хотелось бы сделать что-то ещё, но он уже сделал первый шаг, и со временем последует ещё один. Он уже чувствовал близость с Фабрицио, это был, несомненно, побочный эффект путаницы сновидений, но Эрмаль был уверен, что они могли бы стать по-настоящему близкими, могли бы стать друзьями. Нужно было только время. Они сидели на берегу реки, наблюдая, как просыпается город вокруг них, постепенно, но верно, число людей вокруг них росло, и шум тоже усиливался. От обмена номерами разговор естественным образом вернулся к более лёгким темам. Он так же просто и естественно продолжался, обнаружил Эрмаль. Теперь, когда тяжёлая неловкость после ночи прошла, серьёзный разговор был позади, и не приходилось больше заполнять неудобное молчание светскими беседами, было так легко говорить с Фабрицио. Время летело незаметно, пока юноша не понял, что ему нужно попасть в университет, иначе он пропустит беседы, на которые записался, и которые являлись причиной, по которой он проделал весь этот путь. Он неохотно поднялся со скамейки, ему совсем не хотелось расставаться с Моро. Кудрявый постоял несколько секунд, не зная, как попрощаться. Он был уверен, что они ещё увидятся, в конце концов, они делили двухъярусную кровать, но всё же это было особенное утро. По крайней мере, Фабрицио, казалось, знал, что делать. Он тоже встал и заключил Эрмаля в неожиданные, но такие тёплые объятия. Тот прильнул к нему, отчего уходить стало ещё труднее, но он должен был это сделать. — Иди, — тихо сказал парень ему на ухо. — Мы ещё увидимся. Эрмаль кивнул ему в плечо, но медленно выбрался из объятий. — Повеселись на концерте, если я не увижу тебя раньше. Теперь настала очередь Моро кивнуть. — Я так и сделаю. Теперь иди. Напоследок улыбнувшись, кудрявый зашагал прочь, к автобусной станции, откуда отправлялись автобусы до кампуса. Он надеялся, что Фабрицио сегодня хорошо проведёт время и не позволит одиночеству слишком сильно его мучить. Он должен был помнить, что он не один, не совсем, что всегда есть кто-то, кто будет рядом с ним. Юноша поприсутствовал во время бесед и встретился с другими людьми, которых интересовала программа обучения, но пока этого было недостаточно, чтобы ответить на его вопросы. Неужели он действительно хочет это изучать? Неужели он действительно хочет учиться здесь? — Но он знал, что у него будет время разобраться во всём позже. До принятия окончательного решения оставалось ещё несколько месяцев. Он присоединился к остальным за ужином, и было уже довольно поздно, когда он вернулся в гостиницу. В комнате было темно, кровать над ним пуста. Эрмаль немного почитал при свете прикроватной лампы, вмонтированной в стену, но потом заснул. Раннее пробуждение взяло своё. Он закрыл глаза, на этот раз чтобы найти знакомый дом, мебель, какой он помнил её много лет назад. Его мать, брат и сестра. Его отец. Те же воспоминания, тот же сон, он переживал его снова, как будто ничего не изменилось. Во сне ничего не изменилось, но когда он проснулся, то обнаружил, что Моро сидит на полу рядом с кроватью, а его пальцы гладят тыльную сторону ладони Эрмаля, пока боль не проходит. Затем кудрявый повернул ладонь и крепко схватил Фабрицио за руку, на его лице появилась лёгкая улыбка. Они были в безопасности, и ни один из них не был одинок.Глава II
7 февраля 2020 г. в 16:02
Первое, что он заметил, это то, что вокруг не было белого. Ничто вокруг не было белым, и на долю секунды он задумался об этом, но потом сон овладел им. Фабрицио очутился в комнате, да, но не в той белой, которую он столько раз видел раньше. Внутри было темно, но уютно, как бывает зимой в комнатах, когда снаружи завывает ветер, а внутри тепло и сухо.
Он огляделся по сторонам, и в груди у него воцарился покой, потому что здесь он чувствовал себя как дома. Из тени появились фигуры, их было трое, и Моро узнал их, конечно узнал, это была его семья. Его мать. Его брат. Его младшая сестра, такая маленькая ещё. Он улыбнулся им, и они начали улыбаться в ответ, он увидел, как уголки их губ медленно приподнялись, у всех них, для него.
Они улыбались ему и разговаривали с ним на языке, который звучал так, как вкус бабушкиной еды, на языке, который звучал, как игра на скрипке, на языке, который звучал, как дом.
Парень знал, что это его дом, это его люди. Он любил их и знал, что они любят его. Они сделают всё друг для друга, они защитят друг друга от чего угодно. От всего. В груди Фабрицио поселилась уверенность, что так оно и есть и это никогда не изменится.
Сон, однако, изменился, холод, казалось, пополз по воздуху, делая его гораздо менее уютным и домашним. Воцарилась тишина, всепоглощающе громкая, все слова на том языке, который он любил, теперь исчезли. Холодок пробежал и по спине Моро, когда он стоял в комнате, а его семья стояла позади него. Снаружи послышались какие-то звуки, шаги вокруг дома, подходящие ближе, приближающиеся к двери, которые остановились теперь у двери, прямо снаружи. Зазвенели ключи, и Фабрицио затаил дыхание, когда один из них с неприятным визгом скользнул в замок, прежде чем тот повернулся и дверь распахнулась.
Медленно, так медленно она показала человека, стоящего за ней, перекрывающего весь свет уличных фонарей снаружи. Это был мужчина, и парень знал, кто он такой. Тоже семья. Его отец. В дверном проёме он выглядел не более чем тенью, но был гораздо более реальным. Моро чувствовал, как кровь леденеет в его жилах, как громко и отчаянно бьется сердце, заставляя его двигаться.
Отец вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Сразу же дом стал просто тёмным, больше не уютным, просто тёмным, превращаясь в страшное место. Фабрицио хотел повернуться, чтобы сбежать, скрыться, но он знал, что не сможет. Люди зависели от него, доверяли ему, он должен был защищать их.
Отец приблизился к нему всего на шаг, но у парня задрожали колени. Он бросил взгляд через плечо и увидел глаза брата, который прижимал к себе сестру, спрятав её лицо у себя на груди. Он нашёл глаза матери, сияющие в темноте любовью и силой. Она делала всё, что могла, он знал это, и ему просто нужно было быть храбрым, хотя бы ещё немного.
В комнате раздался смешок, и его внимание вернулось к мужчине, приближающемуся к нему, теперь ещё на шаг ближе. На его лице не было ни капли веселья, только холодный расчётливый взгляд, и Моро потребовалась вся его сила, чтобы не отступить. Он знал, что тогда произойдет, и он обещал Ринальду и Сабине-
Ещё один шаг. Отец стоял прямо перед ним, возвышаясь над ним, заслоняя собой весь свет. Фабрицио чувствовал себя таким маленьким, таким ничтожным, но он не был таким, он знал, что не был. Он мог быть сильным, и он мог изменить ситуацию, и он мог защитить людей, которых любил. Которые любили его, действительно любили его.
Он стоял там, не сдвигаясь с места, ему хотелось посмотреть на свои ботинки, на пол, хотелось представить, что он где-то ещё, но он не мог. Медленно, сантиметр за сантиметром, он поднимал глаза вверх, борясь с инстинктами, борясь с притяжением, пока не встретился взглядом с отцом. Он смотрел в его глаза, даже не моргая, и звук собственной крови, бегущей по венам, звучал громко, словно гром в ушах.
Зря он это сделал. Парень понял это, как только волна боли обрушилась на его лицо, а может быть, даже раньше. Но это было единственное, что он мог сделать. Поэтому он продолжал стоять, не обращая внимания на боль, не обращая внимания на горячие слезы, которые только жгли глаза и никак не помогали.
Отец по-прежнему стоял прямо перед ним, опустив руки по швам, с едва заметной улыбкой на губах и ледяным блеском в глазах. Он не произнёс ни слова, не пошевелился, ни один его мускул не дрогнул, но Фабрицио чувствовал, как боль снова расцветает в его теле, без предупреждения, откуда она пришла и где раздастся в следующий момент.
Он ничего не мог сделать, только стоять там, будучи уверенным, что всё ещё является преградой между этим монстром и своей семьей, что защищает их. Он мог с этим справиться.
Но это было так трудно.
Это было так тяжело, и хуже всего было то, что Моро не знал, как долго он был там, как долго он должен будет там оставаться. Казалось, времени вообще не существовало, всё просто продолжало происходить, но на самом деле ничего не происходило.
Он не мог подготовиться, не было никакого образца, не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Иногда боль ослабевала, но лишь для того, чтобы вернуться ещё сильнее, чем раньше, когда он этого не ожидал. Ничто не двигалось в комнате, даже он сам, он не мог, он был заморожен, заперт в этом бесконечном моменте, ожидая его конца, но задаваясь вопросом, будет ли он вообще когда-нибудь.
Конца не было, тьма была всепоглощающей, боль — вездесущей, и Фабрицио хотелось, чтобы она прекратилась. Он всё ещё не мог пошевелиться, ничего не мог сделать, не мог контролировать себя, всё, что он мог, это стоять и смотреть, широко раскрыв глаза.
Однако внезапно он заметил, что темнота изменилась, чёрное стало уже не чёрным, а серым, пустота была заполнена предметами. Он моргнул, наконец-то он снова мог это сделать, и комната медленно вошла в фокус. Это был уже не тот дом, в котором он жил раньше, исчезла мебель, исчезли все люди, его брат и сестра, его мать. Исчез и его отец.
Парень снова мог дышать, казалось, впервые с тех пор, как дверь дома распахнулась. С каждым вдохом, который он втягивал в лёгкие, комната, в которой он находился, становилась немного яснее, и с каждым выдохом боль в каждой части его тела становилась немного меньше.
Наконец он понял, что лежит в своей кровати в комнате хостела. Наконец боль прошла, и он снова мог думать. Наконец он понял, что проснулся. Что он не пострадал. Что он в безопасности. Что это был всего лишь сон.
Но это был не его сон.
Моро откинулся на подушки, пытаясь осмыслить то, что только что произошло. Новый сон, сон, которого он никогда раньше не видел, из которого он ничего не узнавал… Этого никогда не случалось, этого не должно было случиться. Откуда он взялся?
Он ещё несколько раз моргнул, пытаясь выбросить из головы образы, которые видел во сне, и забыть о боли, которую испытывал. В комнате было тихо, он слышал только дыхание остальных людей, которые всё ещё спали, возможно, всё ещё были заперты в своих кошмарах.
Вот только ещё один человек тоже не спал. Глаза Фабрицио нашли тёмную фигуру, сидящую на подоконнике и смотрящую на улицу. Благодаря кудрям не оставалось сомнений по поводу того, кто это был. Юноша, с которым он разговаривал раньше и который спал на кровати под ним.
Внезапно парень понял, что действительно узнал что-то из своего сна. Тот язык, на котором с ним говорили, который он инстинктивно понимал тогда, но не мог понять сейчас, когда проснулся, был тем же самым языком, на котором юноша говорил по телефону.
И да, возможно, что-то в лицах его брата и сестры и его родителей во сне напоминало юношу на подоконнике.
Но это означало… что ему приснился его сон? С одной стороны, это имело смысл, но с другой — не имело вообще никакого.
Пока Моро всё ещё смотрел на него, обдумывая все возможные варианты, юноша вдруг повернул голову и посмотрел на него. Даже в тёмной комнате что-то в его глазах подсказало Фабрицио, что остался только один вариант.
Они поменялись снами.
И было ещё кое-что. Это был не сон с абстрактными страхами юности, это был сон человека, который на себе знал этот страх, настоящий страх, в то время жизни, когда не должен был. Это был не просто сон, это были воспоминания.