История одной дуэли

После того, как все враги были повержены или бежали с поля боя, наступила тишина, прерываемая лишь глухими стонами раненых и тяжёлым дыханием. Застывшая у окна в воинственной позе Жаклин опустила кочергу, которую она до этого крепко сжимала обеими руками, разжала пальцы, позволяя своему грозному оружию стукнуться о ковёр, и с искажённым от боли лицом сползла на пол. Воительница уступила место хрупкой девушке, на которую, пожалуй, свалилось чересчур много неприятностей для одного дня.  — Жаклин! — Рауль бросился к ней и упал на колени рядом. — Вы целы? Он... он ничего вам не сделал?  — Думаете, я бы выглядела так, как сейчас, если бы этот негодяй что-нибудь со мной сделал? — Жаклин, несмотря на своё плачевное состояние, нашла в себе силы рассмеяться. Граф с нежностью и состраданием посмотрел на её растрёпанные волосы, сползшее с плеча платье, следы от грубой верёвки на запястьях, синяки от пальцев похитителей на руках, а потом внезапно притянул девушку к себе, но поцеловать не решился и просто прижал Жаклин к груди. Д’Артаньян же, словно только сейчас осознав весь ужас пережитого, уткнулась в плечо Рауля, и её забила мелкая дрожь.  — Бедная Жаклин, они её тут заморозить хотели? — громко возмутилась Анжелика, подхватила серую накидку, так и лежавшую на диване, и накрыла ею подругу — та благодарно кивнула, быстро смаргивая выступившие на глазах слёзы.  — Жаклин, моя Жаклин, я вас чуть не потерял, — Рауль гладил её по волосам и спине с величайшей осторожностью, словно боясь напугать, и всё никак не мог перевести дыхание. С трудом отведя взгляд от Жаклин, он посмотрел на друзей и вздрогнул, увидев, что они улыбаются.  — Господа, я должен вам кое-что сказать...  — Что вы любите Жаклин д’Артаньян больше жизни и хотите, чтобы она стала графиней де Ла Фер, — по-прежнему с улыбкой продолжил Анри.  — Но как... Откуда вы... — Рауль перевёл взгляд на Анжелику.  — Я ничего не говорила! — поспешила оправдаться она.  — Да по вам всё и так видно, — махнул рукой д’Эрбле. — Вы так разволновались из-за Жаклин, что и слепой бы понял, что это не просто дружеское участие. А уж после того, как вы назвали Жаклин своей невестой, не осталось никаких сомнений!  — Да, действительно, — чуть смущённо проговорил Рауль, которому вдруг показалось невероятно глупым его стремление сохранить секрет. Жаклин, немного пришедшая в себя, яростным движением вытерла слёзы, приподняла голову и объявила:  — Да, я его невеста! Я поняла, что люблю его, ещё несколько дней назад... а может быть, я поняла это уже очень давно. Но я не решалась признаться, потом написала это глупое письмо, которое попало не в те руки и которым меня заманили в ловушку. Надо было мне сразу понять, что за птица эта Сюзетт, и не открывать дверь никому, кроме Анжелики!  — Не вини себя! — тут же бросилась к ней дочь Портоса. — Зато теперь д’Орсан вряд ли осмелится тебя преследовать.  — Признаться, я удивлён, что после такого удара кочергой он вообще остался жив, — вставил Рауль. Лефевр, до того момента притворявшийся лежащим без сознания, услышав имя своего покровителя, приподнялся и несмотря на то, что его шатало из стороны в сторону, довольно бодро заковылял к выходу. Другие люди Франсуа-Армана последовали его примеру. Мушкетёры при виде поднимавшихся врагов схватились за шпаги, но поняв, что ни им, ни девушкам опасность не угрожает, успокоились и позволили врагам удалиться.  — Однако эта цыганка появилась очень вовремя, — заметил Анри, оглядывая комнату. — Кстати, где она?  — И где дю Валлон? — добавил Рауль.  — Леон! — всполошилась Анжелика. — Леон, ты где? Впрочем, её тревога была напрасной — Леон обнаружился в соседней комнате в компании Мари. Когда схватка закончилась, цыганка выскользнула из-под стола прямо в его объятия, и теперь они страстно целовались возле окна. На изумлённые взгляды мушкетёров и слегка укоризненный взгляд сестры капитан ответил смущённо, но в то же время с вызовом:  — А что такого? Чем я хуже вас, граф де Ла Фер?  — Ничем не хуже, барон дю Валлон, — поспешно ответил Рауль. В это время Жаклин, вспомнив, что она всё-таки дворянка и фрейлина её величества, рассыпалась в благодарностях перед Мари, а Анжелика кинулась к цыганке, которую только что выпустил Леон, и обняла её со всей страстью своей портосовской натуры — Мари даже ахнула от неожиданности.  — Вы спасли моего брата! Вы спасли нашу подругу! Теперь я у вас в долгу, просите что хотите!  — Но мне ничего от вас не нужно, — слабо отбивалась ошеломлённая таким напором Мари. После ещё нескольких минут бурных изъявлений радости и всеобщего ликования улыбки на лицах стали угасать. Дети мушкетёров вспомнили, что за эту стычку им придётся отвечать перед королём и королевой, и нужно будет рассказать всю правду, всё то, что так тщательно старалась скрыть от Анны Австрийской Жаклин.  — Нас ждёт выговор, — объявил Анри, поморщившись, как от боли.  — В лучшем случае, — добавил Рауль.  — А в худшем? — Мари испуганно посмотрела на него.  — Худшего не будет, — решительно заявил Леон. — Мы расскажем, как всё было на самом деле: д’Орсан домогался Жаклин, преследовал её, она была вынуждена вызвать его на дуэль, где получила ранение...  — Это я во всём виновата, — вздохнула Жаклин.  — ... расскажем о ночном нападении на нас, — не дал сбить себя Леон, — о слежке, о похищении. Нам пришлось обнажить оружие, чтобы защитить Жаклин!  — Мне придётся свидетельствовать перед королём? — Мари встревожилась ещё больше.  — Не думаю, — с улыбкой отозвался д’Эрбле. — О вашем участии в этом деле надо говорить как можно меньше. Цыганка кивнула с явным облегчением. Рауль осмотрелся и подытожил:  — Нам надо уходить отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Отвезём Жаклин домой, по пути обдумаем, что сказать его величеству, оставим Жаклин с Анжеликой, а сами отправимся в Лувр и честно признаемся.  — Нет! Я больше не останусь дома — и так уже засиделась! — горячо возразила Жаклин. — Я поеду с вами во дворец! Ведь это из-за меня всё началось — мне и надо это завершить.  — Я тоже поеду! — поддержала её Анжелика.  — Но Жаклин, вы же едва на ногах держитесь! — попробовал увещевать возлюбленную Рауль, но она пронзила его огненным взглядом и повторила сквозь зубы:  — Я должна это закончить. Кроме того, мой измученный вид может вызвать сострадание у их величеств. Спорить с дочерью д’Артаньяна никто не решился, и вскоре дети мушкетёров в сопровождении цыганки покинули негостеприимный дом шевалье д’Орсана, причём Рауль сначала хотел понести Жаклин на руках, но она наотрез отказалась и шла сама, прихрамывая, морщась и опираясь на плечо жениха.

***

В Париж неожиданно заглянула весна — она робко, как случайная гостья, приоткрыла дверь, посмотрела на город, и увиденное так ей понравилось, что она решила задержаться. Заметно потеплело, недавно выпавший снег стал подтаивать, образуя грязно-серые лужицы, небо постоянно было затянуто белёсыми облаками, сквозь которые временами проглядывало солнце, а иногда можно было увидеть ярко-голубое, по-весеннему чистое небо. Холодный зимний ветер утих, уступив место весеннему, свежему и не столь пронизывающему, а в садах и парках можно было услышать нежные трели птиц. В один из таких чудесных дней капитан Леон быстро шагал по улицам, направляясь к той площади, где он впервые увидел танец Мари. Цыганка по-прежнему танцевала там, собирая звонкие монеты, и всякий раз, когда она видела в толпе Леона, её лицо озарялось улыбкой, а чёрные глаза становились ещё ярче. Со времени последней стычки с д’Орсаном капитан и Мари встречались множество раз, в разных местах, на разных концах Парижа, но всегда подальше от того места, где обитали бродяги, и куда Леона когда-то занесла судьба. Сородичи Мари никогда бы не приняли капитана королевских мушкетёров, для них он оставался чужаком, и только быстроногий Хуан, встречаясь с Леоном на улицах, подмигивал ему. Мальчишка оказался храбрым — в тот день он не убежал прочь, заслышав звуки драки, а дожидался Мари у дверей, дрожа от волнения и сам готовясь броситься в бой. За свои старания и за вовремя донесённое известие он получил от детей мушкетёров щедрую награду, но не сбежал прежде, чем убедился, что Мари цела и невредима. Последствия схватки с Франсуа-Арманом оказались куда более мягкими, чем могли ожидать дети мушкетёров. Людовик XIV не скрывал своей неприязни к ним, утверждая, что пока существуют потомки Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаньяна, во Франции никогда не будет покоя. Тем не менее, он признавал их заслуги и верность трону, а также то, что если возле него не будет детей мушкетёров, их место займут другие, те, чья преданность вызывает сильные сомнения. Что касается королевы-матери, то она всё ещё слишком хорошо помнила историю с сокровищами и считала своим долгом заступиться за верную фрейлину и её друзей. В конце концов, Франсуа-Арман д’Орсан был признан виновным в нападении и попытке похищения; впрочем, ни его самого, ни его людей наказать не удалось — они все исчезли в вечер после схватки. Лефевр словно растворился в грязи парижских улиц, такой же серой, как он сам, белокурая Сюзетт, должно быть, нашла себе нового господина, сумевшего по достоинству оценить её актёрский талант. Про д’Орсана ходили разные слухи: что он уехал не то в Африку, не то в Азию — словом, отправился в путешествие; люди, видевшие его, утверждали, что некогда прекрасное лицо шевалье обезображено страшным шрамом, что нос его сломан, а во рту не хватает нескольких зубов. Жаклин, узнав про эти слухи, мрачно усмехнулась и заметила, что теперь д’Орсану, лишившемуся красоты и места при дворе, придётся искать другие способы заманивать женщин в свои сети. Анжелика в своей бесконечной доброте выразила надежду на то, что после удара у Франсуа-Армана что-нибудь переменится в голове, и он перестанет относиться к женщинам как к вещам. Рауль пожал плечами, Анри мрачно хмыкнул, а Леон вовсе не думал о шевалье — мысли его были заняты одной только Мари. Вскоре после того, как д’Орсан бежал, Людовик XIV милостиво простил детей мушкетёров, а Жаклин, всё ещё хромавшая, но твёрдо держащаяся на ногах, вернулась в Лувр, полным ходом начались приготовления к свадьбе. Рауль мотался между Парижем и своим имением, Жаклин погрузилась в хлопоты, стремясь скорее забыть о пережитом, Анжелика помогала ей (правда, на взгляд Леона, она больше создавала весёлую суматоху). Анри в последнее время стал реже навещать друзей, и Леон уже начал подозревать, не завладела ли сердцем сына Арамиса какая-нибудь «кузина-белошвейка». Впрочем, ему самому не было до этого дела — не сейчас, пока его собственное сердце целиком и полностью принадлежит Мари. Леон понимал, что это не будет продолжаться вечно — он не может жениться на цыганке, да и она не желает становиться чьей-либо женой, она рано или поздно уйдёт в поисках чего-то неизведанного, покинет Париж, оставив город непривычно тихим без песен, а сердце Леона — опустевшим. Даже сейчас они встречаются тайком, скрываясь от самых близких, и даже друзья капитана, даже его сестра — никто не знает, что у него на душе. Но всё-таки уже почти наступила весна, и дует весенний ветер, и они с Мари так молоды, и всё ещё возможно... Его размышления были прерваны появлением той, о ком он только что думал — Мари выскользнула из узкого проулка, как всегда незаметно и бесшумно, и почти подбежала к Леону.  — Ну, что твои карты показали на сей раз? — усмехнулся он, сжимая её руку. Это стало их обычным приветствием после того дня, который Леон провёл в доме у цыганки, и она нагадала ему опасность, любовь и войну. Мари улыбнулась, быстро огляделась по сторонам и, убедившись, что улица пустынна, одарила Леона долгим горячим поцелуем.  — Что сегодня нас ждёт хороший весенний день, — загадочно улыбаясь, прошептала она.