Unmoglich

      (Йонас влюблен.)       Он говорит себе, что это не так, этого не может быть. Не в нее. Не в Марту.       Из всех людей, только не в его, блять, тетю.       Он никогда не был влюблен. Ни когда увидел ее в школе с Бартошем, его рука на ее плечах, а взгляд ее полностью говорит о том, что мысленно она не здесь, но где-то ещё.       Ни когда Бартош сказал, что Марта не берет телефон, но звонок от нее, который Йонас намеренно не принял, заставляет его думать – почему я?       Ни даже тогда, когда он смотрит на то, как «Ариадна» произносит свой монолог о судьбе и ее невидимых нитях, такая изысканная в своем белом платье и с этой ярко-красной помадой на губах; или когда они встречаются взглядами через весь зал и не отводят глаз друг от друга слишком долго, даже если волна жара проходит вниз по его шее, когда он смотрит в ответ, потому что хочет, чтобы она знала, что он наблюдает. Что ему не все равно.       Он не был влюблен, когда чуть позже нашел ее в гримёрной, чтобы поздравить с выступлением. Или когда рассказывал свои секреты, убивая в себе неуверенность, потому что наконец-то был готов быть откровенным, ему нужно было знать, почему он, а не Бартош. Единственным ответом был поцелуй, который заставил его млеть и хотеть большего ещё до того, как их губы разъединились – они тянулись друг к другу, хотели быть ближе даже находясь и без того близко, ведь ждали этого так долго...       Нет! Он не был влюблен, он не влюблен! Не мог, не в нее. Пускай все и кажется таким правильным, это все ещё чертовски неправильно. Йонас неправильный, его существование неправильно, кто кому кем приходится и кто с кем спит – все, нахрен, перепутано, и от этого он просто не может связно мыслить. Когда он возвращается в свое настоящее из 1986-го, он уже знает все, чего не хочет знать. Идёт домой один. Голова идёт кругом, но он благодарен завыванию ветра и щёлканью колес велосипеда за то, что они топят какую-то часть одиночества, звянящую в ушах, пока...       Марта.       Йонас не хочет говорить. Не может – она подумает, что он спятил. Он не может сказать то, что хочет, поэтому говорит, что ошибался. Что все было неправильно. Что они были ошибкой. Но почему тогда, черт побери, когда ее губы находят его, движущиеся по собственному желанию, все чувствуется таким правильным, как если бы это было всем, ради чего он живёт?       Поцелуй прекращается так же быстро, как и начался, но Йонас не двигается с места, будто в надежде, что крохотные молитвы из глубины его души были услышаны повелителями времени и как по волшебству его жизнь впервые обрела смысл.       Но ничего не происходит, и в момент, когда Йонас открывает глаза, его сердце разбивается на кусочки, как будто на месте его лёгких появилась болезненная зияющая дыра. Он смотрит Марте в глаза, в которых читается отчаянное желание найти что-то. Но в этот раз, смотря на Марту, он видит лишь свою тетю. Она спрашивает, ошибка ли это, и разум Йонаса говорит безнадежному неистовству в его душе заткнуться нахер, потому что он знает, – знает – что это действительно неправильно, что они не могут быть вместе.       Он не может заставить себя сказать «я не влюблен в тебя», как бы не желал, чтобы это стало правдой. Вместо этого он говорит «мне жаль» и надеется, что этого будет достаточно.