В Аду

— Учитель, Кид сдох! — Пусть лежит. «Пожиратель душ»       Прости меня… прости меня… моя королева. «Пожиратель душ»       В том, что с натяжкой можно было назвать кладовкой, полыхнула вспышка зеленого огня. Длинное узкое помещение с заполненными пустыми ящиками стеллажами, на полках которых осталось кое-где забытое оружие и боеприпасы, прятало в себе чужеродное тело.       Тело было одето в джинсы и толстовку с капюшоном и мирно спало на свободной полке. Фигура в плаще, которая возникла в языках зеленого пламени, деловито осмотрелась, идентифицировала свою цель и приблизилась к спящему. Тряхнула кристаллом у себя на шее, который засветился в темноте, и щипком стянула с головы парня капюшон. На его виске, слегка прикрытая прядями волос, светилась маленькая печать. Фигура пальцем перечеркнула символ и немного подождала. Юноша нахмурился и шевельнулся; вздохнул и повернулся на спину, просыпаясь. Его по-девчачьи длинные ресницы дрогнули, и фигура фамильярно похлопала его по щекам: — Давай, дружок, просыпайся. Тебе придется еще раз спасти Рин-тян.       То ли магия рассеялась, то ли имя девушки подействовало магическим образом, но Насу проморгался и вскочил, немедленно врезавшись лбом в полку выше. — Ааау! — воскликнул он и зашипел. В голове еще отдавалось эхо звонкого «бомм». — Что за дурак. Дай-ка.       Пользуясь тем, что он пока не понимает, что происходит, фигура отодрала его собственную ладонь и приложила свою к его лбу. Несколько мгновений яркого свечения, и шишка, готовая вздуться, исчезла. — Спасибо, — рассеянно сказал контрактор, выползая со своего лежбища. — Стоп, ты кто?       Он услышал смешок. Девушка рядом с ним была ниже его на целую голову. — Кто я, не суть важно. Я пришла тебя разбудить, потому что Йохан здесь и он дерется с Ходжо.       Короткая пауза. — Что?!       Не дожидаясь ответа, он умчался. Хорошо, что он не знал, что прочие контракторы больны, иначе он бы хорошо подумал, прежде чем оставлять тут хозяйничать подозрительную незнакомку. Или… нет. «Так-то лучше», — проворчала фигура и выскользнула из арсенала. Она направилась прямиком в казармы, где лежали беспомощные и больные. Демоны чувствовали себя едва ли лучше своих людей. Приблизившись к первому пострадавшему, которым оказался Такамия, фигура извлекла из складок плаща пузырек с ярко-розовой микстурой. Звякнула стеклянная пипетка. — Глотай это или через три дня сдохнешь, — сказала она в ответ на вопросительный и явно недружелюбный взгляд Ястреба. Он слабо шарил вокруг себя рукой, пытаясь найти Люцифер, словно он мог бы в таком состоянии ее защитить. — Люци выживет, но она же не хотела, чтоб ты умер?..       Кто знает, убедили ли его эти слова или он просто воспользовался выбором, зная, что противоядия не существует. Он позволил ей капнуть микстуру себе на губы и не колеблясь проглотил антидот. Беспамятного Эбиана никто даже спрашивать не стал. Незнакомка ретировалась прежде, чем ей успели задать хоть один вопрос. Следующей целью была Куниеда, которая проснулась от грохота снаружи и пыталась приподняться на локтях. Она широко распахнула глаза, когда в комнату ворвался некто в плаще и предложил ей противоядие. Но под тенью капюшона сверкнули так знакомо изумрудные глаза, а потом девушка неожиданно открыла лицо, и Аой не удержалась и засмеялась. Слабо и болезненно, но все же. Девушка улыбнулась ей в ответ. — Тебе я могу показаться. Ты никому не скажешь, королева.       Конечно, не скажет. Аой не колеблясь приняла противоядие. Правда, радовалась она этому недолго. Неожиданная помощница не успела уйти, только спрятать склянку с микстурой и накинуть назад капюшон. У Аой возникло очень много вопросов, об ответах на которые она частично догадывалась, имея за плечами память своих прошлых воплощений. Королева Лилит жила долго и видела много, и магия, которой ныне пользовались демоны, была изобретена или усовершенствована ею лично.       Тихо скрипнула дверь, прошуршали шаги. Девушки обернулись и замерли. Вошедший замер тоже: он не ожидал увидеть здесь никого лишнего. Усмешка наползла на его разбитое лицо. — Ты еще, нахрен, кто такая? — не утруждаясь, чтоб быть вежливым, вопросил Йохан. Он оперся рукой о дверной косяк.       Фигура молча вынула нечто из складок плаща. Куниеда не увидела толком, потому как гостья стояла к ней спиной, но ощутила давящую ауру, от которой даже загудело в ушах. Атмосфера в помещении резко переменилась, будто загустел воздух; захотелось лечь и спрятаться. Даже Йохан отшатнулся. Фигура шагнула к нему, и в искусственном свете смертоносно блеснул край изогнутого клинка. — Как ты… — шинигами обнажил зубы и вытаращил глаза. — Откуда он у тебя?!       Но никто не дал ему ответов. Фигура молчала и продолжала наступать. Борясь с головокружением от яда Левиафана, Йохан телепортировал. Он улизнул под шумок от Баклажана, надеясь разделаться с беспомощными контракторами, но они не остались без защиты. Защиты, достойной архангелов — или самого Шахата. В руках у незнакомки был серп смерти.       Через подзорную трубу, которую вполне можно было бы использовать как водопровод, владыка Вельзевул наблюдал, что творится в столице. Трубу принес Форкас. Она давала несколькотысячкратное увеличение и обладала супердемоническим стабилизатором. Вместе с трубой Форкас принес поседевшего от нервов Фуруичи и вымотанную Ламию. Они вырвались из дворца незадолго до того, как его накрыло барьером. От черного тумана пришлось спасаться бегством, чтобы не выдать себя. Нынче же, на следующий день после захвата столицы, в городе стало удивительно тихо. Но и день едва приблизился к полудню. Его величество недавно закончил завтракать и тестировал трубу, допрашивая Форкаса, а не умеет ли та до кучи стрелять лазером. Труба не умела, хотя функция оптического прицела у нее была и доктор гордо похвастался, что приладить стрелковое оружие к трубе не составит труда. — Эт хорошо, эт славно, — одобрил князюшка.       Фуруичи тем временем блаженно отрубился в своей комнате, а малышке Ламии не спалось. Почему-то именно в эту короткую, хотя насыщенную впечатлениями вылазку она осознала предельно четко, что на нее не посмотрят. Не тогда, когда тебе всего двенадцать, а твоему избраннику на четыре года больше. Какая пропасть! Он взрослый. Она еще ребенок.       «Не больно-то и хотелось!» — сказала она себе, яростно утирая закипающие в уголках глаз слезы. Она всегда знала, что отношение Фуруичи к ней никогда не было двусмысленным, что бы ни говорили другие. Он адекватный (относительно) парень, и его не интересуют маленькие девочки. Наверное, стоит даже порадоваться, что он не настолько больной на голову. Несмотря на его одержимость хорошенькими девушками, он просто хороший человек и верный друг.       Даже девица, лица и фигуры которой он не увидел, заинтересовала его больше. Ламия шмыгнула носом и пнула кусок черепицы. Тот отскочил от парапета и врезался ей в лодыжку; маленькая медсестра зашипела от боли и разразилась проклятиями. — Ого, — одобрил кто-то, — где таких слов набралась?       Она быстро обернулась, чтобы увидеть Валиаса. Опять же, несмотря на его странное поведение, она не ощущала в нем никакой, точней, той самой двусмысленности. Аса маленькие девочки интересовали ровно столько же, сколько Фуруичи. Демон весело вскинул брови и прикурил, ничуть не смущаясь ее близостью. Ламия помахала перед носом ладонью, но ветер уносил дым в сторону. — Чего тебе? — Я пришел покурить. — Рядом со мной? — Могу уйти, если хочешь.       Ламия промолчала. Валиас неторопливо затягивался, пуская дымные облачка. Каждый думал о своем. Валиас глядел вдаль, туда, где осталась столица, все его перспективы и планы. Хотя после того, как он увидел черный дым, то усомнился, насколько хороша идея позволить Сатане рулить Демонией. Он всячески одобрял и приветствовал насилие, особенно эффектное. Но Если у чувака конкретный сдвиг по фазе, то не угадаешь, когда ему стукнет в башку до тебя докопаться. Вельзевул был придурковатым олухом (или убедительно прикидывался им?..), но он клал болт на то, что Сатана не спустит с рук. Есть такие, которые хотят контролировать буквально все. Вообще все. Начнется тирания, и несладко придется всем. — Да ты плачь, не стесняйся, — просто сказал Валиас. — Я никому не скажу. — Не хочу, — дрогнувшим голосом отозвалась Ламия. — Ты сам сказал, из-за него не стоит плакать. — Конечно, не стоит. Но это не значит, что нельзя.       Ламия всхлипнула. Валиас не старался ее утешить, он просто был рядом. Слезы шли, а слова нет, но Валиас и не ждал. Он сидел тут просто чтобы составить ей компанию, не обязывая ее давать объяснений. Наверное, здесь было нечего объяснять. Разочарование и безнадежность… да, со временем все это пройдет, но… это будет долго. И мучительно. — Ты когда-нибудь чувствовал, что бессилен, чего бы ты ни делал? — наконец спросила она.       Пожалуй, он должен был ощущать себя странно. Вести задушевные разговоры с какой-то малявкой. Как нелепо, что во всем замке сейчас они единственные были друг для друга подходящей компанией. Необразованный бандит двадцати годков от роду и слишком умная для своих двенадцати помощница придворного врача. И все же… нелепо или нет, но именно сейчас это казалось правильным. — Постоянно, — сказал он.       Ламия шмыгнула носом. — У меня ничего не выйдет, да? — У тебя выйдет все, если ты захочешь. А вот со мной другая история.       Ламия впервые внимательно посмотрела на демона. Ему не светило ничего хорошего, и он понимал. И, пусть для нее он казался очень взрослым, по сути, вся его жизнь была у него впереди, но он уже ничего от нее не ждал. У него было лицо того, кто слишком привык принимать подачи и просто ждет, каким еще дерьмом его удивит судьба. Ламия ткнула его кулаком. — Дурак, — сказала она, — Фуруичи не врет. Он обещал тебе амнистию? Тебя никто не будет преследовать, ты будешь свободен и чист.       Валиас усмехнулся. Докатился, его утешает маленькая девочка. — Допустим. А что дальше я буду делать? — А что ты умеешь? — Убивать и грабить.       Ламия хмыкнула. — Правда? Уж извини, этих навыков я не засвидетельствовала. По-моему, ты неплохо адаптируешься, хорошо дерешься и шпионишь.       Вот позорище, кто из них взрослый? Крошка медсестра только что плакала, а теперь старается его ободрить. Валиас вздохнул и взъерошил себе волосы. С улыбкой он съехидничал: — Уж не влюбляешься ли ты в меня?       Ламия смерила его взглядом. — Ты не в моем вкусе, старичок.       Валиас хохотнул. Он ценил иронию и сарказм. — Зато ты в моем, — вдруг выдал он, — но я заранее знаю, что мне ничего не светит.       Ламия вытаращила глаза. Валиас поднял ладони. — Не паникуй, я не тебя конкретно имел в виду. То есть… вот когда бы ты подросла лет на шесть-семь…       Ламия закатила глаза и издала рвотный звук. — Умоляю, не продолжай.       Валиас опять хохотнул. — Можешь подкатить к моей маме, если тебе так неймется. Но она старше тебя, — предложила девочка.       Настала очередь Аса пучить глаза. — Прикалываешься? — Не совсем. — «Не совсем»? Детка, ты пугаешь меня.       Ламия нахмурилась, глядя на юг. Там что-то происходило. Будто светило неожиданно решило, что его одного мало и нужно взойти еще с той стороны света. Равнина на юге озарилась далекими сполохами, словно оттуда показалась кромка огненного шара. Ламия дернула Валиаса за рукав.       Владыка несколькими этажами ниже стоял на длинном балконе с парапетом в стиле раннего барокко, роняя крошки на точеный мрамор. Рядом на широких перилах стояло серебряное блюдо с горой хрустящих печенек. В руке князюшка держал тончайший фарфор династии Цинь, в котором плескался адский кофе. Фарфор усилили магией, иначе он расплавился бы от содержимого. Рядом обретался накуренный Форкас и старик Бегемот. Вельзевул увлеченно наблюдал за тем, что разворачивается в столице, комментируя происходящее для окружающих. — Ага, забегали! — торжествующе воскликнул владыка. — Пс, Бегемот, зацени!       Через подзорную трубу столица была видна, словно находилась в каких-то двухстах метрах. За крепостной стеной то и дело взмывали в воздух демоны, которые могли это сделать. Все, кто находились в самом замке, спешно спасались бегством. — Владыка… ваш дворец…. он горит!       Вельзевул хлебнул кофе со звуком «сюююп». — Ага, точно. Полыхает как заря.       Бегемот выдержал драматичную паузу — а может, он просто не нашел слов, чтобы выразить свое потрясение. Усы старого главнокомандующего нервно задергались в ритме. Владыка рядышком посасывал кофеек и улюлюкал, когда от огня что-то взрывалось во дворце. — О! — оценил он очередной фейерверк. — Это чета у Форкаса бабахнуло в лабе! — Я оставил там взрывные сосиски, — гордо поделился доктор.       Динамит, заботливо рассованный доктором в лаборатории и по всему маршруту, который они проделали в замке, давал, так сказать, свои всходы. — Круть! — заценил владыка.       Бегемот с тоской подумал о позолоте и драгоценных камнях, а также шелках и бархате, мраморе и малахите, редком дереве и старинных реликвиях, из которых состояло убранство дворца. Спалить столицу ничем не лучше, чем отдать ее врагам. Черт с драгоценностями, а вот стратегическое положение просто будет уничтожено. Но было кое-что поважнее. — Владыка, мои глаза, должно быть, обманывают меня. Разве не похоже это на огонь принца Эна? — Очень похоже! Потому что это он и есть.       Бегемот уронил челюсть.       Получасом ранее принц Эн в своих покоях проснулся, обнаружил, что все исчезли, а завтрак ему почему-то не подают, а кроме того, имеют наглость не являться на его зов, и решил, что его хотят заморить голодом. Под рев, достойный движков реактивного самолета, его покои охватило демоническое пламя, то самое, от которого, как сказывала Хильда, горели города семь дней и семь ночей. Горничные, которым на сей раз не удалось достучаться до голоса разума принца или его игрового инстинкта, оставалось только надеть жароустойчивые костюмы. Эти скафандры изготовил Форкас на всякий пожарный случай.       «Пожарнее просто не бывает», — заключила Ельда, мрачно наблюдая, как пламя перекидывается на весь флигель, а с него на остальной замок. — Э… как? То есть… Как принц оказался там? — проблеял главнокомандующий в отставке. — Как? Слухай, Бегемот, без обид, старик, с твоими глазами все окей, а память подводит. Эн живет во дворце, знамо дело. — Нет же! Почему… нет, его немедленно нужно спасать!       Для пущей убедительности старый главнокомандующий повел рукой в сторону зарева на горизонте, призывая к действию. Вельзевул глянул в трубу и убедился, что огонь все так же бодро пожирает флигеля замка один за другим, и захватчики улепетывают со всей доступной им прытью. Ритуальная колонна возле боевого ринга треснула и накренилась, добавляя экшена в этом шоу «остаться в живых»: она прервала существование многовековой кладки стены и небольшой группы оккупантов, придавив их всех. Дополнительно снарядами земля-воздух, ака обломками от нее, настигло еще нескольких несчастных, в том числе привратника, который попытался улететь на ручной акубабе. Жители столицы двумя темными реками хлынули на разные дороги, что уводили из города.       Вельзевул не торопился бежать на подмогу сынуле, и Бегемот воззвал снова к родительским чувствам: — Владыка… чего же мы ждем?! — Ждем?.. — князюшка допил кофе. — Ааа, хорошо… Ждем, когда там все сгорит к ебеням, конечно же.       В глазах Бегемота отразились все оттенки вопроса «почему». Форкас давно ничему не удивлялся. К тому же он считал, что оставить принца Эна одного неплохая воспитательная мера, хотя и разрушительная. — Вы его наказали? — мысль Бегемота потекла в похожем направлении.       Оставшиеся в столице враги категорически бы с ним не согласились: они были уверены, что наказывают именно их. — Что ты, — помахал ладошкой Вельзевул, — я просто не мог пройти за барьер.       Рот Бегемота открылся и мгновение он молчал, вспоминая. — Тот самый непроходимый барьер? — Ага. — Который Вы Вами поставили? — Ага. На совесть кастанул. Ни одна тварь не пролезет. Даже я.       Бегемот немного помолчал. Пожар стало хорошо видно и без подзорной трубы. — Этот огонь нельзя потушить, — с обреченной флегматичностью заметил демон. Вельзевул перестал жевать печенье. — Че правда? А, точно, нельзя… ну ладно, я все равно собирался ремонт делать. Теперь хоть обои отдирать не надо.       Кажется, было совершенно бесполезно говорить, что вместе с вредителями из столицы выкурятся вообще все, а от нее самой останется кучка. Кучка золы.       К тому времени, как отсутствие Йохана заметили, он исчез, и целительница вместе с ним. Химекава вместе с Лерайе делал обход, требуя, чтобы она позвала своих дружков-джиннов, которые в былые времена возводили дворцы за одну ночь, но демоница сказала, что не водится с гастарбайтерами. Прочие же собрались внутри, радуясь неожиданному выздоровлению больных и ожидая очень интересную историю про воскрешение Баклажана из мертвых. Вскоре восторг от возвращения к жизни сеструхи Аой у краснохвосток поутих, парни сдержанно поприветствовали друг дружку, усмехаясь и обмениваясь идеями, как им прикончить Леви. Насу повертел головой. Сам архидемон отсутствовал вместе со своей хозяйкой. — Рин-тян ушла, — озвучил Нацуме.       Йохей наградил его взглядом василиска. — Если б не ты!.. — начал он. — Знаю, — словно сдаваясь, Шинтаро поднял ладони. — Она вернется, тогда и поговорим. — Я тебя убью! — Попробуй. — Меня теперь ненавидят! — А то раньше вы жили душа в душу, — поднял брови Нацуме. — Дело не в этом!       Асмо хихикнула. Она положила подбородок на плечо своему контрактору и обхватила его за шею одной рукой. Непосвященный в привычки Асмодей воспринял бы все превратно, но Нацуме уже усвоил, что демоница так выражает свою привязанность безо всякого подтекста. Асмо улыбнулась ему, но это была улыбка волчицы, которая усмехается своему будущему обеду в загоне. Глаза Асмо совсем не дружелюбно сверкнули. — Как ты предпочитаешь умереть? — буднично спросила она. — Предпочитаю не умирать, — отозвался Шинтаро. — Но мы с Йохеем тебя убьем. Потому что Рин-тян на нас обиделась.       Упомянутый Йохей вывернулся из-под ее руки, а Нацуме сказал со вздохом: — Хорошо. Я все объясню ей, когда она вернется.       Предложение бурно отвергли. — Еще чего! — окончательно вскипел Насу. — Не подходи даже! Я сам. — Слышал? — Асмо снова хихикнула. Ее глаза отразили свет, будто звериные. Нацуме не стал возражать; он действительно еще хотел жить. Оставалось лишь тяжко вздохнуть. А ведь какой блестящий был план! Если б Йохан не узнал, что Баклажан жив, у них было бы отличное преимущество. А теперь… печально, что пришлось заплатить за бутафорию душевным здоровьем Ходжо, и все в итоге впустую. Пожалуй, в самом деле лучше ей не говорить, убьет.       Они все дождались сердитого Химекавы, который упал во главе стола, и Лерайе поднесла ему кофе. После непродолжительной паузы ребята обменялись впечатлениями и выяснили, что некая доброжелательница буквально спасла их задницы, во-первых, разбудив Баклажана, а во-вторых, вылечив контракторов. До Химекавы же наконец дозвонился Фуруичи и пояснил за обстановку в Демонии. Помощь бы там не помешала, однако телепортации были заблокированы, а столица под непрошибаемым барьером. Причем за барьером засели враги, а они сами оказались у черта на куличках.       «Хотя барьер, по-моему, скоро спалят, — со странной интонацией, в которой сквозили нотки истерики, заметила трубка коммуникатора. — Вместе со столицей». Химекава только глаза закатил. Он не ожидал от остолопа-Вельзевула ничего, но ситуация уже выходила за пределы добра и зла.       Форкас с Ален Делоном искали обходные пути доставки подмоги в Демонию, а пока им оставалось ждать. Родная Ишияма лежала в руинах, всех эвакуировали, город стал зоной отчуждения.       Рин-тян вернулась только под вечер, когда все собрались в командном пункте. Ханазава воодушевленно пересказывала для проспавших экшен ребят, как Насу встрял в драку Ходжо с Йоханом. — Серьезно? — хмыкнул Такамия, хватая бекон пальцами. — Ты прикинулся мертвым, а потом с улыбкой до ушей говоришь «привет, солнышко»? Да ты садюга. — Завались, — огрызнулся Насу. Не мог же он во всеуслышание признаться, как думал, что Рин-тян обрадуется. А вышло все ну вообще не так. — Пойми правильно, я впечатлен. Очень эффектный и эффективный ход. Правда, на союзниках я б его не стал использовать. — Иди нахер, — устало отозвался герой дня. — Просто иди нахер.       Он уже сбился со счета, сколько раз он посылал всех, кто счел очень остроумным над ним поглумиться. И, кажется, им все еще не надоело. Тут он поймал строгий взгляд Эбиана. — Если без шуток, — произнес контрактор Бельфегора с нескрываемым укором, — ты знаешь, как она плакала из-за тебя?       Сей факт уже давно негласно стал достоянием общественности, хотя общественность берегла свою жизнь и не поминала случившееся всуе, тем более в присутствии Ходжо. Поэтому Эбиан посчитал, что можно его озвучить. К тому же его терпение лопнуло. — Знаю, — опуская глаза, ответил Йохей. Он был там, на берегу, в тот момент. Он подрался с Нацуме, потому что чертов ангел не хотел раскрывать карты, но теперь это не имело никакого значения.       Всеобщее осуждение повисло в воздухе. Нацуме негромко кашлянул и начал: — Простите, но, кажется, я должен упомянуть о своей роли в этой истории…       Двери распахнулись, и вошла Ходжо с клинком-Левиафаном наперевес. Она подошла к столу, бахнула меч прямо в пол и обвела всех взглядом. — Что, меня обсуждали? — со смешком вопросила она. Насу обнаружил, что не смеет на нее смотреть, хотя собирался сам, без помощи Нацуме, с ней объясняться.       Ханазава пискнула: — С чего ты взяла? — Потому что вы все заткнулись, когда я вошла.       Она хмыкнула. — Ладно, расслабьтесь. Не буду встревать в вашу уютную компанию.       Такамия переглянулся с Асмо. Эбиан вздохнул и поймал Ходжо за руку, когда она шла мимо, чтобы скрыться в своей комнате. — Эй, ты че? Отхлянь!       Эбиан, придерживая ее за плечи, настойчиво усадил ее между собой и Ястребом, потеснив Баклажана на одно кресло. — Иди сюда и посиди с нами, дурочка. — Кого ты зовешь дурочкой?! — вспылила она.       Аой подвинула к ней тарелку со свежевыловленными из океана креветками. Стол в принципе мог похвастаться довольно богатым угощением, часть которого поймали в лесу или в море, а часть Тоуджо приготовил сам из запасов на базе. В частности, свежий хлеб и тарталетки с ягодами.       Креветки выглядели соблазнительно. Такамия молча налил сока и грохнул стакан рядом с локтем Рин-тян. Она вздохнула, нахмурилась и поскребла висок. Взяла палочки, которые вручил ей Эбиан. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Куниеда. — На семь из десяти для человека, который давно не прикладывался к вискарю. Я знаю, что у тебя заначка, — Ходжо ткнула палочками в Химекаву.       Обстановка разрядилась, раздались смешки и хмыканье. — Убеди меня, — ухмыльнулся Химе. — Это легче, чем кажется, — она одарила его улыбкой, от которой на раз-два таяли все впечатлительные гопники в Ишияме.       Химе, впрочем, был стреляный воробей и его впечатление разве что быстро мелькнуло в глазах. Нужно было быть слепым, чтобы отрицать красоту Ринго — резкую, броскую и агрессивную, — но красоту. Такая красота не для всех, об нее можно обжечься, об нее можно порезаться; ее проклинали поклонники бывшей краснохвостки. Насу сидел как на иголках и поймал себя на малодушной радости, что со своего места не видит Ходжо. Ее загораживал здоровяк Эбиан. В шутку про виски включилась изобретательная Ханазава, потом Рин-тян шипела и огрызалась на Затоичи, который вздумал читать лекцию о здоровом образе жизни. С Куниедой Ходжо говорила неохотно, но та и не настаивала на общении. С одной стороны от нее устроилась первая помощница Ненэ Омори, а с другой Акахоши. Чиаки сказала, что сделала кучу классных снимков. Видимо, фото и впрямь оказались классными, потому что вызвали восторженный визг Юки. Канзаки прижал ухо пальцем, опасаясь, что лишится слуха. — АаааААААА! — закричала Вася. — Тот самый момент! — Ага, — у Чиаки даже порозовели щеки. — Мило, да?       Нацуме за ее спиной тоже улыбался. Асмо отлепилась от своего контрактора, который уже почувствовал, как начинает приливать кровь к лицу: не стоило большого ума догадаться, какой момент поймали на камеру. Демоница склонилась над плечом Чиаки, полностью игнорируя отчаянные взгляды Йохея. — Что там? — невинно спросила Аой. — Они целуются, — огласила Асмо, вызвав новую волну смешков.       Заинтересовались все, даже Такамия. — Хы, — ухмыльнулся Канзаки, — а ну увеличь. — Вы че, поцелуев не видели? — на удивление спокойно подала голос Ходжо. — Удали эту фигню.       Чиаки посмотрела на нее, и в ее лице читалось, что удалять она ничего не намерена. Ханазава встряла: — Это ты че! Одно дело смотреть в кино, а другое, когда это делают у тебя перед носом! — Фетишисты, — фыркнула Ринго.       Ее спокойная реакция немного подпортила ребятам веселье, зато второй участник представления обладал не такой хорошей выдержкой. Даже в полутени, куда он отодвинулся, было видно, как его лицо хорошо гармонирует по цвету с красными плафонами светильников. Мучение продолжалось еще час-полтора, пока ребята не стали расходиться. Едва выздоровевшие контракторы быстро устали, и первой ушла Куниеда. За ней потянулись краснохвостки. Нацуме Насу прогнал сам, и остался ждать, пока свалит Химекава. Рин-тян в открытую заигрывала с ним, и наблюдать за ними было странно и неприятно, но уйти он не мог тоже. — Тебе с распущенными волосами идет больше, ты в курсе? — сказала она. Ее вытянутая рука лежала очень близко от его, пальцы обнимали стакан.       Химекава усмехнулся. — Постоянно слышу. Но вы все не шарите.       Алые длинные ноготки побарабанили по стеклу. — Ты просто в зеркало себя не видел. — Есть дела поважней, — Химе залпом допил свой сок.       Ринго поморщилась. Кажется, делиться вискарем этот умник не будет. Вот ведь жлоб. Но она и так знала, что он крепкий орешек. А выпить хотелось всерьез. Она очень давно не прикасалась к алкоголю, и в принципе делала это редко, но, как говорится, метко. — Согласна. Например, дегустация хорошего виски тет-а-тет.       Химекава весело вскинул брови. Ему определенно нравилась эта девчонка, в самом недвусмысленном смысле. Хитрая и наглая. Она прекрасно понимала, что ее намерения очевидны и их стоит разве что облечь в остроумную вербальную форму. И невербальную тоже: Ходжо легонько царапнула его кисть. — Пари, — сказал он после короткого раунда глазения друг на дружку. — Какое? — мурлыкнула Рин-тян в ответ.       Химекава быстро глянул ей за спину, где локтями и головой на столе разлегся Баклажан, который уже просверлил бы ему дыру во лбу, коли б мог. А заодно поджег, во имя Сатаны. Тэцуя наклонился ближе и слегка потянул Ходжо за руку, что вызвало нервное шевеление на периферии. Голос он понизил до шепота. — Если этот несчастный сумеет тебя убедить простить его, то вся бутылка виски твоя.       Взгляд Ходжо стал жестким, но Химе и не рассчитывал на радостное одобрение. Ему просто нахрен не сдались конфликты внутри группы и его раздражало, когда кто-то под боком постоянно в напряге; это держит в напряге и всех. Сама сложившаяся ситуация не нуждалась в пояснениях. Короче говоря, Химе считал, что именно ему стоит удалиться и оставить вдвоем людей, которым действительно нужно поговорить тет-а-тет.       Ходжо дернула уголком губ и выпрямилась, выгибаясь как кошка и потягиваясь. Она прекрасно знала, как выгодно облегает ее майка. Химекава оценил зрелище еще одной усмешкой и, шутливо отдав честь, отчалил. Делать еще каких-либо одолжений Насу никто не собирался, и ему пришлось ловить Ринго у дверей.       В мучительное мгновение, которое она поворачивалась к нему лицом, могла бы уместиться вся история мира. Ее лицо оказалось странно нечитаемым, не насмешливым, не резким и ни презрительным, ни злым. Хотя взгляд резанул не хуже острых зазубренных клинков. В командном пункте наступила тишина, и он вполголоса спросил: — Можно с тобой поговорить?       Она опустила и подняла ресницы. — Попробуй.       Продолжать держать ее локоть было бы странно, и он разжал пальцы. Открыл рот, чтобы начать, и… Так много слов крутилось в голове последние три часа, и все они куда-то испарились. В голове образовалась пустота, которую быстро начала заполнять паника. Нет, слова! Вернитесь! Нельзя молчать. — Слушай, я…       Пришлось кашлянуть, а от невыносимо пронзительного взгляда некуда было деться. Иногда Ходжо сильно походила на Асмо. Молчание затягивалось, и казалось, вот-вот Рин-тян скажет, что она так и знала, и хлопнет дверью у него перед носом. — Прости, очень сложно начать, потому что…       Пришлось провести ладонью по лицу. Все, хватит выдумывать. Просто говори, что ты думаешь. Больше никакого цирка. — Мне очень жаль, что так все вышло. Если честно, я не думал, что ты так расстроишься. — Ты никогда не думаешь, — вдруг сказала она, и ее слова прозвучали очень правдиво, хотя они были знакомы всего несколько месяцев. — Я хотел тебе все рассказать. Но не смог. Я виноват.       Наконец-то она посмотрела в сторону. Так было чуточку легче. Йохей с раздражением опустил руку, которой поскреб в затылке. Движение вышло рефлекторным. — То есть я мог, но не сделал. И поэтому, я думаю… я не имею права просить твоего прощения.       Ее взгляд вернулся к нему. Лицо оставалось непроницаемым. Хотя, может, потому, что он собой загораживал свет ламп? — Хотя это не значит, что я его не хочу.       Он с подавленным вздохом поднял глаза к потолку. Так никуда не годится. Сплошные «я» и «мне». Он втянул воздух через сжатые зубы и сунул руки в карманы, чтобы не возникло соблазна вцепиться себе в волосы.       Ринго сложила руки на груди и прислонилась к косяку. — Как хитро. То есть ты хочешь получить прощение, о котором даже не попросил?       Он вытаращил глаза. — Нет же! Нет, все не так! Ааааа, черт!       Все-таки не стерпел и запустил пальцы в свои вихры. Повернулся на месте. Да, черт возьми, кто сказал, что будет легко. Будет трудно. — Я хотел сказать!.. Что не ощущаю себя вправе просить, но попросить очень хочу!       Она изогнула бровь с резким изломом. Они молча смотрели друг на друга. Сглотнув, Насу сказал: — Прости меня, Рин-тян. Пожалуйста.       Ответа она не дала, а склонила голову набок. И неожиданно спросила: — Может быть, ты все-таки просветишь меня, почему ты промолчал?       Йохей прикусил губу и переступил с ноги на ногу. Так хотелось убежать, но отступать… ну уж нет, даже думать об этом позорно. К тому же он правда хотел, чтобы его простили.       Она заслуживала знать. Но ответ ей не понравится. Ему самому бы не понравился, точно. Захотелось бы в рожу дать тому, кто так скажет. Он набрал воздуха в грудь, закрыл глаза. Выдохнул. Ну, была не была. Пусть его бьют и обзывают и пытаются убить. Что ж поделаешь… — Я проспал.       После короткого и звонкого молчания Ринго воскликнула «Ха!». — Школьник, — добавила она с ноткой горечи в голосе.       Повернувшись, она скрылась за дверью, захлопнув ее у него перед носом.