Третий закон

20 декабря 2012 года, Эдинбург, время по Гринвичу — 6:30

      Мистер Кенмор проснулся под звуки финальной части увертюры Чайковского «1812 год». Увы, гром пушек и духовых звучал лишь из динамика телефона, заменявшего будильник и, по мнению хозяина, работавшего на этом поприще с чрезмерной педантичностью.        — Вот уж действительно, — пробормотал мистер Кенмор, на ощупь пытаясь выключить телефон, как обычно, лежавший на широкой спинке кровати, — стоит поставить мелодию на будильник, и спустя неделю её возненавидишь.       Однако выбора у Вильяма Дугласа Кенмора, 36-летнего старшего лектора нейробиологии Эдинбургского университета, не было. Последний месяц любого семестра всегда был очень нагруженным: расстановка не поместившихся в основное время дополнительных учебных часов, необходимость составления отчётов начальству университета, должники, время от времени появляющиеся на кафедре, окончательный подсчёт баллов по предмету перед сессией и активизация подавляющего большинства тех индивидуумов, от кого требовалась курсовая работа по предмету. Как бы преподавателю ни хотелось пропустить этот день или слегка опоздать, такой возможности не было.       Умывшись, приготовив еду, чтобы пообедать прямо на месте, и пробежав глазами по электронной почте, Уильям Кенмор за пару минут надел костюм и свежую рубашку, накинул поверх них длинное шерстяное пальто и шапку, а затем, в последний раз проверив содержимое портфеля, быстрыми и широкими шагами направился на работу.       Уильям Кенмор был среднего роста и довольно крепкого телосложения, с короткими зачёсанными назад чёрными волосами, небольшим орлиным носом, густыми бровями и серо-голубыми глазами. Впрочем, назвать внешность мистера Кенмора непримечательной не повернётся ни один язык, а виной тому были три красные борозды, идущие от виска до нижней челюсти — след от медвежьих когтей на правой половине лица и последующей операции по обеззараживанию и зашиванию раны вдали от цивилизации. Уже потом биолог осознал, насколько ему повезло: удар каким-то чудом не порвал на куски ни одной мышцы, однако и для еды, и для съёмок в профиль предпочтение всегда отдавалось левой половине.       Добравшись до нужного корпуса, мистер Кенмор на ходу предъявил охране преподавательское удостоверение и, спокойно пройдя в холл, немедленно направился на кафедру, где хранил записи своих лекций. Кафедра была почти пустой: из всего преподавательского состава на своём месте находился лишь Даррен МакРиди — бессменный научный сотрудник, ещё только обучавшийся преподаванию и попутно выполнявший функции секретаря кафедры. Впрочем, ни тот, ни другой не горели желанием поговорить, и, обменявшись сухим «добрым утром», вернулись к своей работе.       Сверив расписание из записной книжки с висевшим на стене, мистер Кенмор быстро нашёл среди кипы бумаг файл с лекцией, заготовленной для первокурсников-биохимиков. Ещё раз удостоверившись, что с материалами всё в порядке, старший лектор столь же быстрым шагом вышел с кафедры и направился в поточную аудиторию, где должен был провести лекцию.       Мистер Кенмор прибыл в аудиторию за пару минут до начала занятия. Как только раздался короткий звонок, обозначавший начало учебного процесса, преподаватель привлёк к себе внимание всех присутствующих студентов, включив проектор и громким твёрдым голосом объявив:        — Внимание! — за несколько месяцев студенты уже поняли, что это слово обозначает одновременно «здравствуйте» и «прекратить шум, всем сосредоточиться на материале», — до окончания семестра осталось меньше двух недель, но это не повод расслабляться. Мы до сих пор не разобрали основы строения нервной системы человека. Первый ряд, напомните, какая у нас вчера была последняя запись?        — Таблица типов нейронов, сэр — ответил спустя пару секунд какой-то ирландский студент, чьего имени Уильям Кенмор не помнил.        — Всё сходится, — подтвердил преподаватель, мельком заглянув в записи, — значит, сейчас мы допишем материал по предыдущей теме, а потом, как раз под Рождество, добавим в нашу точную дисциплину немного болтологии.       По аудитории прокатилось шуршание: студенты доставали ручки, готовясь записывать новый материал.        — Сделайте отступ в полстраницы и запишите: «Эволюция мозга человека»… — продиктовал старший лектор, а затем обратился несколько боле спокойным тоном, — старосты, вы всё помните: 15 минут на заполнение журнала, все, кто за это время не пришёл, считаются прогульщиками.       Дочитав материал предыдущей, незавершённой лекции, за десять минут, мистер Кенмор перешёл к предмету непосредственно этого занятия.        — Наши коллеги-антропологи пытаются воссоздать форму мозга человека по черепу, — начал мистер Кенмор, — но определить таким способом эффективность головного мозга, как вы уже знаете, невозможно. Как вы знаете, объём мозга влияет только на занимаемое им пространство. Самый большой мозг у кашалотов, но своей цивилизации они почему-то не построили. Куда большее значение играет количество связей между синапсами и пластичность этих связей.        — Сэр, это, получается, как процессор у компьютера? — уточнил у преподавателя студент из Швеции, сидящий где-то в задних рядах.        — Если очень сильно упрощать, то да, мистер Рауди, — уклончиво ответил мистер Кенмор. Однако затем его тон неожиданно стал более грозным, — и передайте, пожалуйста, человеку в восьмой ряду на семнадцатом месте справа, что он пропустил букву «г» в слове «безмозглый», которое только что нацарапал на подоконнике.        — Как вы…? — хулиган явно не ожидал, что его застанут с поличным.        — Говоря языком мистера Рауди, явно рвущегося в робототехнику, поставьте себе современную видеокарту, — это замечание лектора сопровождалось сдержанным смехом студентов, — и не забудьте после пар заплатить штраф за порчу университетского имущества. Идём дальше…       За полтора часа старший лектор пересказал основную историю эволюции рода homo, взяв несколько наиболее известных видов и подробно описав приблизительные размеры отделов мозга каждого. Студенты занесли в конспекты две дюжины названий от первых млекопитающих мезозойского периода до неандертальцев, пока наконец не пришла очередь homo sapiens sapiens. На описании современного человека Уильям Кенмор остановился наиболее подробно, настолько, что краткое описание строения его мозга стало отдельным пунктом плана лекции и заняло всё время до её окончания. Слегка задержав студентов после звонка, мистер Кенмор объявил, что все свободны, а затем собрал необходимые бумаги и закрыл пустую аудиторию.       Примерно так же прошли и все остальные лекции: за время перерыва мистер Кенмор успевал добраться до кафедры, забрать материалы и придти к нужной аудитории. Там он спокойно доносил до студентов материал, сопровождая его презентацией и колкими замечаниями в адрес некоторых не слишком заинтересованных в получении знаний слушателей, однако почти никогда не успевал вровень к звонку, дочитывая материал либо чуть раньше, либо немного больше. Впрочем, интерес старшего лектора к преподаваемому предмету, не улетучившийся за несколько лет работы с будущими биологами, полностью перекрывал этот недостаток: студенты слушали с большим интересом и не спешили собирать вещи со звонком, честно дописывая конспекты.       Как только прозвучал звонок на обеденный перерыв, Уильям Кенмор вернулся на кафедру, где, вытащив из сумки заранее приготовленный обед, приступил к трапезе, одновременно составляя отчёт о проделанной за день работе. План занятий был заранее утверждён — главное было отчитаться в их проведении, а потому старший лектор со спокойной совестью заполнял всё необходимое ещё до окончания учёбы. Вернее, он думал, что сможет спокойно всё сделать.       В дверь кабинета постучались. Даррен буркнул «войдите», не отрываясь от работы, и внутрь неуклюже протиснулся студент с несколькими листами формата А4 в руках.        — Мистер Кенмор? — неуверенно спросил студент. Старший лектор молча кивнул, отодвигая еду в сторону, — я по поводу курсовой, принёс исправленный библиографический список.        — Положите в стопку слева, сегодня просмотрю, — ответил мистер Кенмор, пряча еду в портфель. Мозг старшего лектора посетило подозрение, что это не последний посетитель.        — Хорошо, сэр, — с некоторым волнением сказал студент, оставляя бумагу на столе.        — Уилл, не знаешь, чего это они все такие нервные? — спросил Даррен, едва дверь закрылась.        — Пишут первую курсовую, ничего ещё толком не знают, вот и волнуются, — пояснил ему Уилл, — мы сами через такое проходили, когда были студентами.        — Это давно уже в прошлом, — заметил лаборант.        — Ты только геофизикам ничего не говори, а то у них «давно» понимается немножко по-другому, — пошутил Уильям Кенмор, — ещё неправильно тебя поймут. После того как какой-то журналист взял у Райбека интервью, а потом чуть не устроил панику в СМИ, заявив, что со дня на день произойдёт извержение супервулкана, которое на самом деле раньше чем через миллионы лет ждать не стоит.       Однако ответить Даррен не успел: в дверь снова постучали, и в кабинет снова прошёл студент с курсовой, однако этот явно был постарше и увереннее предыдущего. Вежливо поздоровавшись, он спросил, где стол его научного руководителя. Получив ответ, студент спокойно положил курсовую в стопку бумаг и молча ушёл.        — Интересно, откуда здесь столько студентов? — удивился Даррен после того как уже шестой за обеденный перерыв студент искал мистера Кенмора, — у тебя вроде бы довольно узкая специализация. Не напомнишь, о чём твоя диссертация?        — Ну, ты не ошибся, специализация у меня и правда узкая, — старший лектор кивнул, — я разрабатываю ноотроп, препарат и методику для улучшения производительности мозга.        — А это разве не медицина?        — Этот вопрос относится к медицине лишь косвенно, — возразил Уильям Кенмор, — этот препарат должен стать скорее стимулятором, чем лекарством, хоть его и можно было бы использовать для лечения некоторых психических заболеваний.        — И как успехи?        — Определённый результат есть, — довольно заявил мистер Кенмор, — последний препарат, если рассказывать о его свойствах без сложной терминологии, показал у здорового человека улучшение кратковременной памяти — вместо 7 плюс-минус двух элементов получилось восемь, выросла пластичность мозга и скорость реакции, а заодно обострились тактильные ощущения.        — Это определённо успех, — с ноткой радости констатировал Даррен, — теперь осталось только опубликовать исследование и всё?        — Если бы, — нейробиолог развеял весь оптимизм коллеги, — побочные эффекты, как всегда, всё портят. Действие препарата длится не больше часа, и едва оно заканчивается, как человек начинает чувствовать усталость, обостряется чувство голода, значительно учащается дыхание и растёт кровяное давление. Да, мозг некоторое время работает быстрее и лучше, но и потребляет при этом больше. Сейчас думаю, как решить эту проблему.        — Не боитесь, что потом студенты будут пить его перед экзаменом, чтобы сдать на лучшую оценку? — этот вопрос Даррена уже больше походил на шутку.        — Тогда уж пока готовятся, — усмехнувшись, поправил его мистер Кенмор, — но тут никакой опасности нет, ингредиенты стоят довольно дорого.        — А если студент богатый? — продолжил расспрашивать МакРиди, — не превратит ли это интеллектуальные способности в обычную вещь, как автомобиль или телефон?        — Я понимаю твои опасения, Даррен, но наверняка наше правительство что-нибудь придумает, — мистер Кенмор отмахнулся, а затем резко стал говорить вполголоса, — умственные способности и так вполне материальны, а нашей элите немного новых мозгов не помешает. Если и себе заграбастают, всё равно будет польза.       Беседа продолжилась бы и дальше, если бы не очередной посетитель. На этот раз он прошёл без стука, а причина фамильярности была довольно простой: профессору не требовалось разрешения, а именно эту должность занимал доктор медицины Роберт Беркли, изучавший клиническую картину различных черепно-мозговых травм в поисках ещё не классифицированных болезней, из-за чего и работал на кафедре нейробиологии.        — А, наш главный парвеню здесь, — ехидно заметил профессор Беркли, увидев Уилльяма Кенмора, — вам разве не пора на лекцию?        — Тот же вопрос, сэр, — машинально парировал старший лектор; к прозвищу «парвеню», то есть, «выскочка» он уже давно привык, — расписание звонков для всех преподавателей одинаковое.        — Так, а это что такое? — спросил Беркли, указывая на контейнер с недоеденным беконом, — Даррен, я ведь просил тебя следить, чтобы никто не ел на кафедре! Завхоз уже жаловался на тараканов!        — А, ну да, — спохватился лаборант, произнося дежурную фразу, — мистер Кенмор, пожалуйста, закройте контейнер. Мы обедаем в столовой, а не на рабочем месте. ёУильям Кенмор молча спрятал контейнер: профессор Беркли обычно не заходил на кафедру надолго, только чтобы забрать бумаги и отпустить пару едких шуток в сторону новых преподавателей и лаборантов. Так что, проигнорировав воркотню коллеги на тему «берут кого попало, если у них родословная хорошая», нейробиолог молча дописал отчёт.       Старшему лектору требовалось провести ещё несколько занятий, совершенно обыденных и для студентов, и для старшего лектора. Впрочем, одна лекция несколько отличалась от остальных: на втором после обеда и последнем, согласно расписанию, занятии, проходившем у выпускного курса, мистер Кенмор, прочитав материал на пару минут быстрее выделенных на это полутора часов, объявил присутствующим:        — А теперь прошу обратить на следующие слова особое внимание, — студенты уже было начали собирать вещи, когда их остановил преподаватель, — как вам, наверное, известно, сегодня в 18:00 в здании старого колледжа пройдёт публичная лекция, где я выступаю с докладом «Нейробиология и трансгуманизм: к вопросу о будущем человечества». На ней же будет в доступном виде материал 26-го вопроса к экзамену. Приглашаю всех.       Из кабинета мистер Кенмор направился сразу же на кафедру, где, закончив отчёт и просмотрев по диагонали результаты работы студентов, перечитал текст своего доклада на публичной лекции и, не теряя времени, направился к зданию, где должно было пройти мероприятие. Обязанность передавать отчёты ректорату были возложены кафедрой на Даррена, который сам собирал их в конце рабочего дня и приносил в нужный кабинет — так было удобнее для всех. Впрочем, носить отчёты было далеко не так утомительно, как их составлять — на кафедре не было ни одного человека, который бы испытывал удовольствие от этой бюрократической рутины.       Пообедав по дороге в дешёвой столовой, мистер Кенмор добрался до здания колледжа своим привычным быстрым шагом без каких-либо приключений. Сдав одежду в гардероб, старший лектор присоединился к остальным докладчикам, ждавшим своей очереди в соседней с залом аудиторией.       Компания собралась разношёрстная: поскольку мероприятие было научно-популярным, помимо нейробиолога Уильяма Кенмора были приглашены философ, инженер, работающий над бионическими протезами и специалист по генетике. Названия для этих докладов также были громкими: «Парадокс корабля Тесея: где кончается человечность?», «Слаба ли плоть? Преимущества и недостатки современных протезов», «Человечество-плюс: как генетика помогает усовершенствовать человека?», что в крайне общих чертах отражало реальную суть выступления, но зато привлекало внимание людей. Подобная тенденциозность не обошла стороной и лекцию мистера Кенмора: «Лекарство от глупости: как нейробиология улучшает работу мозга?»       На момент прибытия Уильяма Кенмора философ уже заканчивал свой доклад. Пробежавшись глазами по докладу, нейробиолог встал у входа в зал, дожидаясь своего выступления. Осматривая баннер публичной лекции, прибитый над дверями, старший лектор обречённо вздохнул: яркая картина с контрастными цветами и сложными линиями, формирующими светящийся силуэт человека, у которого отдельно прорисован сияющий мозг внутри черепной коробки. Справа от человека значилось название лекции, выведенное огромными буквами каким-то редким шрифтом.       «Как обычно, яркая, но бессмысленная картинка» — подумал Уильям Кенмор, ища глазами что-нибудь более научное.       Когда ведущий торжественным голосом озвучил название следующего доклада и имя Уильяма Кенмора, нейробиолог прошёл в зал, где уже сидели практически все приглашённые им студенты, несколько десятков зевак, пара работников прессы в сопровождении операторов и шесть человек, которых старший лектор точно мог назвать учёными.        — Добрый вечер, — спокойно поздоровался лектор, одновременно давая знак ведущему, чтобы тот запускал презентацию — как меня уже представил мистер Пайкс, я нейробиолог, изучаю работу мозга. Предупреждаю сразу: эта довольно сложная для понимания обывателем, примерно как квантовая физика, так что нет ничего удивительного, если вы что-то не поймёте, но я постараюсь донести всё простым языком.       Ведущий включил первый слайд презентации, где кратко было указано, что входит в сферу нейробиологии.        — Но прежде чем мы перейдём к основной теме — способам улучшить работу мозга, я хотел бы обратить ваше внимание на то, чем нейробиология не является. Мы не изучаем сознание и мысль как нечто абстрактное — этим занимаются философы. Мы не делаем устройство для чтения мыслей — это будет фантастикой ещё долгие десятилетия. Мы не лечим сумасшедших — это медицина, хотя они используют некоторые наши наработки. Возникает вопрос: что мы тогда делаем? Мы наблюдаем за работой преимущественно головного мозга, составляем его «карту», определяем закономерности, как всё это действует, а заодно разрабатываем способы улучшить его производительность. Поэтому наша наука… она максимально эмпирическая: нейробиолог не проводит время за пространными размышлениями, он идёт в лабораторию и делает всё сам. Но сейчас речь пойдёт не о тонкостях лабораторных исследований, а о ноотропах — препаратах, улучшающих работу мозга.       За отведённые полчаса мистер Кенмор вкратце рассмотрел каждый вид ноотропов и нейропротекторов, их особенностях, влиянии на организм, особое внимание уделяя побочным эффектам. Рассказывать на эту тему понятным обывателю языком было не так просто: даже студенты иногда путались в названиях, а понять простому человеку с улицы разницу между холинергическими веществами и церебральными вазодилататорами было тяжело. Для облегчения восприятия докладчик решил опустить детали биохимии и сразу перейти к клиническим и побочным эффектам, а на слайде размещать только фотографии наиболее распространённых препаратов одного из видов, способ введения препаратов в организм и сжатый до предела список эффектов.       Когда пришло время для заключительной части лекции, мистер Кенмор объявил, что несмотря на огромное количество уже существующих ноотропов, на данном этапе развития применение этих препаратов крайне не рекомендуется в бытовых условиях, так как побочные эффекты перекрывают все преимущества, однако препараты могут использоваться в качестве лекарства или для ускорения реабилитации после травм и болезней, вредящих мозгу, иногда для лечения психических расстройств. При этом всё время доклада бывший охотник старался не поворачивать к зрителям левую половину лица, чтобы шрамы от когтей не испортили впечатления. Далее шла секция вопросов слушателей, и старший лектор уже знал, какими буду эти вопросы:        — В вашем докладе вы упомянули препараты-антиоксиданты, — начал один из зрителей, — а это те же самые антиоксиданты, которые присутствуют в чае или другие?        — Технически — те же самые, но в препаратах они содержатся в гораздо большей концентрации, — ответил мистер Кенмор, — от распития чая вы не станете умнее, но и побочных эффектов вам нет смысла опасаться.        — А разве шоколад не улучшает умственные способности? — спросил другой слушатель.        — Этот вопрос остаётся дискуссионным, есть исследования, подтверждающие, что улучшает, есть исследования, которые это опровергают. Истина, как обычно, где-то посередине.        — Скажите, а вы используете в своей работе электроэнцефалографы и МРТ? — спросил следующий посетитель.        — Используем, — кратко ответил старший лектор.        — А это правда, что у человека правое и левое полушария мозга служат для разных целей?        — Этот вопрос уже интереснее, — прокомментировал Уильям Кенмор, — насколько мне известно, теория о правом и левом полушариях мозга основана на статье пятидесятилетней давности, где говорилось о проблемах с выполнением когнитивных задач у эпилептиков при разрыве связи между полушариями. Но её опровергли уже несколько лет спустя. У человека при любом виде деятельности активизируются оба полушария, нейроны распределены равномерно.        — А есть ли разница между строением мужского и женского мозга? — поинтересовалась какая-то девушка из задних рядов.        — Буду честен: это не моя специальность. Я знаю только, что исследования на эту тему сейчас активно ведутся в разных частях мира, так что я могу вам посоветовать следить за новостями мира науки, в ближайшее время что-то на эту тему должно появиться.       За оставшееся время люди задали ещё несколько вопросов, однако все они были довольно простыми и касались в основном популярных заблуждений. По истечении десяти минут мистер Кенмор попрощался с аудиторией и спокойно направился к выходу, пока ведущий оглашал имя следующего лектора. Впрочем, вопросы на этом не закончились: какая-то настырная журналистка остановила нейробиолога в гардеробе, чтобы взять интервью:        — Добрый вечер, я корреспондент газеты «Дронт», и у меня есть к вам пара вопросов.        — Слушаю, — буркнул мистер Кенмор, предчувствуя худшее.        — Правда ли, что вы проводите эксперименты на животных, вживляете в их тело провода и так далее?        — Все проводят. А вам оно зачем нужно? — тут нейробиолог понял, на какую именно организацию работает эта «журналистка» — местное общество защиты животных. Раньше преподаватели его кафедры уже сталкивались с такими одиозными личностями, и сейчас главное было отвечать на их вопросы очень осторожно, поскольку практически любое слово они могли извратить так, что его изначальный смысл будет невозможно узнать, а «корреспондент», лишённый всякой журналистской этики, только и делает, что провоцирует собеседника.        — Но это же неэтично! — возмутилась «журналистка», как будто её собеседник уже ответил утвердительно, — вы причиняете боль несчастным животным и травите химией ради своих экспериментов! Учёный должен быть гуманистом, уметь проявлять сопереживание, а где это у вас? Неужели вам их не жаль?        — Вы хоть представляете, что такое боль? Это сигнал нейрона мозгу «здесь что-то не так» и всё. Не обманывайтесь, все чувства имеют вполне научную природу, и мои, и ваши, — журналист попытался что-то возразить, но заметив это, Уильям Кенмор продолжил свой ответ ещё более твёрдым и уверенным голосом. — И сейчас вы пытаетесь манипулировать мной на основе этих вот глубинных подсознательных процессов, чтобы я выдал вам какой-нибудь ответ, который вы могли бы поставить на первую полосу, так что это ещё большой вопрос, кто из нас на самом деле гуманист.        — Вы… вы просто… — «корреспондент», похоже, впервые столкнулась с подобным отпором, однако, к несчастью для мистера Кенмора, заметила шрам от медвежьих когтей и вместе с ним, и новые «аргументы», — так вы не просто учёный-изувер! Вы дрессировщик! Мучаете в этом вашем цирке бедных животным, а потом ещё удивляетесь, чего это лев вас лапой приложил! Садист! Убийца! Бесчеловечная тварь! Нацист! Лучше бы на преступниках экспериментировал!        — Минуточку, кажется, я знаю одного человека, который так делал, — остановил поток оскорблений Уильям Кенмор, решивший, что обвинения в человеконенавистнической идеологии — это уже явно перебор, — большой любитель животных, он как раз вашу идею воплотил. Жил он в сороковых годах прошлого века, звали его… не помню, кажется, на «а» его имя было. Ах да, Адольф, и фамилия у него на «г». Вегетарианец, любитель животных, разрешил на заключённых эксперименты проводить. Только вы его что-то не упоминаете как своего благодетеля. Мы, учёные, тем более не станем.       К счастью, в этот самый момент гардеробщик принёс старшему лектору его пальто, и быстрым шагом направился к двери, пока «сборщица «уток» на ходу придумывала способ вывести собеседника из себя и заставить сказать что-нибудь провокационное. Искать контраргументы она, похоже, не собиралась с самого начала, а оттого и конструктивной беседы получиться не могло.       Больше в этот день мистеру Кенмору не нужно было никуда идти и, вернувшись домой, он пробежал глазами по ленте новостей, немного поработал над очередной статьёй для университетского журнала и затем уселся за чтение Герберта Уэллса — роман «Спящий пробуждается», купленный чуть меньше месяца назад, а мистер Кенмор был не из тех людей, которые оставляют книги пылиться на полках.       Следующий день должен был быть легче: на него не было назначено никаких выступлений, требовалось только провести занятия, а уже потом можно было испытать в лаборатории модифицированную версию препарата. Нейробиолог предполагал, что побочные эффекты вызваны повышенным расходом питательных веществ мозгом, и их введение в организм должно было компенсировать этот изъян. Однако всё это было для мистера Кенмора делами грядущего, а потому около двадцати двух тридцати он оставил закладку в романе, настроил будильник и улёгся спать.       Однако в мире тем временем уже запустилась цепочка событий, после которых и Земля, и люди, и жизнь самого Уильяма Кенмора, старшего лектора нейробиологии Эдинбургского университета изменятся до неузнаваемости…