Honig und Sahne

— Извращенец, — тянет Людвиг, довольно закусывая губу. Иногда в карты проигрывать... приятно. Простая игра, на желание. Германия специально проиграл, вёл игру так, чтобы, в итоге, победил Иван. Любопытство взыграло сильнее желания победить. Он... не знал, что Брагинский настолько извращён в фантазии. Совсем не знал. — Приятно? — спрашивает Россия, широко проходясь языком по груди немца, слизывая мёд. Немецкий мёд, купленный после одной из ночных фантазий. Взбитые сливки он не трогает. Рано. — Ммм... — тихий стон сквозь сжатые зубы, когда язык двигается ниже, на живот, слизывая сладость уже там. Германия ощущает себя липким, грязным, но очень желанным. Этаким тортом, подаренным на особо важный праздник. Даже вишенка имеется. — Очень хорошо, — шепчет Иван, наконец-то касаясь прохлады на сосках. Маленькие горошины, покрытые белым нежным кремом манили его с самого начала, но нужно же довести Людвига. Немец закатывает глаза, горлом издавая предательский стон. Как же хорошо. Особенно, когда ложка для мёда проходится в паре миллиметров над кожей, капая на неё тёплым мёдом. От ощущения контраста холодных сливок и тёплого мёда, внутри всё поджимается, скручиваясь в жадно-горячий ком, заставляя пальцы на ногах поджиматься. Очередное касание языка заставляет рот приоткрыться, жадно вдыхая воздух. Почти сразу к нему наклоняются в поцелуе, передавая медовую сладость, смешивая её с послевкусием от взбитых сливок. Приятно. Людвиг за шею Ивана обхватывает, не позволяя прекращать поцелуи, тогда русский кончиками пальцев стирает очередную золотисто-желтую дорожку, подставляя после Германии. Тот благодарно берёт их в рот, обсасывая фаланги, слизывая жидкое золото. По безумному пожирающему взгляду России понятно, что ему понравилось. — Знаешь, чего я хочу? — Брагинский довольно ухмыляется, когда хватка немца ослабляется. — Чего? — Попробовать вишенку на торте. И, прежде чем до Людвига доходит, Иван сползает в самый низ, довольно рассматривая колом стоящий член Германии с маленькой вишней у головки. Очень громкий стон, когда он вбирает головку вместе с вишней в рот, ласкает слух, как и сам вид его разгоряченного немца, кусающего ладонь, дёргающего бёдрами и стонущий не смотря ни на что. Очаровательно. Ягода приятно брызжет соком, когда Россия её раскусывает, переминая мякоть языком. Косточкой он водит по всей длине члена, утыкаясь ею в самые чувствительные места, заставляя Людвига вскрикивать и чуть ли не подскакивать на кровати. На твёрдую поверхность у дырочки уретры Германия что-то тихо сипит, отдалённо похожее на «fick mich». Всегда он так, но это не важно. В голову ударяет очень... возбуждающая идея, и ему приходится оторваться от ублажения Людвига. Через несколько минут он возвращается с льдом из льдогенератора с кухни. На кубик в чужих пальцах Германия реагирует подозрением. — Что ты— Ах! — он стонет, когда кусочек льда проходится от шеи до груди, а после по соскам, на несколько секунд останавливаясь на маленьких торчащих горошинах. — Мфф... Другой кубик, получившийся чуть меньше, чем остальные, проходится по члену, начиная медленно таять на головке, вызывая очередной громкий стон. Про мёд со сливками Брагинский тоже не забывает, принимаясь за них, когда первый кубик окончательно тает в руках. Медовая ложка в руках рисует очаровательные линии создающие шедевр на шедевре, но после она перехватывается и её кончик оказывается во рту Людвига, который смотрит на своего русского затуманенными глазами, полными желания. Из-за воображения, подкинувшего картинку, на которой Германия полностью сладкий стоит на коленях и делает великолепный минет, в джинсах становится уже. Но это будет, точно будет. Чуть позже, правда. — Vanya... — на выдохе шепчет немец, раздвигая дрожащие ноги. На очередное движение языка, слизывающего мёд, он прикусывает губу, но не до крови. Ему очень хорошо, прям очень. — Ich kann nicht mehr, — внутри всё жарко пульсирует, особенно когда Иван прикусывает соски, чуть оттягивая их на себя. Это предел. — Ich bin jetzt... — он давится воздухом, запрокидывая голову и расслабляясь. Из члена вылетает несколько струй спермы, попадая на живот и смешиваясь с мёдом и сливками. Слюна стекает из раскрытого в попытке отдышаться рта на подушку, оставляя маленькое влажное пятно. Россия улыбается на это, проводя по испачканному животу, стирая ладонью эту смесь и вытирая руку о салфетку, которую он приготовил на такой случай. На лёгкие касания Людвиг не обращает особого внимания, находясь в прострации, но на кусочек льда он тихонько стонет, раздвигая ноги. Немое желание Иван выполняет, ведя кубик вниз по бедру, обходя невозбуждённый член и касаясь холодом ануса. Судя по очередному тихому стону, этого Германия и хотел. Точнее, хочет. Хочет ощутить лёд внутри, а не только снаружи. — Ja... — звучит на медленном выдохе, когда кубик проскальзывает внутрь, — Gut... Wie Gut... Лёд в столь горячем теле быстро тает, выскальзывая, но Людвиг не успевает разочароваться — место кубика льда занимает мёд, медленно текущий сверху вниз. На толчок языком, задевающим внутренние стенки, он стонет, сжимаясь, но Брагинскому это не мешает, он продолжает вылизывать его изнутри, собирая жидкое золото. Русский даже во времени теряется, продолжая толкаться языком, извиваться внутри, оглаживая внутренние едва ощутимые изгибы, что даже не замечает мечущегося по постели Германию, который уже настолько возбудился, что даже больно. Очередное уязвимое место Иван запоминает, переходя чуть выше, сжимая влажную головку губами, пропуская её дальше, в горло, едва царапая зубами чувствительные венки. Ладонь в волосах, сжимающая отросшие пряди, заставляет его брать глубже, по самое основание, упираясь носом в лобок, тоже покрытый мёдом. — So gut..! — гласные тянутся, когда Людвиг стонет, расслабляя мышцы. Член, в противоположность, напрягается, выдавая струю спермы, почти сразу стекающую по пищеводу. Безвкусно. — Es tut mir leid... — Тебе хорошо..? — Россия сплёвывает остатки на пол, вытирая тыльной стороной ладони губы. — Да~ Иван расстёгивает джинсы, снимает и откидывает их в сторону вместе с нижним бельём. Германия облизывается, смотря на стоящий колом член с капелькой смазки на вершине. Тридцать два сантиметра заставляют немца сползти с кровати, подхватив банку взбитых сливок, и заставить Брагинского сесть. Тот выполняет эту немую просьбу. Людвиг на колени опускается, двумя ладонями проводя по тонкой коже от основания к головке, которая на прикосновение выделяет чуть больше смазки. Немец опускается ртом, вбирая её и пробуя смазку на вкус. Приторная, даже чуть кисловатая. Нет, так не пойдёт. Несколько плавных движений под наблюдением России, и на головке, под громкий звук, отдалённо похожий на «пшик», образуется маленькая горка сливок, которые на вкус намного лучше чем смазка. Он проводит языком вдоль всего члена, проходясь по пульсирующей венке, чуть на неё нажимая. Мысль, что они точно до секса не дойдут, немного портит атмосферу, но не мешает медленно вбирать всю длину Ивана. Одного вдоха хватает на половину и приходится так же медленно выпустить член изо рта, со смущающим чмокающим звуком. От губ до головки тянется тонкая ниточка слюны, которая утончается и в конце рвётся. — Komm schon... — зовёт Россия и Людвиг действует. Снова медленно насаживается на этот кол ртом, пропуская его глубже и глубже, пока тот не упирается в заднюю стенку горла. На возвратно-поступательные движения Иван довольно стонет, вплетая пальцы в волосы своего немца, перебирая мягкие чуть влажные пряди. — Умница. Воздуха вполне достаточно, если чуть сместиться на полу, и поэтому он не отрывается от своего занятия, упирается ладонями в чужие бёдра для упора и старается пропустить глубже, не получается. Не хватает навыка и терпения. При очередной попытке он давится и Брагинский сам выскальзывает, чтобы дать своему немцу возможность отдышаться. — Не нужно так торопиться, — шепчет Иван, утирая натёкшие на щёки слёзы. Взгляд немца всё такой же затуманенный желанием. — Чего ты хочешь? — Я... трахни меня, — у Германии заплетается язык и он тяжело сглатывает. Русский улыбается, хлопая себя по коленям. — Иди ко мне. Людвиг садится к нему на колени, обнимая за шею и тыкаясь губами в губы. Поцелуй выходит мягкий, нежный и очень неторопливый, как и весь их секс. Как-то про последнее они забывают, увлекаясь поцелуями, которые продолжают быть медленными и чувственными. Тихие стоны между поцелуями очаровывают, заставляя поглаживать худую покрытую сетью шрамов спину, проводя от лопаток до тазовых косточек. — Fick mich... Иван подхватывает Германию под бёдра, чуть приподнимая и притираясь головкой к разработанному анусу. В одно плавное движение он проскальзывает на четверть под громкий наполовину стон, наполовину крик. И на каждый последующий толчок Людвиг реагирует серией тихих стонов и шепотом. — Ja! J-ja! Wie tief... Noch!.. — Брагинский замирает на минуту, полностью оказываясь в своём немце. Тот тихонько шипит, держась за плечи России. — Langsamer... Очень сложно удерживать себя и не срываться на быстрый ритм. Внутри Германии хорошо, горячо и так узко, что мысли гадостно шепчут о бешеном темпе. Но нельзя. Сегодня только нежность и неспешные толчки. — Ах! Мх... — на каждом движении Людвиг сжимается, стонет на ухо, прикусывая хрящик, и двигается навстречу, чуть приподнимаясь и опускаясь. Позже это чуть сменяется почти половиной и стоны увеличивают громкой под достаточно резкие толчки. Германия снова кончает без помощи, на секунду замирая и пачкая их обоих. Почти болезненно сжавшись, он провоцирует Ивана на оглушительный оргазм. Русский выходит из своего немца, молча наблюдая как под ним образуется лужица спермы. Людвигу даже приятно ощущать как она покидает его тело. Теперь он окончательно испачкался. И это... уже не так приятно. — Ты очень сладкий, — шепчет Брагинский, вылизывая шею Германии, а после опускаясь ниже, вылизывая ключицы, грудь и, в особенности, соски, измазанные в мёде. — Тебе понравилось? — Понравилось... но я весь грязный из-за тебя. И ты снова... — сил на ехидство и агрессию просто нет, — а, к чёрту. Ладно. Мне нужно в душ. — Отнести? — Лучше приберись тут, — немец кивает на постель. Простыни, лёгкое одеяло и угол матраса, где простынь задралась, измазаны мёдом чуть более, чем полностью. Пока он оценивает ущерб, нанесённый немцами, его немец уползает в душ смывать с себя мёд, взбитые сливки и сперму. Но ему понравилось. Очень даже понравилось. Нужно будет когда-нибудь сделать так ещё раз. Правда, добавить что-то ещё было бы не плохо. Но это будет потом, а сейчас душ. А после можно будет и обругать Ивана за то, что он выкинет китайский шелк, потому что просто не сможет отстирать от него немецкий мёд. Главное, чтобы он не выкинул матрас вместе с одеялом. Это уже будет настоящее фиаско.