Угадай, что я чувствую

Чимин готов проклинать и благодарить тот день, когда он впервые увидел его. Потому что это стало и благословением, и проклятием. Его личным. Потому что чувствовать этот трепет в груди, эту любовь было так невероятно прекрасно. Но в тот же миг так страшно, что, будь у него волшебная шкатулка, он бы непременно спрятал там свои порочные чувства и запер бы таким же волшебным ключиком, который, не снимая, носил бы на шее. Чимин никогда не думал, что будет испытывать порочную любовь. Разве можно назвать любовь парня к парню как-то иначе? Чимин не может. Вскоре Чимин смирился со своими чувствами. Потому что любовь к этому человеку просто не может быть порочной. Любовь к нему может быть болезненной, бессмысленной, полной страданий. Неразделённой. Чимин уже привык наблюдать за ним издалека. Любоваться его невероятно красивыми глазами, в которых отображается легкая задумчивость. Терять голову каждый раз, видя его редкие усмешки и недовольное хмурое лицо. Чувствовать будоражащий трепет в груди, когда взгляд цеплялся за длинные белые пальцы, держащие сигарету, или же за фарфоровую кожу, взлохмаченные угольные пряди. Казалось, Юнги был сосредоточием всей красоты этого мира в лучшем её виде — возвышенном, неприкосновенном, диком и опасном. Лучшее творение природы, её шедевр, которому нет равных. Чимин также знал, что Юнги не только невероятно красивый, но и в той же степени невероятно умный. У них общие пары по философии. И каждый раз, когда Юнги должен был отвечать на вопрос, рассказывать тему, защищать проект — неважно что — Чимин всегда слушал с замиранием сердца. Вслушивался в этот неторопливый хриплый голос, внимал чужим мыслям и идеям, с каждым разом всё больше убеждаясь в том, что этот человек и правда гений. У Юнги всегда находились ответы на всё: будь то вопрос, замечание или даже оскорбление. О да, ставить на место зазнавшихся идиотов Юнги всегда был мастер. Делал он это с лёгкой усмешкой на устах и с таким же насмешливым тоном. А пребывая в плохом настроении (как правило, он пребывал в нём едва ли не постоянно), недовольно хмурил брови и говорил чуть резче, чем обычно. Чимина каждый раз, как он слышал из уст Мина грубое: «Пошёл ты нахуй» очередному смельчаку, охватывала крупная дрожь, заставляя парня ощущать себя растекающейся по поверхности лужицей. Коей он, наверное, и являлся. Чимин бы не назвал себя бесхребетным. Но иногда ему очень этого хочется. Он боится не то, что признаться Юнги в своих чувствах, он к нему подойти боится. О чём тут говорить, если одна лишь мысль о том, что он может попасть в поле зрения Мина, сводит парня с ума и вызывает необъяснимый страх и волнение. Так что, наверное, несложно представить его панику, когда друг Юнги из его компашки, Ким Сокджин, внезапно встаёт и направляется в сторону Чимина. Во-первых, это заставляет Юнги посмотреть на него (лишь поэтому Чимин не пустился наутёк, застыв каменным изваянием — в противном случае он бы точно с позором сбежал). Во-вторых, направляется Сокджин к нему очевидно с некой целью. Эта догадка оказывается верной — Чимина без вопросов хватают за шкирку и тащут прямиком в компанию Юнги. — Это Пак Чимин. Он так грустно на нас каждый раз смотрел, что я решил его приютить, — поясняет Ким, усадив Чимина за один с ними стол. Чимину приятно, что на него обратили внимание и пожалели, но лучше бы всё же хён этого не делал. Потому что здесь же чёртов Юнги, которого Чимин и любит безумно, и боится так же. Чёртов Юнги, который теперь взгляда с Чимина не сводит, и это не даёт надежду, вот нифига. Взгляд темных глаз давит, заставляет сжаться, словно Чимин — жертва, угодившая в лапы к хищнику. От мыслей о Юнги Чимина отвлекают друзья Мина, начиная наперебой представляться и задавать разного рода вопросы. Чимин уже знает имя каждого из них, но это явно не та информация, которую стоит сообщать. Ещё за сталкера примут. Хотя, по сути, он и есть сталкер. Но. Сталкерит он, так-то, одного лишь Юнги. — На кого учишься?! — спрашивает Ким Тэхён вдруг, заставляя Чимина нервно содрогнуться. — Занимаюсь хореографией. — О, как и мы с Гуком! — восклицает Чон Хосок. Чимин им неуверенно улыбается, а потом снова вздрагивает, когда Сокджин вдруг принимается как-то по-отечески трепать розовую шевелюру Чимина. А следом к Чимину летит ещё горстка вопросов от всё того же Тэхёна. — Читаешь комиксы? А в видеоигры играешь? Какое любимое аниме? — И супергерой, — следом добавляет Чон Чонгук, делая такое лицо, с каким обычно спрашивают «Где деньги?» у перепуганных должников, а не вот это вот. — Да, мне нравятся комиксы. В видеоиграх я довольно плох. Насчет аниме — уже и не вспомню. И мне нравится Халк. — Какое твое самое любимое блюдо, Чимини? — интересуется вдруг Сокджин, сидящий рядом. Чимин самую малость успокаивается и улыбается уже более расслабленно. — Ну, мне нравится мясо. — Как и всем нам, — дружелюбно улыбается Ким Намджун, чем успокаивает Чимина ещё больше. — Давай дружить! — восклицает Тэхён, перегибаясь через весь стол, чтобы протянуть ладошку к Чимину. А потом, когда Пак неуверенно подымает руку, его ладонь угождает в плен тэхёновой, и Ким сплетает с ним пальцы. — Ох, Чимини, у тебя такие маленькие пальчики. — Эй! — возмущается Чимин, вырывая свою руку из чужой хватки под смех остальных.

***

Чимин невероятно благодарен Сокджину, который заметил его, одиноко грустящего в сторонке, и взял в их шумную и дружную компанию. Чимин довольно быстро становится им как родной. С Намджуном они частенько разговаривают на довольно интересные темы, и каждый их разговор заканчивается добрым смехом хёна и словами «ты милый». С Сокджином общий язык даже не приходится искать — Ким любит понянчиться с Чимином, всячески дразнясь на тему миниатюрности младшего. Довольно быстро Чимин учится отвечать на издёвки хёна, чем Джин оказывается крайне возмущен. Но только первые несколько секунд. Потому что потом он продолжает подкалывать Пака с ещё большим энтузиазмом, то и дело хохоча. С Тэхёном Чимин чувствует себя словно с братом. Не по крови, но по духу. Они всегда друг друга понимают, чему оба радуются, как дети. Порой друзья даже балуются, договаривая друг за друга предложения (опустим тот факт, что в половине случаев, они не угадывают мысли друг друга, и предложения получают совершенно иное продолжение). Что до Чонгука — с ним Чимин не имеет той духовной связи, что есть с Тэ, и, тем не менее, это не мешает им стать хорошими друзьями. Они непрестанно устраивают споры и соревнования, что нередко выливается в интересное (и часто дурацкое) приключение. Уровень придурковатости Тэхёна и Чонгука был равен чиминовому, о чем Намджун, стоит ему это заметить, спешит сообщить остальным. Из них троих получилась не просто команда, а самый настоящий неуправляемый ураган. С обоими Чонами Чимин делит любовь к танцам, что также содействует сближению Чимина с младшим Чоном и делает его чуть ли не лучшим другом старшего. С Хосоком было сложно не подружиться. Он такой же тактильный маньяк, как и Чимин, а потому нередко вешается на младшего с объятьями, всё повторяя при этом низким голосом: «Оу-у, Чимин-а!», чем вызывает дикий хохот остальных. С кем у Чимина так и не получилось сблизиться — так это с Юнги, который как раз таки является объектом воздыханий Пака и причиной его мокрых снов. Удивительно, но как бы Чимин ни пытался подружиться с хёном, тот отвечал какой-нибудь грубостью. Порой даже доходило до оскорблений, за что его, конечно же, тут же спешили отругать остальные ребята из компании, которые очень полюбили Чимина. Как бы Пак ни пытался угодить Юнги, тому, казалось, было всё равно, словно Чимин слуга и это его обязанность — угождать Юнги. Никто не может понять, почему Мину не нравится милый Чимин. Юнги же всё не может взять в толк, почему тот должен ему нравиться. Он по природе своей не любит всё новое и шумное, и Чимин как раз таки подходит под обе категории. Шумный, раздражающий, непонятно откуда вообще взявшийся. В принципе, можно сказать, что Юнги не привыкать к шумным и активным людям. Взять хотя бы того же Хосока. Но, во-первых, они дружат уже несколько лет, а, во-вторых, Хосок смешной, с ним весело и интересно. Чимин же просто громкий и излишне энергичный. Можно забыть о Хосоке и взять двоих макнэ их компании, ведь те чуть ли не более шумные. Но и их Юнги как-то терпит. Ну, начать стоит с того, что Чонгука Мин уважает. Тот умеет ответить на все колкости хёна, а в случае чего и морду набить. Да и милый он. И когда они наедине остаются — всегда тихий. С Тэхёном же Юнги просто пришлось смириться. Этого инопланетянина к ним в компанию притащил Чонгук. Привёл, посадил рядом и сказал с угрожающим лицом: «Он мне нравится, и мы оставим его! Возражения не принимаются!». Никому не составило труда понять, как именно Тэхён Чонгуку нравится. Кроме самого Ким Тэхёна, конечно же. Тэхён оказался не просто шумным, активным и раздражающим, а ко всему прочему глупеньким и надоедливым чересчур. Но Юнги побаивался гнева Чонгука, а потому никак против Тэхёна не высказывался. Вскоре он даже привык и привязался к этому чуду. И даже считает теперь его умильно-странным. А Чимин не смешной и на колкости охочего до конфликтов Юнги ничего не отвечает. Что уж там говорить о том, чтобы в морду дать. Да и за самого Чимина никто в морду не даст, чем Юнги пользуется и смело выражает свою неприязнь к младшему. Единственное, что сдерживает Мина от того, чтобы спросить Чимина, что он забыл в их компании, это то, что младший постоянно покупает ему кофе и выполняет другие мелкие прихоти. Со временем подступиться к Юнги Чимину кажется всё более невозможным с каждой попыткой, с каждым новым оскорблением и грубостью.

***

— Это говно, — комментирует Юнги танец Чимина, над которым тот очень трудился. Чимин решил показать остальным плоды своих тяжёлых тренировок. Получил кучу похвалы. И неожиданное «это говно» от Юнги. — Молчи, ты вообще на протяжении всего танца в телефон пялился, — упрекает того Сокджин. — Потому и пялился, что говно это, — хмыкает Мин и смотрит на Чимина с вызовом, явно ожидая какой-нибудь бурной реакции на свои провокационные слова. Чимин не ведётся — улыбается и переводит тему, заставляя вскоре всех позабыть о грубости Мина.

***

— Это не тот кофе, который я просил, — сообщает Юнги, прожигая Пака недовольным взглядом. — Других не было, хён, — улыбается Чимин. — Найди мне нормальный кофе, это дерьмо я пить не собираюсь, — сообщает он, выливая содержимое стаканчика на пол под шокированные взгляды друзей. — Хён, а ты не перегибаешь? — хмурится угрожающе Намджун. — Не переживай, Юнги-хён, я найду тот кофе, который тебе нравится! — с бодрой улыбкой восклицает Чимин, сжимая руки в кулачки, после чего устремляется вон. — Его всё устраивает, как видишь, — хмыкает Мин, снова утыкаясь в свой телефон.

***

— Заебал уже, может, заткнешься? — подаёт вдруг голос Юнги, поднимая злющий взгляд на Чимина, что до сих пор без умолку жаловался Тэхёну на несправедливых профессоров. — Эй, он не с тобой вообще разговаривает! — заступается за Чимина Тэхён. — Если я мешаю хёну, то, наверное, мне и правда стоит помолчать. Я потом расскажу, хорошо, Тэхён? — спрашивает Чимин с улыбкой и принимается играть в какие-то идиотские игрушки на телефоне, когда Ким неуверенно кивает на его слова.

***

— Где моя еда? — с недоумением спрашивает Чимин, когда по возвращении не обнаруживает на столе контейнер с едой, который приготовил себе этим утром. Все тут же с непониманием переглядываются, понятия не имея, о чем говорит Чимин, пока вдруг ему не отвечает Юнги. — А, так это была твоя еда? Я её выкинул, приняв за мусор. Извиняться не собираюсь, сам виноват, что оставляешь еду где попало. Все тут же переводят глаза на Чимина. Который улыбается лучезарно, почти счастливо, и отвечает: — Не страшно, я всё равно на диете. Ничего страшного, и правда. Ничего страшного, что в последний раз он полноценно ел даже не вчера. Он вообще не помнит, когда он последний раз ел, из-за тренировок попросту не успевает. А когда появляется время — то уже нет сил хоть что-либо делать. Ничего страшного.

***

— Юнги, тебе не кажется, что это уже перебор? — решает поговорить с другом Намджун, когда те остаются вдвоем. Такой момент было нетрудно поймать, учитывая, что они делят одно жилье на двоих. — Прошу прощения? Я не понял вопроса, — отвечает ему Мин, не отрывая глаз от экрана мобильного. — Всё ты понял. И оторвись уже от своего телефона! — с раздражением требует Намджун, вырывая гаджет прямо из чужих рук. — Хорошо. Давай поговорим. Я слушаю. Какие ко мне уже претензии? — с явной злостью спрашивает Юнги, складывая руки на груди и выразительно поднимая брови. — Чимин. Тебе не кажется, что ты слишком груб с ним? — спрашивает Намджун. — Нет, не кажется. Мы поговорили? — Юнги, ты должен понимать, что Чимин не Чонгук, он не ответит тебе. Он вовсе не конфликтный человек и попросту теряется, когда ты проявляешь к нему агрессию. — Проблемы всех травоядных. Мне-то что с того? — Можно вопрос: у тебя сердце есть? — Было бы странно, если бы его не было, верно? — улыбается Мин, мило склоняя голову набок. Намджун вздыхает, понимая, что если его друг не дьявол, то, как минимум, тот ещё гандон.

***

В тот вечер они всей компанией собрались в квартире у Сокджина. Объяснили свой выбор тем, что у него есть плазменный телик и приставка. Младшие, как обычно, планировали поиграть, старший хён, к неудивлению остальных, был даже ещё более взбудоражен этой идеей, чем младшая троица их компании. В качестве игры была выбрана Mario Kart, в которой Сокджин был профи. Во всеобщей гонке первыми пришли Чонгук и Сокджин, оставив Чимина с Тэхёном где-то позади. И тогда началась война титанов. Когда Сокджин вырывался вперёд, Чонгук оказывался тут как тут и толкал хёна в буквальном смысле, заставляя того ронять каждый раз джойстик и громко материться. А стоило вырваться вперёд Чону, старший хён спешил в ответ выкинуть какой-нибудь грязный приемчик, то и дело бросаясь в него едой или своими носками. Когда же Сокджин плюнул в Чонгука, Mario Kart был благополучно забыт — завязалась драка, в которой победу одержал Чонгук. Гордый собой, а также очень голодный, он послал проигравшего в бою за едой. Сокджин, хоть и тоже очень голодный, ощутил себя оскорбленным. Его гордость была ущемлена и, несмотря на то, что с ним тут же вызвался пойти Намджун, старший в отместку Гуку утащил с ними Тэхёна. Который, в общем-то, был не особо и против. Обидевшись из-за предательства Тэхёна, Чонгук показушно схватил ничего не понимающего Хосока и тоже потащил за собой в магазин, только в другой. Именно так и получается, что Чимин остается наедине с Юнги. Отличный шанс, на первый взгляд, да вот только, Мин младшего, кажется, ненавидит. — Может, э-ээ… сыграем? — предлагает Пак, улыбаясь. — С тобой? — усмехается как-то странно Юнги. Чимин уже по его тону, снисходительному и насмешливому, понял, что ответ «нет». Но тот всё равно продолжает: — Мы с тобой не друзья, Пак Чимин. Не приятели. Ты, наверное, ещё не догадался со своими мозгами размером с тараканьи, поэтому раскрою тебе этот секрет, который и не секрет вовсе — ты меня дико бесишь. Вот прямо сильно. Я тебя порой придушить хочу, понимаешь меня? А особенно сильно ты раздражаешь, когда все мои друзья принимаются заступаться за тебя. — Нет так нет, — глупо улыбается ему Чимин. И это становится последней каплей. — Ты тупой или да? — спрашивает Юнги, угрожающе взглянув на Чимина. — Я тебя спрашиваю, ты совсем идиот?! Ты не слышал, что я только что тебе сказал?! Тебе нет места здесь! Хотя бы потому, что ты портишь жизнь мне! Тебе ведь не плевать, верно?! Ты же бесхребетное создание, ты должен понимать, так?! И должен уйти, ведь я ясно дал тебе понять — я не желаю тебя видеть в своей компании! Чимин совершенно не понимает, за что его так ненавидят. Хочется улыбнуться и сказать «я люблю тебя». Хочется посмотреть, как тогда отреагирует Юнги. Послушать, какие обидные слова скажет он в ответ на признание. Чимин давит из себя виноватую улыбку и поднимает ноги на диван, прижимая их к груди и обнимая. Он утыкается лицом в колени и поджимает губы, изо всех сил стараясь не расплакаться. Только не здесь. Не при Юнги. «А я тебя люблю… вообще-то», — думает Чимин. И он правда любит. Несмотря на все те грубости, что каждый день выслушивает от Юнги. Он не может иначе. Не может не восхищаться свободолюбивой и дерзкой натурой хёна, не может сдержать мурашки каждый раз, когда видит чужую улыбку. И слёзы, когда слышит такие обидные слова в свою сторону. Чем он их заслужил — непонятно. Он ведь просто хотел наблюдать за Юнги. Быть рядом хотя бы в качестве друга и всячески поддерживать. Потому что ему достаточно просто тихо любить. Слёзы катятся по покрасневшим щекам, и Чимин понимает, что чего ему точно не хватает — так это расплакаться при Мине. Тогда его точно высмеют. Потому он встаёт и уходит. Еле слышно открывает дверь, выходит на лестничный пролет и только там судорожно выдыхает. Садится на пол, прикрывая лицо руками и всхлипывает, позволяя горячим слезам покатиться по щекам, а обиде захватить всё его сознание. Обиде обжигающей и давящей. Если бы он был хотя бы в половину так же крут, как Чонгук, или таким же смешным, как Хосок, может быть, его бы заметили. Приняли. Не ранили бы грубыми словами. Может, тогда бы он не мешал Юнги своим существованием. Простояв так ещё пару минут, Чимин вытер слёзы рукавами и заставил себя успокоиться. Наверняка Юнги подумал, что Чимин ушёл плакать. Что, в принципе, правда. Но Пак не может позволить так о себе думать. А потому, влепив себе хорошей пощёчины, он возвращается в дом, так же бесшумно закрывая за собой дверь, чтобы его уход остался незамеченным. Плетется на кухню и начинает рыться по шкафчикам в поисках еды. В итоге находит в одном из них пачку попкорна. Чимин не уверен насчёт свежести этого попкорна, но ведь не бывает просроченного, да? Вряд ли. А потому Чимин спокойно кладёт пакет в микроволновку и принимается наблюдать, как он постепенно надувается, нагреваясь. Вслушивается в хлопающий звук и ждёт, параллельно приводя свой вид в порядок. Когда он убеждается, что в его внешнем виде ничего не говорит о том, что он плакал, раздается мерное пиканье микроволновки, и Чимин достаёт свой попкорн оттуда, при этом обжигая пальцы об горячий пакет. Ждёт, когда тот остынет, а потом бредёт в комнату, беря попкорн горстями из пакета. Юнги обнаруживается, как и обычно, сидящим в своем мобильном. Окинув Чимина презрительным взглядом, он снова утыкается в экран телефона. — Чёрт, а я уже понадеялся, что до тебя дошёл смысл моих слов и ты ушёл. Навсегда. Но ты тупо пошёл жрать. Впрочем, что ещё ожидать от бесхребетной свиньи? — Хочешь, хён? — улыбается ему Чимин, протягивая попкорн. Юнги хмыкает, отбирает и принимается есть, непонимающе хмурясь. А Чимин не может сдержать улыбку. Да, может, ему и больно любить Мина, но иначе он не может. И он абсолютно счастлив, видя, как Юнги с аппетитом уплетает попкорн, приготовленный Чимином. Любовь творит с людьми необъяснимые, дикие вещи.

***

Чимин внезапно ловит себя на том, что его собственным чувствам уже тесно. Им нужен выход, ими нужно поделиться. Обычно влюбленные делятся ими друг с другом, но если он поделится ими с Юнги, то его, вероятнее всего, побьют. С друзьями делиться тоже не вариант, Чимин не уверен, что они смогут сохранить его секрет. А потому делает то, до чего никогда бы в жизни не додумался — пишет письмо и отправляет на радио. Вечером он находит нужное радио в телефоне и включает, принимаясь слушать голос радиоведущего. Слушает, надеясь, что его письмо прочтут. А потом замирает, когда слышит знакомые строчки. — Итак, следующее письмо, — доносится оживленный голос радиоведущего. — «Я влюблен. Боюсь рассказать о своих чувствах друзьям, так как не уверен, что они сохранят мой секрет. А ещё больше я боюсь признаться. Человек, которого я люблю, кажется, меня ненавидит. Мне невыносимо тяжело держать эти чувства в себе, и я хочу ими с кем-нибудь поделиться. Пусть если не человек, которого я люблю, так вся страна знает. Моя любовь причиняет мне боль, но я продолжаю любить. Не знаю, благословение это чувство или же проклятье. Но ничего поделать с ним не могу». Это был «Просто парень из Пусана». Спасибо, что поделился с нами своими переживаниями. Желаем тебе удачи с твоей любовью. Раз уж на то пошло, то вот вам прекрасная песня о неразделённой любви. Парень из Пусана, если у тебя ничего не выйдет с твоей возлюбленной, то, надеюсь, она хотя бы попросит прощения за ту боль, что тебе пришлось испытать. А сейчас вы услышите Halsey — Sorry. Чимин хмыкает. Юнги вряд ли будет просить прощения за что-то. На его памяти он ни разу ни перед кем всерьез не извинялся. Пак уверен, что Юнги не почувствует даже малейшего укола вины, если, к примеру, Чимин покончит с собой из-за неразделённой любви. Скорее всего, в таком случае он просто скажет: «Ну, неудивительно. Он всегда был бесхребетным». Чимин смеётся тихонько, чувствуя себя куда лучше после признания в своих чувствах стольким людям. Пусть они и не будут знать, кто он. Зато они узнают о том, что он испытывает.

***

— Ты поешь? — слышится удивленный намджунов голос, и у Чимина чуть сердце от ужаса не останавливается. Он оборачивается, осматривая Кима недовольным взглядом. — Тебе не пришло в голову, хён, что незаметно подкрадываться к людям — не то, что следует делать по ночам? — А что ты вообще забыл ночью на детской площадке? — спрашивает Намджун, смотря на Чимина, что с недовольным хмурым видом качается на детских качелях. Ким, так и не дождавшись ответа, садится на соседние качели и тоже начинает раскачиваться. — Итак. Ты пел. — Знаешь, я уже об этом сожалею. — И зря. Ты очень красиво пел. Меня прям вдохновением проперло. — Ну что ж. Рад, что хоть кому-то смогло помочь мое жалкое мяуканье. Намджун смеётся. — Интересно ты обзываешь свое пение. — Как есть. — Слушай. Если я напишу песню, ты её споешь? — Даже не знаю. — У меня сейчас что-то типа неразделённой любви. И твой голос идеально подошёл бы под то, что я чувствую. — Неразделённой любви? — с удивлением переспрашивает Чимин. Намджун вовсе не выглядит как человек, который страдает от неразделённой любви. Раз уж на то пошло, то он вообще не выглядит как человек, способный страдать от любви. Чимин всегда был уверен, что если Намджун и влюбится, то этот человек просто обязан уже быть в него по уши влюбленным. Ведь Намджун умный, весёлый и невероятно интересный собеседник. И довольно симпатичный, чего уж там. — Да, представь себе, — неловко смеётся он в ответ на удивление Пака. — Я увлекаюсь рэпом. Делаю треки, накладываю бит, зачитываю. Но этот текст… он особенный, и я вижу его лиричным. Вот только петь я не умею вот вообще. Ну так что? Поможешь мне выразить мои чувства? — Ну, если ты просишь… — неуверенно говорит Чимин. — Спасибо, — улыбается ему Намджун, приостанавливая качели. — Раскачать тебя? — Что? — Чимин округляет глаза. — Э-ээ… да я сам… — Да ладно, я помогу. Следующий час Намджун провожает друга домой, беспрерывно прося прощения. Кто бы мог подумать, что вместо того, чтобы толкнуть качели, он столкнет с них Чимина. Пак не знает, как будет танцевать с разбитыми в кровь коленями и локтями завтра. Видимо, раз ничего с этим уже не поделаешь, придется терпеть.

***

Песня была написана в самые кратчайшие сроки и, честно, то, как Намджун пытался объяснить Чимину ещё не созданную мелодию, было самым смешным, что слышал Пак. — И дальше там идёт такое та-та-та-та-та-та-та-ааааа… — своим хриплым голосом тянет он, заставляя Чимина в очередной раз заваливаться назад, громко хохоча. Остальные тоже гогочут без умолку. Особенно обидно Киму слышать смех Сокджина, который хохочет громче всех, громко хлопая руками по своим ногам. К веселью не присоединяется один лишь Юнги, что с раздражением смотрит на всю эту картину. В последнее время по никому не известным причинам его настроение намного хуже, чем обычно. — Так, ладно, я устал это терпеть, — говорит к всеобщей неожиданности Сокджин. — У тебя есть ноты, Джунни? Я сыграю вам эту мелодию на гитаре. Или же лопну от смеха, подобно птичке из того мультика. — Какого мультика? — в недоумении спрашивает Чонгук. — Какого мультика, хён? Э-ээй! Но Сокджин уже уходит в направлении своей спальни. Хосок в предвкушении трёт ладони, ожидая, очевидно, какого-то веселья. А потом возвращается старший хён с гитарой в руках и в следующий час ребята, вытаращив глаза, наблюдают за чужими пальцами, что мастерски перебирают струны. — Не знал, что ты умеешь играть… — поражённо говорит Намджун. — Иногда мне кажется, хён, что ты умеешь делать всё, чего от тебя не ожидают. Сокджин смеётся, оставаясь явно довольным услышанным комплиментом. — Ну ладно, Чимини, ты слышал эту мелодию кучу раз, как петь, Намджун уже объяснил. Попробуем? Чимин округляет глаза. — Что?! Нет, хён, я не готов! — Ну, Чимин-а-аа! Мы все очень хотим послушать, как ты поешь! — восклицает Хосок, а Тэхён с Гуком активно машут головами в знак согласия. Намджун ободряюще улыбается. И Чимин переводит взгляд на Юнги, который, кажется, вообще находится в каком-то своем мире. Мире телефона. Чимин вздыхает, кивает, и Сокджин принимается перебирать струны пальцами. Чимин дожидается нужного момента и начинает петь. Негромко, совсем неуверенно, со страхом. Но потом, осознав, что так он опозорится ещё больше, чем если будет петь во весь голос, поет уже более уверенно. До этого ему никогда не доводилось петь при ком-то. Единственный, кто слышал его пение — это душевая, которой он то и дело посвящает серенады. И сейчас он, получается, впервые в жизни поет на людях (если забыть, конечно, о Намджуне, что предательски подслушал его тихое пение на детской площадке. Приспичило же ему). Друзья слушают его, раскрыв рты, и Чимин сходит с ума, путаясь в догадках — нравится им или нет. Когда он пропевает последние строки, повисает тишина. — Я будто ангела сейчас слушал, — признался вдруг Хосок. — Ангел-сирена! — восклицает Тэхён. — Хён, почему ты раньше не сказал, что так круто поёшь? — интересуется Чонгук. — Чимини, это было клёво! — сообщает Сокджин, показав большой палец. — Ты превзошёл мои ожидания, — поражённо выдыхает Намджун. — Юнги, ты ведь это слышал, да?! И только посмей сказать, что это было говно — я лично дам тебе в нос! — восклицает Хосок, дёргая Мина за руку. — Что? Я не слушал, — отвечает Мин, кажется, немного более резко, чем следовало бы. — Ты охреневшая какашка, — хмыкает Сокджин. — Если он не слушал, значит, ему такое не интересно. Чего ж сразу обзываться? — принимается защищать Мина Пак. — Эй. Тебя никто не просил за меня заступаться. Закрой рот и посиди молча, не раздражая никого своим пением, — требует Мин. Пять осуждающих взглядов начинают прожигать его в следующую секунду. И лишь один Чимин улыбается и отвечает: — Как скажешь, хён. Этим вечером, уходя из гостей, Чимин снова плачет. Плачет, потому что несколько слов от Юнги перекрывают все хорошие слова, что сказали ему сегодня друзья. Плачет, потому что это невероятно сложно — улыбаться, когда сердце чуть ли не в буквальном смысле разрывается на части. Плачет, потому что он правда очень сильно хотел услышать от хёна хотя бы сухое «неплохо». Плачет, потому что больно. По дороге домой Чимин забегает в продуктовый, планирует купить бутылочку виски и накатить немного, чтобы успокоить нервы. Но видит позади продавщицы выставленные в ряд пачки сигарет. Те самые, что курит Юнги. Чимин возвращается и кладёт виски на место. Этим вечером он впервые в жизни пробует курить. Заходится в кашле, чувствуя, как жжет горло нещадно. Но продолжает затягиваться, глотая слёзы. Потому что он наивно верит, что это поможет хотя бы ненадолго заглушить боль в груди. Кашель царапает горло, во рту неприятный горький вкус, но зато он полностью отражает всю горечь чувств Чимина.

***

— Ты куришь? — спрашивает его Хосок, когда они втроём, включая плетущегося сзади Юнги, прогуливаются до нужной остановки. Чимин поднимает на Чона перепуганный взгляд. Ну зачем он спросил об этом? Почему именно сейчас? Именно тогда, когда их диалог прекрасно слышит Юнги. — Что? Нет, хён, с чего ты взял? — смеётся Чимин. А Хосок смотрит мрачно, и в глазах его отражается то волнение, которое он испытывает, его переживания за друга, сочувствие и жалость. Чимину вдруг становится тошно от самого себя. — Бросай, пока не поздно. Дрянь это всё. — Юнги-хён же курит, — возражает Чимин. — Юнги-хён идиот, — позади раздаётся фырканье. — Не будь идиотом хотя бы ты, — просит Хосок. — Ладно, хён, — неуверенно улыбается ему Чимин, вызывая тем самым ответную улыбку. — Пообещай! — требует Чон. — Обещаю, — говорит Чимин и ему правда стыдно, потому что он врёт. Они доходят до нужной остановки, прощаются, когда подъезжает нужный Хосоку автобус, а потом, оставшись наедине с Юнги, Чимин резко разворачивается и уходит. Он помнит, чем закончился прошлый раз, когда они остались только вдвоем. — Я знаю, что ты солгал ему, — вдруг слышится голос Мина, и Чимин останавливается. — Бросай курить. Это вредно для здоровья. — Тебе всё равно на мое здоровье, хён, — отвечает Чимин, усмехаясь. Он всё также стоит к Юнги спиной. — Мне, может, и всё равно. Но тебе не должно быть. Ты танцор. Должен понимать, как важно для тебя держать себя в хорошей форме, — младший округляет глаза, поражаясь, кажется, впервые сказанными Юнги словами с целью не унизить Чимина, а дать напутствие. Но Юнги не был бы собой, если бы следом не добавил: — А, и ещё. Курить для того, чтобы показаться крутым — не круто на самом деле. Чимин кивает и молча уходит. А по приходе домой, закрыв дверь и осев на пол, он, наконец, отвечает: — Ты ничего обо мне не знаешь, Мин Юнги. Но курить он всё-таки бросает.

***

Чимин всегда терпел, продолжая улыбаться. Терпел, заставляя себя оставаться сильным. Терпел, несмотря на боль, которую он испытывал каждый раз. Да, он позволял себе плакать иногда. Но ведь держался, не сдавался, стараясь не воспринимать все слова Мина близко к сердцу. Так не получалось, потому что его сердце с трепетом ловило каждое слово, сказанное Юнги. Было очевидно, что если хён не изменит свое отношение, когда-нибудь Чимин не выдержит, сорвётся. В этот вечер он и срывается. На этот день, первого сентября, приходится празднование дня рождения Чонгука. Конечно же, место сбора намечают у Сокджина дома. Тот обещает испечь Чону огромный вкусный торт, а также приготовить самгётан. Чонгук, услышав это, тотчас провозглашает этот подарок самым лучшим и устраивает конкурс, заявляя, что вручит приз тому, кто придумает подарок более крутой. Вызов друзья принимают и начинают ломать головы над подарком для младшего, что превзойдет подарок Сокджина. Чимин решает особо долго не думать — покупает первое, что приходит в голову: парные кожаные браслеты. Чем не подарок? Конечно, с сокджиновым он не сравнится, но Пак и не претендует на первое место. Он уже предвидит возмущенные крики Тэхёна о предательстве его родственной души и измене, а потому делает пометку в голове обязательно купить и им с Тэ парные браслеты как-нибудь попозже. Может, тоже на его день рождения. Надо только узнать, когда он. На праздник Чимин идёт в отличном настроении, уже представляя, как будет веселиться с ребятами. Они с Сокджином опять будут подкалывать друг друга, и Чонгук, вероятнее всего, тоже примет в этом участие, превратив поддразнивания своих старшего и младшего хёна в коллективный буллинг. С Тэхёном они обязательно придумают какой-нибудь движ, к которому присоединятся и остальные. И это непременно выльется в веселое приключение. Чонгук, возможно, бросит Чимину вызов в танцевальном баттле (и конечно же потерпит сокрушительное поражение, ха). А потом к ним, скорее всего, ворвётся Хосок-хён и выкинет что-нибудь странное, но дико смешное, чем заставит всех хвататься за животы от смеха. Уже во всю предвкушая предстоящее веселье, Чимин проходит ко входу в нужное здание, совершенно не замечая курящего в сторонке Юнги. — Эй, — зовёт тот. Чимин тут же замирает, услышав знакомый голос. Он оборачивается, в недоумении хмуря брови. — Отлично, хотя бы сейчас ты не улыбаешься, как дебил. Ты собрался к Джин-хёну? — Естественно. Как и ты, хён, — отвечает Чимин, не совсем понимая, чего от него хочет Юнги. Где-то в глубине души теплится надежда на что-то хорошее, но Чимин закапывает этот росточек, не позволив ему окончательно взрасти. К сожалению, от Юнги ему ничего хорошего ждать не стоит. Тем временем Мин тушит сигарету и выкидывает в урну. Чимин хмурится ещё сильнее, замечая неподалеку знак, в котором четко пишется о том, что курение здесь запрещено. — Что ты собираешься подарить Чонгуку? — интересуется Мин вполне обычным тоном. И Чимин достаёт из пакета красиво обернутую коробочку, чтобы показать хёну. Юнги тут же коробочку вырывает и начинает открывать. — Стой, хён! — просит Чимин, но поздно — обёртка уже разорвана. Юнги вскрывает коробку и достаёт оттуда два черных кожаных браслета. Осматривает какое-то время, а потом усмехается, достаёт перочинный ножик из кармана и прямо на глазах у Чимина разрезает оба браслета. И выкидывает в урну. — Зачем… — не в силах сдержаться, спрашивает Чимин. — Я говорил уже, так ведь? Что ты меня бесишь. Что мешаешь мне. Что я не хочу видеть тебя в нашей компании. Я просил тебя уйти. Но ты не послушался. Теперь вот получай. — Ты хочешь… чтобы я ушёл? — спрашивает Чимин, изо всех сил стараясь держать голос ровным. — Мечтаю об этом, — нагло улыбается Юнги. — Хорошо, хён, — отвечает Чимин, улыбаясь в ответ. Он чувствует себя так, будто гниёт заживо. По щеке скатывается слеза, но Юнги её не видит — Чимин разворачивается и уходит. Идёт неспеша, пока не сворачивает за угол. А потом падает на колени посреди улицы, принимаясь всхлипывать и вытирать слёзы, льющиеся из глаз, стекающие по щекам, щекочущие шею. Рыдает навзрыд, пытаясь понять, за что с ним так. И это уже даже не к Юнги вопрос. А к собственным чувствам. Почему? Почему он продолжает любить этого человека даже сейчас? Почему не может его возненавидеть? Почему плачет сейчас, ощущая себя так жалко, как никогда раньше? Домой Чимин приходит опустошенным. Раздевается и идёт в ванную, чтобы умыть опухшее лицо. Но, взглянув на себя в зеркало, тут же отворачивается. Выгляди он иначе, он бы понравился Юнги-хёну? Всё дело в его внешности? В характере? В чём? Что он должен сделать, чтобы его полюбили? Чимин садится на холодный кафель, вскидывая голову. Больно. Нестерпимо. Хочется рыдать, хочется рвать на себе волосы, вырвать сердце, лишь бы больше не чувствовать. Раздается сигнал, оповещающий о сообщении. Чимин достаёт телефон из кармана джинсов. Сообщение от Чонгука. Спрашивает, где он. Говорит, что все уже собрались и ждут только его. Пак усмехается непонятно чему. Пишет, что не сможет прийти, так как плохо себя чувствует. И это правда. Ему так плохо, что хочется сдохнуть. Чимин вздыхает тяжело, мысленно спрашивая, что он такого сделал, чем заслужил всё это. И как пережить эту невыносимую боль, это постоянное желание плакать? А потом случайно переводит взгляд на маникюрные ножницы, лежащие на краю раковины. Он совершенно не соображает в этот момент. Не соображает, что творит. Просто слетает с тормозов. А наутро испытывает настоящий ужас, когда, наконец, приходит в себя и видит свою левую руку, полностью исполосованную алыми глубокими порезами. Чимин снова плачет. Плачет, но уже от отвращения к себе. Потому что он сдался, выбрал путь слабых. Решил забыть о боли в сердце с помощью физической боли. Но вредить себе не выход. Верно ведь? А потом, шипя от боли и обматывая руку бинтом, Чимин с удивлением понимает, что не может думать ни о чем другом, кроме как об адской боли в руке. Или всё же выход?..