Перемкнуло.

Казалось бы, что может быть слаще долгожданной, греющей не только душу, но и разум победы, полной, совершенно не ограниченной ничем и никем свободы и власти в той игре, где ты по праву считаешься настоящим, всемогущим божеством? Ты вершишь судьбы, играешь на струнах душ и нервов подопечных, нещадно обрывая эти нити, выдирая их с корнем и даже мясом из тел страдающих, ты управляешь игроками, как марионетками, никто тебе не смеет перечить, ведь одно твоё слово – единый для всех закон, а его нарушение ведёт к ужасным последствиям. Ты абсолютно и несомненно сильнее всех, тебя боятся и слушаются практически беспрекословно, зная, что ты можешь в миг оборвать чьё-то существование или покалечить так, что смерть станет настоящей наградой. Даже пикать и то боятся, разве это не успех? Разве это не прекрасно? Разве это не наслаждение? Наконец-то можно вздохнуть полной грудью и немного расслабиться, ведь так? Хотелось бы.. но одна крохотная деталь не даёт покоя, как заноза в ноющей от боли и нетерпения плоти, которую пока не вытащишь никак не сможешь успокоиться. Обходя школу изнутри по всей коридорам, заглядывая во все кабинеты без исключения, просматривая углы, шкафчики и проходя кончиками пальцев по окнам, Балди придался воспоминаниям о том, как вообще провёл столько лет в этом всеми забытом месте и как там впервые оказался, молясь всем, кому только можно, чтобы хотя бы тут продержаться немного подольше, нежели в других школах, обещая работая на славу и на совесть, наивный дурак. Его годами нещадно унижали, без каких-либо ограничений били всем, чем только можно, нахально издевались, по-крысиному подставляли хоть он и не был ни в коем разе виноват, вечно несправедливо наказывая и принижая – разве этого он заслужил? Совершенно нет, Балди никому не сделал зла, со всеми был мил и неприхотлив, так почему так страдал? За что он пережил все эти мучения? Грустно, очень грустно и ещё больнее от осознания потерянных лет, психики и мотивации что-либо делать дальше в том же положительном и радостном ключе, как было раньше, ведь прежний огонь уже давно погас и не сможет зажечься вновь как бы того мужчине искренни не хотелось. Он не будет прежним, шрамы на коже не позволят забыть, травмы будут болеть до конца жизни, мучая не только плоть, но и душу. Всё потерянно, его прошлая жизнь и личность канули в небытие. Что ж, как бы это не было тяжело и печально осознавать, но теперь уже всё, что было хорошего или плохого, в прошлом, ведь есть кто-либо сильнее Балди в этих стенах? Нет, нету и быть уже никак не может, да и не будет никогда, он об этом позаботится. Педагог даже Найта, которого временами боялась собственная дочь с братом, что уж говорить о других обитателях проклятого учебного заведения, на место поставил и приструнил, что тогда говорить об остальных тварях дрожащих, что теперь вздрагивают лишь от одного упоминания его имени или проходящей мимо тени? Они абсолютно бессильны, они сломлены как духовно, так и физически, они слабы, они подавлены, они теперь даже ниже, чем находился Грейт в свои самые тяжёлые и невыносимые годы. Это осознание, конечно, греет душу, но не дарит того самого покоя, что требует его нутро, а без этого он никак не может уйти в закат, самого себя никогда не простит. Маршрут, на самом деле, был выстроен не просто так, он был чётко продумал и похождения не были бесцельными, ведь конечным пунктом назначения стала та самая вечно запертая, заветная, полная тайн комната, которая и должна окончательно успокоить душу математика и позволить ему уйти отсюда с миром, покинуть свою ненавистную тюрьму, место многолетнего, издевательского заточения, стараясь забыть о всём пережитом кошмаре, что, конечно, нереально, однако частично всё же выполнимо. Вертя холодный, чёрный, как сердце Диры, ключ между всё ещё изящными и в то же время шрамированными, грязными пальцами, Грейт сомневался стоит ли ему знать что там находится на самом деле или всё же пусть эта тайна умрёт вместе с его же садистом, который как Кощей оберегал заветные четыре стены с дверью, пряча всё под замком? Вдруг увиденное там ещё больше его сломает или выбьет из колеи в самом финале, в самом конце игры и его страданий? Можно ли такой расклад допустить вообще или рисковать не стоит? Оправдан ли будет риск в таком случае? Чего стоит его по истине детское и сверлящие нутро любопытство? Нет, отступать нельзя, ни в коем случае! Не для этого он всё это затеял! Не чтобы струсить на пороге своей победы, раскрывая все тайны! Одним глазком глянет и всё, ничего такого же не будет, можно будет даже не разглядывать что там находится или лежит, или валяется, или стоит, наплевать, ведь это по сути не столь важно в данное время. Балди просто должен увидеть содержимое, он должен открыть эту чёртов дверь, иначе директор победит и все те раунды были попросту напрасны. Значения не имеет наполнение, оно не играет роли… как наивно математику кажется сейчас, правда уже поздно. Вставив ключик в замочную скважину и провертев его два раза, Балдимор с горящими от ликованиями глазами открыл еле скрипящую и не желающую отворяться дверь, поднимая взор на содержимое помещения, однако первое, что встретило его глаза – это тьма, немного подпортив впечатление и сам момент. Непроглядная, томящая нечто ужасное тьма, не позволяющая совершенно ничего разглядеть, даже где стены и то было не видно по истине сейчас раздражает Балди, чуть ли не заставляя скрипеть зубами от томящего ожидания. Нащупав покрывшийся небольшим слоем пыли выключатель, Грейт наконец-то залил комнату ярким, тёплым, всё озаряющим, как солнце, светом от одной единственной чуть пожелтевшей от времени лампочки, работающей из последних сил, но делая этого хорошо, наконец-то видя то, что… лучше бы ему и не стоило видеть. Зрачки моментально сузились до самых минимальных и возможных размеров, став меньше пищинки, отражая в себе всё содержимое, что только попадалось Балдимору на глаза, а некогда потускневшая радужка и вовсе чуть не слилась с белком, плачась от нового кошмара, который лучше бы ей было и не видеть, как и её хозяину, проклинающему сейчас всё своё чёртово любопытство. Дыхание моментально, словно по щелчку пальцев резко остановилось, лёгкие, пускай и не видели ничего снаружи тела, но отказывались поставлять новый кислород в кровь, боясь того, что перед ними находится. Животный, словно первобытный страх, который математик испытывал, глядя на Кевина раньше, вернулся вновь, даже с новой силой, пробудив его первые эмоции и ощущения, когда только к нему пришёл, заполняя моментально всё тело и не давая мужчине даже пошевелиться, на столько он был шокирован увиденным, сожаления, что открыл эту чёртову дверь. Судорожно дыша, рассматривая каждый уголок комнаты, Балдимор резко закрыл дверь, скрываясь по ней спиной и берясь за голову, будто бы у него снова начинается паническая атака, которая вот только как несколько лет перестала его доставать, ведь отошла на второй план со всеми мучениями и страданиями педагога. Тысяча, миллион мыслей тут же атаковали его несчастный, измученный временем, кошмаром, игрой и всеми живыми существами вокруг разум, любопытство которого, к сожалению, дорого обошлось. Сказать, что вопросов стало меньше к директору – определённо ложь, ведь их стало только больше, в десятки, сотни раз больше, доводя Балди до безумия, истерического, больного безумия, однако истины, что так же пришли в голову попутно с вопросами, проливая свет на которые аспекты прошлого и настоящего, с увиденным отбили всё желание схватить за жабры ублюдка и выпытать всю информацию, все ответы, что так стали нужны в одночасье учителю. Даже если он и узнает это всё, ему расскажут, объяснят, пояснят учителю легче от этого ни сколько не станет, ничего это уже не вернёт, ведь просто расскажет о некогда случившимся прошлом и вернёт Грейта в то беспомощное состояние, из которого он только успешно смог выбраться, вновь передавая власть над ним этим тварям и делая его беспомощным и жалким от осознания своего бессилия даже в собственной судьбе. Взвесив все за и против, обдумывая всё, что теперь у него имеется на руках, Балди решил просто оставить всё как есть, ничего не менять, не дополнять и не уточнять какие-либо факты, события или моменты, считая, что это нанесёт больше вреда, чем принесёт хоть немного согревающей, утешающей и мимолётной пользы. Самое основное он понял и без слов директора, а значит мелочи и детали ему уже не столь важны и удивительно, как он не почуял подвоха раньше, много лет назад, вовремя не включив свою кочерыжку… может быть тогда всё сложилось бы по-другому, может быть всё было бы иначе. Определённо бы сложилось по-другому, но это уже лишь теоретически, не так ли? Прошлого не вернёшь… Спустя всего несколько тянущихся как год часов все игроки смотрели из окон как Балди снаружи обливает школу некой, плохо пахнущей и имеющей не самые положительные на вид свойства жидкостью, что явно не сулит ничего хорошего тем, кто находится не снаружи, а внутри злополучного здания. Да и радужные блики от солнца на плёночке жижи как бы намекают на то, чем она является и как разрушительно может себя повести в определённых условиях и в сочетании с не самыми безопасными предметами домашнего быта и обихода. Победители всех раундов, принявшие сторону педагога, всё ждали, когда он сам позовёт их на улицу, откроет только им двери, поманит рукой к спасению, выпустит и наконец-то объяснит что сейчас происходит, убедив в том, что они в безопасности и их жизням ничего не угрожает. Однако тот даже и не торопился что-либо кому-либо объяснять, лишь продолжал обливать здание этим не особо приятным по всем критериям веществом, не обращая своего взора на пленных, не смотря в их сторону, всем своим видом показывая своё презрение и отвращение к ним. Евгения же, обнимающая художника, вроде как и понимала что сейчас будет, но то ли была слишком напугана, чтобы хоть что-то кому-то рассказать, предупредить и начать панику раньше времени, либо понимала, что тем самым только усугубит своё и без того не самое выигрышное положение, которое она и так предсказала в самом начале, вставая на сторону обезумившего математика, жаждущего мести. Вылив наконец-то все запасы смердящей жидкости из канистр и прочих бутылей, где она только могла находиться на все возможные и доступные для него места здания, Балди спустя долгие, мучительные минуты, которые длились будто бы вечность, обратил внимание на пленных и демонстративно выкинул ключи от всех дверей далеко от самой школы, безмолвно намекая, что оставляет их умирать взаперти без какой-либо надежды и шанса на спасение своих жалких жизней. Чиркнув спичкой, будто бы специально поднеся её к окну, показывая нескольким парам глаз, кинул её прямо в стену, что тут же загорелась, а поток пламени начал неимоверно быстро расходиться по всему фасаду учебного заведения. Кто-то вопил о том, что Балди не справедливо поступает, сам пообещав их пощадить, даровать жизнь, если они примут его сторону и будут послушными, а сам сжигает за живо, нарушая тем самым собою же сказанные слова. Некоторые метались и пытались выбраться, однако пламя было на столько сильным, а дым на столько едким и ядовитым, что даже сил выбить окно не оставалось ни у кого, не то, чтобы дёргать запертые двери, от которых толку нет, да и до сиз пор не зажившие раны не давали особого преимущества. Были и те, кто просто смирился и сев у стеночки, как Женя и её подопечный, которому вместе с собой она вколола смертельную дозу снотворного, дабы просто не мучились, быстрее всех уснули вечным сном. Найт же был как раз из последних, сев с дочерью у стены, обняв практически не дышащие тельце, прижимая как можно плотнее к себе, и просто закрыл глаза, надеясь, что более он уже никогда не проснётся. Отойдя немного от полыхающей во всю школы, Балди с хладнокровным видом смотрел как все его мучители и даже помощница погибают в огне, вопят от боли, носятся по всем коридорам и кабинетам, где их ждали не очень приятные сюрпризы в виде ловушек и осколков стёкл, наносящие ещё больше урона и продлевая муки, пытаясь спасти свои жалкие, никчёмные, никому не нужные жизни, но… всё это было крайне бесполезно. Педагог уж позаботился о том, чтобы никогда не смог покинуть здание во время казни. Когда в одночасье все крики, вопли и нецензурные выражения с угрозами достать Балди с того света и отомстить за столь мучительную смерть утихли, знаменуя всё скорейшей гибелью всех находящихся в школе, Грейт, не шевеля ни одной мышцей на лице, спокойно и непринуждённо развернулся и пошёл прочь, отдаляясь от всё ещё горящего здания в одной руке держа свою любимую линейку и положив её к себе на плечо, чувствуя как же теперь спокойно и легко стало у него на душе и теперь он, спустя столько лет страданий, боли и мучений счастлив. Балдимор более не оборачивался, прекрасно зная, что выживших не будет, но зато практически сгоревшие до тла тела или даже скорее их останки вскоре станут достояние следствия и общественности, которая ужаснётся всей бойне, что происходила в этом учебном заведении, но так и не найдя виновного и тела самого математика, объявив его без вести пропавшим. Квартира мужчина пуста, в ней словно уже несколько месяцев никто не жил и не появлялся вовсе, хотя все счета кем-то регулярно оплачивались до момента пожара, на месте преступления нет ни его тела, ни его вещей, ни линейки, ни каких-либо намёков на его присутствие там, а друзей и родственников у Грейта и в помине нет уже столько лет, ни с кем не общался, не контактировал. Такое чувство, что он просто растворился в огне, сгорев так, что даже следов не найти, унёсся вместе с пеплом школы, дабы найти себе новое место для жизни с чистого листа, ни капли не сожалея о финале предыдущей… Он вернётся, ещё обязательно даст о себе знать, однако его первое имя уже не будет актуально.