Путь Воина

Море успокоилось. Ласковые волны накатывались на берег, а не хлестали его как плети морского божества. Где-то вдалеке плавали обломки маленькой лодочки. На песке, почти у самой воды, беспокойным сном забылись двое детей. Ни один из них еще не принес богам жертву в день своего пятнадцатилетия. Начинался прилив, все ближе волны подбирались к спящим, и, наконец, вода лизнула босые ноги мальчишки. Он тут же проснулся и, осознав, в чем дело, растолкал свою спутницу. Она поначалу пыталась сопротивляться, но, услышав слово «прилив», тут же послушно отползла подальше. Пока мальчишка выбирал песок и прочий мусор из своих длинных светлых волос и собирал их в хвост, девочка хмуро глядела на желтый диск звезды, еще не успевшей высоко подняться над горизонтом. — Что мы будем делать, Индо? — наконец спросила она. — Что, что… Выбираться отсюда мы будем, вот что, — пробурчал паренек, — и побыстрее. Только сначала позавтракать неплохо бы. Девочка огляделась вокруг и заметила одинокое персиковое дерево чуть выше по склону. Она влезла на него и сорвала столько плодов, сколько умещалось в подол ее туники. Когда она спустилась, чудом не расцарапав себе руки, ноги и лицо, то половину из сорванных персиков отдала Индо. Он сдержанно кивнул в ответ и принялся за еду. Персики были сладкие и сочные, поспевшие на диком берегу, на воле, которую любили не только люди. — Индо, ну не злись, пожалуйста! Мальчишка помолчал немного и потом ответил: — Да я не злюсь, просто… Я не знаю, как нам выбраться, да еще надо придумать сколько-нибудь убедительную легенду о том, кто мы и почему одни тут. — А правду сказать нельзя? Индо фыркнул, и в его темных глазах заплясали искорки смеха: — Ага. Вот прямо так придешь и скажешь: «Здрасьте, я ваша будущая правительница, Мирра ра Верр, только я обкромсала свою шевелюру, а портреты мои все врут. Ах да, это мой брат Индарк эр Леа эр Тиана, и мы тут потерпели небольшое кораблекрушение». — Так вот оно что, — прищурилась Мирра, — ты просто завидуешь, пройдоха! Завидуешь, что сам не можешь отстричь этот свой хвостище, потому что волосы не успеют снова отрасти до пятнадцатилетия! — Даже если б я был на полтора года младше, я бы все равно не стал этого делать. Благородный Индарк эр Леа эр Тиана не хочет выглядеть, как малыш или раб. Последние слова были протянуты совсем уже весело, но Мирра все равно вздрогнула. Тому виной было полное имя Индо, произнесенное им во второй раз за несколько минут. Оно значило: Индарк, сын Леа, сын Тианы. Леа была родной матерью мальчика, Тиана же — матерью приемной, родной только для Мирры. Индо сам настаивал на такой форме именования, и никто ему не противоречил. Вскоре мальчик поднялся с места, не без сожаления взглянул на обломки лодки и пошел вдоль пляжа искать место, где легче всего было бы взобраться на скалы, отделявшие берег от остального острова. Мирра брела рядом, изредка поднимая взгляд к небу и говоря со своим богом. Наконец Индо нашел нужное место и начал подниматься наверх, цепляясь то за тот, то за другой выступ. «Ты наследница. Но если камни выдержат меня, то выдержат и тебя», — сказал он Мирре, вдруг решившей возмутиться тем, что брат всегда лез первым. Один раз девочка даже испугалась, что он упадет, когда его ноги соскользнули с опоры, и ему пришлось подтягиваться на руках. Но все обошлось, и он махнул сестре рукой: поднимайся, мол. Со скал открывался вид на широкую долину. Вниз текла, разделяясь на несколько рукавов и исчезая в туманной дали, прозрачная речушка, будто выточенная из хрусталя. По левую руку от детей, на юге, были плантации персиков и виноградники, где среди деревьев то ближе, то дальше виднелись домики. По правую руку простирались поля, засеянные какими-то уже вовсю колосящимися зерновыми. Там же располагалась большая, еще сонная деревня. Но то, что привлекло внимание Мирры, было прямо впереди, в западном направлении. Там стояла большая вилла, построенная в лучших традициях народа Тхиу, — народа королевства, которому этот остров принадлежал долгие века. Она представляла из себя огромное белокаменное здание с садом, множеством балконов и искусственно созданным прудиком. В Атриане, на родине детей, строили совершенно иначе. Если здесь полно архитектуры Тхиу, и это остров, который относительно недалеко от Атриана, то это может быть только одно место… — Мы на Тхезе, — пробормотал Индо, подумав о том же, о чем и Мирра. — Значит, до Атриана проще всего добраться из порта в Схеибе. Не думаю, что это так уж далеко отсюда. — Без карты мы в жизни не найдем этого порта, — горестно вздохнула Мирра. — Я никогда ничего не читала про Тхезе! Индо в ответ пожал плечами. — Предлагаю идти к вилле. Там у нас больше шансов найти карту и не потерять жизнь, чем в деревне. Дети нашли тропинку, которая вела вниз, и преодолели спуск, то и дело преграждаемый в самых неподходящих местах огромными валунами. К тому моменту звезда уже достаточно высоко поднялась над горизонтом. Ее можно было разглядеть даже здесь, где в восточном направлении стояли скалы-холмы. Дорогу к вилле долго искать не пришлось. Это был тракт, соединявший виллу с той деревней, которую Мирра приметила с холма. Сейчас, покуда земля еще не раскалилась под лучами звезды, идти было приятно и легко. Шелестели листья винограда слева, справа шуршали колосья. То и дело пролетали птицы, но людей на дороге пока видно не было, хоть плантаторов вдалеке на полях путники видели уже не раз. Стоило об этом подумать, как из одной из тропинок виноградника прямо перед ними вынырнула бедно одетая, явно деревенская девушка с кувшином на голове. Она тут же их заметила по лишним тенями перед собой и вздрогнула от неожиданности, едва не уронив свой кувшин. — Мы просто путники. Не бойтесь, ма-са, — проговорил Индо. — Простите, ма-са, — обратилась к ней Мирра, — долго ли идти до господской виллы? Девушка, оказавшаяся на деле такой же девчонкой, как сама Мирра, от силы чуть старше, смутилась. Тряхнула головой, отбрасывая с плеча за спину хвостик. Обращение ма-са, означавшее «сестра моя», было не менее древним, чем «ра» или «эр». — Полчаса, ма-са, — проговорила девочка. — А каков из себя господин, хозяин виллы, ма-са? — Индо встрял в разговор, направив его в нужное русло. — Господин — он… он господин, ма-эс. Спустя полчаса — как и говорила девочка, — трое путников добрались до виллы. Маленькая крестьянка сразу нырнула куда-то к кухне, а Индо с Миррой застыли в нерешительности во дворе. На балконе появились двое. Один мужчина попредставительнее: потолще, да побогаче одетый, — был господином, хозяином виллы, как верно угадала Мирра, зорким взглядом отметив вышитый на его тунике герб. Он остановился, опершись локтями о перила балкона, с удивлением оглядел детей, которых раньше никогда не видел. Второй следовал за ним. Он был ходячей карикатурой, шутом в заплатанном наряде: лощеные усики, губы, искривленные ухмылкой, и ножичек за поясом… Да еще смеющиеся глаза, окруженные тонкой сетью морщинок. Господин обратился с каким-то вопросом к своему спутнику, но тот в ответ лишь пожал плечами. — В таком случае, сейчас узнаем, — заключил Господин. — Сейчас узнаем, — Шут важно кивнул головой и поманил детей пальцем. Он указал на лесенку, начинавшуюся на балконе и спускавшуюся прямо во двор. Мирра переглянулась с братом, и первая неуверенно подошла к лестнице. Ей начинало не нравиться происходящее, но иного варианта, кроме подчинения, она не видела. А ведь они с Индо даже не придумали себе легенду… Лестница была мраморная, холодная. До нее еще не добралась звезда, освещавшая сейчас другую сторону дома, ту, где раскинулся чудесный сад. Зябко поеживаясь, Мирра впервые ясно осознала, что все их надежды должны быть обращены на милосердие Господина и Шута. Тут в ней, в отличие от столицы, никто не признает наследницы арха Верра. В такой глуши нет ее портретов. Если есть — то старые, восьмилетней давности. И даже если и новые, она все равно не будет похожа на ту прелестную девочку, что изображена на них. У той длинные волосы собраны в аккуратный хвост, а на ее красивых губах горит улыбка. Словом, мечта, а не девчонка. Шевелюра же настоящей Мирры была острижена, да еще неровно, губы, как всегда, растрескались от ветра; ноги в песке, коротенькая свободная туника испачкана одним богам известно, в чем… Настоящая Мирра ра Верр была полной противоположностью того образа, который старательно, но непонятно, зачем, создавался в мыслях большинства жителей Атриана. — Итак, кто же вы, молодые люди, и что забыли тут? — обратился к ним Шут, когда дети наконец встали плечом к плечу перед вышеназванными лицами. — Мы сбежали с корабля. — Корабля пиратов, которые нас похитили, — прибавила Мирра. — И хотим вернуться домой, на континент. Нам нужна только карта. Шут слушал внимательно, важно покачивал головой, будучи в, как видно, показной задумчивости. Но по его лицу было видно, что он едва ли верит хоть одному слову этой некрасивой, произносимой экспромтом лжи. Господин развалился в кресле у перил, вытянув вперед ноги. Ноги те, прямо скажем, не были венцом творения богов, но зато были обуты в добротные кожаные сандалии, какие были дорогим удовольствием. Он слушал детей, уже смущенных отсутствием любого ответа на их слова и оттого перешедших от самоуверенного рассказа к оправданиям. Наконец Господину это надоело, и он прервал Индо на середине очередной фразы: — Довольно. Мульк, взгляни на ноги этих детей. Очевидно, они просто беглые рабы. Я волен делать с ними, что пожелаю! При том суровом взгляде, который Господин бросил на детей после этих слов, Мирре невероятно захотелось броситься пред ним на колени и молить о пощаде. Беглых рабов в Атриане не щадили. Но она осталась на месте, повинуясь брату, который предостерегающе схватил ее ладонь. У него однозначно был план. — Мульк, отведи-ка этих к управляющему усадьбой, пусть найдет им работу, да наденет мои бирки… Можно бы, конечно, выдрать их, да только день неподходящий. А я… я пока выкурю тут трубочку-другую, — лениво проговорил Господин, и Шут, услужливо поклонившись, потащил детей за собой вниз по все той же лестнице. В оставшиеся часы детей заставили вместе с несколькими другими подростками работать во дворе. Из чьего-то разговора, случайно подслушанного во время прополки клумб, они узнали, что было причиной всеобщей суеты. Сегодняшний день был днем квиндецима, то есть пятнадцатого дня рождения старшей дочери Господина, в честь чего вечером должен был состояться большой праздник. Никогда еще Мирра ра Верр не чувствовала себя такой униженной, как в тот день. Она была вынуждена просто так, ради ничего, работать весь день напролет под палящим светом звезды, под ее жаром. Она расставляла посуду на столах в беседках, зная, что не будет из нее есть. Она несла поленья для костра, и на шее у нее трепетал ярлык, бирка, на которой было написано, что данная девочка — собственность Господина Арро эр Сира. Только одно удерживало Мирру ра Верр от открытого бунта — удивительное спокойствие Индо, красноречивее всяких слов говорившее, что у него есть план. Незадолго до заката начали прибывать гости, а в тот самый миг, когда угасла последняя оранжевая полоса света на небе, домочадцы Господина, и гости, и даже наиболее уважаемые и старые слуги вошли в храм, где должен был свершиться обряд. После священнодействий начался праздник. Господская дочка танцевала со старшими служанками и младшими сестрами Танец Женщины. Слугам на празднике пятнадцатилетия участвовать можно было только в Танце, но смотреть дозволялось, и брат с сестрой с удовольствием предавались этому занятию, забившись в уголок за ящиками, откуда им открывался прекрасный вид на все, но сами они оставались незаметными. Ни один из них не видел еще настоящего квиндецима, ведь по ночам в городе бывать они не могли, а из всего молодого поколения Династии Индо был самым старшим. Мирра даже забыла про первый и единственный за весь день ломоть хлеба, который держала в руке, заглядевшись на происходящее. Миллиарды звезд раскинулись по черному бархатному полотну неба, задумчиво глядел вышедший из-за туч месяц на праздник квиндецима внизу. Стояла свежая июньская ночь; стрекотали цикады. Она могла бы быть тихой, если бы не праздник. Индо и Мирру скрывала собой одна из тех немногих теней, которые не были изгнаны всюду расставленными факелами. От приторного запаха благовоний у Мирры уже кружилась голова, а ее внимание полностью захватил хоровод, который водили гости вокруг новопосвященной. Люди хохотали и спотыкались, но продолжали свой дикий танец. Совсем рядом с ними горел костер, в котором недавно были сожжены детские вещи господской дочки. Косые блики от пламени плясали на земле, на стенах беседок, из которых слышались голоса старших гостей, отражались в темных глазах Индо. Новопосвященная была для Мирры богиней. Изящная, еще совсем по-девчоночьи милая, она своим звонким голоском пела священные песни, пока стояла в центре круга. От этих песен Мирре хотелось плакать, они давали ей что-то новое, ранее неизведанное. Женщина пела о любви, о богах, о своем предназначении. Ее предназначение было таким простым и понятым: быть женой и матерью, следить за домом, рукодельничать, воспитывать детей и ублажать мужа. Предназначение дочери Верра было другим. Никто даже не знал точно, каким именно; ее судьба в хрустальном шаре не открылась даже бабушке Дирре, которая с шаром управлялась очень умело. Только одно знала девочка — ей по рождению суждено быть правительницей, ведь в Атриане испокон веков на престоле дочь сменяет отца, а сын — мать. Мирра слишком хорошо знала, что ей вряд ли удастся самой избрать себе супруга, что выбор этот будет подчинен не ее чувствам, а пользе Атриана. Сегодня голова юной Женщины была увенчана стеммой из каких-то нежных белых цветков. Пройдет еще неделя, и венец Женщины будет полыхать огнем маков в честь ее замужества. Мирра надеялась, что день, когда она наденет алую стемму, никогда не наступит. Она видела советников отца, высокопоставленных атрианцев, из которых ей предстояло выбрать мужа; все они были сухи, чопорны и стары, а у их сыновей были все те же недостатки, за исключением старости. Уж точно дочь Верра не собиралась выбирать тот путь, который полностью подчинил бы ее такому мужу. — Мирра… Ты так и не передумала по поводу своего посвящения? — А ты передумал? — парировала девочка. — Нет, но я все-таки мальчишка, да и не гений. Сабля и вольная жизнь как-то больше по мне, чем сидение в каком-нибудь храме, карты, подсчеты и прочая чепуха. Мирра некоторое время молчала, глядя на танец, а когда наконец заговорила, то ответила: — Не держи меня за дурочку, Индо. Я хорошо рассмотрела все варианты. Предназначение этой Женщины просто, но мне оно не подходит. А вот путь Воина… Я все продумала, Индо! Пока жив мой отец, — дайте боги ему долгие лета, — я буду служить моей родине клинком. А потом взойду на престол, зная о своем народе, своих границах и возможностях тех и других наверняка больше, чем если бы я все это время просидела, как ты говоришь, в храме над картами, и уж точно больше, чем если б уже нянчила детей. Ты будешь моим главнокомандующим, а мои воины будут знать меня. А там… Там посмотрим. И знаешь, что еще? — Что же? — Бабушка Дирра тоже в квиндецим выбрала воинский путь, вот что! Бабушка Дирра, она же госпожа Дирра ра Тэрис, до сих пор была главным лицом всего царского семейства, хотя от дел государственных якобы удалилась еще при рождении старшей из сводных сестер Индо, то есть ровно девять лет назад. В действительности, в пятнадцать лет она избрала путь Воина и честно и смело следовала им до тех самых пор, пока не скончался ее бедный отец, и она не была вынуждена принять царский венец. Она мудро управляла Атрианом тридцать пять лет, после чего объявила, что хочет больше времени посвящать все увеличивающемуся количеству внуков, и отреклась в пользу старшего сына Верра — отца Мирры. Пляшущие блики огня, хохот гостей, песни новопосвященной, тепло братского плеча рядом, дурман июньской ночи, — все это слилось для Мирры в какой-то единый невнятный фон. Она засыпала, проваливалась в сон, мечтая о собственном пятнадцатилетии. Ей снился Город. Ей снился Веон, ее Город, столица великого Атриана. Стоял жаркий полдень, звезда сияла прямо над головой. Не было теней. Из какого-то богатого дома, доносились приглушенные звуки старинной баллады, каждому жителю Атриана знакомой с самого детства. Почти не было прохожих на пыльных улицах: в этот знойный час почти все оставались в помещениях. Только иногда показывался какой-нибудь раб, спешащий по срочному поручению хозяина в храм, или служанка, направляющаяся к рынку. Рынок был второй достопримечательностью Веона после невероятного, почти неземного храма верховных богов, брата Джерра и сестры Даоны. Храм был весь из белых плит, но внутри его стены украшали божественные мозаики, сделанные лучшими атрианскими мастерами, а алтарь за долгие годы до этого дня был отлит из чистого золота. Торговая площадь в Веоне не затихала даже в полуденный час, когда весь остальной город, казалось, вымирал, выжженный светом яркой звезды. Только в самый непроглядный ночной час на ней смолкал иностранный говор множества престранно одетых купцов, только тогда исчезали с него последние из тех, кто явился туда за покупками: полунагие рабы, пришедшие за писчей бумагой и чернилами для своих господ, чинно прогуливающиеся вокруг лотков с дорогими заморскими товарами жены с мужьями, служанки в коротких туниках, выбирающие более дешевые овощи для кухни господ, вьющиеся вокруг продавцов фруктов или заморских сластей детишки с парой-другой монеток, зажатых в кулачке… На рынке можно было рассмотреть в подробностях все разнообразное население великого города. Даже Воины, тренировавшиеся в залах арха, но еще не включенные в состав его личной Гвардии, и те нередко бывали там, пропускали несколько кружечек пива в надежде, что им подвернется какая-нибудь непыльная работенка… Каждый раз Мирра и Индо оба с завистью глядели на их оружие, на толстые, крепкие косы — пока еще самые простые, но все было впереди у этих юношей и девушек! Сколько счастливых дней провела Мирра в городе Веоне! И оттого только грустней было ее пробуждение на Тхезе с ненавистным рабским ярлыком на шее. Ей казалось, что она застряла в каком-то кошмаре, из которого невозможно выбраться, не получается проснуться… В ее душе нарастало отчаяние. Однако просыпалась она не там, где засыпала. Не было рядом никаких ящиков, не было и неба над головой. Зато была деревянная наклонная крыша, а лежала Мирра на невероятно тощем, да еще колющемся соломой тюфячке. Одно было неизменно — рядом, закинув руку за голову, спал братец Индо. Оглядевшись, девчонка обнаружила вокруг себя еще человек десять детей и подростков, как мальчиков, так и девочек, но еще совсем юных. Значит, было еще только раннее утро, почти ночь, значит, еще можно было проспать некоторое время. Но несмотря на усталость и постоянную зевоту, уснуть Мирре не удавалось, она лишь бесцельно вертелась на соломе. Тогда девчонка приняла дерзкое и отчаянное решение разбудить Индо. Как ни удивительно это было, на этот раз он почти не был возмущен тем, что его сон был прерван столь бесцеремонным образом. Обыкновенно же Мирра избегала будить его, опасаясь расплаты, которая могла ее постигнуть. На этот раз он только недовольно взглянул на нее, кое-как пригладил и собрал волосы, а потом вопросительно уставился на девчонку, которая давно уже сидела рядом, подтянув колени к подбородку и обхватив худые, грязные ноги руками. В свои двенадцать с хвостиком Мирра ра Верр была достаточно высокой — в отца и бабулю — но сложенной скорее по-мальчишечьи. Вечно запыленные босые ноги и непритязательная короткая туника только усиливали это впечатление. Только благородные черты лица: высокий лоб, тонкий нос, пухлые губы, — выдавали ее происхождение. — Ну, я тебя слушаю, — не выдержал Индо. — Мне страшно. Раньше Мирра никогда не говорила, что ей страшно. Да и не боялась она раньше. Не боялась, когда пришлось накладывать швы на порез на ноге, ведь рядом была мама. Не боялась, когда однажды на улице они с Индо наткнулись на целую свору собак, ведь Веон она знала, как свои пять пальцев, если не лучше. Но теперь ей и вправду стало страшно, ведь надеяться могла только на собственную хитрость и ум брата. — Не бойся. Мы выберемся, и я даже знаю, как. Только дай еще полдня. По взгляду Мирры было видно, что слова ее не убедили. Тогда Индо сдался: — Ладно, иди сюда, Вояка, — и Мирра подобралась к нему поближе, прижалась и обвила руками шею. — Все будет хорошо. Мы вернемся в Веон, как обещали — завтра к восьмому часу. Выкупаемся, переоденемся и сядем за стол вместе со взрослыми. И ни слова не скажем, что потерпели крушение и приплыли не туда. Едва рассвело, молодых рабов уже согнали на работу в сад. Сейчас, задолго до полудня, в саду было легко и приятно. Еще не высохла роса на листьях, только начинали распускаться цветы. Нежное, голубовато-розовое небо еще не походило на раскаленный противень, на душный купол, накрывший мир. В этот час у себя дома, в Веоне, Мирра обыкновенно тренировалась один на один с отцом. Началам военного искусства он предпочитал научить дочь самостоятельно. Индо же в это время фехтовал со своим учителем, хотя иногда они и менялись местами: Верр занимался с названным сыном, а Мирра отрабатывала приемы с учителем. Сегодня они работали в чужом саду. Мирра обрезала с растений пожухлые листья, а ее брат вместе с другими мальчишками занимался поливом, таская тяжелые ведра с водой. Когда же с поливом было закончено, надсмотрщик придумал новый, еще более изощренный и совершенно неблагодарный труд — прополку. Прополку земли, которую только что до отказа напоили хрустальной водой из речки… Мирра слышала, как один из мальчишек грязно, хоть и совершенно справедливо выругался в адрес надсмотрщика. Она и сама была не прочь высказать все, что думала о нем, да только привитые дома правила приличия мешали. Дети наконец оторвались от работы, лишь когда рядом с ними неожиданно, будто из ниоткуда, возник Мульк. Мирра с удивлением взглянула на него, бросив ножницы рядом с грудой пожухлых листьев. Индо краешком губ улыбнулся и поднялся со своего места. Шут прижал мальчика к груди, а затем, отстранившись, потрепал его по щеке и грустно прошептал: — Совсем такой же, как Леа… Н-да. И как это вас сюда занесло, господин милостивый? — тон Шута стал куда более задорным. — Да еще, полагаю, в компании Мирры ра Верр? Мирра кивнула, хотя и не понимала, что происходило. Шут знал Индо и его мать Леа, но как, откуда? Сама девочка не помнила, чтобы когда-то встречала Мулька. — Анри, что нам делать? Шут жестом остановил Индо. — Обо всем по порядку, юноша. На лице вашей прелестной спутницы так и написано замешательство, и она, насколько мне ведома женская натура, наверняка желает прояснить, кто я, и зачем вам помогаю. Верно, ма-ра? — Мирра снова кивнула, и тогда Мульк, или Анри, как назвал его Индо, продолжал: — Имя мое слишком известно, чтобы вы его не знали, ма-ра. Анри по прозвищу Мульк, то есть Дурак, к вашим услугам, — Шут насмешливо раскланялся. — Я некогда служил вашему почтенному дяде, господину Кинтепу эр Дирра, покуда он не вышвырнул меня куда подальше после смерти госпожи Леа. Итак, молодые люди, мне не интересно, как вы влезли в такую авантюру, но что-то мне подсказывает, что без моей помощи далеко вы не уйдете. — Пожалуйста, господин Анри! — воскликнула Мирра. — Дайте нам только карту, а дальше мы сами! Анри-Мульк грустно усмехнулся. Господином его не называли уж двадцать лет. Двадцать лет назад он по пьяни влез в одну пренеприятную для Династии авантюру и попался с похмелья. Ему грозила плаха, но Дирра ра Тэрис, лично побывавшая на одном допросе, оценила его ум по достоинству и заменила плаху шутовством у своего младшего сына. Кинтепу Анри, с того времени прозванный Дураком, служил верно, пока царский сын не услал его на Тхезе в своей скорби. — Неужели вы так плохо думаете об Анри-Дураке, госпожа Мирра, что полагаете, что он может отпустить вас двоих с одной картой? — в голосе Шута было столько укоризны, что девчонка невольно залилась краской. Румянец на ее щеках был виден даже сквозь бронзовый загар. Из холщового мешочка, висевшего у Шута на поясе, он достал другой, поменьше, сшитый из какой-то синей с серебром ткани навроде парчи. Затем оттуда же он выудил кожаный плоский чехол на ремешках. Такие чехлы носили на поясе под одеждой гонцы, чтобы спрятать и не повредить какие-то важные бумаги. Мешочек, приятно позвякивающий, Анри кинул в руки Индо, а кожаный чехол, присев на колени и склонив голову, вручил Мирре. — Берегите эту карту, госпожа. Некогда дала ее ваша бабушка, узнавшая, что я отправляюсь на Тхезе, теперь же пришла пора вернуть ее внучке. — Я благодарю вас, господин Анри, — серьезно сказала Мирра, принимая дар. Мульк поднялся на ноги и прижал к себе сначала девочку, а потом и мальчика тоже. — Завтра с утра пораньше вас отправят в виноградник. Постарайтесь ускользнуть незаметно, а там ваша судьба будет только в руках Мио и ваших собственных. Мирра обратилась к своему богу. По иронии судьбы, она родилась в ту июльскую ночь, когда сильнейшим из всех богов, кроме верховных, был Мио. Мио, лукавый бог-кот, покровитель путников, великий прорицатель и господин Судьба защищал ее на ее пути. — Прощай, Анри. И спасибо тебе. Я никогда не забуду этого одолжения, даю слово сына Леа и сына Тианы! — запальчиво бросил Индо. Шут вновь раскланялся и исчез так же незаметно, как появился. Вечером в хижине было весело. Подростки, жившие там, затеяли игру в карточки. Правила их игры изрядно отличались от классических, но были куда проще, и вскоре Мирра и Индо уже со смехом играли вместе с остальными, собирая комбинации, иногда пасуя и иногда идя ва-банк. Местные ребята болтали весело и непринужденно, но Индо с Миррой предпочитали держать рот на замке, чтобы даже по случайности не сболтнуть лишнего. Рядом с карточками и одной зажженной лучиной, в свете которой они играли, были рассыпаны несколько пригоршней мелкого кисловатого винограда, который умудрился стянуть один из мальчишек, когда его отправили с сообщением в виноградник. Ягоды были честно разделены на всех и теперь медленно убывали: подростки, обычно не видевшие вовсе ничего вкусного, даже этот неказистый виноград смаковали, как невероятное лакомство. Игра прекратилась лишь за полночь, когда надсмотрщик из очередного дозора стукнул кулаком по стене снаружи и бросил, чтоб они умолкли. Мирра снова улеглась рядом с братом, заставив прежде его отбросить волосы назад, чтоб они не лезли ей в рот во сне. Индо хмыкнул, но подчинился просьбе, и вскоре оба они уже спали, прижавшись друг к другу. В эту ночь Мирра не боялась, зная, что точно вернется домой. …Птицы летели над городом, криками возвещая о скорой буре. Малыши вдруг прекращали свою игру в пыли, завидев нависшую над их головами фиолетовую тучу, ученики, сметая друг друга, бежали к оконным проемам, заслышав гром, и учителя им даже не возражали, ведь такая буря бывала в граде Веоне раз в сто лет. Женщины, подобрав юбки, спешили укрыться в домах. Она была птицей. Она летела над городом, кричала вместе со всеми. Но те летели просто так, Она же искала. Не знала, кого или что искала, но чувствовала, что поймет, когда найдет. Они летели над улицей, что звалась Полумесяцем из-за своей изогнутой формы. По улице спешила, бежала юная девочка, еще ребенок. Из окна подвала лавки тканей на «выпуклой» стороне улицы выглядывала аккуратная мордочка. Миг — и Она стала мышью с подрагивающими пушистыми усиками, продолжив свой путь по земле. Кем было это тренированное дитя, без устали бегущее по улицам? Она не ведала. Она знала лишь то, что этот ребенок — именно та, за кем Ей нужно спешить. Девочка прижимала к бедру сумку, ремешок которой болтался на плече. Там лежал какой-то небольшой шарообразный предмет. В воздухе уже чувствовалось приближение грозы. Отсюда было далеко до порта, но Она знала, что там беснуется стихия, что обычно светлая вода вдруг потемнела и вздыбилась. Где-то вдали иногда сверкали молнии, и спустя несколько секунд раздавался гром. Ужас преследовал Ее, странное и мрачное волнение будто куполом накрыло город. Еще час назад в Веоне стояла жара, но теперь город окунулся в прохладу. Наконец девчонка остановилась у одной из дверей и постучала. Кое-как отряхнула от песка босые, уже замерзшие ноги. Мышь остановилась чуть в отдалении и с интересом наблюдала, подергивая усиками. За раскрывшейся дверью стоял молодой мужчина. Лет тридцати, один из воинов государя, причем его коса со множеством приплетов указывала на то, что он был вовсе не рядовым. — Дирра ра Тэрис, я спрашиваю тебя именами Джерра и Даоны: что ты творишь? Где бродишь? — сурово спросил мужчина, остановившись в дверном проеме. На улице начинал моросить дождь. — Прости, Тевт. — По форме. Девочка опустилась на колени и склонила голову. — Прости меня, господин и наставник Тевт эр Даонэра. Мой пропуск занятий больше не повторится, я обещаю! — Воин сухо приказал ей встать. Тогда она продолжала, вскинув голову и глядя в ярко-зеленые глаза наставника: — Я прорицала, когда не пришла утром. Тевт, я не поняла почти ничего. Все было путано, и я различила только два имени. Одно из них было твое… — А второе? — Ее зовут… Звали?.. Будут звать?.. Ее имя — Мирра ра Верр. Воин отступил от двери, пропуская девочку внутрь. Морось превратилась в хлесткий ливень. — Имей в виду, что твой отец все равно узнает о пропуске занятий. Если у тебя есть дар к прорицанию, это еще не означает, что ты должна забывать обо всем остальном… Тяжелое дыхание девочки, да еще похрапывание одного из мальчишек были единственными звуками, нарушавшим ночную тишину в хижине — едва слышное сопение остальных скорее было частью беззвучия. Липкий пот стекал по виску девочки, туника на спине тоже пропиталась холодной влагой. Раньше она не видела таких снов: ярких, отчетливых и вовсе не сказочных. Пятьдесят лет назад, когда Дирре ра Тэрис было столько же лет, сколько ее внучке теперь, в Веоне действительно произошла грандиозная буря. Но это Мирра помнила из курса географии, который слушала с братом, а вовсе не с бабушкиных слов… Она знала, что над соломенной крышей хижины, на которую она пялилась во тьме, расстилается чужое черное небо, но перед ее взглядом все еще стояла фиолетовая туча, которая накрыла такое знакомое веонское небо и скрыла шпиль-иглу храма небесного Стэрра. Когда-то бабушка пыталась научить старшую внучку работать с хрустальным шаром. Мирре тогда было десять лет, и она не увидела в шаре ничего, кроме белого тумана, однако отчего-то очень испугалась. Больше бабушка не подпускала ее к шару, хотя дочек второго сына, тоже ничего не видевших, регулярно подводила к нему… Успокоившись, Мирра вскоре задремала вновь, пригревшись рядом с Индо, но на этот раз без снов. Наутро все произошло точно так, как описывал накануне Анри-Мульк. На рассвете все тот же, что и вчера, надсмотрщик поднял и погнал молодых рабов в виноградник. Мирра и Индо плелись в конце колонны, а потом вызвались пойти на самый дальний участок. Надсмотрщик не возражал, так что у Мирры возникла мысль, а не подкупил ли его, случаем, господин Шут. Некоторое время они действительно работали, собирая созревший виноград в огромные плетеные корзины. Через час после зари Индо дернул сестру за руку и чуть заметно махнул в сторону узенькой тропинки, уходившей на восток. Мирра кивнула и похлопала себя рукой по боку, где под туникой она прикрепила кожаный чехол с картой. Индо кивнул. Еще минут десять они работали, подбираясь все ближе к тропинке. Когда надсмотрщик, периодически обходивший всех, кто работал, удостоверился в присутствии и труде детей, а затем удалился на достаточное расстояние, Индо вновь махнул рукой. Сначала потихоньку, потом все быстрее и быстрее и, наконец, бегом со всех ног дети удалялись от виллы по тропинке. Та, узкая в винограднике, потом изрядно расширилась, и бежать сделалось куда удобнее. Индо начал задыхаться первым. Может быть, он был искуснее сестры в фехтовании, но в выносливости явно ей уступал. Мирра мастерски управляла своим дыханием и могла бежать почти сколько угодно. — Х-хватит, — прохрипел Индо, полностью останавливаясь. Он стоял, тяжело дыша. Мирра присела на колени рядом. Она знала, что сердце брата колотилось, как бешеное, и в его глазах помутнело. Так бывало очень часто, когда они бегали. Мирра ра Верр была истинной атрианкой в пятом поколении по меньшей мере, Индо же во многом походил на свою чужестранку-мать. Там, откуда родом была светлая красавица Леа, бегали мало и чаще ездили на лошадях… Там было куда холоднее и меньше светила звезда. Индо был светловолосым и светлокожим именно в свою мать. — Ты в порядке? — спустя минуту-другую спросила Мирра, заметив, что брат уже отдышался настолько, чтобы суметь отвечать. — Д-да. Дай еще минутку… Сними пока этот ярлык с меня, а я потом помогу тебе, — попросил он, разогнув спину. Девочка послушалась, встала и, отбросив светлый хвост Индо ему на плечо, аккуратно расцепила ошейник. Во время одной из своих прогулок по Веону она случайно узнала от детей городской бедноты, на что нужно нажать и куда потянуть, чтобы он раскрылся. В Веоне такие ошейники были запрещены уж лет пятнадцать как, но до Тхезе этот закон так и не дошел. Наконец отдышавшись окончательно, Индо проделал тоже с ее ярлыком и зашвырнул оба их подальше в поле, простиравшееся вокруг. — Похоже, мы слишком забрали на север, пока бежали. Виноградники давно кончились… Ничего. Выберемся. Хотя бы хвоста за нами не видно… Вытаскивай карту, Вояка. Воякой Индо называл Мирру редко, только в особом порыве чувств. Это прозвище ей дала бабушка, и она же его в основном и использовала, хотя оно было известно и остальным членам семьи. Мирра, задрав тунику, вытащила из чехла карту и отдала брату. Тот развернул ее и уставился на увеличенную карту Тхезе, а спустя секунду ткнул пальцем чуть левее самого главного тракта острова, ведущего к столице — граду Схеибу. — Мы тут. Скоро выйдем к тракту, по нему часа два идти до Схеиба, а там найдем лодку. Девочка наклонилась над картой и согласно закивала. В животе у Мирры давно урчало от голода, а в горле пересохло, но она не стала ничего говорить. Она рассудила, что раз терпит Индо, то должна и она, а ему эта перебежка далась тяжелее. На тракте почти не было людей, и никто не обращал на детей особенного внимания. После секундного раздумья Мирра сняла чехол от карты и закрепила его поверх одежды. Теперь идти было много легче, ведь от кожаного чехла больше не было жарко, а ремешок не натирал кожу. Еще было ранее утро, но плиты дороги — главный тракт был выложен плитами, — уже начинали нагреваться. Они не были скрыты от уже поднявшейся звезды ни одним, даже самым чахлым деревцем. День же обещал быть знойным. Спустя полчаса ходьбы тракт оказался пересечен той самой речушкой, которую дети увидели, впервые поднявшись на холмы. Вблизи она смотрелась ничуть не хуже, оставаясь все такой же прозрачной, будто хрустальной, и оттого холодной даже на вид. Только заметив воду, брат с сестрой, не сговариваясь, рванули из последних сил вниз, под мостик, к речке. Там оба припали губами к живительной жидкости и долго не могли напиться, а потом еще сидели, будто опьяненные ее холодом. Мирра в очередной раз пожалела, что фляжка погибла вместе с их лодкой. После того, как они вволю напились, путь стал как-то веселее. Свет звезды даже радовал — лучше жара, чем постоянный дождь, как зимой, когда носа дальше террасы не высунешь, сырость стоит даже в комнатах и приходится весь день сидеть над книгами. Иногда они перебрасывались шуточками и просто ничего не значащими фразами, какими обмениваются друзья, если у них есть много-много времени друг для друга. Когда они вошли в город, Индо в первую очередь начал искать торговца, у которого можно было бы купить лодку. Ради этого дети нарочно шли не по центру города, а сразу свернули к портовой части. К этому часу в городе уже царило оживление. Женщины стирали, прерывая болтовню между собой лишь для того чтобы окликнуть слишком далеко ушедшего малыша, или малька, как они сами называли младших детей. Дети, кто постарше, были предоставлены сами себе и затеяли какую-то забаву на пляже. Мужья и отцы, из тех, что не были обременены какой-либо работой, сидели тут же. «Скоро будет большая война с южными соседями», — говорил один, и его тут же прерывал другой, ворча, что рыба дешевеет, за такой же хороший улов, как раньше, теперь дают не семь, а только пять златников. Златниками на Тхезе называли золотые монеты. Наконец детям повезло. Индо заприметил торговца лодками и, сунув сестре в руки достаточное количество монет, ее саму послал за продовольствием, а сам с весьма независимым видом направился к продавцу. Мешочек с остатком денег висел у него на поясе. Схеибский рынок был, конечно, менее богатым, чем веонский, но и он мог бы поразить неискушенного зрителя многообразием товаров; языков и диалектов, на которых говорили их продавцы. С той стороны, где Мирра вошла на торговую площадь, продавались заморские ткани, украшения и безделушки. Проходя меж узких рядов, где ее колен то и дело касался то прохладный шелк, то грубоватый лен, а то и тонкая шерсть, она открыто глазела по сторонам, иногда останавливаясь у каких-нибудь побрякушек. Больше всего ей понравились аккуратненькие колечки, сделанные из отшлифованных ракушек, которые лежали в маленьком деревянном ящичке и продавались совсем черной девочкой. После тканей шли сотни прилавков с различными маслами, мазями, притираниями и благовониями. Множество одновременно обступивших Мирру запахов сначала перенесло ее в дивный мир воспоминаний: аромат оливы, часто витавший в доме бабушки, жасмин — духи матери, терпкий запах масла, которым пользовались воины в тренировочных залах… Но вскоре от этого разнообразия у нее заболела голова, и девочка ускорила шаг. Минуя птичий рынок, она сразу отправилась к той части рынка, где торговали едой. Только здесь она наконец посмотрела, сколько денег ей дал брат. У нее на ладони лежали три золотых и одна серебряная монета, с ликами Джерра и Даоны на аверсе и портретом Верра эр Дирра на реверсе. Мирра неспешно брела среди прилавков, подыскивая лучший товар. В основном торговали старики или рабы, наперебой расхваливавшие свои товары. Во фруктовых рядах почти не было крикливых служанок, потому туда Мирра отправилась в первую очередь. Она уже приглядела несколько абрикосов с тонкой золотистой кожицей, когда ее взгляд неожиданно упал на старуху в длинном балахоне, сидевшую возле лотка с виноградом. Судя по вышивкам на балахоне, когда-то она была адепткой Науки, хотя затертость самого одеяния красноречиво сообщала о том, что эти времена давно прошли. — Эй, малышка, поди сюда, — проскрипела старуха, тоже заметившая девочку. Мирра со всей силой, на какую была способна, сжала в руке свои несколько монет. — Не бойся старой Эины, малышка. Мирра с опаской подошла. Старухе было, наверное, за сотню лет. Только черные глаза пророчицы светились молодостью на ее испещренном морщинами лице. — Протяни ручку, малышка, — попросила ведунья, и Мирра повиновалась, дала ей свою правую руку. Старуха несколько раз провела по ладони скрюченным пальцем с обломанным ногтем, что-то пробормотав себе под нос. — О, милая, грядет время великих перемен, и тебе отведена в нем далеко не последняя роль… Опасайся только одного, дочь Мио, остальное тебе не навредит. Бойся королевских шагов, малышка… Запомни крепко-накрепко: королевские шаги. А пока иди, ибо брат твой уже волнуется, но не забывай слов старой Эины, — с этими словами старуха отпустила руку девочки. Еще совсем немного побродив по рынку, Мирра наконец нашла то, что устроило бы и ее, и Индо в качестве позднего завтрака, а потом и обеда. Отдав сребреник за плетеную корзинку, чтоб в ней нести припасы, она купила у добродушной, пухленькой торговки пирогов, а у неприветливого мальчонки — несколько горстей фиников и, заодно, пару яблок. Тот однозначно не понимал, откуда у грязной девочки ничуть не старше него столько денег, в то время как он вынужден весь день торчать на рынке в надежде заработать хоть что-то, а потому с Миррой говорил еще более неохотно, чем с другими покупателями. Расплатившись с мальчиком, Мирра рванула к месту, где рассталась с Индо, подозревая, что он действительно либо волнуется, либо злится. «Тебя только за смертью посылать», — наверняка скажет он… Звезда стояла высоко, когда Индо сжевал последний финик. Ветер бил в спину, подгоняя рыбацкую лодочку и надувая со всей силы парус. Никто не правил, шест лежал на дне лодки. Мирра сидела на боку лодчонки, опустив ноги в воду. Вода была лазурно-прозрачная, и через нее, несмотря на глубину, было видно дно из золотистого песка. — Смотри, не замочи карту! — одернул ее Индо, когда девочка сунула в воду и ладонь. Карта все еще была у нее на поясе под туникой. Мирра пробормотала что-то невнятное, но раздувать из мухи слона не стала. Ей не хотелось ссоры с братом в такой день. В воде то и дело сновали косяки мелких рыбок, а на глубине Мирра несколько раз разглядела жутковатого угря и песочную камбалу. В этот ясный день не надрывались над морем, не плакали белокрылые чайки. В очередной раз Мирра прокручивала в голове встречу со старухой-пророчицей, и, кажется, картинка наконец начала складываться. Бойся королевских шагов… Королевские шаги — шаги короля. Шаги короля, шаги короля… Шаг короля… Яркая мысль мелькнула в голове. Шаг короля? Шаг короля! Однозначно, нет и не может быть вариантов! Дядюшка Кинтеп… Выходило, что ей нужно опасаться собственного дяди? Из-за чего же, ведь он не может никак стать наследником престола, даже в случае ее смерти, а больше не существует ничего такого, что было бы у нее, но чего не было бы у него… Внезапная догадка пронзила мысли Мирры, и у нее перехватило дыхание. Он не может. Кинтеп не может наследовать брату, зато может любая из двух его дочерей. Мелия и Дирра-младшая — следующие после Мирры наследницы престола, пока жив Верр эр Дирра… Когда лодочка вошла в веонский порт, без приключений преодолев весь путь, звезда еще только начинала клониться к западу. По городу, по таким родным и знакомым улицам дети пронеслись быстрее ветра. Они должны были успеть, просто обязаны были не завалить последний, самый простой этап их опасного плана. В дворцовый сад они пробрались через дыру в стене, расположение которой было известно им одним, по саду пробежали своим обычным коротким путем — не по вымощенным белым камнем дорожкам, а срезая все возможные углы через кусты и заросли. Только во дворце, совсем рядом с комнатами, им пришлось разделиться, ведь их покои — так шутливо называл комнаты детей Верр — были разделены третьей, общей учебной комнатой. Окунувшись в прохладную воду в ванне, Мирра наконец позволила себе на время забыть обо всех событиях последних трех дней. Она думала об ужине, о своей мягкой и теплой постели, которая этой ночью будет занята только ею. Как бы она не любила брата, сон с ним на одном жестком тюфячке не был вершиной блаженства. Короткие волосы мыть было гораздо проще, чем тот длинный хвост, не хуже, чем у Индо, который был у нее раньше. Конечно, Мирра предвидела, что придется еще объясняться перед матерью, но пять минут родительского возмущения были ничем по сравнению с таким удобством на протяжении полугода по меньшей мере. Наконец отмывшись от трехдневного пота, песка, прилипшего к ногам, и соли, девчонка несколько минут просто стояла, подставив лицо прохладным струям из душа. На полке рядом с ванной ждало ее сложенное пушистое полотенце, на кровати наверняка была разложена чистая, аккуратная и приличная туника, а под кроватью валялись сандалии из мягкой кожи… Кое-как обтершись полотенцем, Мирра босыми ногами прошлепала к зеркалу, оставляя за собой сырые следы. Мокрые, еще не успевшие спутаться волосы, ей расчесывать было проще, а при таком зное на улице они сохли быстро. Была еще только половина седьмого, то есть до того времени, когда нужно было спуститься к ужину, оставалось еще полчаса. Прихватив свой а́тлас и карандаш, девочка вышла на балкон и там устроилась на низенькой плетеной скамейке. Она собиралась восполнить пробелы в своих знаниях об острове Тхезе, недавно доставившие столько неприятностей. Она не знала точно, но догадывалась, что совсем рядом, через две стены, точно также сидел над картой ее названый брат. Он не вышел на балкон, но развалился на кровати, с педантичной старательностью выписывая самое важное на клочок бумаги, так удачно обнаруженный в атласе. Постепенно девочка забыла о карте и погрузилась в сладкую полудрему. Ночью она не выспалась, а теперь, когда жара немного спала, на улице царила приятная, размаривающая теплота. Она опять мечтала, мечтала, не зная о чем. В ее мыслях возникала то бабушка такая, какой она была в двенадцать лет, то квиндецим той девушки с Тхезе. Было и какое-то смутное волнение, унылой кошкой скребущее на душе. Из полузабытья Мирру вырвал нетерпеливый стук в дверь и голос Индо, вновь выговаривающего ей за нерасторопность: — Мирра ра Верр, если ты не поторопишься, мы опоздаем на ужин! Бросив какую-то случайную фразу, она быстро натянула тунику, пригладила пятерней волосы и не без труда застегнула тонкие ремешки сандалий. Спускаясь по лестнице вниз, в зал, который не вполне справедливо назывался атрием, девочка вдруг осознала, что никогда не замечала красоты этого места. Атрий дворца, где она выросла, отличался от классических атриев Тхиу, которые были образцом для постройки этого. У тех не было крыши, а на стенах не было росписей и мозаик. Здесь простые цилиндрические колонны поддерживали высокий потолок, единственный расписанный — под голубое дневное небо, — а невинная белизна стен нарушалась только наличием бронзовых светильников; мраморные плиты под ногами много десятилетий назад мастер отполировал до почти зеркального состояния. Шаги в обуви по этим плитам все время раздавались эхом на весь атрий. Помимо лестницы на второй этаж, с которой только что спустились дети, в зале было четыре пары высоких дверей. Первые вели в великолепный дворцовый сад; вторые, постоянно охраняющиеся, — на городскую дорогу; третьи — в кабинет государя, арха Верра. Последние же, готовые открыться, были дверями в столовую. В атрии витали чудные запахи ужина, доносившиеся с кухни, прямо под ним расположенной. Если б постараться, можно было бы даже услышать, как на кухне гремели посудой. Какую-то жареную птицу учуял Индо, Мирра уловила аромат пряного соуса, который повар добавлял только в один, самый любимый архом салат. Девочка надеялась, что тот не позабыл своего обещания испечь торт с ягодами, пока те еще поспевали в саду. Прошло несколько минут, и с той же лестницы спустились арх Верр с красавицей-женой, такой же ослепительной, как пятнадцать лет назад, на свадьбе. Тиана ра Огерр соответствовала всем канонам атрианской красоты: была изящна, не мала и не велика ростом, а ее волосы… Прекрасные волосы, темные и пушистые, ореолом окружающие лицо с точеным профилем, были у Тианы ра Огерр. — Мама! Папа! — Мирра бросилась к родителям, с наскоку повисла на шее Верра и притянула к себе мать. Тиана поцеловала дочь в лоб, а после поманила к себе Индо. Он на секунду застыл в нерешительности, но Верр эр Дирра разрешил его сомнения, несколько раз кивнув с улыбкой. Тогда Индо присоединился к семье, частью которой давно стал. Тиана ласково погладила его по волосам. Мирра крепко вцепилась в его руку, не желая отпускать, а на плече мальчика покоилась рука арха Верра. — Великая Мать Айя, спасибо тебе за этих прекрасных детей! — прошептала Тиана, подняв взгляд к небесному потолку. В ее темных глазах вопреки ее желанию стояли слезы.