2040 год. Фиор. Крокус.
Люси промолчала, когда к ней обратился эксперт с каким-то очередным некомпетентным вопросом. Она даже забыла лишний раз мысленно пожаловаться на академический отбор в этом году, и не потому, что только академия может приставить в участок таких раздолбаев, а потому, что от этих самых раздолбаев толку как от козла молока. Хартфилия меряла пляж широкими шагами, пытаясь не отвлекаться на перепуганных гражданских и подъехавшую тройку машин чересчур навязчивых СМИ. Она махнула ладошкой Локи, и тот, словно надрессированная собака, помчался торопить команду с сигнальной лентой, попутно громко разъясняя журналистам, что все комментарии потом. И уж точно не от старшего следователя Хартфилии. Люси развернулась на пятках и быстро зашагала в сторону реки, навеселе перепрыгивая массивные камни. Она редко останавливалась на пути к прикатившим волнам, но и то только ради того, чтобы лишний раз переглянуться с обстановкой за спиной и удостовериться в отсутствии посторонних, но заинтересованных лиц. Следователь аккуратно перепрыгнула на верхушку выглядывающего из воды камня, чтобы осмотреться. Она успела брезгливо поморщится, заметив на носках новых ботинок прилипший песок, но предпочла подумать о внешнем виде немного позже. Всё равно день не задался с самого утра. Люси, явно больше озадаченная оставленным в машине давно остывшим кофе, присела на корточки, насколько могли позволить размеры камня, и пригляделась к мутному дну. Спустя несколько секунд вдумчивого вглядывания, помимо раздражения, Хартфилию окатило резким спокойствием и она, закатив рукав пиджака под самый локоть, окунула руку.Вода — лучший помощник для любого преступника. И кровь смоет, и отпечатки не оставит. Ха-ха. Очень смешно.
Попутно выудив из кармашка заранее припасенный герметичный пакет, Люси отряхнула ладонь и блеснувший на солнце нож от воды. Она удерживала оружие двумя пальцами, чтобы лишний раз не запятнать улику, очевидно и удачно прибившую к берегу. Очень глупо полагать, что река неспособна перенести стандартный кухонный нож с глубины двух-трёх метров до мелководья. Встряхнув пакет с вещдоком, Хартфилия, победно ухмыляясь, зашагала в сторону кропотливо оформляющей место преступление команды. Она тут же окликнула хмурящегося Локи и ведущего эксперта, чьё имя и противную рожу она вряд ли вспомнит уже через несколько минут. Пакет быстро перехватили криминалисты и, зашушукавшись, послали остальных за погрузочным пакетом. С фотосессией и записями покончено, оружие найдено, тело грузится, рядовые ушли опрашивать свидетелей — кажется, теперь можно спокойно ехать в участок и продолжать парить себе мозг над типичной «бытовухой». По крайней мере, увечья, методы и подручные средства вполне сходятся с шаблоном семейной перепалки с весьма и весьма неприятным исходом. — А ты как всегда — не даёшь нормально размяться. А ведь я только начал её осматривать. — Если ты планировал накопать серийного убийцу столичного размаха, то вперёд, можешь хоть до вечера с ней сидеть. Люси скептически повела бровью и съязвила, попутно открывая дверь авто. Локи закатил глаза и раздраженно цокнул языком, чувствуя, что напарница явно не в настроении отшучиваться. Пусть они и работают дуэтом больше года, Лео так и не научился ладить с Хартфилией, как бы не пытался давить из себя терпеливого, компетентного, но типичного «каблучка». Со стороны выглядит так, словно Локи в их команде — нежелательный и, более того, бесполезный бонус, которого отправили на добровольную, долгую и мучительную смерть. Этак, наказания за все грехи его семьи, начиная, пожалуй, с первого носителя чудной фамилии «Лео». Люси, пока напарник стоял и воробьёв считал, успела завести машину и выехать с парковочного места. И она бы действительно уехала без него, если бы не громкие возмущения самого опешившего Локи. Уж больно Люси принципиальная барышня, не жалующая зевак и лодырей. Лео бухнулся рядом на пассажирское сиденье и, пропыхтев что-то в окно, всерьёз подумал об отпуске. Не в первый раз за последний месяц.***
Крокус. Полицейский участок.
Люси вальяжной походкой прошла мимо администрации, толком не замечая просьб Локи сбавить скорость. Лео плелся позади неё, встречая носом уже третьи двери, которые Хартфилия даже не удосуживается придержать. А он ведь один-одинёшенек тащит в охапке все прихваченные из машины вещи, включая кофе и сумку «любимой и весьма благодарной» напарницы. Офис встретил обоих гулом телефонных звонком, шелестом бумаг и руганью коллег, иногда граничащей с добрейшим трёхэтажным матом. Макао стукнул по столу, не заметив, как протоколы свалились грудой на пол и буквально в ту же секунду оказались притоптанными Вакабой. Возле автомата с кофе выстроилась добрая очередь, но Локи, пройдя мимо зевающей пятерки, только сочувственно выдохнул, услышав, как Карен закатила новый скандал из-за отсутствующих стаканчиков. Люси даже бровью не повела, только уверенно шла вперед и иногда уворачивалась от летящих в бегу коллег и коробок с канцелярией. Она даже умудрилась избежать столкновения с замороченной Лаки и её распластавшимся по полу сэндвичем. Хартфилия, как ни в чём не бывало, поздоровалась с Олиеттой, попутно отчеканив, чтобы та распорядилась оповестить лабораторию о новом клиенте через пару часов. Лаки на автомате кивнула и что-то записала, пытаясь не переглядываться с одиноко лежащей на плитке колбасой. Сутки в участке. Так и сойти с ума не долго. — А, следователь Хартфилия, там… Стоило только девушке вскочить, как след Люси и вовсе простыл. Локи, переглядываясь то с поворотом, где исчезла напарница, то с растерянной коллегой, явно не знал, что ему делать. Обычно, Люси сразу идёт в свой кабинет на втором этаже, а оттуда её выкурить сложнее, чем попросить хоть на один день притворится, что Лео — её напарник, а не «рукожопый» ассистент. Лаки — новенькая на посту администрации, которую перевели месяца три назад из соседнего округа, поэтому всех тонкостей общения с уникальным индивидуумом «Старший следователь Люси Хартфилия» она очевидно не знает. Локи виновато ей улыбнулся и попытался криво-косо пообещать мигом передать Люси то, о чём Олиетта заметно переживала. Но девушка только многострадально выдохнула на грани истерики. Одну вещь за прошедшие месяцы работы она запомнила очень хорошо. И даже скорость «напарника» старшего следователя не спасёт ни репутацию Лаки, ни целостность её головы. — Да ладно тебе, уверен, не всё так смертельно. Я всё равно иду за ней, чтобы отнести сумки, так что не парься. Локи искренне пытался как-то сбавить напряжение, но Лаки только удручённо покачала головой и уткнулась лицом в ладошки. Лео даже успел позабыть, что у него вот-вот плечо отвалится от «типичной женской сумочки». Если бы участок на минуту превратился в древнюю монархию, столетия так тринадцатого, то Люси однозначно бы узурпировала власть. Со всеми прелестями репрессий, единой идеологии, контроля и монополизации. — Там девушка… Требовала срочной встречи со старшим следователем. Я-то знаю, что гражданских она не принимает без надобности, но… Я просто сказала подождать на входе, а потом меня разговорили, я ляпнула, где кабинет и… Всё слишком плохо? Локи, поражённый молнией, только поперхнулся воздухом. Улыбка спала на нет, а на лице обоих проскочила истерика на пару с паникой. Весь участок знал, какой Хартфилия может быть виверной — и врагу не пожелаешь такого товарища. Люси явно из типичных карьерных затворников, не желающих водиться с людьми, поэтому она даже была не против напарника, так как в основном Локи говорил с родственниками погибших/пострадавших или общался со СМИ.Да, судя по всему, он типичный ассистент.
Но это сейчас совсем не важно, ведь ребром встала проблема куда посерьёзнее. Люси Хартфилия очень… Ну очень…. Сильно ненавидит, когда в её чётко очерчённое пространство врываются без предупреждения. Её кабинет — её крепость. И прямо сейчас, если Люси всё же дойдет до кабинета раньше добивающего рекорд Усейна Болта Локи, участок незаслуженно падёт жертвой в пылу огня.***
Люси потянулась и в каком-то сонном состоянии нащупала дверную ручку. Кабинет она ещё с утра забыла закрыть, но волноваться было не о чём — неприкосновенность маленькой комнатушки с блеснувшей именной табличкой проверена временем. Дверь отворилась и Хартфилия, зажмурившись от нападка зевоты, зашла во внутрь. Кабинет встретил её привычной тишиной, закрытыми рулетами и творческим беспорядком на столе и под ногами, однако, кое-что всё-таки выделялось из антуража обыденности.Запах. Тонкий такой шлейф женского парфюма из серии дорогих.
Хартфилия насторожилась, мгновенно прокрутив недавнюю оборвавшуюся реплику Лаки. По всей видимости, она хотела предупредить о нежданном посетителе, и в случившемся виновата от части сама Люси. Однако какой нужно быть нахалкой, чтобы без приглашения ворваться в личный кабинет, если даже та Олиетта наверняка предупредила, что старший следователь Хартфилия не из дружелюбных тёть в погонах?Решение проблемы: купить табличку «Не беспокоить» и закрывать кабинет каждый раз, когда срочный вызов, даже не смотря на спешку.
— Извините, но здесь не приёмная. Если хотите сообщить о чём-то, Вам на первый этаж. Люси размяла шею, чтобы хоть как-то сбавить нарастающее недовольство. Она спешно прошла к столу и плюхнулась в кресло, пытаясь не пересекаться взглядом с наверняка типичной наглой бабой. Уже были случаи, когда некоторые весьма и весьма «уважаемые» личности вели себя ровно также, но при этом бросались словами о своём авторитете и жалкими фразами по типу: «Да вы хоть знаете кто я/кто мой муж?!». Пусть Хартфилия в последний раз круто вспылила, за что получила выговор от начальства, на ошибках она научилась, что лучше этот сброд спокойно послать восвояси и лишний раз не трепать себе нервы. Всё равно в этом участке Хартфилии приказы отдает только шеф. Но дамочка подозрительно молчала. — И тебе здравствуй, Люси. Хартфилия осеклась, подняв недоумённый взгляд. Перед ней сидела во всей своей красе Мираджейн Штраус, которую Люси узнала по бросающейся в глаза внешности. Все Штраусы на её памяти обладают весьма необычным цветом волос в контрасте с яркими голубыми глазами. Мираджейн за прошедшие лет двадцать вовсе не изменилась, только похорошела — грех не отметить. Но в последний раз они сидели вот так — лицом к лицу — когда Люси училась в магнольской школе и частенько захаживала в гости к младшей сестре Миры. Нынче покойной. — Мира? Я удивлена. — А ты не меняешься. Долго хмурится будешь? — Обойдусь без твоих комментариев, окей? Штраус хихикнула в кулачок, зажмурившись словно маленький котенок. Она мило улыбнулась насторожившейся Люси, готовой в любой момент вскочить и по первому вызову свалить куда-то, не важно куда: хоть в гости к подоспевшему трупу в лабораторию, хоть на новое место преступления. Люси отнюдь не была любительницей типичных бабских «шу-шу», да и со старыми знакомыми встречаться просто ненавидела. Тем более, когда дело касалось Магнолии и всех тех восемнадцати лет, которые Хартфилия там похоронила. — Знаешь, обычно на «чашечку кофе» приглашают немного по-другому. — Ты бы всё равно не согласилась. Да и я не за этим. Люси, незаметно нахмурившись, мысленно прокряхтела. Только Мираджейн в участке не хватало, будто у Хартфилии проблем мало и времени завались. Штраус выдержала паузу, прежде чем прямо обратиться к Люси, словно нелепого обмена колкостями и не было. Её милое личико отбросило едва заметную тень. Все закаленные работой рефлексы Люси отсигналили, что дело, по которому Мира нагло заявилась сюда, явно по адресу. — Лисанна. Я хотела поговорить с тобой о ней и о том, что произошло после твоего отъезда в Крокус. — Рада, что ты в курсе о моём отъезде. Так что ты наверняка догадываешься, что сегодня никаких открытий и прорывов не будет. Да и дело, кажется, уже как двадцать лет закрыто. Мира потупила взгляд, стоило Люси только сделать акцент на последнем слове. Однако Хартфилия всё ещё не могла понять, какую цель Штраус преследует, если трагедия решилась буквально за дня четыре. Преступник найден и сейчас, вероятно, отбывает заслуженный срок в магнольском гадюшнике. Люси откинулась на спинку кресла, волнительно выдохнув. Честно? Даже слушать не хотелось, какой бы причина не была. Всё, что известно Люси об этом преступлении: её бывшая подруга Лисанна погибла в стенах школы в день традиционных летних танцев перед последним звонком и выпускным. Преступником как раз оказался кто-то из выпускников, благо, его нашли буквально через дня три. Кто, как и почему — Люси мало колышило, так как с Лисой все связи оборвались ещё за несколько месяцев до смерти. Более того, на носу было поступление в столичную школу, поэтому Хартфилия даже не удосужилась поскорбеть и приехать на всеобщий траур. — Я хочу, чтобы ты снова возбудила дело. Люси поперхнулась воздухом и отнюдь не от того, что кабинет последний раз проветривался месяц назад. Мира, решительно настроившись, оставалась непоколебимой в лице. Это каким нужно быть идиотом, чтобы просить о подобном? Но даже так! Мираджейн словно приказ отдала, а не попросила. На что она надеется? Хартфилию душило возмущение и медленно собирающийся огромным комком в горле гнев. Её глаз дёрнулся, а кулаки сжались — так Люси пыталась контролировать свой припадок, чтобы не кинуть в обнаглевшую Штраус близлежащую отчетность в трёх томах за прошедший год. — Ты в своём уме? Мираджейн, при всём уважении к твоему горю, Магнолия вне моей компетенции. Я не могу по щелчку пальцев взять и возобновить следственный процесс просто потому, что тебе захотелось. — Я прекрасно знаю о твоём влиянии и авторитете, Люси. В твоих возможностях тонко намекнуть кому нужно, разве нет? Мира скрестила руки под грудью и пренебрежительно цокнула язычком. Люси заскрипела зубами, чувствуя на языке кровавый привкус — она искренне пытается контролировать речь и соблюдать профессионализм, поэтому, чтобы не переходить на личное, прикусывает язык. Но, такими темпами, лучше Люси себе язык откусит, чем продолжит терпеть подобное невежество. Да по сравнению с теми отбитыми бабами, Мирадженй Штраус втрижды хуже. Уж лучше выслушивать дикий кабаний визг «Вы вообще не знаете, с кем связались?!», чем оставаться спокойной с таким собеседником. — Извини, но тебе пора, Мира. Люси махнула рукой в сторону двери, осознав, что намёки не проканают. С такими лучше не церемониться — нет, значит, нет. И как бы Хартфилии не хотелось вскочить и гряпнув по столу, послать Штраус в задницу с подобными запросами — профессия не позволяла. Если быть точнее, прошлонедельный скандал с женой мэра и тонкие стены. Мира явно при статусе, трудно не заметить. Но вместо того, чтобы поднять свой мажорный зад, Штраус только нахмурилась, цокнула и протянула по столу увесистый конверт. Намёком послужила специальная прорезь, откуда виднелись знакомые цифры, прямо как на банкнотах евро. Подкупить решила? Серьёзно?А чему ты удивляешься, Хартфилия?
— Пожалуйста. Люси прикрыла глаза ладонью, чувствуя вселенский стыд перед Господом. Видно, Бог не знает, что в его отсутствие люди рожают подобных… Даже кривого-косого слова не найдется, чтобы описать тот участившийся типаж человека, коим является Мира. Словами не получилось, так теперь метод «наверняка», да? Это как низко нужно пасть… — Убери это от меня, Штраус. — Нет. Не подумай неправильно, Люси, я не обязываю тебя злоупотреблять своими полномочиями в угоду моим интересам. Считай, что я оплатила твоё внимание. Просто выслушай, мне этого будет достаточно. Люси, сложив руки в замок, дёрнулась. Хитро, ничего не скажешь. Насколько позволяет память, Мира всегда была амбициозной, но редко шла на крайние меры чисто из каких-то принципов. Это заслужило уважения у семнадцатилетней Люси Хартфилии в своё время, но сейчас трудно поверить, что у Миры из прошлого и нынешней есть что-то общее. С таким же трудом вериться, что если даже Хартфилия откажется, то Мираджейн преспокойно уйдет. Лучшим бесконфликтным вариантом остается выслушать, покивать и сопроводить Штраус со словами «скатертью дорожка». Уж чего-чего, а актерского таланта у Люси не занимать. Корчить интерес она научилась во время затянутых и мучительных речей шефа на собраниях, так что… Люси кивнула и опустила руки на стол, намекнув Мире про «зелёный свет». — Два года назад Эльфан решил продать родительский дом в Магнолии, поэтому затеял ремонт. Я, конечно же, была не против, поэтому согласилась помочь финансово. Спустя несколько недель, когда я была на показе в Милане, он мне позвонил и попросил бросить всё и срочно приезжать в Магнолию. Безусловно, я прибыла только через четыре дня в Фиор и сразу же отправилась в Магнолию, а там увидела… Это. Мираджейн сделала небольшую паузу прежде чем нырнуть чуть ли не с головой в дамскую сумку. Люси даже ощутила укол любопытства, который пробирает её в исключительно запутанных делах, поэтому и сама немного насторожилась. Мыслей пока никаких не было, так как всё её сознание крутилось только вокруг того, что же обнаружил Эльфман, раз спустя два года его сестра заявилась в полицейском участке с требованием повторного расследования. Штраус выудила небольшой розовый блокнот-книжечку, потрёпанный временем и, вероятно, насекомыми. Она протянула его Люси и та, с неприкрытым недоумением, переглянулась с Мираджейн. В том, что блокнот принадлежит Лисанне — сомнений нет: на обложке виднелись её инициалы, а первая страница оказалась исписанной персональными данными (ФИО, адрес, телефон, школа и даже кличка хомячка). Более того, буквально в ту же секунду Люси обнаружила выглядывающие закладки, которые, по всей видимости, сделала Мира, так как цветастые листки выглядели совсем новыми. Штраус намекнула, чтобы Хартфилия развернула отмеченные страницы. — Я не спала сутки, читала её дневник. Меня смутили некоторые записи, поэтому я их выделила, а когда всё сложилось в одну картину, решилась искать способ возобновить следствие. Люси быстро перечитывала заметку за заметкой, чувствуя, как недоумение растет с каждым прописанным словом. Это почерк Лисанны, её стиль и её манера излагать мысли — дневник не подделка и не дополненный чужими руками оригинал. Более того, в этом пережитке двадцатилетней давности говорится о том, что человек, которого обвинили в её убийстве… — Мира, ты ведь первая завопила, что мальчишка виноват, бросалась в него какими-то предъявами, искала свидетелей. А теперь говоришь, что хочешь снять с него все обвинения? Штраус потупила взгляд, опустив глаза на колени. Люси знала обо всех этих незначительных деталях из школьной беседы и присланным туда ссылкам, где обсуждалось расследование. Обвиняемый заманил Лисанну в лаборантскую, изнасиловал, избил и изувечил лицо. Лисанна истекала кровью, пока он над ней издевался, а после умерла от разрыва аорты. Хуже не придумаешь. Мальчика нашли по отпечаткам, оставленных на том, чем он изувечил лицо, и на её теле. Некоторые образцы крови тоже совпадали. — У него попросту не было мотива, Люси. Сколько я об этом думаю, сколько раз перечитываю дневник, где она пишет о любви к нему — я не понимаю. Доказательства его причастности есть, а мотива нет. Разве такое бывает? Люси перелистывала страничку за страничкой, пытаясь сгенерировать хоть какое-то предположение. Убийство в состоянии аффекта? Нет, слишком долго возился. Наркотики, алкоголь? Слишком точные порезы для невменяемого или нетрезвого, раз Лисанна была в сознании и не умерла в первые минуты. Проблемы с головой или какие-то маниакальные припадки? Вполне возможно, если учесть увечья на лице. Но отчего-то говорить Мире, что, да, такое бывает, не хотелось. Штраус выглядела подавленной и, раз решила прийти сюда спустя два года, значит, её варианты решения проблемы исчерпали себя. Скорее всего, Люси — её последний шанс прояснить дело и найти настоящих виноватых. Правда, при условии, что теория об очередном шизике всё же окажется провальной. Но какой толк от этого самой Люси? Хартфилия прищурилась, вглядываясь в собственное криво выведенное имя. Они с Лисанной неплохо ладили, но дальше дружбы в стенах школы не заходили. Да, бывало пару раз гостевали друг у друга. Да, могли болтать о том, о сём на перерывах. Но это глупое ребячество осталось там же. В детстве. За год до смерти Лисы они впервые серьёзно поссорились из-за пропавших конспектов. Потом ещё раз и ещё. А в конце и вовсе разошлись, словно в море корабли. Люси осталась один на один со своим стеснением и неуверенностью заводить знакомства, а Лисанна, резко похорошев, успела набрать целую группу поклонников и с десяток друзей в классе. Потом вроде инцидент с распыленным газом, наркотиками — у родителей сдали нервы, поэтому они, взяв Люси за шкирки, вывезли её в столицу. Дальше новость о трагической погибели Лисанны, от которой самой Хартфилии было… Ни холодно, ни жарко. Люси была уверена, что это карма. Ведь конспекты она не воровала и никакие интриги не плела за спиной наивной и доверчивой Штраус. Оставшиеся полгода Люси проводила в устоявшемся темпе «дом-школа-дом-школа». Её отсутствие из-за частой простуды замечали только учителя, а на день рождения лишь классный руководитель отвесил краткое: «С днём рождения, наша гордость». Люси была слабой, неуверенной и чересчур вежливой. Она пугалась малейшего конфликта и боялась постоять за себя. Она полностью отдалась добродушию Лисанны, надеясь, что они и школу вместе закончат. И даже спустя года у неё останется фотография, как они, держась за руки, обе заплаканные и счастливые, демонстрируют полученные аттестаты с особой отметкой.Глупое было время. Время пустых обещаний и разбитых надежд.
Хартфилия прикусила губу изнутри, чувствуя, что её профессиональная сторона готова взяться за дело. Нет. Зачем? Зачем что-то делать ради той, кто этого не заслуживает? Зачем что-то делать ради той, у кого спустя двадцать лет заболела совесть? Какой толк тебе от этого, Хартфилия? «Плюс один» к гордости? Лишнее доказательство того, что помощь бывает бескорыстной?Помогла бы тебе Лисанна, окажись вы на местах друг друга? Нет.
— Мира, ты ведь понимаешь, что дело закрыто? Более того, прошло слишком много времени. Даже если я подниму следствие: что у меня есть на руках кроме дневника, который по сути ничего не доказывает? А теперь представь, что я найду паренька, которого ты бросила в тюрьму, и скажу ему, что его дело пересматривается. А он-то срок уже отмотал, и не малый. Да и к тому же… Люси отложила в сторону Миры дневник, заставляя себя говорить подобное. Так говорит рациональность. Так говорила профессиональная логика и твердая уверенность в дальнейших событиях. Даже если так. Даже если она сейчас пойдет на поводу у обостренного чувства справедливости, толку никакого. Вероятность того, что дело Лисанны получит альтернативную развязку, слишком низкая. А если вспомнить, что она мертва уже как двадцать лет, то вполне логично предположить, что от неё-то и костей не осталось. — Да и к тому же, какая вероятность того, что даже настоящий преступник всё ещё живой? Это правда. Самые проблематичные дела — глухари и старые дела, которые вроде бы и закрыты, вроде бы и виновных упекли за решетку, вроде бы уже и с десяток лет прошло, а новые детали всплыли. Только совсем не вовремя, особенно, когда срок у обвиненных-то закончился. Мира напряглась, совсем незаметно сжав губы. Она прекрасно понимает, что ничего невозможно сделать. Если идти по пути принципов и отчаянной справедливости, то последствия могут быть весьма и весьма…. Штраус ничего не может изменить. Она не путешественник во времени, чтобы на раз-два менять ход событий. И Люси не волшебник, который одним лишь заклинанием вернет человеку свободу и восстановит баланс между добром и злом. Более того, истинные доказательства сами по себе не появятся под столом. — Я прошу тебя, Люси. Хотя бы просто пересмотри всё, что я нашла. Пожалуйста. Штраус опустилась и поставила на стол громадную картонную коробку с выглядывающими стопками бумаги. Она собирала это всё два года. Два года, чтобы доказать один невозможный процент возможного. Что в молодости в силу горя и трагедии она без разбирательств обвинила ни в чём невинного человека в самом страшном. Она слепо доверилась последнему посланию от Лисанны. Два года. И целая коробка деталей, зацепок, информации. — Прошу.Чёрт бы побрал Люси, когда она кивнула и пообещала пересмотреть материалы. Чёрт бы побрал внезапно проснувшееся сочувствие. Чёрт бы побрал Лисанну и всю её семейку, преследующую Люси даже спустя двадцать лет. Чёрт бы побрал всё это.
***
2040 год. Крокус. Спустя месяц.
Люси хлопнула ладошами по столу так сильно, настолько могла. На пол свалилась очередная стопка каких-то документов, папки с разными вариациями фотороботов и даже её телефон. Хартфилия сцепила зубы до зуда дёсен, сжала кулаки да так, что ногти впились в кожу. В участке всё ещё сидело человек семь, но вряд ли кто-то услышит то, как она сейчас бесится. Да даже если услышит — никак не отреагирует. Вся полиция Крокуса сейчас как на ножах. Шаг влево, шаг вправо, а жертв с каждой неделей больше. Хах, даже доблестный Локи смотался в другой округ, откомментировав начальству, что с Люси в геройском дуэте просто невозможно работать. Вдобавок ко всему… Наплевательское отношение самой Хартфилии к деталям привело к этому. К тому, что помимо девушки с пляжа на доске появилось ещё как минимум пять фотографий распотрошенных тел. Везде один почерк: что количество ножевых, что травма на затылке, нанесенная тупым предметом, что борозда от ремня на шее и даже порядок выпущенных из живота органов. И каждый чёртов раз тело находят возле какого-угодно водоёма. И в этом самом водоёме уже по традиции находят стандартный кухонный нож.Словно кто сглазил.
До невозможности бесит. Серийный убийца столичных масштабов с навязчивым расстройством к деталям. Ублюдок с явной просто неадекватной дотошностью. Ни отпечатков, ни биологических зацепок, ни каких-либо промахов. И, как говорит пресса, редкий, но вполне сносный претендент в список неуловимых преступников за всю историю. Да даже какая-то фуфлыжная газетёнка, спохватившись на этом, глагольствует, что полиция бездействует и будет бездействовать, а посему на неё надеется не стоит. Остаётся верить в Бога, собирать манатки и свалить ко всем чертям из города. — ЧЁРТ! ЧЁРТ! ЧЁРТ! Люси со всей силы пнула стоящий в углу фикус, искренне надеясь, что он сейчас взорвется от её ударов. Она сгребла со стола всё, что попалось под руку, оставив поверхность под чистую. Хартфилия свалила кресло, отпихнув его к стене, отчего книжная полка покосилась, а книги попадали на пол. Она кричала в потолок, а после в ладони, надеясь, что гнев сам по себе куда-то улетучится, а после этих невменяемых криков всё образуется.Внезапно всё пошло наперекосяк. Она хотела всё послать. Она хотела что-то сломать, чтобы выпустить пар. Она хотела на ком-то отыграться, кого-то во всём обвинить. Но прекрасно понимала…
Люси пнула груду бумаг под ногами, распихивая эту гору по всему полу. Она даже услышала звук разбившегося стекла и хруст древесины, но и думать не хотела, чтобы остановиться. Она топталась на фотороботах, разрывала протоколы и записи с опроса свидетелей. Она сорвала все фотографии с доски и, сожмакав их в один большой комок, запихнула в мусорку, попутно утрамбовав всё ногой. Люси мысленно желала, чтобы этот участок горел синим пламенем. Хартфилия вжимала смятые бумаги и фотографии ботинком в треснувшее ведро, надеясь, что завтра произойдёт магия и полуразрушенный кабинет восстановится. И не будет этого серийного убийцы. И в лаборатории не будет пять идентичных друг другу тел. И Люси Хартфилия вернётся в тот день, когда обнаружили первое тело на пляже. Она прекрасно понимала, что во всём этом виновата только одна она. Её беспечность. Её самоуверенность. Её тупая самовлюбленность и эгоизм.Люси Хартфилия стала причиной того, что в городе бушует паника.
И она ничего не может с этим поделать. На последнем издыхании Люси пнула разлетевшееся ведро в сторону коробки, яростно притопнув и прокричав в потолок. Её настигла тяжёлая одышка и дикое желание разреветься. И всё бы так и случилось, если бы не…Вылетевший из коробки снимок, удачно оказавшийся практически под ботинком Люси.
Её прошибло током, стоило только присесть на пол и потянуться к фотографии, чтобы рассмотреть. Каково было её удивление… Нет, ужас, поразивший её до самых костей. В голове буквально сразу всплыл разговор с недавней посетительницей Мираджейн, а память, словно подначивая, специально остановилась на тонкой детали, которую Люси упустила. Когда речь зашла о мальчике, которого осудили, Мираджейн сильнее поджала губы, словно сожалея о том, чего не упомянула. Люси просмотрела материалы бегло ещё в тот же день. Она не останавливалась на каких-то медицинских выводах или конкретных деталях, просто пролистала досье обоих и в очередной раз убедилась в том, что это бесполезно. Что дело в тупике и даже от того, что Люси что-то изменит в нём, толку от этого мало.И снова её беспечность сыграла с ней злую шутку.
Нацу Драгнил — тот самый парнишка, осужденный по сразу нескольким статьям, получил десять лет в колонии. Весьма молодой, ранее подающий надежды в спорте. Его задержали практически сразу, а он даже не отрицал обвинения. Просидел в участке около десяти дней, а после залога тети — одной из немногих живых родственников и по совместительству опекуна — вышел на свободу, чтобы ждать решения суда и заодно получить аттестат.Но в школу он не заявился. Да и в дом не вернулся, а просто исчез. Его-то нашли. Осенью. В чаще леса. Опознали по татуировке на запястье. А так…
Тело было изуродовано до невозможности. Собирала вся команда с ищейками около недели, а результат один — шестьдесят процентов без возможности установить причину смерти. Вывод экспертов остановился на том, что Нацу сбежал, как только поступила первая угроза, где-то скрывался, но, увы. Останки идентифицировали на середине процесса разложения с лёгким обморожением конечностей и ДНК волчьей слюны.Расчленили, заволокли в холодильник и ждали подходящего сезона, чтобы порадовать оголодавших зверей перед зимой.
Люси прикрыла рот ладонью, чувствуя, как живот скрутило прям как на третьем курсе, когда проходила практику в морге. Хартфилия зажмурилась, пытаясь выкинуть из головы приближенные картинки тела и местности. Она искренне хотела забыть разорванный рот и обвиснувшие разжёванные глаза. А ещё — недоеденную руку и сломанную обглодалую кость, торчащую из колена. Лицо изувечено в такой же способ, что и Лисанны — один и тот же почерк, доказывающий, что Нацу не виноват. Вот почему Мираджейн появилась в участке. Потому что поняла, что на её совести не просто незаслуженно осуждённый, а мёртвый… убитый подросток. Хартфилия отложила фотографию, утыкаясь лицом в ладони. Это просто какой-то кошмар. Люси пыталась растереть пальцами глаза, чтобы развидеть страшные картины, но не могла. Одно дело, когда тебя просто ставят перед фактом, мол, «женщина, двацати трех — двадцати пяти, причина смерти — асфиксия», а другое дело, когда ты вникаешь в историю погибели. Становишься невольным зрителем, словно читателем детективного романа. Поэтому работа иногда дается Люси тяжело. Есть такие моменты, которые ни один адекватный человек перенести не сможет. Люси подползла к остальным фотографиям и документам, вывалившимся из коробки. Вот снимок Лисанны, вот её свидетельство о смерти, а вот копии фотоальбома, где и Нацу, и Лисанна совсем как живые, неизувеченные. Лисанна широко улыбается в камеру, а Драгнил мнётся в спокойной улыбке с лёгкой меланхолией в глазах. Люси поднялась с этими снимками в руках и, оставив их на столе, принялась аккуратно укладывать материалы обратно в коробку. Она отставила треснувшее ведро и, выудив огромный придавленный комок бумаги, пыталась расправить каждый листок или фотографию. Всё выглаженное и расправленное она оставляла на столе, толком не заметив, как успела успокоиться и вернуться к стабильности. Монотонная работа успокаивала — это факт, но, наверное, большую роль сыграли душещипательные снимки. От чего-то она ими прониклась. Прониклась историей. Хартфилия подняла с пола залетевшую под стол фотографию первой жертвы серийника современности. Девушка, молодая, красивая, талантливая в модельном бизнесе, подающая надежды на экономическом факультете. Избита, задушена, истекшая кровью, изуродована. Даже сейчас — больно смотреть на «до» и «после». Словно отрывок из фильма или умело нарисованный эпизод из книги, но никак не суровая реальность.И снова это изувеченное лицо. Снова. И снова. . . . . . Снова?
Люси остановилась посреди кабинета, забыв как дышать или как двигаться. Её словно валуном придавило или парализовало. Снова? В голове возникли снимки Лисанны и Нацу с аналогичными увечьями. Все жертвы — девушки от семнадцати до двадцати трех лет и Нацу Драгнил — первый обвиненный, наверняка ставшей жертвой случая. Нет-нет, это не глупое совпадение.Это почерк.
Люси сорвалась с места, чтобы расклеить все фотографии тел на доске и уже наглядно анализировать. Лисанна, Нацу, девушка с пляжа и ещё пятерка тел — у всех одна общая деталь, не меняющаяся со временем. Порезы на лице, практически стирающие хоть какие-то особые черты внешности. Это явно проблемы с головой: возможно ненависть к лицам, к симпатичным людям или к своей собственной внешности. Это даже могут быть следствия насилия дома или издевки ровесников — всё, на что только способна человеческая фантазия. Хартфилия расположила фотографии в хронологической последовательности, попутно используя стикеры для особых меток-деталей. Лисанна задала темп, поэтому на ней отыгрались со всей силой и жестокостью, так, словно сорвались с цепи. Нацу, вероятно стал свидетелем или походу догадался, кто причастен и, как только попытался открыть рот — оказался в лесу. Остальные девушки, уже последствия современности, являются результатом либо сломанной выдержки, либо резко накрывшего щелчка в голове — тут можно философствовать и философствовать, но…Это почерк. Это один человек.
И самое печальное то, что, будь в то время кто-то рациональный и адекватный, не было бы такого исхода. Всё сошлось на козле отпущения — Нацу Драгниле, на которого просто надавило общество. Полиции и суду хватило только сошедшихся отпечатков и анализов крови, чтобы впороть ему десятку, в то время, как настоящий убийца…В то время, как настоящий убийца вошёл в кураж, радуясь безнаказанности. И именно эта безнаказанность пожинает плоды сейчас.
***
2040 год. Крокус. Спустя полтора месяца.
Хартфилия топталась на месте под небоскребом уже второй час. Она противно цокала и раздраженно закатывала глаза, время от времени переглядываясь с часами. Наверное, стоит умолчать, что Люси выжидает чудо под этим фонарем несколько дней подряд. Её сняли с поста ведущей дела про серийника после того, как она попыталась убедить начальство в связи с преступлением двадцатилетней давности. Стоило ей заикнуться про нелепое совпадение и существующий почерк, шеф буквально сразу же вручил ей месячный отпуск со словами: «Вернешься, когда избавишься от этой паранойи». Люси искренне пыталась доказать существование каких-то хитросплетений и многоходовок, но её даже слушать не стали. Обвинили в асоциальности, многочисленных жалобах со стороны коллег и безответственности. Люси попросили добровольно покинуть участок и вернуться только тогда, когда она придёт в себя. Как выразились: «По старой памяти, считай это платой за все твои заслуги». Такое бывает. Но в тот момент Люси почувствовала себя старым псом, давно отслужившим свою службу. И пора бы ветерану уступить место молодым бойцам.Но Хартфилия не сдалась. Стояла бы она здесь, если бы не чувствовала, что права?
Прошло ещё пятнадцать минут, прежде чем стеклянная карусель прокрутилась и показался весьма и весьма угрюмый мужчина. Он что-то орал в телефон, а после послал собеседника к чёрту, сунув смартфон в карман пиджака. Мужчина цыкнул, и, сжав переносицу, нахмурился ещё сильнее. Фотографии сходятся, сомнений нет. Вот только разговор вряд ли пойдет по накатанной с самого начала. Люси спешно подошла к нему, заранее развернув полицейское удостоверение с жетоном. Она надеялась, что сможет подцепить этого грубияна и завлечь разговором, потому что ждать его возвращения в Крокус по новой не особо-то хочется. Часики тикают. Он тут же недоуменно покосился на неё и даже успел противно фыркнуть ещё до того, как Хартфилия представилась стандартной фразой. — Здравствуйте, старший следователь Хартфилия. Гажил Редфокс, полагаю? Гажил вздернул бровью и недоверчиво кивнул, щурясь так, словно ни слову из сказанного не поверил. Это типичная реакция на Люси, когда она всё же решается вникнуть в опрос свидетелей, к примеру. Как бы там ни было, а от Редфокса доброжелательностью и не пахнет, чего уж надеяться на какую-то минимальную сговорчивость. Хартфилия прячет удостоверение во внутренний карман курточки и обиженно закусывает губы. — Я хочу с Вами поговорить о Вашем брате. Не уделите мне несколько минут? — Он двадцать лет как погиб, а Вы хотите на него ещё что-то повесить… Как Вас земля носит, а? Гажил заметно сильно сжал кулаки. Его выражение лица явно предупреждало, что, если Люси продолжит в таком темпе, то оберет не только матов. Однако Люси в первую очередь — старший следователь, ранее ведущий дело серийного убийцы. И не важно, что её временно отстранили и отправили в принудительный отпуск. Важно то, что она здесь из-за своей обязанности предотвратить новые трагедии и найти виновного десяти жертв. Это и приструнивало, когда она бывало пропускала мысль наорать на Гажила из-за уже хронически испорченного настроения. Редфокс единственный живой родственник Нацу, который хоть как-то может помочь. Двадцать лет назад он пытался его оправдать, свидетельствовал, бросался громкими заявлениями в ответ на крики и обвинения Мираджейн. А потом, когда тело Нацу кое-как опознали, даже не открыл дверь полиции, чтобы «ответить на несколько вопросов». Когда принудительно вызвали в участок — обвинил всех и вся в бездействии, повесил на тогдашнего следователя смерть Драгнила и красиво ушёл, распрощавшись благим матом. Ну. Заслужено, что сказать.Но.
Каким бы ни было отношения Гажила к полиции в априори, он всё ещё единственная зацепка в деле Нацу. Упустить его сейчас равно тому, что Люси допустит новые жертвы и молча закроет глаза. — Катитесь к чёрту со своими вопросами. — Я хочу снять с вашего брата все обвинения и внести его в список жертв серийного убийцы. Гажил, который уже успел отойти на метра два, замер. Он слегка повернул голову и, заметно опешив, промолчал. Насколько Люси позволяют психологические навыки, она всё же нашла способ достучаться к Редфоксу. Здесь главное не церемониться, не разводить сопли и воду, а говорить всё по факту. То, что сам Гажил хотел бы услышать в своё время. Он прищурился и напрягся, однако всем видом намекнул, что готов выслушать. — Про Потрошителя слышали? — Допустим. — Я думаю, что он виноват в смерти Лисанны, а позже Нацу. Скорее всего, твой брат просто стал невольным свидетелем, поэтому от него и избавились. Обещаю, что расскажу всё, что знаю взамен на твою помощь, Гажил. Редфокс задержался взглядом на её лице, а после отвел взгляд и громко цыкнул. Насколько самой Хартфилии известно, Крокус для Редфокса — временное местечко, долго он тут не задерживается, так как куролесит из страны в страну. Поэтому времени у них обоих хватит только на одну беседу вдали от человеческих глаз. Люси уверена, что он вот-вот сломается и согласится на её предложение, но Редфокс долго тянул. Слишком долго, чтобы потом просто кивнуть и махнуть Люси рукой в сторону переулка.***
2040 год. Крокус.
— В детстве Нацу был весьма импульсивным ребенком, неусидчивым. Мама говорила, что у него явно шило в заднице и, да, оно так и было. Гажил шумно выдохнул, прежде чем подлить кипятку в чашку Люси. Она внимательно разглядывала фотографии, которые Редфокс буквально минут пять назад вытащил из шкафа. Он до сих пор хранит некоторые личные вещи Нацу, которые пообещал отдать Хартфилии «на удачу», так сказать. Редфокс замолк, поставив чайник обратно на плиту, а после тяжело сел напротив Люси и печально переглянулся с совместной фотографией всей их семьи в руках следователя. — Он не мог и пяти минут спокойно на месте посидеть, всё время куда-то рвался, что-то выдумывал, провоцировал драки. И даже когда нарвался на конфликт с соседскими подростками, всё равно лыбился так, словно сломанная рука и нос ему только в радость. Честно сказать, я ещё в лет десять был уверен, что Нацу просто больной на голову. Гажил под конец фразы истерично хихикнул и тут же померк. Он, словно свеча: то вспыхивал эмоциями, то внезапно тух. Люси никак не могла предвидеть, что он выкинет, поэтому просто молча отсиживалась за просмотром детских фотографий. Нацу изначально смахивал на проблемного ребенка, уж больно похож на типичного хулигана. Но в голове отпечаталась его спокойная улыбка на титулке досье. Тогда он показался ей весьма спокойным, даже чересчур. Неужели переходной возраст поспособствовал сбавлению в желании нахвататься приключений? Только Хартфилия всё же решила задать вопрос про повзрослевшего Драгнила, как Гажил внезапно захрипел. — По крайней мере, таким я его запомнил перед… Перед тем, как Нацу начал стремительно меняться. Сомневаюсь, что он бы дожил хотя бы до двадцати с таким успехом. Люси недоуменно вскинула бровью, но Редфокс ответил ей кивком в сторону другого фотоальбома, лежащего рядом. Хартфилия развернула и сразу же наткнулась на общее фото семьи Драгнил: супружеская пара Салливан и Беатрис и двое братьев: Зереф — старший на три года и Нацу — совсем ещё кроха на руках у матери. Гажил протянул следователю вывод судмедэксперта, датированный 2009 годом. Авария. — Когда Нацу было восемь, его родители поехали забирать Зерефа из летнего лагеря. Дорога лежала через лес, стоял дождь, видимость никакая. Никто не выжил, а сам Нацу узнал об этом перед самыми похоронами. Люси переглянулась с Редфоксом, но никак трагедию не прокомментировала, только тихонько попросила показать материалы об аварии. Нацу явно не был из удачливых, жизнь у него, мягко говоря, не задалась с самого детства, как бы он не пытался встречать все проблемы в качестве очередных весёлых приключений со всей смелостью и мужеством. Рано или поздно под ноги подвернутся те проблемы, которых будет достаточно, чтобы сломать даже такую широкую и искреннюю улыбку.И, по всей видимости, потеря семьи и стала одной из таких проблем.
Все официальные материалы Люси закрепила скрепкой. Она успела проглянуть фотографии и выводы экспертов и, в принципе, бездеятельности со стороны полиции она не заметила. Обстоятельства трагедии вполне сходятся с обычным несчастным случаем. Ливень, плохая дорога, проблема в коробке передач и попытки предотвратить столкновение с другим автомобилем на повороте. Салливан просто не смог увернуться, хотя отчаянно пытался, судя по тормозному пути в виде зигзага. Машину занесло и… Бум. Насколько она смогла разобрать почерк выводов из принимающей больницы, родители погибли на месте, только Зерефу удалось с трудом выжить. Возможно, поэтому Нацу не сразу говорили о трагедии, ждали результатов насчёт состояния старшего брата. Однако Зереф продержался в коме несколько дней, а потом… Нацу остался совершенно один. Полным сиротой в свои-то восемь лет. — Его взял под опеку наш дядя — Игнил. Салливан был самым младшим, а у Игнила в свои тридцать девять даже семьи не было, к тому же Нацу его просто обожал. Повозились с документами год, потом, помню, дом продали, переехали из Крокуса в Харгеон. Вроде бы всё наладилось. Гажил протянул Люси помятый снимок Нацу и Игнила с огромным куском пиццы. На вид мальчику было уже лет одиннадцать, выглядел вполне радостным. Игнил, по всей видимости, искренне пытался даже и повода не давать для уныния. Хартфилия заметила небольшую стопку из трёх листков, где было расписано, что тот даже перспективную должность по недвижимости сменил на небольшое СТО в центре Харгеона. Там же Люси зацепилась взглядом за небольшую справку из хорошей столичной клиники.Рецепт препаратов от лечащего психотерапевта.
Гажил скосил взгляд и поджал губы, толком не объясняя этот клочок бумаги. Люси, недоумённо переглянувшись то с Редфоксом, то с рецептом, отложила листок в сторону, мысленно подметив, что к нему она ещё вернется. Это может быть важной зацепкой, если рецепты препаратов как-то связаны с Нацу. А они связаны, потому что любой доселе радостный человек, тем более ребенок, вряд ли нормально перенесет подобную трагедию. — Что произошло с Игнилом? Хартфилия прекрасно помнила, что Нацу за несколько лет до гибели переехал в Магнолию к тёте и Гажилу. Сам Редфокс старше Нацу, поэтому тогда должен был заканчивать бакалавра в Крокусе. А это значит, что Драгнил в Харгеоне надолго не задержался. Да и имя Игнила сменилось именем матери Гажила во всех документах об опекунстве. Редфокс задержал тоскливый взгляд на коробке с личными вещами Нацу. Он отпил чай и, тихонько причмокнув, прикрыл глаза. — Ограбление, закончившееся ножевым ранением. Он пролежал без сознания в сугробе около трёх часов, пока не истек кровью. Под утро его нашёл Нацу уже окоченевшим. Гажил предложил рассмотреть фото и копии материалов полиции, но Люси, махнув ладонью, бросила тихонькое: «В участке». В голове не укладывалось. Разве такое вообще возможно, чтобы безобидному и невинному ребенку выпала такая судьба? Нацу смотрел на Люси с широкой улыбкой, выглядывая из фотоальбома времен, когда родители ещё были живы. Хартфилии искренне не хотелось даже пытаться представить Нацу в момент находки дяди. Она не хотела думать о Нацу после констатации смерти или на похоронах. Потому что тогда он сломался окончательно, и не трудно догадаться, что может взбрести в голову четырнадцатилетнему подростку после всего пережитого. Поэтому Люси просто ненавидела подобное сближение с жертвами. Потому что тогда и самой становилось невыносимо больно. Хартфилия всегда пыталась держать определенное расстояние, когда доходило до разбора личного в деле жертвы. Она не хотела вникать, переживать или сочувствовать, потому что любое состояние из этой чудной троицы чревато одному. Её профессионализм забывается на фоне какой-то внезапно проснувшейся человечности. — Пусть Нацу и пытался убедить меня и мать в том, что ему просто нужно время, чтобы прийти в себя, тогда… Тогда от Нацу, по сути, ничего не осталось. После трёх попыток суицида, мама силком затащила его к мозгоправу. Диагностировали депрессию, прописали какие-то стимуляторы и ежемесячные консультации. Нацу на это всё плевать хотел. — Значит, он сидел на успокоительных… — Скорее на транквилизаторах. Гажил истерично хохотнул, взболтнув практически пустой чашкой в ладонях. Люси, нахмурившись, попыталась вспомнить лицо уже повзрослевшего Нацу на титулке досье. Вот почему он казался чересчур спокойным. Если перефразировать метко подмеченное «транквилизаторы», то вполне можно догадаться обо всех последствиях депрессии. И их масштабах для небольшого домика близ школы и семьи Редфокс. Нацу слишком тяжело переживал вторую потерю, поэтому просто нуждался в каком-то «тормозе» для своих эмоций. Возможно прописка «лошадиной дозы» была нужна даже не самому Драгнилу, а его ближайшему окружению, ведь в состоянии внезапной агрессии он вполне мог всякое учудить. Это была мера предосторожности, сотворившая из Нацу Драгнила чуть ли не овоща. Имея всю эту информацию и элементарнейшие знания, полиция всё равно обвинила его в убийстве. Даже если Нацу и пропустил несколько дней приёма таблеток, до такой степени всё продумать и точно исполнить ему попросту не хватило бы координации. — А Лисанна? Какие у них были отношения? — Я толком не могу сказать. За полгода до случившегося я взял академотпуск и вернулся в Магнолию, чтобы хоть как-то поддержать его. Мама с ним, мягко говоря, плохо справлялась. От его друзей узнал, что по нему тащится какая-то девушка, всячески помогает, поддерживает, заставляет следовать курсу медикаментов, но, увы, взаимностью от Нацу и не пахло. — После пережитого вряд ли захочется с кем-то сближаться, да, вполне логично… Люси, нахмурившись, потёрла подборок. Нацу сторонился Лисанны, знал, что нравится ей, но держался особняком от всех социальных связей. И на то были весомые причины. У него просто не было мотива что-либо делать по отношению к ней. Так что сейчас в очередной раз доказано, что Нацу Драгнил — жертва нелепого стечения обстоятельств. С другой стороны, стоит не забывать, что Штраус светилась везде, где только можно. А популярность чревата неадекватным фанатам, которые вполне могли поехать кукухой, завидев любимицу в компании другого парня. Как насчёт такого мотива? Если не достаешься мне, не доставайся же ты никому. Подростки с их бзиками в голове на фоне максимализма только так и думают. И в том, что Нацу не отрицал никаких обвинений, тоже есть причина. Какой толк жить дальше, если все любимые и близкие вокруг и поголовно умирают? Так что он принял это как должное, ассоциируя десятку отмотанного срока с наказанием за неудачливость и каким-то своеобразным освобождением. — Гажил, ты ведь знаешь, что произошло в ту ночь, верно? Люси, переведя взгляд на опешившего Редфокса, отставила чашку на стол. Гажил что-то знает, если бы не знал — не выступал бы оппозицией обвинению. У него отличная смекалка, более того он намекнул, что при всей асоциальности у Нацу всё же были друзья. Значит, были те, кому он доверял и мог что-то рассказать. Или тот, кто был вместе с ним на вечеринке, но в силу каких-то причин свидетелем не выступил. Редфокс громко выдохнул на грани хриплого рыка. Он откинулся на спинку дивана и тяжело простонал в потолок, будто бы от раздражения и негодования. Ему явно не особо хочется поднимать эту тему, но, раз уж дело зашло так далеко, то всё же стоит пересилить себя. Люси была уверена, что и сам Гажил это прекрасно понимает, так как уже успел наплести Хартфилии в три раза больше чем полиции в ночь трагедии. — Он её не убивал. Лисанна забыла телефон в спортзале — там проходили эти дурацкие танцы, а этот идиот пошёл её искать. Наткнулся на неё полуживую в кабинете, принялся откачивать, а когда с лица убирал стекло, порезался. Чёрт, да эти дегенераты даже не проверили он её изнасиловал или нет! Буквально сразу повязали, а потом на ходу аргументы накинули. Извини уж, но таких мразями грех не назвать. Люси легонько улыбнулась в ответ, мол, соглашаясь с верно подмеченным выражением. То, что Нацу явно пытался реанимировать Штраус — Люси догадалась после истории с Игнилом. К тому же это в очередной раз доказывает, что сошедшиеся отпечатки и анализы крови оказались на теле Лисанны при адекватных обстоятельствах и уже после убийства. А вот проверка насчёт изнасилования… Хартфилия скрестила руки под грудью и протяжно замычала, усердно обдумывая причину, почему же полиция упустила эту проверку. Или… Почему посчитала, что в подобном деле в ней нет никакой надобности? Анализы при изнасиловании несут решающую роль, особенно если говорить о незащищенном сексе, коим страдают как раз-таки все больные на голову. Хотя тут и поспорить можно. Но факт остается фактом. Если же тело Лисы не проверялось, откуда такая уверенность в изнасиловании. То, что она была раздета ниже пояса ничего не объясняет — существует множество фетишей, к примеру. Более того, в аргументации обвинения по весьма не радужным статьям предположения исключаются, как в математике. Точная наука требует безоговорочных фактов и доказательств. Остаток разговора Люси помнила расплывчато. Помнила, как Гажил рассказывал о друзьях Нацу, говорил о его привычках и тех самых попытках самоубийства. И то, как Гажил самолично либо откачивал Нацу, либо вытаскивал из петли. Сердце щемило от одной лишь мысли, каково было на душе Нацу в такие моменты. В такие моменты внутри Люси просыпается искаженный материнский инстинкт — ей действительно было жаль бедного ребенка, брошенного на произвол, словно маленького котенка у дороги. Хартфилия на рефлексе отвесила у порога: «Если вспомнишь ещё что-то, позвони мне, ладно?», толком не осознавая бесполезность этой фразы прямо сейчас. По дороге к остановке (служебную машину забрали, так как Люси сейчас вне полномочий), Хартфилия пинала камешки, размышляя о Нацу Драгниле. Судя по стадии разложения, он погиб приблизительно в период своего дня рождения, плюс-минус несколько дней. Лисанна со своей грёбанной заботой полезла к последнему, кто в ней нуждался. И теперь из-за неё… Её эгоизма, её самоуверенности, мол, «я такая вся из себя», погиб ни в чём неповинный ребенок. Более того. Ему навешали необоснованные обвинения, которые он не заслуживал. На него ополчился социум, не давая и шанса для объяснений. И что остается несчастному ребенку, которому, по сути, не за что бороться? Не было ради кого отстаивать свои права и добиваться справедливости? Смирение. Люси цыкнула про себя, со всей злости пнув кусок отбитого кирпича в ближайшую лужу. Гажил отметил, что из-за проблем с семейным бюджетом ему даже не хватило оплатить адвоката. Да и вряд ли кто согласился бы.А полиция, хах. Защитники закона хреновы.
То, что могло либо опровергнуть, либо доказать причастность Нацу Драгнила к этому преступлению завуалировано в документах другими аргументами — более незначительными и расплывчатыми в связи с обстоятельствами. Другие подозреваемые исключаются, а самого Нацу цепью присобачили к участку до суда. Где же справедливость? Где же нормальное расследование? Вот так просто взять и без каких-либо претензий навешать на ребенка подобное.Куски говна.
Люси остановилась под моргающим фонарем, толком забыв, куда шла. На улице стояла сырость, вроде бы моросило и было жуть, как противно. Хартфилия сжала кулаки до судороги мышц предплечья. Она не шевелилась, не дышала. Фонарь периодически то вспыхивал, то тух, словно еле-еле доживающая свои дни лампочка. И этот звук… Боже, как же он раздражал. Но ещё больше раздражала весьма интересная догадка, внезапно свалившаяся на голову. Двадцать лет назад. Не было никого достаточного компетентного, чтобы изменить ход следствия. И, даже если и были такие добровольцы, как Гажил, ничего не изменилось. Дело отшлифовано до едкого блеска и скрипа. Решение суда разбавлено водицей и всякой всячиной. Всё аргументируется законом, хотя, по сути… Закон и есть самое опасное оружие, сыгравшее злую шутку с девятнадцатилетним подростком.Привлечение к ответственности именно Нацу Драгнила было весьма и весьма в интересах самой полиции. Другими словами… Именно полиция поспособствовала аресту, покрывая настоящего преступника.
Фонарь, непрерывно заморгав, потух, оставив узкую улочку в кромешной темноте.***
2040 год. Крокус. Спустя ещё месяц.
Кажется…
Люси, кое-как удерживая волосы на макушке, пыталась не нырнуть в туалет головой. Рвота давила на горло, словно выпрыгивала из самого желудка. Хартфилия, в очередной раз захлопнув крышку туалета, хотела было встать, как малейшее колебание, спровоцировало ещё один порыв. Но от, наверное, пятого весьма неприятного процесса, легче самочувствию не становилось. Всю её шатало, вводило от стены к стене. Люси чувствовала себя шаром для пинг-понга. Смешно, ха-ха.Сегодня у Люси день рождения.
Хартфилия подтерла подбородок ладонью, попутно захлопнув крышку унитаза. Этот точно последний, так как Люси успела почувствовать во рту и завтрак, и обед, и ужин, и даже все те пропущенные стаканчики односолодового виски. Она, покачиваясь, приподнялась, вслепую ища опору. Кое-как нащупав стену, Люси поплелась в гостиную, где её ждала работа. Вчера её уволили из участка со всеми почестями самого противного и негибкого сотрудника офиса. Некоторые выдохнули со спокойствием, некоторые даже присвистнули, когда равнодушная Люси шла мимо коллег по коридору с огромной картонной коробкой. Выплатили несколько тысяч джувилленов, пожали руку и выпроводили на выход. Её пнули под зад, словно старую псину, с прикрытой вежливостью фразой «гуляй, родная, вали на все четыре стороны». Ну, Люси не так планировала отмечать тридцативосьмилетие, а где-нибудь в баре. По старинке. Чёрт, да она только несколько часов назад поняла, что ей сегодня стукнуло аж тридцать восемь: наверное, поэтому появился аргументированный повод выпить ещё. Хартфилия никогда не любила злоупотреблять алкоголем. Не то, чтобы не позволяла себе напиться, как последняя тварь, но иногда делала это исключительно по какому-то весомому поводу.Однако с недавних пор её жизнь откровенно пошла по пизде. Никак иначе.
Ещё год назад Люси могла похвастаться стабильностью, систематичностью 365 дней из года в год, но, стоило ей позволить серийнику расхаживать по городу, как в её бочке мёда появилась ложка дёгтя. Вот так и бывает. Ни с того, ни с сего. Люси еле как доползла по стенке до гостиной, чтобы устало бухнуться на ковер и свернуться калачиком. Её не заботил внешний вид. Не заботило отсутствие друзей и второй половины. Даже рыбок и тех месяц назад с лёгкой душой продала. Изначально, вся её жизнь пошла наперекосяк. Помнится, когда ей было лет двенадцать, ей подарили Плю, родители ещё были живы и неразведённые, у неё было с десяток фанатеющих от Винкс подруг и, казалось, лучше жизни не пожелаешь. А потом — бум! — Люси тридцать восемь, прости господи, и всё, чем она может похвастаться — жильём не в кредит. Люси поморщила нос из-за спавших на глаза волос. А может всё-таки не стоило стричь волосы? Мама ведь говорила, что длина и ухоженность всегда красит девушку. Ха-ха. Хартфилия икнула, почувствовав тошный привкус. Она, пытаясь разглядеть в мутном образе кучи коробок, стопок бумаги и нескольких пустых бутылок, хоть что-то кроме темноты. В квартире ощутимо похолодело, хотя, кажется, Люси смогла хоть как-то распознать эти ощущение только после того, как немного протрезвела. Сейчас как никогда Хартфилия чувствовала себя овощем. Взгляд лениво метался между рядом лежащей бутылкой с виднеющейся прослойкой в грамм триста и доской для зацепок. Ещё вчера она думала над делом Нацу Драгнила, пыталась найти какие-то лазейки и понять, кого именно покрывала полиция: кого-то из своих или кого-то, способного силком заставить шерифа всея Магнолии держать рот на замке.Родственные связи или плохие дядечки?
Но, самое смешное, не то, что Люси всё же выбрала выпить, несмотря на подташнивание. Смешное то, что вчера она поняла, что копаться в этом — бесполезно. Двадцать лет прошло. Что она может? Добавить себе и ещё десятку человек геморроя и судебных споров? Нарваться на конфликт с магнольским мафиози? Ещё больше подпортить себе же жизнь и нервы?Как ни посмотри — сплошные минусы, так зачем и дальше в это лезть? Из-за обещания Мире? Из-за чувства справедливости к трагедии Лисанны? Нет уж, со Штраусами было покончено ещё в старшей школе. Но вот… Гажил… Нацу…
Чёрт. Тошно от самой себя. Пятнадцать лет проработать в участке с откровенными долбодятлами. Пятнадцать лет возиться от изнасилования и детской порнографии до умышленных убийств с особой жестокостью. Чуть ли не каждый день — новое фото искорёженного тела. И только сейчас — под конец своей грандиозной, но бессмысленной карьеры — Люси прониклась откровенным гуманизмом, на который срать хотела. Жалко Гажила, который также, как и она, не живет, а просто существует? Жалко Нацу и то, что его, как и её, обвинили в том, что не делалось? У Люси ни семьи, ни друзей, ни работы. Родители развелись с громким скандалом, когда ей было девятнадцать. Плю — любимого пса и единственного настоящего друга — переехала машина. Отец спился, мать умерла от сердечного приступа. Больше родственников Хартфилия не вспомнит. Похожи ли между собой Люси, Гажил и Нацу? Отдалённо, но да. И та жалость, которая сжигает печёнку прямо сейчас, отнюдь не к Редфоксу или его брату. Люси Хартфилия жалеет саму себя. Она видит в двух чужих историях продолжение своей собственной, но в других вариациях. И взялась она за дело Драгнила только из-за того, что внутри верила, что от этого ей и самой как-то полегчает. — Блять. Люси пошатнулась, ощутив, что опереться на руку было не самой хорошей идеей. Она откинула бутылку куда-то в угол, не придав значения звуку разбившегося стекла. Она умостилась возле дивана, пытаясь усесться и не свалиться на ковёр. Люси поджала колени и тихонько всхлипнула, не заметив, что где-то успела порезать руку. Утирая слёзы, Хартфилия ненароком обмазалась кровью, но лечиться не спешила.Сидела. Тоскливо сопела. Смотрела на покосившийся в сторону портрет Нацу посередине доски.
Прошло двадцать лет. Слишком много. Слишком много времени утекло, слишком много доказательств успели уничтожить или спрятать. За это время настоящие преступники могли и амнезию заработать, и подохнуть, в конце концов. Что она может прямо сейчас? Свалиться в беспамятстве на ковер и задохнуться от собственной рвоты? Умереть самой настоящей скотской смертью или ждать скорого цирроза печени? Для чего Люси вообще… — Прости, Нацу. Я так… Облажалась.Родилась?..
Хартфилия утерла слезы и, бухнувшись на ковер, заскулила в ладоши. Её водило в сторону, тошнило, передергивало от колкого холода. Люси искренне хотела заснуть и не проснуться, потому что не знала, что делать завтра. Чем заняться, к чему стремиться. Это был тупик. Тупик, когда люди обычно попросту опускают руки. И в таких ситуациях никакая фея или волшебная палочка не помогут взять себя в руки и идти дальше. Потому что…Нет смысла.
Люси, уткнувшись носом в спавшие волосы, тихонько засопела. Мысли улетучились, словно по щелчку пальцев, а вместо гнетущего и туманного будущего, Люси вернулась в ту прекрасную пору, когда мама вечерами рассказывала сказки и напевала колыбельную. Гладила по голове, целуя в лоб. Обнимала, улаживаясь рядом, когда Люси ворочалась от кошмаров. А папа так ласково звал её дочуркой. И снова запах дома — непередаваемая смесь чего-то сладкого-сладкого и такого… Неповторимого, бесценного.Вот бы… Вот бы ещё разочек. Совсем ненадолго. Снова оказаться там, где пахнет домом.