***
Они сидят прямо на полу, объедаясь заказной едой и догоняясь красным полусладким, несколько бутылок которого нашлось среди коробок частично перевезённых вещей. Пьяный Серёжа, став ещё разговорчивее, чем обычно, беззаботно болтает о всякой ерунде, перескакивая с одной темы на другую, пока чуть более трезвый Олег внимательно его слушает, поглощая дорогущие суши со скоростью света. — Может, в жопу её, твою работу? — заранее зная ответ, спрашивает Сергей. Баюкает в руках бокал с красным вином под звучным названием «Триста-Баксов-За-Бутылку». Он делает приличный глоток и как бы непринуждённо шутит, чтобы вопрос не показался слишком уж жалким: — Скоро я стану таким богатым, что смогу прокормить медведя. Неужели ты ешь больше медведя, Волков? — Тебе пора завязывать с вином, — улыбается чуть раскрасневшийся от алкоголя Олег и тянется к бутылке, из которой Серёжа собирается себе подлить. — Руки прочь! Я богат, влиятелен и охуеть как давно не надирался, — Серёжа ловко уворачивается от сильной руки Олега. — Всё ещё не пьёшь с чужими, чтобы они не выведали все твои грязные секретики? — потерпев поражение, примирительно спрашивает Волков. — А что, ты был бы не против, если бы мои грязные секретики выведал кто-то ещё, кроме тебя? — поддразнивает ревниво засопевшего Олега Сергей и фыркает, довольный его реакцией. — Ну всё, Разумовский, тебе точно хватит! — Олег выхватывает вино и встаёт в полный рост, чтобы Серёжа не смог дотянуться. — Олег, а ну, быстро отдай! Олег, блин. Ну, правда, тебе жалко, что ли… Олеж, пожалуйста, я буду хорошо себя вести. — Э, нет, знаем, проходили. Можешь не строить мне глазки, — явно довольный собой, Волков возвышается над Сергеем с поднятой рукой, и тот вдруг замечает, что мускулистое тело Олега стало ещё… мускулистее. Сергей облизывает губы, напускает на себя равнодушный вид и, будучи уверенным в том, что Волков не раскусил его уловки, резко подпрыгивает. Естественно, он уворачивается, но Разумовский сдаваться не привык. Рыжим вихрем он теснит его к стене, у которой горой свалены коробки с вещами и накрытый тканью… — Диван? Ты припёр его сюда? — изумлённо приподняв брови, спрашивает Олег, отвлёкшись от их шуточной борьбы. — Мне же надо на чём-то спать первое время, — отвечает Сергей, нахохлившись, как сова. — Мне-то не ври, — тепло улыбается друг. Серёжа уже готов сдаться под его напором, чтобы наконец сделать то, о чём они оба думали ещё с выставки, размышляя вовсе не о постимпрессионизме начала двадцатого века. И действительно. Сдаётся. Сдаётся под пытливым, родным взглядом почти чёрных глаз, под рукой, скользнувшей по шее, под горячими губами… Забыв на секунду даже своё собственное имя, Сергей прижимается к нему гибким телом, а потом с силой толкает в грудь, чтобы повалить его на услужливо раскинувшийся диван, с которого сполз чехол. Звон разбитого стекла. Дробь из капель по паркету. «Триста-Баксов-За-Бутылку» стремительно впитывается в старый диван отвратительно-горчичного цвета. — Серёжа, блять! Ну твою ж за ногу! — Прости-прости-прости, я совсем забыл про эту сраную бутылку! Олеж, ты не порезался? Дай посмотреть… Вздох. — Да нормально, никто не пострадал. Сам виноват, выскользнула из руки. — Всё равно дай посмотреть. И правда. Никаких порезов, никакой крови. Только вино, стекающее по пальцам. — Ты что де… Серёжа, поддавшись внутреннему импульсу, подносит руку Олега ко рту и с чувством проходится горячим языком по сладкой от вина коже. Войдя во вкус, он ловит его большой палец ртом и поднимает бесстыжий взгляд на застывшего Волкова. Довольный произведённым эффектом, Сергей опускается до основания, проходится языком по костяшке и с влажным звуком резко выпускает палец изо рта. Олег, не отрывавший от него взгляда, разочарованно стонет. — Ну, вот и всё, теперь чисто, — невинно улыбается Разумовский. — Серёжа, ты… — не находя слов, задыхается Олег и запускает чистую руку в рыжую копну, притягивая к себе дразнящегося друга. — Сука? — Катастрофа, — и целует так, что у Разумовского ноги подкашиваются. В этом поцелуе то, чего словами не выразить — буря из чувств, пузырьками шампанского пенящихся на кончике языка. Их не запереть в словесную коробочку, не влить в готовую речевую форму; их можно только ловить и впитывать. Любовь Олега на вкус как шоколад — болезненно-нежная, в меру сладкая, с лёгкой горчинкой; любовь Серёжи сравнима с острым перцем — если потерять бдительность, то можно обжечься. Олег теряет бдительность постоянно. — Я умру, если сейчас же тебя не трахну, — выдыхает Волков в зацелованные губы Сергея. От его глубокого баритона тело покрывается мурашками. — Посмотрим, кто кого, — мурлычет в ответ Разумовский и рывком стаскивает с дивана чехол, чтобы накрыть осколки, пока Олег роется в брошенной на полу куртке. — И часто ты носишь с собой смазку и резинки в карманах? — скорее, не из ревности, а для острастки хмыкает Сергей. — Бывает иногда, — пауза: — Когда приезжаю к одному своему другу. Знаешь, это рыжее стихийное бедствие может в любой момент затащить меня в туалет и… ну, что там друзья обычно в туалетах с резинками делают? — Набирают воду и кидаются ими из окон? — не удерживается от улыбки Серёжа, когда Олег подходит сзади и кладёт свою руку ему на живот. Поддевает выбившуюся рубашку кончиком пальца, касается оголённой кожи. Серёжа расслабляется и наклоняет голову, откидывая волосы на одну сторону. Мучительно-медленно Волков расстёгивает пуговицы, покрывая щёки и шею россыпью поцелуев; Разумовский извивается в его руках и громко, звонко стонет, цепляясь за него руками. Последние пуговицы Сергей сам буквально отрывает, чтобы не мучиться, совершенно забыв о том, что рубашка — эксклюзив от Армани. Олег стаскивает через голову излюбленную чёрную водолазку и укладывается на скрипучий диван, повидавший их первый «настоящий» секс, с десяток ссор, столько же бурных примирений, несколько основательных пьянок и ещё много того, чего и не упомнишь. — А душ? — вдруг спрашивает Разумовский так, будто сам всё это время о нём помнил. Олег разочарованно стонет. — Иди первый. — Я позову, когда захочу, чтобы ты потёр мне спинку, — подмигивает Сергей.***
Рыжие волосы собраны в небрежный пучок на макушке, золотые украшения свалены на полке, одежда закинута в дальний угол. Серёжа не слышит из-за шума воды, как входит Олег, хотя сам же и окликнул его две минуты назад. — Ты звал? Веснушчатые плечи вздрагивают, и Сергей оборачивается на родной голос. Кивает. Полностью обнажённый Олег залезает в просторную ванну с водой, положив на край бутылёк смазки и несколько презервативов. Серёжа, улыбаясь, включает подогрев и гидромассаж. — Какой кайф, Серёж, — растекается по ванне Волков, запрокидывая голову. — Моя ванная тебя так покорила? Впрочем, вы ж там неделями, наверное, не моетесь, — театрально содрогается Разумовский, но подбирается к Олегу поближе. Гладит под водой его грудь, плечи, очерчивает границу между твёрдым животом и лобком. Ниже не опускается — дразнит. — Ты меня покорил, дурной, — хмельными тёмными глазами смотрит на Сергея друг. Узкая ладонь под водой скользит от лобка к твёрдому члену внушительных размеров и уверенно проходится по всей длине. Олег шепчет что-то нечленораздельное, а Серёжа припадает к его шее губами. От того, какой Олег высокий, большой и сильный, внутри что-то мелко дрожит. Волков убивал людей и видел воочию смерть, но растекался под руками Разумовского. Есть в этом что-то… болезненно-возбуждающее. Сергей, оседлав его бёдра, провокационно трётся ягодицами о чувствительную головку. Олег сильной рукой обхватывает его член и принимается водить вниз-вверх, ускоряясь и замедляясь в темп Разумовского. — Поцелуй меня, — говорит Олег так, будто умрёт, если Серёжа не выполнит его просьбу. Он целует его — и становится сначала сладко, а потом остро. Раззадорившись, он кусает то свои губы, то губы Волкова, пока тот продолжает мастурбировать ему в воде. — Хочу тебя. — У зеркала? — А для чего, ты думаешь, я его здесь повесил? — мурлычет Серёжа и трётся о его гладковыбритую щёку носом, ни разу не удивившись тому, как хорошо Олег знает его предпочтения. Придерживая друг друга, чтобы не поскользнуться, они вылезают из ванной, и Волков тянется за презервативом. — Может, без? — бросает Серёжа, прижавшись грудью к его спине. — Я ещё не проверялся, как приехал. Сам понимаешь, там легко что-то подцепить, — Сергей знает, что Олег имеет в виду близкие контакты с кровью, и кивает. Друг целует его в усыпанный веснушками нос: — Я хочу, чтобы ты жил долго. Усилием воли Разумовский удерживается от того, чтобы в ответ сказать: «Я тоже хочу, чтобы ты жил долго. Занимайся лучше любовью, а не войной». Но сейчас это ни к чему. Всё обговаривалось уже тысячу раз, ссориться по этому поводу — бессмысленно, особенно тогда, когда Сергей знает безумный график Олега. Его могут вызвать в любой момент, а тратить драгоценное время на скандалы не хочется. Невысказанную обиду Разумовский вкладывает в поцелуй и самостоятельно рывком раскатывает презерватив по члену Волкова. Трётся о его бедро требовательно и жадно. Тяжело дышащий Олег резко разворачивает его лицом к огромному зеркалу, заводит тонкие руки наверх и с силой надавливает, прижимая к зеркальной стене. Ноги Разумовского начинают мелко дрожать от нетерпения. Выгнувшись в спине, Серёжа то ли всхлипывает, то ли стонет, пока Олег щедро смазывает и его, и свой член. Не удержавшись, Разумовский насаживается на палец друга, замерший у входа, и поджимает живот. — Ты такой красивый, — шепчет Волков, смотря в зеркало на исказившееся в сладкой муке красное лицо Сергея. Он добавляет второй палец, выбивая из Разумовского дух, и тут же резко выходит, звонко шлёпнув по ягодице. — Сделай так ещё раз и трахни меня, — командует Серёжа, и Олег подчиняется беспрекословно. Он входит в него медленно, аккуратно, но быстро увеличивает темп, наблюдая за Сергеем. С его губ срываются обрывки фраз и эхом раздаются по просторной ванной комнате. Голубые и карие глаза встречаются в зеркале, и время на секунду будто замедляется, чтобы продолжить свой дикий бег после того, как Серёжа подаётся бёдрами назад, навстречу Волкову. Он жадно впитывает отражение в зеркале, наблюдает за искажённым от удовольствия лицом Олега, за мускулами, перекатывающимися под кожей, за рукой, накрывшей член Сергея. Разумовскому нравится контраст их тел, будто созданных для того, чтобы дополнять и оттенять друг друга. Оба растворяются один в другом, не теряя себя. Они стонут практически в унисон — один звонко и ярко, а другой — низко и глухо. Звуки наслаждения перемежаются со шлепками разгоряченных тел друг о друга. Олег наматывает рыжие волосы на кулак и тянет на себя, запрокидывая голову Серёжи вверх, чтобы горячо, влажно поцеловать. Тот насаживается на его член до основания, и Волков, не выдержав, рычит ему прямо в губы и увеличивает темп до бешеного, вколачиваясь в друга, как в последний раз. — Кончи для меня, — шёпотом разрешает Сергей, чувствуя на коже тяжёлое дыхание Олега. Тот несколько раз толкается в него, проезжаясь членом по простате, и финиширует под протяжный стон Серёжи. Облегчённо кладёт голову ему на плечо и мажет губами по россыпи веснушек. С тихим вздохом Разумовский отстраняется, выпуская из себя его член. Снимает наполненный спермой презерватив и кладёт куда-то на бортик ванны. Олег быстро приходит в себя и подхватывает Сергея на руки, чтобы отнести из ванной на диван. — Свяжешь мне руки? — урчит он на ухо Волкову, на что тот находит силы только коротко кивнуть. Он стягивает тонкие запястья над головой друга не слишком туго, но ощутимо. Сергей располагается на диване, а Олег — головой между его ног. — Давай медленно, — шелестит Сергей, когда друг губами проходится по всей длине его члена. Ловит ртом чувствительную головку, кончиком языка щекочет уздечку и резко заглатывает до конца, утыкаясь в рыжий пушок на лобке. Серёжа вскрикивает и укладывает дрожащие ноги Олегу на плечи, жалея, что не может вцепиться руками в обивку скрипящего дивана. Волков неторопливо выпускает член изо рта, слизывает выступившие капельки смазки и легко целует головку. И вновь заглатывает так, что от тесноты его горла в глазах у Сергея темнеет. Он толкается ему навстречу, но Олег предупреждающе кладёт тяжёлую руку на подтянутый живот Разумовского. Тот ёрзает и поскуливает, но больше не пытается перехватить управление. Волков подтягивает его к себе за ноги, чуть их запрокинув, и с чувством берёт член Серёжи за щёку. — Блять, Олеж, ох… — только и может выдавить из себя Разумовский, теряясь в собственных ощущениях. Олег прекращает эту желанную пытку, проделывает дорожку из поцелуев от внутренней стороны бедра до острой коленки, прикрывает глаза и жмётся щекой к светлой горячей коже. Потом облизывает два пальца и, гипнотизируя друга своими невозможными глазами, вводит их в него. Он знает, куда нажать, знает, когда ускориться, а когда придерживаться взятого темпа. Сергей не может даже представить себя с кем-то другим и уверен, что Олег чувствует то же самое. — Я сейчас к-кончу… — хрипло каркает Серёжа, сталкивается с магнетическим взглядом друга и после нескольких толчков зажмуривается, чтобы с тонким стоном излиться себе на живот. — Как хорошо, Олеж, блять, это было так хорошо… Олег расслабляет ремень, высвобождая руки Сергея, и тот сразу же взбирается к Волкову на колени. Лихорадочно целует ключицы и шею, цепляется за лопатки, царапая кожу так, будто хочет забраться в него и спрятаться. Олег гладит его по спине, прячет лицо в рыжих волосах и шепчет что-то ласковое на ухо. Немного отстранившись, Серёжа обеими руками обхватывает его лицо. Всматривается в его глаза и, будто найдя там что-то, что ожидал увидеть, расслабляется. Олег своим носом касается носа Сергея, улыбается и целует мягкие губы.***
Накрывшись найденным в диване пледом, они полусидя курят, не надев даже трусов. Соревнуются в том, кто сколько колечек дыма сможет выпустить за раз, но Олег постоянно побеждает. Серёжа в таком хорошем расположении духа, что даже не старается обогнать друга. — Олеж? — М-м? — Кто мы друг другу? — А разве ответ не очевиден? — А может, мне хочется услышать это? — лукаво щурится Сергей. — Мне казалось, тебе больше нравится болтать, а не слушать, — улыбается Олег одними глазами. — Во-первых, слышать и слушать — это разные вещи. Во-вторых, не выёбывайся, это моя привилегия. — Ты родной мне, а я — тебе, — просто отвечает он. Серёжа некоторое время молчит, а потом вдруг спрашивает: — Поможешь мне завтра вынести этот дурацкий диван? И… приезжай почаще.