🙃🙃🙃
Когда захлопывается дверь в квартире Чон Хосока, они двое просто смотрят друг на друга в темноте, совершенно не зная, что сказать. В этой ситуации слова будут лишними? Стоят как два девственника и что дальше делать, не знают. Вот бы помощь зала, или на крайний случай звонок другу. Только вот если брать, к примеру, Юнги, друг его тоже не опытен в общении с мужчинами, а Хосока засмеёт брат что «вот те на, ты не знаешь что делать с омегой наедине дома?» — Будешь кофе или чай? — тихо и немного неуверенно, не секс же предлагать с порога, хотя ехали именно за этим. — Покрепче не предлагаю, ты уже достаточно выпил. — Всё-таки первым решил заговорить Хосок, как хозяин квартиры. Как хорошо, что старший не видит, как дрожат руки альфы. Ей-богу, как у подростка, который в первый раз привёл противоположный пол домой и остался с ним наедине. Он подходит к стене, чтобы нащупать выключатель и зажечь свет, совсем не ожидая почувствовать на своей руке чужую немного прохладную. Хотя на улице тепло. Откуда же парню знать, что руки старшего холодеют, если тот слишком сильно нервничает. — Не включай его, пожалуйста, — шепчет учёный. Он просто сгорит со стыда, если Хоби включит освещение. Юнги слишком тяжело всё принять: свои чувства, это ёбаное влечение и симпатию к парню. Но он действительно хочет это сделать. Если не сегодня, то уже никогда не решится. — Я сейчас кое-что скажу. Точней, даже попрошу, и поверь, мне очень тяжело даются те слова, которые я хочу сказать. Но ещё тяжелее мне будет, если я этого не сделаю. — Я слушаю тебя, ледышечка, — нежно улыбается Чон, беря в свои руки обе ладошки омеги, и подносит их к губам, согревая своим дыханием, касаясь лёгким поцелуем, как маленьким детям греют родители ручки, дыша на них своим тёплом. Вроде безобидное действие, а старшего как будто током прошибает насквозь. И те чертовы бабочки внизу живота начинают истерично биться, обещая вырваться и разлететься по всей комнате. Это наверно красиво — бабочки. Юнги чертовски мало Хосока. — Ты сейчас совсем не помогаешь... — почти неслышно шепчет учёный, а у Хосока ещё шире расползается улыбка, понимая, как он действует на омегу. Наконец-то, он чувствует свою уверенность и готов уже горы сворачивать и океаны переплывать. Продолжая покрывать поцелуями уже каждый точёный палец Мина. Видимо, сегодня разговор не выйдет. Юнги как-то уже и не хочется говорить, сейчас важны действия. — Что ты делаешь, Чон Хосок? — уже начинает нервничать блондин не на шутку. Он сейчас, понимаете ли, душу излить собирается, немного раскрыть себя настоящего, а ему, некоторые, пальцы облизывают, от чего все слова вылетают из головы, а оставшиеся застревают в горле, потому что хочется издавать другие звуки. — Мы так и будем стоять в прихожей? — Ты хотел поговорить, сахарный лимончик мой. А омега почти давится воздухом от такого обращения. И не понятно чего больше хочется: возмутиться или... поцеловать. Вот прям сейчас. Блять. Божечки, что же творит этот мужчина с ним? Почему Юнги так ведёт от его запаха, голоса и улыбки? Неужели это и есть влюблённость? Тогда он не против, наверное. В пизду все сомнения. И где-то слышится писк внутренней сущности Мина и первые аккорды сальсы. — Оставим разговор на потом. Может быть ты, блять, как бы уже поцелуешь меня? — Юнги сам в шоке от того что сейчас сказал. Ой, бляхоньки, совсем стыд потерял, но уже как-то всё равно. Хорошо, что в комнате темно и альфа не увидит его красные щеки. Блондин поздно понимает, что возможно, и правда, ляпнул лишнего. Потому что Чон и не спешит дарить ему поцелуй, а молча уходит в спальню. Классно! Охуеть просто! Мде, не такой реакции ожидалось, и Юнги начинает злиться, на себя, и на этого вот, потому что, ну ппц, приехали. Он весь вечер настраивался на то, что готов отдать свой, епа мама, драгоценный натуральный зад на растерзание, и вот те на. А может быть, Хосок там вообще смеётся над его просьбой? Провалиться бы сквозь землю. Но омега вовремя тормозит свои мысли, вспоминая, каков этот мужчина был с ним на протяжении всего времени и снова его заливает томатом, потому что опять стыдно. Никогда учёный не испытывал столько оттенков стыда и всё по разному поводу. Чёрт. Хосок хороший, Мин уверен, уж он точно бы не стал над ним насмехаться. Возможно, просто парень поспешил с просьбами. Надо убираться отсюда пока не зарыдал, а он ведь по пальцам сосчитать может, сколько раз за жизнь плакал. Нужна серьезная причина. Он ведь сильный. Очень. Мужик не ревет никогда, должно что-то ужасное произойти, чтобы Юнги заплакал. Вот и сейчас не заревёт, только глаза наполняются влагой и совсем не слушаются его. Ебаная омежья сущность. Ученый больше не намерен находиться здесь и позориться дальше. Хосок ни за что не увидит его слёз. Он уже разворачивается, чтобы открыть тихонько дверь и покинуть квартиру, но его хватают сзади сильные руки и прижимают к груди. Хосок ведёт носом по шее омеги и горячее дыхание опаляет кожу блондина. Слишком хорошо, кожа снова покрывается мурашками. Хо не перестаёт издеваться и целует за ухом, получая на это действие тяжёлый вздох омеги как награду. — Ты куда-то собрался, солнце моё? — продолжает мужчина одной рукой придерживать старшего за талию, а второй освобождая того от косухи. — Просишь поцелуев, а в итоге убегаешь от меня. Кто же так делает, Ги? — как змей-искуситель томным голосом шепчет альфа. — Ты же не против этого милого имени, оно тебе идёт. — Нет, не против, оно милое? — Очень милое, как и его обладатель, — мурчит над ухом, чёртов демон, утыкаясь уже в ложбину между плечом и шеей парня. Юнги не сдерживается и тихонько всхлипывает. Чон замирает от этого звука и ему сначала думается, что показалось и ничего не понимает. Чем успел обидеть этого драгоценного котёнка? Он собирается дарить ему лишь счастье и видеть только его прекрасные улыбки, но никак не слёзы. Мужчина разворачивает старшего к себе, и подхватив на руки как пушинку, несёт в спальню, аккуратно кладя свою драгоценность на постель, нависая над ним, ласковыми поцелуями сцеловывая с его щёк хрустальные слезинки. — Почему ты плачешь, любовь моя? — от этих слов Юнги ещё больше вздрагивает. Почему этот альфа так спокойно называет его любовью? Он всем так говорит? Как же хочется верить, что нет. Он ведь даже не подозревает, что под ним лежит не простой омега, а человек из другого мира; человек, что просто хотел путешествовать во времени со своим другом, но в итоге забрёл в его вселенную, и чёрт возьми — влюбился. Потерялся в этих чёрных омутах и кажется обратной дороги назад уже нет. Юнги этой ночью сдался своим чувствам. И это точка невозврата. — Я попросил тебя поцеловать меня, а ты ушёл. Как думаешь, что я мог подумать? Плюс сейчас ты так спокойно называешь меня своей любовью, — слова даются тяжело, истерика не даёт спокойно говорить. — Как ты можешь так меня называть? — Котёнок, я просто застилал постель, чтобы положить самое дорогое на неё, — Хосок держит лицо парня в своих руках и сам уже готов рыдать от этих слёз. — И как ещё я должен называть человека, которого люблю? — в лунном свете, освещающего комнату, Юнги кажется совсем хрупким, его белая кожа выглядит как фарфоровая, и Хосоку кажется этот парень настолько кукольным и нереальным... — Но, ведь мы так мало знакомы. Как ты можешь это говорить? Хосок, ну почему ты такой? Почему ты встретился на моём, блять, пути? Я же не планировал влюбляться, я собирался отправиться домой, но как теперь? Я же не смогу уже без тебя, чёртов ты бес! — учёный не перестаёт истерить и возмущаться. И Хосок не находит лучше варианта, как заставить его замолчать, выбирая самый приятный способ — закрыть его ротик своим. Блондин сначала ничего не понимает, тупо лежит, моргает, пока не осознаёт, что в его рту по-хозяйски орудует чужой язык. Как странно: первый поцелуй в клубе был совершенно другим. Сейчас же Юнги чувствует, как Хосок пытается передать губами, ртом, языком и руками, что блуждают по его телу, всю нежность, что собирал годами для него одного. И наконец, спустя несколько секунд, появляется желание прижать ещё ближе альфу к себе, отдаться без остатка. Раствориться в этих сильных руках, что без стеснения оглаживают его голую, горячую кожу под рубашкой. Хосок воспринимает это как зелёный свет и уже не сдерживает своих желаний, глубже и сильнее выцеловывая учёного, расстёгивая его рубашку. Юнги совсем не сопротивляется, но ему мало, хочется почувствовать парня по другому. Кожа к коже. Слишком долго он мечтал об этом моменте. От поцелуев немеют губы, но им двоим слишком хорошо. Оголодавшие, влюблённые два человека. Пусть весь мир сейчас подождёт. Они друг для друга созданы, и наконец-то соединились в одно целое. Здесь нет победивших или проигравших, как нет отдельно Чон Хосока и Мин Юнги. Есть только одна душа и сердце на двоих. Учёный потерялся во времени второй раз, парадокс, но это ощущается именно так и даже не замечает, как остаётся голым. Но и это его не волнует и даже не смущает. В голове сейчас ни одной приличной мысли, да и те размыты алкоголем и желанием. Есть только инстинкты. Он также берёт инициативу в свои руки и, не стесняясь, трясущимися руками, пытается справиться с пуговицами на рубашке альфы. Получается медленно, но это отвлекает. До того момента, пока Хо не выдерживает и сам разрывает с треском одежду, что пуговицы разлетаются в разные стороны. Омега не теряется и сам с удовольствием стягивает вещь с загорелых плеч, откидывая в темноту комнаты, попутно касаясь горячей кожи своими губами. Юнги как завороженный ведёт пальцами по рельефному прессу мужчины вверх, задевая сосок, не осознавая, как альфа сдерживает себя, чтобы не наброситься на него, любуется им, отмечая, какой же он красивый. Раньше он и мысли такой не допускал, а теперь вот сам оглаживает чужое роскошное тело и хочет почувствовать на языке его вкус. Выдержке младшего только завидовать, но он никогда себе не позволит наброситься на омегу. Он своего зверя успокаивает, просит потерпеть. Нельзя сорваться и причинить боль этому котёнку. Сейчас нужно быть очень нежным и ласковым с ним. Он же совсем невинен. Господи, Хосок чуть ли не умирает внутри от этих мыслей. Это же первая близость омеги, это их первая близость, которую они оба должны запомнить на всю жизнь и если сейчас Юнги скажет остановиться, Чон это сделает, секс не самое важное для него, главное чтобы его истинный получил удовольствие, а он его получит, Хосок уж постарается. Когда омега будет готов на большее, он сам попросит, и уж тогда-то брюнет сутками не будет выпускать его из постели. Альфа останавливает руку старшего и смотря ему в глаза подносит её к своим губам, сразу же обхватывая ими средний и указательный палец омеги. От чего тот сразу же издаёт стон, а его давно колом стоящий член всё больше выделяет смазки, Юнги хочется этого парня, но он боится попросить. Он этого никогда не делал. Поэтому кусает свои губы. — Ну нет, малыш, эти губы сегодня принадлежат только мне, — и вновь наклоняется к парню, укладываясь между разведенных ног Юнги, а у того весь дух вышибает от такого тесного контакта. Такого сейчас нужного, господи, боже мой. Хосок отпускает его руку и присасывается к нижней губе учёного, легонько покусывая, и пока тот отвлечен на поцелуй, бизнесмен опускает ладонь на его член, проводя вверх и вниз по твёрдому стволу, что так обильно истекает по ребристой поверхности и чувствует, как парнишка ластится к нему навстречу сильнее. Мин не сдерживается и стонет в голос в губы альфе, зарываясь пальцами в его смоляные волосы, и целует уже сам, сталкиваясь языками и зубами в сумасшедшем ритме. Хосок же снова проводит рукой по члену, получая ласкающий уши стон. Голову дурманит, от такого открытого омеги, который только для него и только его. Их запахи смешались, превращаясь в ароматный мохито, такой взрывной лимонный коктейль со сладкой мятой. Это всё слишком. Они ещё толком любовью не занялись, а альфа уже получает колоссальное удовольствие от этого нереального парня. Вообще не заботит свой стояк, хочется лишь дарить удовольствие ему и любоваться им, как извивается в его руках. — Я хочу тебя, — хрипло выдыхает Юнги, — но я не знаю как, — на секунду замолкает. — У меня в этом плане никого не было до тебя и мне сейчас трудно пойти до конца, понимаешь? — шепчет блондин и снова краснеет, опуская глаза. А у Хосока в душе фейерверки взрываются, а сердце пляшет брейк, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди от слов его мальчика. Он сейчас такой милый до жути, что съесть хочется, но не стоит пугать этого нежного омежку. Это так важно знать, что ты будешь первым у своего истинного. Не то, чтобы альфе было бы противно, если Юнги не был бы девственником, в конце концов, на дворе двадцать первый век. Бывает такое, что истинные и не встречают друг друга всю жизнь и что же, им быть одним до старости? Это бред. Но душу греет, что всё подтвердилось и его омега целиком и полностью лишь его одного. — Я всё понимаю, котёнок, — снова целует его Хоби. — позволишь мне сделать тебе приятно без проникновения в тебя? На первый раз будет достаточно. — Мин смотрит, не мигая на брюнета и молча кивает, позволяя сделать это ему, полностью доверяясь в Чоновы руки. Этот мужчина никогда его не обманывал, Юнги в очередной раз ему верит. Хосок не теряя ни секунды, спускается поцелуями-бабочками по шее старшего, правой рукой снова беря член, а левой, перебирая рёбра омеги, тянется к бусинке соска. Найдя его пальцами, играет и в награду снова получает тихий стон. Но этого мало, ведь Юнги умеет громче, Хосок уже знает. Тогда брюнет с шеи переходит на грудь, нежно засасывая губами коричневую бусинку, от чего старший чуть ли не выворачивается на постели и стонет, не сдерживая себя. Альфа прекрасно видит, что омега на пределе, тогда-то он решает действовать быстрее. Воспользовавшись дезориентацией учёного, младший быстро сползает с постели вниз, встаёт на колени и хватает за бледные бедра Мина, на которых явно останутся утром синяки и подтягивает к краю кровати, вновь разводя стройные ноги омеги. Чон смотрит на это прекрасное тело, на котором так правильно сейчас смотрятся его руки и делает то, о чём грезил не одну ночь, а именно, закидывает их себе на плечи. И да, в своих фантазиях он представлял, как идеально они будут смотреться на его плечах. Немного, конечно, прогадал, потому что в реальности это выглядит просто крышесносно. Юнги не поспевает за действиями бизнесмена и сейчас приподнимается на локтях, испуганно смотря на Хосока, и этот бес, не отводя в сторону своего взгляда, не стесняясь, просто берет и заглатывает его член, причмокивая и посасывая головку, от чего учёный просто не выдерживает и падает обратно на постель, выкрикивая имя альфы. Ей-богу, завтра голоса не будет. Но как-то похуй на это. Извините, когда твой член в горячем рту человека, от которого у тебя башню сносит, вообще ни о чём не думается кроме... Члена во рту этого горячего парня. Блять, как же хорошо! Хосок останавливаться не собирается и продолжает эту сладкую пытку. Проскальзывая ладошками под парня, он хватает того за упругие половинки, на чуть-чуть выпустив член изо рта. Мужчина собирает языком обильно вытекающую из девственной попы омеги смазку, и делая вид, что не специально, кончиком языка касается напряжённого колечка мышц, а старший впивается пальцами в простыни. И буквально кричит: — Хосок... Мать твою, я сейчас... Чон улыбается, его истинный остёр на язычок, о да, и эти новые непонятные его выражения сейчас так нихуево заводят с новой силой, и он снова заглатывает член старшего в рот, но не успевает даже толком провести языком по уретре, как чувствует во рту растекающуюся теплую сперму омеги. На вкус она ничуть не хуже самого запаха парня, не такая концентрированная конечно, что секрет из очаровательной попы, но Чону нравится. А когда видит, как Юнги выворачивается весь и повторяет как молитву его имя, кончает сам, не прикасаясь к себе ни разу. Что же творит с ним этот неземной парень. Спустить только от одного вида кончающего его малыша — это верх наслаждения. У Чон Хосока были разные партнёры, опыт в сексе немалый. Но никогда ещё в жизни он не получал такого удовольствия от того, что просто дарит его другому человеку. Вот что значит настоящая любовь. А ещё Юнги не нужно знать, что альфа никому никогда не делал минет. Блондин тяжело дышит и не может двигаться, расстекаясь от приятной неги по поверхности кровати. Он даже почти не чувствует, как его аккуратно укладывают и накрывают тонким одеялом. Дальше только слышит шаги и шум воды в своей туманной голове, потому что веки нещадно смыкаются и сознание начинает уплывать в забытье сна. Последнее что чувствует Юнги, это как его обнимают такие родные руки и прижимают к горячему телу, укладывая практически на него сверху, и омега засыпает на его плече. А Хосок надеется, что проснутся они вместе. Он больше не позволит старшему сбежать.🙃🙃🙃
Чонгук медленно раскрывает глаза и сразу же щурится от ослепляющих солнечных лучей, которые активно просачиваются сквозь не зашторенные окна. Вот об этом он вчера ночью-то и не подумал. Какое там солнце и окна, когда рядом с тобой течный омега. На минуточку, самый желанный — твой истинный омега. Который как нежный тигрёнок, убрав, наконец-то, коготки, так ластился к нему и без смущения предлагал своё тело на растерзание. И вам, возможно, не понять, что чувствовал альфа в тот момент, когда отказывал не только Тэхёну, но и самому себе. Ведь его внутренний зверь, там, в груди, рвался к своему и скулил, прося Гука взять уже своё. Взять и не отпускать. Но Чон себя бы не простил, если бы воспользовался состоянием парня. Он должен напротив, успокоить его и защитить. А когда Тэ придёт в себя и своё обычное состояние, тогда уже по честному будет любить его на всех горизонтальных и не только плоскостях. Тэхён всё ещё спит, лёжа на животе. Его волосы настолько отросли, что спадают волнистыми кофейными прядями на умиротворённое лицо парня, скрывая закрытые глаза с трепещущими во сне ресницами. Чонгуку очень хочется их убрать, а ещё больше — хочется просто прикоснуться к омеге; снова ощутить гладкость бархатной кожи и поцеловать такие сладкие губы. Чонгук сжимает неосознанно руки в кулаки, как бы пряча их от греха подальше и сдерживает себя, потому что просто смотря на Кима, беззвучно воет. Но Гуку это необходимо. Вкусив один раз запретный плод, хочется ещё и ещё. Главное не разбудить спящего принца. Потому что сейчас сложно говорить, будет ли Тэ вести себя адекватно, или же снова станет умолять воспользоваться его телом. Отказать своим желаниям сложно, тем более отказать себе коснуться Тэхёна — невозможно. И Чон тихонько, чтобы не потревожить старшего, поворачивается на бок, облокачиваясь на левую руку головой, чтобы было удобнее, а правой тянется к непослушной кудряшке, которая настырно прячет под собой закрытые веки, обрамлённые полумесяцем пушистых, длинных любимых ресниц. Убрав мешающую чёлку с глаз старшего, Чон тянется ладошкой к его щеке, но замирает. Впервые с ним происходит такое, когда ты просто боишься прикоснуться к человеку, лишь потому, что у тебя сносит крышу от одного только его присутствия. И дело тут далеко не в истинности, просто Чонгук ещё в жизни своей никогда не влюблялся. Слишком чуждо для него это чувство. Но такое приятное. Гук всё-таки аккуратно прикасается тыльной стороной ладони к нежной смуглой коже учёного, от чего тот улыбается во сне, немного сморщив носик, как маленький ребёнок и альфа чувствует, как гормон счастья заполняет всё его нутро, передавая внутренней сущности это трепещущее тепло, вследствие чего та урчит довольно и готова убить любого, кто посягнёт на это очарование. Он невероятный... Чон готов отдать все деньги и богатства, которые у него есть, лишь бы вот так вот просыпаться каждое утро. Видеть такого чудесного спящего Тэхёна и знать, что у них есть завтра. Тэ продолжает спать, даже когда альфа опускается к розовым пухлым губам, Гук, конечно же, не позволяет себе лишнего, лишь большим пальцем руки немного оттягивает нижнюю губу брюнета, облизывая свои собственные пересохшие. Так много хочется, а именно всего и полностью Ким Тэхёна. Планы просто Наполеоновские: взять измором неприступную крепость и назвать своим именем, а дальше сесть там королём и воздвигнуть алтарь своему божеству. Больше ничего не надо, такая мелочь, Чон Чонгук. И успех зависит лишь от этого парнишки, что лежит рядом. С ним жизнь заиграет новыми красками. С ним не страшно. Без него уже невозможно. Да только весь прекрасный момент прерывает встрепенувшийся зверь альфы, что почуял чужой запах, так настойчиво сочившийся из-за двери в спальню. Да всё бы ничего, но принадлежит он альфе, в этом Гук никогда не сможет ошибиться. Чон вспоминает, что вчера, придя домой к Паку, он заметил, что парнишка был не один, конечно, всё так и было, но Чонгука настораживает совсем не это. Зверь внутри щетинится и скалит зубы, на что брюнет шикает и вновь окидывает взглядом своего истинного. Боксёр аккуратно убирает голую ногу Тэхёна, которая торчит из под одеяла, да всё бы ничего, только вот омега как коала, зажал своей стройной конечностью Чона, который почуяв опасность за дверью как настоящий рыцарь, спешит спасти свою принцессу. Ким от того, что его насильно оторвали от любимой позы во сне, потому что нравится ему что-нибудь, или кого-нибудь обнимать не только руками, но и ногами, а тут тёплый человек с любимым запахом, недовольно морщит нос, но не просыпается. Надувая губы, гамма поворачивается спиной к младшему и продолжает сопеть дальше. Кто бы знал, как Гуку хочется остаться рядом с этой прелестью, но всё-таки сущность там под рёбрами кричит «ОПАСНОСТЬ» и боксёр, тихонько встав с постели, двигается на выход. Альфа аккуратно берётся за ручку и в долю секунды дёргает на себя дверь, вылетая как шальной ветер в маленький коридор, ведущий в гостиную квартиры, закрывая за собой, чтобы, не дай бог, не разбудить его истинного. Боксёр оглядывается по сторонам, но никого не замечает, понятное дело, этот альфий вредитель сбежал, почуяв его агрессию. Но Чонгук-то понимает, что далеко ему не уйти. В жилище Пака раньше бывать не приходилось, поэтому парню придётся искать нарушителя спокойствия наугад. Благо он наследил шлейфом своего запаха, напоминающего ягодное вино, до боли знакомое вино. И Гук знает, кому он принадлежит, ноооо... Альфа, окинув взглядом гостиную, и поняв, что там никого нет и спрятаться особо-то и негде, крадётся на кухню, ей-богу, как в фильмах о спец агентах, прижав двумя руками к себе оружие, и готовый в любой момент долбануть им обидчика, который прервал их с Тэ утреннюю идиллию, только вот орудием служит не пистолет, как в крутых фильмах, и даже не какая-нибудь там мощная бита, как у известного омеги Харли Квин из вселенной известного «DC», оружием Чонгука служит простая такая, красного цвета расческа, которую парень успел схватить с прикроватной тумбочки на выходе из спальни. Ну а что, на войне все средства хороши. Вообще, Гук не знает нахера её взял, ведь он боец и вся сила его в кулаках, но с расческой как-то спокойнее. Командный дух, знаете ли. В комнате кажется пусто и никого нет. Можно сказать тишина, лишь холодильник совсем тихонечко жужжит у дальней стены, но Гук то не дурак, прекрасно чувствует чужой запах, который фонит так, что кажется кто-то, блядь, разлил ведро вина здесь. Чон двигается к дальней комнате Чимина, куда вчера ринулся за Тэхёном и останавливается возле двери. Альфа делает вид, что ничего и никого не замечает, наигранно шепчет «никого» и просто разворачивается, чтобы покинуть место и вернуться к Тэхёну, но резко останавливается, оборачивается и тянет на себя приоткрытую дверь. А вот за ней его ждёт сюрприз и да, он не ошибся в том, кому принадлежит запах винишка, потому что перед ним собственной персоной в одних труселях, стоит Ким Намджун. Между прочим, один из его лучших друзей, супруг Сокджин-хёна, и вроде бы это не странно, что Джун здесь в этой квартире, которая принадлежит его младшему брату. Но странно совсем другое: от него разит не просто своим собственным запахом, а смесью ягодного вина с клубникой. Да так, как будто клубнику помакали в винище, или же быть точнее, винище в клубнику всю ночь втирали. Интересно, что и супруг ведь хёна пахнет клубникой, но не со сливками. Как много вопросов, но так мало ответов. — Доброе утро, Гук-а, — как ни в чём не бывало, выдаёт Ким, растягивая свои губы в улыбке. — Ты меня искал? — указывая на красный предмет, прижатый к груди младшего, — хочешь причесать? Польщён, сам Чон Чонгук у меня в стилистах. — хихикает старший альфа. — Обойдешься, — хмыкает боксёр, прищуриваясь недобро, глядя на парня в трусах. Вроде опасности нет, но хён альфа, а у него его омега течная за стенкой, и это сейчас напрягает. Инстинкты никто не отменял. — Эй, ты чего себе позволяешь, совсем уже совесть потерял, мелкий? — Намджун отодвигает рукой младшего, чтобы пройти в гостиную. — А ты шутник, хён, — буркает Чон, начиная, и правда, расчесывать свои тёмные, спутанные после сна, волосы. Чонгук отходит в сторону, пропуская Кима и немного расслабляется, идя на кухню, глазами ища чайник. Кофе сейчас то, что очень ему нужно. Не забывая, конечно же, делать вид, что приводит себя в порядок, пробегаясь острыми зубчиками расчёски по своей макушке. — Я не буду спрашивать, что ты делаешь ранним утром у своего сводного брата, да притом в одних трусах, — ухмыляется этот засранец. Чувства такта ему при рождении не досталось. Намджун в этот момент опускает свои глаза на названный предмет одежды, что как бы да, он почти что голый, охает, подбегая к дивану, и хватает с него плед, чтобы прикрыть все свои достоинства. Краснея, Ким подходит к другу, присаживаясь за стол. — Извини, — искренне смущается альфа. — Ой, да ладно, я то чего там не видел, сколько раз в сауне зависали, — продолжает Гук, насыпая себе в кружку две ложки растворимого кофе, которое он, кстати, терпеть не может, но не будить же Чимина, чтобы он сказал, где лежит зерновой. — Только вот здесь, в этой квартире, находится ещё и мой омега, у которого, как ты уже понял, началась течка. Кофе будешь, хён? — как бы между делом предупреждает парень. — Да, буду, спасибо, — кивает головой Нам. — Чонгук, ты прости меня. Я, короче, вчера перебрал и вот остался спать у брата, — правдоподобнее пытается врать Ким. — Но сегодня бес попутал, проснулся и учуял приторный запах банана с молоком. И признаюсь, на секунду повело. Прости... — Бананового молочка, — поправляет старшего Гук, ставя перед ним кружку с горячим кофе. — Да, его самого. Точно же, твоего любимого бананового молока, — смеётся Джун. — Просто сквозь сон я действовал, ведомый своими инстинктами, так и оказался около двери твоего омеги. Ты ничего не подумай, я даже с ним ещё и не познакомился. — А зачем сбежал, когда я вышел? — смотрит ему в глаза Чонгук. — Эм, просто пришёл в себя и сообразил, что там ты, плюс, что омега за дверью течный и нужно бежать, желательно вообще отсюда домой, — как перед казнью оправдывается старший. — Ладно, Намджун-хён, я понял тебя, — улыбается Гук. — Но для моего спокойствия тебе нужно будет поехать домой к супругу. — Джун не успевает ничего ответить, как из соседней комнаты слышит до боли знакомый голос: — Дорогой, ты уже проснулся? Я тоже буду... — в проёме между комнатами появляется Сокджин-хён и замирает, увидев своего любимого сонбэ, — кофе. Вот так сюрприз... — Доброе утро, хён! — улыбается Чонгук, но Ким старший успевает лишь открыть рот, потому что из комнаты кричит Чимин, ей-богу, как в какой-то комедии: — Джинни, я иду в душ, и возможно, ты бы хотел принять его со мной, — Чонгук не выдерживает и давится кофе. Как бы он никогда не считал себя святым, но блядь? В смысле? То есть, вы хотите сказать, что его хёны, женатая пара, провели ночку втроём с Чимином? То есть с Минни, который, как бы, брат Намджуна и малыш Сокджина, с которого он сдувает пылинки? Чимин — тот самый омега, которого сложно покорить и тем более уложить в постель. Нет, Гук и не пытался, они ведь друзья, но наслышан от знакомых альф, которые жаловались на неуступчивого парня. Просто, блять, ебануться! — Доброе тебе утро, Чимин-хён! — выкрикивает младший, мысленно мечтая увидеть лицо Пака, который никак уж, точно, не ожидал его в своей квартире. Намджун в этот момент просто закрывает ладонями лицо, а Сокджин вообще забывает, как дышать и говорить. Он виновато смотрит на Чимина, который подходит к нему и заглядывает на кухню. — Привет, Чонгук-и, а ты как это у меня в гостях оказался? — Да так, мимо проходил, — не выдерживает Чонгук и гаденько так улыбается. — У Тэ вчера началась резко течка в клубе, и он не отпустил меня, когда я привёз его сюда к вам, — хотелось добавить — в гнездо разврата, но не стал, хёны все-таки любимые. И не посмотрят, что столько лет знакомы, наваляют по шее — папа не горюй. — Кстати, хён, а можно, я в холодильнике поковыряюсь, кушать захотелось. — Да, конечно, — немного заторможенно отвечает младший омега и пытается не смотреть на сидящего напротив него за столом Намджуна, потому что, вероятнее всего покраснеет, вспоминая ночь. — Бери всё, что захочешь, кушай. А Тэ? — Да, как Тэхён? Он ещё спит? — моментально включает своего внутреннего доктора Джин, а заодно отличный повод сменить тему и развеять эту неловкость между ними. — Спал вроде, если крики не услышал, — спокойно отвечает Гук, набирая в руки колбасу, овощи, майонез и банку с кимчи. — Как он себя чувствует? Прости за вопрос, но у вас что-нибудь было? — Сокджин заебался стоять в проходе и идёт на кухню, присаживаясь рядом с супругом, только Чимин не спешит присоединяться к ним, ибо всё ещё стыдно перед Гуком. — Нет, мы не такие везучие, как... — альфа вовремя понимает, что нужно замолчать. — Я не какой-то урод, чтобы воспользоваться омегой в таком состоянии, тем более моим истинным, как бы я не верил в судьбу, но Тэхёна я бы никогда не тронул во время совместной первой течки, как бы он не просил. Мы знаем друг друга-то пару недель. — Он просил? — Джин и вся его семейка просто в ахуе открывают рот от слов младшего альфы. Они точно не ослышались? Это, вообще, Чонгук сейчас перед ними? — Так я и думал, — всё же берет себя в руки Ким старший, немного кхыкая, прочищая горло, — что он готов будет себя отдать в первую течку. Гамме сложнее в этом случае, чем омеге. Они же окончательно принимают одну из своих сущностей перед истинным и на всю жизнь. Мне нужно будет за ним понаблюдать, — чеканит уже доктор, потому что Джин сейчас беспокоится за состояние течной омеги. — А тебя поздравляю, конечно, с тем, что ты встретил, наконец, своего истинного, но мне нужно будет его осмотреть и альф в квартире быть не должно. Так что вы, мальчики, — обращается он к двум альфам, которые уже поедают кимчи прямо из баночки, — кушаем и сваливаем. — В смысле в первую? — давится бутербродом Гук. — Ты ничего не знаешь, ребёнок? — усмехается Сокджин. — Я, конечно рад, что ты так переживаешь за него, честно говоря, я уже думал, что встретив свою пару, ты его просто трахнешь и уйдёшь, но на деле всё оказалось по-другому, я горжусь тобой, Гука. — Хён, не переводи тему... — настаивает Чонгук. — Он ведь гамма, Гуки, и как я понял, у него только гон был по жизни. Парень всегда был в сущности альфы, и только встретив тебя, своего истинного, он принял омежью сущность, хотя и не любит это. Так что да, в его жизни – это первая течка, — смотрит в глаза младшего Джин. — Не хочешь чтобы он обижался: пойди, поцелуй, обними и уходи по-хорошему.🙃🙃🙃
Тэхёну снится, что его легонько целует в губы Чонгук и нежно проводит кончиком носа по щеке, что-то тихо шепча.Тэхёну очень нравится такой сон, даже просыпаться не хочется. Только этот альфа всё портит, говорит, что уходит, но скоро вернётся. А учёного это бесит, потому что, какого чёрта? Ведь это же его сон и только он может решать, кто уходит в нём, а кто остаётся. Парень неосознанно тянется рукой к уходящему и успевает его схватить за манжет рубашки. — Куда ты уходишь, это ведь мой сон и я тебя не отпускаю, — мычит Ким, а Чонгук непроизвольно улыбается, смотря на такого мягкого сонного омегу, его отросшие кудри разбросаны по подушке, а надутые губы так и манят. — Тэ, это не сон. Мне нужно на тренировку, а тебе спокойно провести течку без меня от греха подальше. Ты же понимаешь, как мне сложно себя контролировать рядом с тобой. Я же сейчас задохнусь от твоего запаха. — Боксёр подносит ладошку старшего к своим губам и целует по очереди каждый палец. Вот он его фетиш. Эти невероятные длинные пальцы. У них это, судя по всему, семейное. Тэхён открывает глаза и сквозь пелену желания смотрит на альфу. Чонгуку кажется, что радужки омеги даже изменили цвет, поменяв с янтарного на драгоценный золотой. Очень сильно уж манит и завораживает. Уходить уже не хочется. Чон тянет за руку к себе омегу, а тот не теряется и резко запрыгивает на младшего, окольцовывая ногами его торс. В голове Тэхёна происходит полный пиздец. Разум кричит, что так нельзя, это не правильно, они мужчины. Неприемлемо! Но тело никак не собирается слушаться, шлёт нахуй этот самый разум. Ким смотрит в глаза Гука и ему кажется, что он видит в них вселенную и самые красивые галактики, так не было ни с кем и никогда, губы учёного накрывают чужие, даже не дав альфе опомниться, ставшие за столь короткое время такими родными и самыми желанными, и сразу пропихивает свой язык между губами Чонгука. Боксер рефлекторно сжимает ладонями упругие половинки, на что старший только мычит в поцелуй от удовольствия. Почему-то в данный момент ему кажется, что ладони альфы на правильном месте. Что даже его собственная задница рождена именно для них. Сумасшествие, не иначе. — Если мы продолжим, я не смогу уйти, — хриплым голосом шепчет альфа, кусая Тэ за подбородок, продолжая лёгкими касаниями губ дарить всю свою нежность этому парню. — Так не уходи, я ведь весь отдался в твои руки. Больше не сопротивляюсь. Я так хочу тебя, Гуки, — томно шепчет Тэхён в ухо младшего, хватая мочку губами. — У тебя были когда-нибудь альфы? — зарываясь носом в точёную ключицу омеги, боксёр вдыхает любимый аромат. Чонгук сам уже с ума сходит. Его омега, возможно, девственнен, просто охереть. Вот так поворот. — Нет, обычно я был всегда альфой,— и ведь говорит правду. Чонгуку, конечно, знать не обязательно, какие там в его жизни были омеги, называемые девушками. — Помоги мне, Гуки, — буквально молит младшего. — Очень там болит и зудит. Как глисты в заднице завелись, ощущения, так себе, знаешь. — Хён, ты сейчас не очень милый, знаешь? — Чонгук не сдерживается и начинает ржать. Да, омега достался ему ещё тот. И он соврёт, если скажет, что ему это не нравится до усрачки. — Это, блять, моя первая течка, чего ты ржёшь, козлина, их у меня никогда не было. — Тэхён уже чуть ли не плачет и хорошо, что он не видит, как у парня округляются глаза от такого откровения. Но смешки ещё младший издает. — Я помогу, но не так как ты думаешь. Просто не смогу воспользоваться тобой в этом состоянии. Когда ты придёшь в себя, я клянусь тебе, неделю из постели не вылезешь. — Альфа не успевает договорить, потому что Киму сейчас нахер не нужны эти все слова, он снова впивается в губы напротив, как остервенелый, дайте ему действий. Чонгук просовывает руку под ту самую красивую блузку в которой спал старший, ведя пальцами вниз по стройным бедрам и вверх к ягодицам Тэхёна, оттягивая намокшие насквозь боксёры, а когда касается сфинктера, чувствует, как омега в его руках вздрагивает. Гук довольно улыбается в поцелуй и продолжает аккуратно массировать сжавшееся колечко мышц. А Тэхён теряется и теряет в нём себя всего, тяжело задышав, и сам выгибается навстречу рукам младшего, тихо выстанывая чужое имя. Почему блять это так приятно? Хочется ещё и больше, и желательно — толще. Чон прижимает к стенке парня и выцеловывает его шею, оставляя на ней расцветающие засосы; кусает ключицу, а старший впивается короткими коготками в его плечи и стонет так громко, что, вероятнее всего, все там за дверью слышат его басовитый бархатный голос. Ему не стыдно, ему хорошо, блять! Так как не было никогда. Хотя секса-то как такового даже нет, лишь горячие поцелуи его альфы. А Чонгук пытается держать себя в руках, потому что этот парень невероятный, потому что он, возможно, больше не сможет слушать никакую музыку, так как лучше и красивее, чем стоны старшего, он в своей жизни не слышал ничего. — Пожалуйста... — снова молит Ким. А после снова вздрагивает, потому что альфа свободной рукой протискивается между их телами под мешающую ткань, прижимая омегу бедром и сразу начиная размашисто надрачивать его истекающий смазкой член, и пока старший отвлечен на это действо, Гук собирает всю обильно выделившуюся смазку, и боясь навредить, аккуратно проталкивает лишь фалангу пальца в горячее нутро омеги. Тэхён, испугавшись, распахивает глаза, которые он прикрывал от удовольствия, и пытается соскочить с пальца альфы. В его глазах играют страсть и страх вместе сразу и не понять, чего же там больше. Но Гук не даёт этому страху победить, наклоняется и стаскивает зубами полурасстёгнутую рубашку с плеча хёна, которую Тэхён пытался ещё вчера стянуть с себя сам, и дает себе открытый доступ к груди омеги, присасываясь к манящему соску, не теряя такт, продолжая надрачивать рукой твёрдую плоть, а пальцем другой руки совсем легонечко, двигать внутри горячих мышц, что так хорошо его принимают. Ким снова стонет громко, впиваясь ногтями в спину боксеру и откидывает голову, не рассчитав, больно ударяясь о стену. На секунду даже Чон чуть не сорвался, чтобы бросить всё к херам и заменить свой палец на член, ибо рык, который утробно раздаётся, сводит разум с ума, заставляя не заниматься тут всякой благотворительностью, а поставить в колено-локтевую и задать жёсткий темп, как Чонгук всегда любит, но опять крепко натягивает поводья своего зверя, готового вырваться наружу. Продолжает самого уже насаживающегося Кима, нежно ласкать и заботиться о его удовольствии и благополучии. Тэ долго такой сладкой пытки выдержать не может и обильно кончает Чону в руку, когда палец чётко попадает по простате, упав обессиленно головой ему на плечо и крича его имя. Гук даже на какой-то момент глохнет на эту сторону от такого звона в ухе. Он держит крепко свою драгоценную ношу и оставляет ленивые поцелуи на скуле омеги. Думает о том, что ещё ни с кем в жизни не был так нежен, никого в своей жизни он ещё не любил. Когда альфа понимает, что учёный снова уснул, вот так вот окольцевав его торс после бурного оргазма, он подхватывает его под ягодицы крепче и несёт в душ, чтобы хотя бы обтереть. И похер, что за ними наблюдают три пары глаз, пускай завидуют молча, так-то. Когда Ким проснётся его альфы уже не будет рядом, возможно, это всего лишь сон, только багровые следы на шее и ключицах напомнят о нём и о том, что все было правдой. Пришедший в себя Тэхён улыбается, потому что Чонгук уже много раз мог сделать с ним всё то, что захотел бы в таком состоянии, но не сделал, он ведь был с ним самым нежным, не заботясь даже о себе и своём удовольствии. Это греет душу известного физика Кореи — Ким Тэхёна. И прошлое почему-то уже не кажется таким прекрасным, хочется быть здесь – в этом настоящем. Только Тэхён опять всё сбрасывает на сущность омежью, считает, что именно из-за этого ему с мужиком хорошо. Вернётся в свой мир и исцелится. Хорошо себе врёт...🙃🙃🙃
Мало на свете людей, которые просыпаются с лучами солнца, пением птиц и рады этому до усрачки. И даже не помогает то, что ты, вроде должен радоваться, что проснулся вообще, потому что по состоянию, что ощущает Юнги, он должен был сдохнуть ещё вчера — голова гудела нещадно, а тело как будто совсем отсутствовало. Парень постепенно выплывает из дрёмы, хмурясь от назойливых солнечных лучей, ползущих по своему лицу, пытается собрать свой ещё полупьяный мозг в кучу, но пёстрые картинки так и скачут перед глазами, добавляя раздражения и так больной головушке: вот он с друзьями в многострадальном торговом центре, где Тэхен пытается натянуть на него кожаные узкие штаны, потому что «задница в них, хён, просто улёт»; вот улыбающийся Чимин разукрашивает ему лицо всякими бабскими штучками; яркие огни ночного клуба и Хосок, который мило улыбается, протягивая ему коктейль; жгучие тёмные глаза, что в душу заглядывают; крепкие бедра, на которые Мин сам заползает; сильные руки, что сжимают и притягивают ближе; жаркие губы, ласкающие его собственные и язык, мать его, который так вылизывает рот, что кончить можно. А потом салон машины, дом, дверь, комната, постель, губы повсюду, руки на члене... Блять... Омега тут же распахивает глаза и как ему кажется, с воплем: «да ну нах!», на деле же еле выстанывает скрипучим голосом, потому что связки пересохли и как будто прилипли к горлу, требуя хоть какой-то влаги. Таких снов блондин отродясь не видывал, это надо же было так налакаться. Мин видит перед собой комнату, которая так напоминает его собственную и что-то нехорошее и тревожное начинает шипящей гадюкой заползать в его нутро, чтоб свить себе там огромное гнездо и поселиться. Парень пытается пошевелиться, но все тело затекло от лежания в одной позе и не чувствовалось от слова совсем. Но не это оказалось главным. Как только кровоток хлынул по одеревенелым конечностям, вернулась и вся чувствительность разом: навалилась, сцепила и крепко держала, чтоб не убежал? Мозг постепенно включается в погоню за всеми ощущениями и начинает выдавать не совсем добрую информацию, от которой лежащий парень, кажется, ещё больше впадает в обездвиживание, потому что: «блять, какого, собственно, хуя, он чувствует чьи-то руки на своей коже и почему его спина прижимается к чьей-то груди?» Юнги сейчас ничего не понимает. Он и не хочет понимать. Он хочет сейчас закрыть глаза и когда вновь их откроет, то оказаться у Пака дома и даже не против, если его друг-дурень будет прижиматься к нему вот так, потому что это ровным счётом ничего не значит. Да вот беда, открыв по новой глаза, Мин все так же лежит в почти родных стенах и это совсем не радует. Запах какого-то мохито в комнате так ярко бьёт в нос, что и не надо долго думать, чьи руки его обнимают, и к чьему телу он так крепко прижат... голый... Он, бляхоньки, голый!.. Совсем!.. И по ощущениям, не он один. Твою мать, Мин Юнги, как так-то?! Учёный чувствует, что его кидает в жар и дыхание спирает так, что тошнота подступает к горлу. Он боиться пошевелиться и обернуться, чтоб не разбудить альфу, хочет отчаянно выползти из этих крепких объятий, а желательно просто сейчас исчезнуть. Такого не могло с ним случиться, только не добровольно. Он не хотел! Не хотел же? Позади чувствуется движение и чужие руки, окольцовывающие парня, сжимаются ещё крепче, припечатывая намертво омегу к чужой оголённой груди, лишая возможности сбежать незамеченным. Дыхание опаляет в районе затылка и, блять, губы альфы прижимаются к коже Юнги, нежно целуя шею, перемещаясь на плечо парня, издавая мычаще-урчащие звуки. Мин замирает и не шевелится, он зажмуривается и решает притвориться спящим, а лучше мёртвым, потому что он не далёк от этого. Его сердце так пускается в галоп, что готово сорваться и ускакать в ебеня и в этом виноват вот этот мужчина, который уже начинает оглаживать своими широкими ладонями тело омеги. Ну это уже слишком! — Может ты перестанешь меня, как бы лапать? — скорее пропищал, чем сказал Юнги, но повернуться не осмеливается, страшно. Вчерашний вечерок, судя по всему, удался и ошалелый мозг учёного начинает активно транслировать кино восемнадцать плюс в одной блондинистой головушке, от которого хочется взвыть и пиздануть чем-нибудь себе по голове.🙃🙃🙃
— Господибожемой за что мне такие муки? В чём я виновен перед тобой? За что такие наказания? Я, возможно, грешен, но я исправлюсь. Правда... — причитает Тэхён, сидя в гостиной Пака на диване, укутавшись в тёплый плед, и поедая третью банку мороженого. — Он когда-нибудь замолкает? — тихонько спрашивает у Чимина Юнги, который только недавно приехал домой к друзьям и стоит рядом с ним, наблюдая за любимым мелким. — Нууу, уже сутки так вот. Замолкает когда ест, — хмыкает рыжий. — А ест он очень много. Но Сокджин-хён сказал, что это нормально, для его организма это большой стресс. Ведь быть по жизни альфой, а потом резко стать омегой, притом навсегда — это не просто. — Да, мне кажется, моя течка прошла легче, я хотя бы не жрал всё подряд. Как можно бургер заедать мороженым? — удивляется старший. — Ну при течке всегда чувствуешь огромный голод, я после них потом неделю ещё сижу на диете. Кстати, хён, ты же был с Хосоком целые сутки? У вас что-то было? — гаденько ухмыляется Чимин, а Юнги легонечко бьёт его локтём. — Ну, правда же, хён, от тебя мятой разит за километр, вкусным коктейлем «Мохито», — и вдовесок, Пак втягивает с шумом воздух и с протяжным «ааааа», выдыхает. Вот засранец мелкий. — Ты по-моему говорил, что тебе нужно на работу? — переводит тему блондин, отворачиваясь от бармена, потому что, блять, чувствует, как его щёки покраснели. — Да, точно, нужно выдвигаться, — вспоминает Пак, что опаздывает. — Юнги-хён, смотри, там на тумбочке в вашей с Тэ комнате, лежат таблетки и бумажка, расписанная Сокджином, как правильно их принимать, они снижают боль и желание омеги. На Тэхёна они действуют не так сильно в первую течку, но всё же немного помогают. Ты проследи за ним, чтобы он их пил, ок? — заботливо просит Чимин, на ходу надевая кеды, и напоследок смотрится в зеркало, довольно улыбаясь своему отражению. После кричит Киму, что любит его и посылает воздушный поцелуй Юнги, который идёт за ним, чтобы закрыть изнутри входную дверь. Старший даже разозлиться на него не в силах, за столь короткое время прикипел к этому ребёнку, вот бы забрать его с собой в их мир, в который, кстати, уже нет большого желания возвращаться. Он, конечно, пытался наехать на Хосока утром, но передумал, потому что сам ведь хотел того, что было ночью, притом альфа послушал его, не сделав ничего против его воли. Его альфа принёс вкусный завтрак в постель и весь день они провели там же, даря друг другу ленивые поцелуи. Юнги уже почти что не стеснялся Хосока, а так же себя и своих желаний. Ещё никогда за свою жизнь он не чувствовал такого. Не влюблялся. Сейчас, вспоминая то, что было до, кажется, что он тратил свои прекрасные годы впустую. Эта влюблённость затмевает все его идиотские похождения на одну ночь, даже любимую работу, в которую он мог погрузиться с головой. Те самые бабочки сейчас порхают в животе, а тело чувствует нереальную лёгкость. Ведь можно попытаться найти их «детку» и прославиться и в этом мире, занимаясь любимым делом, и находясь рядом с не менее любимым человеком. Об этом очень нужно поговорить с Тэхёном, иначе просто эмоции разорвут бедного парня на части. Мин тихонько проходит в гостиную комнату присаживаясь рядом с другом. Тот смотрит какую-то дораму и продолжает большой ложкой поедать сливочное мороженое с прослойками каких-то ягод. — Ты не будешь со мной разговаривать? — решается заговорить Юнги. — В чём я виноват перед тобой, Тэ? — Ты меня бросил... — надул губы брюнет, не смотря на друга. — Когда это я тебя бросил, мелкий? Мы пришли в клуб, ты пошёл с Минни отжигать, разве нет? Я остался один пока не встретил Чон Хосока. — возмущается старший. — Вообще-то, это он тебя утащил, а мы с Чимином остались как два дебила одни, и раз не бросал, то именно поэтому ты только максимум час назад вернулся домой, Мин Юнги? А ещё от тебя разит «Мохито», то есть смесью запахов твоего и этого альфы! — не выдерживает Ким, поворачивая голову в сторону хёна. — Ты, блять, насквозь им пропитан, я сейчас все ароматы слишком сильно слышу. Вы с ним спали? Тебе понравилось? Как оно, хён? С мужиком-то? Один раз не пидорас? — Тэхён, не разговаривай так со мной! Я взрослый мужчина и сам знаю, что мне делать. Даже если я и спал с ним, это только моё личное дело. Я никогда не лез в твою постель, и тебя прошу, сделать то же самое! — Мин поднимается со своего места, прожигая взглядом младшего. — Вот именно, что ты, видимо, забыл. Ты, Мин Юнги, мужчина из другой вселенной, в которой ты любишь миленьких грудастых девушек. А эта чёртова вселенная, заставляет нас подставлять свой зад мужикам, таким же как и мы, и мало того — плодить им детей. И если тебя это устраивает, то меня нет! Я найду детку и вернусь домой. С тобой или без тебя, понял?! — почти кричит младший учёный. Юнги молча поворачивается и идёт в их общую комнату, разговор не выходит, друг не понимает его чувств. Обидно. — Вот именно, уходишь, бежишь сам от себя! — кричит ему вслед Ким. — Я, Тэ, хотя бы признаюсь сам себе в том, чего я хочу. А ты лучше замажь засосы на шее, святой ты наш. — Старший даже не собирается слушать, что ответит Тэхён, хлопая дверью. На сегодня скандалов хватит, пусть мелкий посидит, подумает над своим поведением. А то только может судить других, хотя сам не лучше. Юнги принял и понял себя, а Тэхён просто трус. Ким притягивает лежащую рядом подушку к себе и зарывается в неё носом, тяжело всхлипывая. Возможно, Юнги прав, он просто боится признаться себе. И находит лучший способ — просто сбежать обратно. В кармане пижамных штанов вибрирует телефон, сообщая о входящем сообщении в «Какао», Тэхён достаёт девайс и разблокировывает его, моментально улыбаясь от простых слов, отправленных нужным человеком: JK: Мой вкусный Коктейльчик, как твоё самочувствие? Tae: Я с предателями не общаюсь. Но чувствую себя лучше, благодаря пилюлям хёна. JK: И чем же я тебя предал? Тем, что не трахнул твой прекрасный зад? Tae: Чон Чонгук, вот доведёшь, ей-богу, я сам тебя трахну! Тэхён отправляет сообщение, а сам смеётся. Казалось бы, ещё десять минут назад он на друга спустил всех своих бешеных псов за то, что тот светился как фонарь после ночи, проведённой с альфой, а сам-то не лучше получается. Стыдно перед старшим становится, ведь ведёт себя как пмсная баба. Хотя, почему как. Даже не поинтересовался, как тот вечер провёл. Ну ему, немного совсем, простительно. Сразу вспоминаются девушки-мигеры в сезон критических дней. Поздравляю, Ким Тэхен, ты опять облажался. Tae: Чем ты там занимаешься? Омежек своих окучиваешь? JK:У меня есть только один характерный омежка, которого я могу окучивать, и к сожалению, у него сейчас первая течка. Так что в данный момент, я только с боксёрской грушей флиртую, она любит парней пожёстче, знаешь ли и готовлюсь к самому важному бою в своей жизни. Ты же придёшь меня поддержать? Tae: Фу, извращенец. Я, вообще-то, гамма. И знаешь ли, альфой тоже могу быть неплохим, если хочешь, продемонстрирую — это первое. А второе, как я тебе течный попрусь смотреть твой бой, флиртоман недоделанный? JK: Никто и не спорит, что ты у меня сильным и хорошим альфой был. Но сейчас ты мой омега, запомни это, Тэ, ты после вчерашнего от меня не отделаешься. А бой будет только в следующую пятницу, так что ты успеешь отойти от течки и прийти поддержать любимого альфу. Мне, правда, очень нужна твоя поддержка, я никогда ничего не боялся, но тут слишком сильный соперник. Чонгук ещё присылает милые смайлики, учёный сначала долго решается, но всё-таки отвечает таким же поцелуйчиком. Тэхён откидывается головой на спинку дивана, закрывает глаза, а в голове ясно проносятся воспоминания сегодняшнего утра, когда он, блять, сам остервенело насаживался на палец Чонгука, и что самое важное, ему это нравилось. Когда младший что-то там тронул внутри него, он ощутил такое удовольствие, которое с девушкой никогда не испытывал. Брюнет закусывает нижнюю губу, вспоминая сие бешенство и осознаёт, что, блять, у него только от этих картинок в голове уже стоит, как хорошо, что пижамные штаны Чимина слишком широкие, надо бы сходить в душ, а потом обязательно пойти к хёну и попросить прощение за своё ебанутое поведение. Тэхён признаёт, что бывает ещё тем придурком.🙃🙃🙃
Хосок переписывался с Юнги в тот момент, когда позвонили в дверной электронный звонок. И вроде бы ничего не предвещало беды, ведь в его холостяцкое жилище этим поздним вечером мог заявиться брат с расспросами о том, куда он вчера делся, и почему наглая морда даже не позвонил, или не написал ему. Могли прийти и кто-то из друзей, или с работы, но вот точно бы предупредили заранее о своём визите. А может быть сам Юнги решил сделать сюрприз? И Чон ничего не подозревая подпрыгивает от этих мыслей и проходит босыми ногами по полу к входной двери. Открывает её, даже не посмотрев в глазок и моментально так охуевая, потому что перед ним стоит Сонхён — апельсиновый мальчик, но уже без «его». Альфа совсем немного подзабыл о нём после встречи с истинным. Омега как всегда одет по последнему писку моды. На нём полупрозрачная бежевая блузка, заправленная в свободного кроя чёрные брюки, идеально подчеркивающая его тонкую талию, лакированные туфли от мирового бренда, все пальцы усыпаны разнообразными перстнями, а кофейные волосы аккуратно уложены по бокам, раскрывая лоб, вероятно, каким-нибудь известным стилистом, потратив на это не один час времени и немало средств. В прошлом, увидев такого омегу, Хосок схватил бы его сразу, перекинул через плечо и потащил бы прямо в постель, тем более после долгой, в несколько дней, разлуки. В настоящем же — даже улыбнуться ему сложно. Потому что, чёрт возьми, этот парень для него теперь чужой, внутренний зверь рычит под рёбрами и просит прогнать чужака, он теперь молчать никогда не будет после того, как ощутил родного человека. — Привет, милый, — Сон, совершенно не смущаясь, кидается на шею альфе, как он думает, всё ещё своему. Морщит носик от чужого, противного запаха засахаренного лимона, но не позволяет себе показать своё отвращение Хосоку. Правду, значит, его друзья ему рассказали, альфа встретил своего истинного, но омега без боя не сдастся, и как ни в чём не бывало, целует мужчину в щёку. Хосок резко отстраняется от него, потому что нельзя, потому что неприятно. Омега не расстраивается и проходит вглубь квартиры, как к себе домой, осматриваясь по сторонам, немного опасаясь застать тут того, кто отнял его любимого мужчину. Истерик сейчас не хочется, ему нужно просто поговорить с Хосоком. Парнишка помнит условия альфы: никаких скандалов и объяснений. Но в квартире, видимо, мужчина один, это хорошо. Парень не верит, что от этой чертовой истинности можно вот так вот резко влюбиться, возможно, это просто временное помешательство, оно пройдёт, он уверен. Ведь у них с Хо были самые идеальные отношения: ни скандалов, ни истерик; полное доверие и взаимопонимание. Каждый альфа мечтает о таком омеге как он, и какой-то там выродок не сможет разбить все мечты парня. — Сон-а, ты почему раньше прилетел от папы? — спрашивает Хосок. — Мне стало очень скучно в штатах, дорогой. Папа весь в работе и новом ухажере, я устал целыми днями ходить по бутикам и покупать всякие ненужные шмотки, — дует капризно губки омега. — Лучше я буду здесь, в Сеуле, со своим любимым альфой, — игриво улыбается омега и как змеюка ползёт по дивану в сторону Чона, который уселся и закинул ногу на ногу, нервно покачивая последней. Ему всё это жутко неприятно, но, видимо, по-хорошему не получится, жаль. Сон — хороший парень. — Сон, подожди, — убирает его руки от себя Хосок. — Дело в том, что мы больше не можем быть вместе, прости меня. Я не хотел расставаться по телефону, как конченный мудак. Ты замечательный парень, у тебя всё ещё впереди, но, увы, не со мной. — Что ты такое говоришь? Хосоки? Если не с тобой то ни с кем, я ведь люблю тебя, ты же знаешь это, — смотрит в глаза альфе парнишка. — Я никогда не устраивал тебе скандалы, всегда стремился понять тебя и поддержать. Что я сделал не так? — Дело не в тебе. — Кто бы знал, как ему сейчас неприятен этот разговор, ведь Сонхён действительно никогда не давал и повода для скандала или же разрыва, но он просто не его истинный. Хотя дело даже не в истинности, Хосок его просто не любил, никогда. Ему было просто с ним тихо и спокойно, удобно, чего греха таить, но он даже малость не чувствовал того, что чувствует к Юнги с самой первой минуты их знакомства. Немало было случаев, когда люди встречали своих истинных, уже будучи с другими в браке, и дарованная судьбой половинка, никак не разжигала огонь в сердце своего предназначенного, а у Хоби же совершенно по-другому, он как будто с первого взгляда влюбился в своего дикого котёнка и просто забыл о Соне. Да, неприятно, но он не может приказывать своему сердцу. — Я никогда тебя не любил и не скрывал то, что если я встречу свою судьбу, мы расстанемся. Прости. — Хорошо, я понял тебя. Желаю вам счастья и большую семью, — по-доброму улыбается уже бывший парень, а Хосок охеревает, неужели всё так просто? Чхве Сонхён снова удивляет. Казалось бы, уже невозможно. Всё таки он ангел, думается Чону. Когда дверь в квартиру альфы за спиной Сонхёна захлопывается, омега быстрым шагом идёт к лифту, набирая на своём мобильном номер одного из знакомых альф: — Мне нужно узнать всё об истинном Чон Хосока, с которым он вчера на презентации зажимался. Узнай всё: имя, возраст, адрес проживания, даже все его привычки. Я ему просто так своего альфу не отдам!