Сквозь Тернии

Я бежал. Я бежал, что только было сил. Я бежал, словно от этого зависела моя жизнь. Я бежал, стараясь не думать, что если Он меня поймает, то я наверняка вскоре буду молить о смерти. Холодный воздух обжигал горло и лёгкие, и горячее дыхание судорожными вздохами вырывалось из моей груди, облачками пара вздымая к кристально-чистым небесам этого проклятого места. Узкая тропа под ногами извивалась и петляла, норовя то и дело ускользнуть от взгляда моих слезящихся от мороза глаз. И Терновник. Терновник был повсюду, вонзаясь своими шипами в мои руки, цепляясь за ноги, колючими лозами хлестая по спине. Моя одежда уже давно превратилась в пропитанные кровью лохмотья, и ничто не препятствовало Терниям терзать мою плоть и глубже — саму мою душу… во всяком случае, так говорили мои знакомые из Осеннего Двора, и у меня не было причин не верить их предостережениям. Это было больно — так больно, что не передать словами. Каждая царапина пылала огнём, каждый новый шаг давался с всё большим трудом, с каждой секундой мне всё сильнее хотелось просто упасть, распластаться на ветвях Терновника и отдаться своей судьбе… Но затем позади вновь раздавался охотничий рог, и яростнее звучал собачий лай, и всё ближе и громче стучали копыта ужасного скакуна Ольхового Охотника. И я бежал дальше, хрипя и давясь собственным дыханием, и заслоняя лицо от колючек кровоточащими ладонями, и раздвигая Терновник стремительно немеющими локтями. Куда бы не вела тропинка, но ей, очевидно, давно не пользовались — но всё же это была Тропа. И она вела куда-то. Прочь из Терний, надеялся я. Кругом стремительно темнело. Возможно, всему виною потеря крови, или перенапряжение, или же Тернии просто отзывались на моё внутреннее состояние, на потаённые, полные отчаяния и ужаса мысли, становясь с каждой секундой всё гуще и темнее. За спиной вновь прозвучал рог. Где-то вдалеке, словно предвкушая скорое пиршество, насмешливо прокаркал ворон. Я бежал. Зачем? В какой-то момент причина выпала у меня из головы, отошла на второй план, оставив лишь навязчивую, пульсирующую мысль — нужно бежать вперёд. Нельзя попасться Охотнику. Нужно дать Джиму уйти. Да, Джиму… кто, черт возьми, такой Джим? Ах, да. Друг. У него волшебные груши, за которыми мы пришли в Тернии. Пока Охотник гонится за мной, он не преследует Джима. Всё настолько просто. Вот почему мне нужно бежать. Чтобы Джим ушел с грушами по короткой Тропе обратно в мир смертных, прочь от ужасов Аркадии. Груши очень нужны… не помню. Кому-то. Кому-то важному. Кому-то, ради кого я сейчас бегу, оставляя на терновых колючках клочки куртки, кожи и собственной души — или того, что у твари вроде меня её заменяет. Всё чётче и чётче слышится топот позади. Всё ближе звучит рог. На самом деле, Охотник мог бы догнать меня в любой миг, стоило бы ему только захотеть. Тернии покорно расступались перед ним, снег не был способен задержать его скакуна из ольховых ветвей и прелой листвы, а его гончие псы могли бы бежать быстрее ветра… но он был охотником, а я — его добычей. Добычей, а не жертвой. Добычу надлежит сперва загнать. Это как в компьютерной игре — какой смысл проходить её, если можно отправится на последний уровень и убить финального босса нажатием одной-единственной кнопки? Так не интересно. Охотник же играл со мной. По собственным извращённым, безумным, но подчиняющимся определённой логике правилам. Вот почему у меня был шанс. И я бежал. Я бежал даже тогда, когда перестал чувствовать свои конечности, когда уже был не способен различать путь вперёд, окончательно потеряв из вида Тропу, даже когда из моей головы окончательно испарились все мысли кроме необходимости продолжать двигаться. И Тернии расступились. Передо мною был старинный замок, древний и заброшенный. Его стены обветшали, крыша обрушилась вовнутрь, а сами руины были обвиты сухой, покрытой ледяной коркой терновой лозой. Это было место бездонных теней и пронизывающего до самых костей хлада, и оно слишком сильно напоминало мне о владениях моего Похитителя, чтобы я решился пробраться во внутрь… в любой иной ситуации. Я поборол в себе желание обернуться. Стук копыт был уже совсем близко, буквально в нескольких шагах позади. Краем помутневшего зрения я смог различить смутный силуэт всадника, тянущего ко мне укутанную в перчатку из плетеного плюща руку. Быстрее. Быстрее, быстрее, быстрее! В следующий миг я споткнулся о припорошенный снегом корень. Это и спасло меня. Ладонь Иного пронеслась у меня над самой макушкой, в то время как я сам кувырком перекатился по земле и, не останавливаясь ни на мгновение, слегка пригнувшись бросился бежать дальше, прямиком в зловещую пасть прогнивших врат замка. Ольховый Охотник поставил своего коня на дыбы, поводьями из паучьего шелка разворачивая того для нового броска. Броня феи походила на ворох склеенных в пародии на рыцарский доспех осенних листьев, где каждый отдельный лист торчал, словно лезвие кинжала, твердый и столь же смертоносно-острый как и настоящая сталь. Его шлем был подобен панцирю жука-оленя, а на месте глаз блеклыми огнями трепетали два светлячка. Слева и справа меня уже окружали поросшие корой, мхом и лишайником гончие, скаля свои подобные иглам зубы и капая на снег капли желтой, как смола, слюны. Счет шел на секунды, на доли секунды… и всё же я успел. Проскочив под копытами не менее чудовищного, чем его всадник, коня, подпрыгнув над бросившейся мне под ноги гончей, я под яростный лай оставшихся ни с чем тварей протиснулся между створок врат и оказался внутри, в просторной зале, посреди которой стояло высокое и богато украшенное зеркало. Это был он. Выход. Спустя буквально секунду ворота затрещали и проломились под натиском феи, труха и щепки разлетелись во все стороны, и гранитные подковы глухо стукнули о каменную кладку холла, породив под собой новую паутину глубоких трещин. Но к тому моменту я уже был у зеркала. Как и всё в этом замке, поверхность зеркала заросла колючей лозой, и я схватил её руками, игнорируя глубоко впившиеся в мою и без того истерзанную ладонь шипы, не обращая внимания на проникший под кожу смертельный холод, и потянул, срывая лозу за лозой, перекрывающие мне путь к спасению. У меня за спиной донеслось хриплое дыхание. В нос ударил запах прелой листвы и мокрой, рыхлой земли. Нет! НетНетНетНетНетНет!!! — О-откройся! Пожалуйста, пожалуйста, откройся! Ну же! - Отчаянно воскликнул я, с трудом перекрикивая стук собственного сердца, от ужаса рвущегося из груди наружу. Я почувствовал, как мне на плечо легла тяжелая, влажная и липкая ладонь. И толкнула меня вперёд, прямиком через Дверь.