спринт

Тэхён бежит по улице, как есть: в белоснежной рубашке, в брюках, с идеальной укладкой на голове. Бутоньерка, приколотая к пиджаку, вызывает в нём что-то подобное фобии. Тэхён выдёргивает её, не глядя бросая в сторону. Некоторые прохожие оборачиваются вслед ему. Это раздражает, но Ким и сам бы с интересом проследил взглядом за тем, кто явно сбежал со свадьбы. Ха! «Ты родишь волчат. Много-много прекрасных волчат. И все они будут от меня. Мои… И ты и наши с тобой волчата…» Чонгук бормотал что-то ещё, но Тэхёна так поразили его слова, что он застопорился на этом его «волчат». Чёрт возьми. Тэхён обожает чонгуковы уши. Его серый хвост, который чаще всего не просто висит кистью, а по-собачьи дёргается из стороны в сторону. Его несколько животные повадки, когда Чонгук слишком часто и слишком откровенно его обнюхивает. Даже, если они не наедине. Господи. Но… Волчата?.. Это была их первая течка, проведённая вместе, чёрт возьми! Зачем было говорить такое? Волчата. Тэхён машет головой, растегивая верхние пуговички на рубашке. Лоб ожидаемо покрывается каплями пота. Естественно. Он бежит уже два квартала и никак не может себя остановить. Если бы у Тэхёна был с собой мобильный, то, наверняка, он бы уже просто разрывался от телефонных звонков. Но он сбежал прямо из-под алтаря, какой, к чёртовой матери, мобильный? Тэхён вбегает в подземный переход, толкается в толпе, отчаянно работая локтями. Он приближается к станции метро, только в этот момент понимая, что у него пустые карманы. То есть, абсолютно. И Тэхён впервые в жизни нарушает правопорядок, перепрыгивая через турникет. Приплыли. Будет не до смеха, если его задержит полиция. Но людей просто неимоверное количество. Тэхён ныряет в вагон поезда, припечатываясь спиной к прохладной двери, отчаянно роняя голову на грудь. Боже. Что он творит? Его теснят, теснят, теснят, пока не придавливают в самом уголке, заставляя балансировать на одной ноге. Он и забыл уже, как ненавидит час-пик. Чонгуку не нужно звать его по имени, чтобы Тэхён понял. Понял, что все его пробежки по городу абсолютно ни к чему не привели. У Чонгука взмокшая чёлка. Прилипшая ко лбу, прикрывшая выразительные брови. Тэхёну хочется заверещать. Чонгук смотрит не отрываясь, забираясь в самую душу своими антрацитовыми глазами, пронизывая насквозь, распиная, как экспоната. «Наших волчат…», — звенит в голове Тэхёна. «Родишь наших волчат». В о л ч а т. Он закусывает нижнюю губу, стараясь не замечать то, как загораются чужие глаза. Чонгук прижат к двери вагона с другой стороны, их разделяет не меньше трёх метров и три десятка душ. Но Тэхёну кажется, что вокруг никого нет. Он знает, что Чонгук выследит его в любой ситуации, везде, как бы он ни прятался. А спрятаться хочется. Хотя бы для того, чтобы обдумать всё хорошенько. И почему именно в момент обмена кольцами, Тэхёну вспомнился инцидент двухнедельной давности?.. «Волчата. Наши с тобой волчата…» Тэхён рывками продвигается к спасительному выходу. Слава всем святым, на этой станции двери откроются со стороны Кима, и Чонгуку придётся поднапрячься, чтобы успеть выскочить следом. Час-пик, мать его. Тэхёна буквально выносит на перрон. Он должен бы сорваться вперёд, но приостанавливается, как дурак какой-то, ей богу. Словно в нём взыграло типично омежье: поймай меня. К чертям собачьим всё это! Тэхён оборачивается. Всё как в замедленной съёмке, в режиме slow. Он бы должен чувствовать нечто подобное торжеству: Чонгук распластался идеально-белой рубашкой по стеклу, стиснутый со всех сторон, пойманный в ловушку внутри поезда. На мгновение Тэхён чувствует облегчение, но потом его будто током ударяет. Бам! Глаза Чонгука невозможно-грустные. Тэхён ещё никогда не видел такого взгляда. Уши прижались к затылку, а нижняя губа выпятилась наружу, будто Чон собрался разрыдаться. Как мальчишка. Как, блин, великовозрастный ребёнок, который на днях говорил о волчатах. Его волчатах, ага. Будто у Тэхёна есть ещё кто-то с волчьим хвостом и остроклиньими ушами, конечно. В руках Чонгука зажат богический букет жёлтых хризантем. И это… Бам! Во второй раз. Любимые цветы Тэхёна, сияющие, словно маленькие огоньки. Он шумно выпускает воздух, не замечая того, что окружающие толкаются и что-то недовольно бурчат. Да пошли они!.. Поезд трогается, и Тэхён провожает глазами исчезающего в тёмном туннеле Чонгука. Ему хочется плакать. Тэхён прекрасно знает, что волчонок найдёт его где угодно. Хоть на Луне, хоть на Солнце. Хоть в куче дерьма. Не дай бог, конечно. Поэтому он усаживается на чудом свободную скамейку, по-самурайски укладывая руки на коленях. Спокойствие и дзен. Ага. Ждать приходится недолго. Каких-то пропущенных семь экипажей, мелькнувших мимо со скоростью реактивной кометы. Или это только в глазах Кима так рябит?.. Чонгук запыхавшийся, взмокший и смотрит взглядом побитой собаки. Даже хвостом не машет. Боже… Тэхён хлопает рукой по лавке рядом, и Чонгуку хватает этого невинного жеста, чтобы молниеносно усесться рядом, и тут же привалиться к его плечу. Пусти переночевать, и останется на всю жизнь, да. — Волчата? — изгибает бровь Тэхён, пытаясь держаться хладнокровно. Чонгук умилительно краснеет, утыкаясь носом куда-то в изгиб шеи Кима. Цветы съезжают с колен, находя приют под ногами. — Теперь ты прячешься? Куда делся твой альфа-самец? Чонгук фыркает, как-то подозрительно втягивая в себя воздух. Пока Тэхён не понимает: он дышит. Дышит. А это эквивалент: нюхает. — Эй, — пихает его в бок Ким. И сам мучительно краснеет, потому что, ну не при людях же, боже… — Волчата? — повторяет он, желая подразнить Чонгука ещё немного. Тот выравнивается, сощурив глаза. Ох, будто не знает, как влияет этим своим взглядом. — Может быть, когда-нибудь, — бормочет Тэхён, отворачиваясь. — Уже. Тэхён пару раз моргает, прежде, чем возобновить зрительный контакт. — Что?.. — С миленькими хвостиками и забавными ушками. С твоей улыбкой, это непременно. Тэхёну нужно ударов десять сердца, чтобы до него дошло. — Что?! Чонгук шмыгает носом, победоносно складывая руки на груди. Ни дать, ни взять — альфа-самец. А потом улыбается. У Тэхёна даже голова кружится. Или это, опять-таки, не потому?.. И чёрт с ним. Волчата, так волчата. И улыбка пусть будет такая же. Как у Чонгука. Чтобы наповал.