Гнездо хищника

Серп все же добрался до руки Бэтмена. Острое лезвие оставило за собой глубокий алый след на предплечье, и злодей ликующе рассмеялся, что звучным рокотом прошлось по воздуху, будто рассекая его, потом сделал следующий замах, на этот раз метя в голову. Ошарашенный герой пошатнулся, с толикой ужаса понимая, что сдает позиции, но натренированное тело уворачивается от опасности рефлекторно. Рядом с ним прозвучал выстрел, что временно оглушал, он перекатился по полу за укрытие, сбил с ног Пугало откинутым ящиком, и услышал выстрел снова, но гораздо громче, будто тот был сделан прямо перед ним. Вот только он не видел попадания пули, выглянув из укрытия, он также не обнаружил стрелявшего, даже через тепловизор. И через секунду все мышцы свело дикой болью. Он упал на пол, стиснув зубы и с ужасом наблюдая, как Пугало подступает ближе. В глазах мелькнула вспышка, в ушах щелкнуло по иному, по особенному. — Бэтмен, — прошептал он, — Твой самый главный страх идет за тобой, беги. БЕГИ, — стал кричать он и злорадно смеяться, явно довольный моментом. Герой понимал, что не может. Он еле поднял руку, прицелился крюком, но понял, что в таком состоянии удержаться не сможет. Боль повторилась, щелчки тоже, когда был самый пик, он смог встать, но с ощущением, что сейчас мышцы полопаются как воздушные шарики над огнем. — Пощади, — сказал Бэтмен, это были не его слова, но лились из его рта, чувство животного страха накалилось, его чуть ли не трясло от испуга. Маленький крольчонок, с выпрыгивающим из груди сердцем перед пастью огромного хищного зверя. Не это должен испытывать герой. Пугало был целиком и полностью собой доволен, постепенно готовясь в развязке. — Жизнь — все что мне было унаследовано, — снова сказал он то, чего не хотел на самом деле, и с остервенением поскреб маску ногтями. Правдой это не являлось, подмечал Бэтмен, да еще не понимал эффекта, что отравлял его. Страх был, но за жизнь он цепляется, хоть и неизвестно, надолго ли. Боль возведена в перманентный абсолют, мысли путаются, сменяются, липкий страх въедается в тело, обезоруживая. Бэтмен, загнанный в угол, не имеет права медлить. Зрачки как два темных блюдца за секунду сужаются и по телу пробегает судорога. Он падает на асфальт под неимоверно громкий гогот. Его враг стал в раз десять больше, опасней и страшней. Под выбросом адреналина герой сжимает в руке бэтаранг, другой хватается за серп, кривое лезвие которого въедается в кожу через перчатку, а потом ударяет острым концом в плечо соперника. Глубже, сильней, с остервенением. Прочерчивает глубокую рану, пока Пугало орет или смеется, приглушенные звуки не дают ясной картины. А потом бежать со всех ног. Будто на одном месте, перетекая в белый шум. Объекты вокруг не менялись, лишь пошатывались на ветру, скачок, вот новые, и через секунду его оглушил автомобильный гудок. Он ошарашенно поглядел на машину слева от себя. Водитель что-то гневно кричал и продолжал сигналить. Кричал что-то про «обдолбыша» и как ему все надоело. Медленно повернувшись, стало ясно, что это и правда дорога. «Двадцать шагов обратно, потом развернуться и прижаться к кирпичной стенке жилого здания, вот так, спокойно». — Забери меня, Альфред, координаты ты знаешь, — он закончил звонок и ждал, пока были силы. Состояние ухудшалось. Найдя мастера Уэйна в грязной подворотне с раной на руке и совершенно безумным взглядом в пустоту, Альфред перепугался не на шутку. Тем более его хозяин никак не реагировал на его присутствие, даже когда он постарался окликнуть. Но стоило коснуться плеча и слегка потрясти, как тот замер будто в немом крике, задрожал и пришел в себя спустя минуты три. — Оракул, — только и смог произнести он, прежде чем Альфред помог ему забраться в машину и отвезти в особняк. — Да, он сейчас не в лучшем состоянии, чтобы говорить. Я уже сделал анализ крови. На тебя вся надежда. Судя по записям, сегодня он пытался задержать преступника под наименованием: «Пугало». Наверняка тебе это говорит больше, чем мне. Конечно. Фоксу тоже написал, куда без него. Да. Да. Альфред закончил разговор, и с тоской и болью наблюдал за состоянием Брюса Уэйна. Тот мог чуть ли не выгнуться дугой от боли, все его мышцы напрягались, белки глаз становились розоватыми, он скалился, нес бессвязный бред, а потом стихал. Никакого обезболивающего не предполагалось, как и еды. Кто знал, как тело отреагирует на вмешательство извне. Стало легче, когда мастер Уэйн заснул. Дворецкий сменил компресс и часто ощупывал пульс, так как спал хозяин слишком безмятежно по сравнению с тем, что творилось до этого. Прошел один адский день. Брюс лежал в кровати и пытался подавить в себе чувство боли. «Дерево. Кора. Кольца дерева, спиленного осенью. Корни в почве. Твердой или рыхлой. Система, связь, целостность, единство компонентов. Неумолимая жажда, горло. Глотка, надгортанник, гортань, трахея, пищевод. Вены, кровь в венах. Как же болят мышцы». На этом его мысли прерывались и улетучивались в никуда, он ощущал себя одним единым комком, сотканным из болезненных ощущений. На другой день Альфред бежал к постели Уэйна, как только ему позволяли его ноги. В руках его сияли спасительная капсула с жидкостью и не распакованный шприц. Пришлось повозиться с фиксацией руки, чтобы Уэйн ненароком не дернулся, потом протерев спиртом внутреннюю сторону локтя, он нащупал вену и осторожно ввел лекарство. — Альфред, — тихо позвал Брюс, только отошедший ото сна, — Я не ощущаю своих ног. Известие шокирующее, и несвоевременное. Фокс приехал самолично, да привез с собой пару специалистов, что не станут трепать языком. Оказалось, что они опоздали, яд стал действовать уже ночью, разрушая мышечные ткани. Мужчина с ужасом поглядывал на свое новое приобретение в виде инвалидной коляски. Разъезды за границу, избегание публики, отчего ползли все более грязные и омерзительные слухи, попытки сделать все как можно быстрей, но тщетно. Дистрофия ног повлекла резкому уменьшению массы всего тела, приходилось не только возвращать себе контроль над ногами, так и приводить себя в форму. Это был мучительный период в его жизни. Иной раз, смотря на очередные новости про убийства и грабежи, его сводила непомерная злоба на себя, и тех, кто позволяет себе такое совершать, что Альфред строго запретил ему наблюдать за этим, правда запрет мало останавливал любознательного Брюса. Помощи со стороны «Лиги» не было и не будет, если это не уползет за пределы города, Найтвинг вроде занимался какой-то деятельностью, но едва он дотягивал до приемлемого уровня, как бы сам мужчина не хотел кичиться своим вкладом. Полиция работала как обычно. Гордон хоть и был белым пятнышком, но зажатым в рамки. Слишком много их было: положение, возраст, Барбара, ограничения другими, менее известными людьми. В один из дней, прочитав статейку на тему: «Куда запропастился Бэтмен» и испортив себе настроение с утра, он увидел прямую трансляцию с места действий. Судя по тому, что одна из шестерок щеголяла с камерой, эфир был взломан. Картина строилась занятная. Почти что у здания мэрии, на импровизированной сцене, до боли знакомая физиономия. Джокер. Злорадный, улыбчивый, энергичный. Все так же хорошо играет на камеру. Будь он в форме, то вскочил бы на ноги, облачил себя в костюм, ныряя в средство передвижения, да мчал заковывать клоуна в наручники, но сейчас сидел за телевизором, с потерянным лицом, с возможностью пройти на первый этаж, открыть дверь, и вернуться обратно. Так что сидеть и смотреть, надеясь что увиденное не выведет из себя, вполне рабочая, но болезненная тактика. Джокер говорил очень много, своей болтовней будто забивая телеэфир, делая так, чтобы зрители ни на секунду не заскучали. Убивал каких-то мафиозников, каждый из них был хорошо знаком и известен не самыми лучшими поступками. «Не переходи дорогу Джокеру» — громко заявил он, пнув табуретку под ногами одного из участника шоу, и пока тот задыхался, возмущался затянувшемуся отсутствию героя. Единственный раз Уэйн порадовался, что не мог препятствовать злодеянию, потом одернул себя от этих мыслей, пряча в закрытую шкатулку в своей голове, подальше от глаз. Он окончательно встал на ноги только через год и пару месяцев сверху. Подошел к зеркалу во весь рост, посмотрел на ладони, осмотрел глаза, десны, конечности в целом. ¬¬Оценил то, в каком состоянии находится. Неплохо. *** — Это тот самый герой? — испуганно спросила девушка у своей подруги, нервно вглядываясь в темную фигуру, возвышающуюся над оглушенным преступником. Ее слова сочились недоверием. Полицию уже вызвали, зеваки скапливались вокруг. — Я не уверена, — призналась вторая, — Вроде бы. И дело было не в том, что за время отсутствия людям отшибло память, или известность его стала столь малой, они сомневались, является ли Бэтмен вообще героем, таким же правильным и настоящим, каким подобает сейчас быть. Газеты поливали анонимного героя помоями, при этом с неохотой упомянув где-то с краю о том, что преступников он все же схватил. Кто-то видел в нем мессию в костюме летучей мыши, кто-то — потенциального преступника, но не согласится с его полезностью, было нельзя. «Когда-нибудь он сам попадет в Аркхем» — здравая мысль, которая появится у любого, кто знаком с послужным списком рыцаря Готэма, где не раскрыта и половина. А по другую сторону, отделенную обычно маской, был Брюс Уэйн, что вел иную жизнь. Поедание тостов с чаем и болтовня с Альфредом по вечерам. Чтение, просмотр новостей, светские приемы, что он порой не переносил, но это было обязательной частью жизни, когда ты обладатель подобного состояния. Да, жизнь его была искалечена рядом ужасных трагедий, и по сей день он верткой тенью проскальзывает по закоулкам гиблого города, потому что он не забыл, потому что он обязан сохранять порядок любой ценой, так как каждый день погибают люди, и кто знает, кто может в один момент потерять семью, недопустимое событие. Он не станет безумным, и пока к этому не ведет, даже после прожитых тяжких лет, просто в голове застряли слова заклятого врага, там, под коркой черепа, будто навязчивая мысль. «Раз ты создал столько умалишенных, то может, именно ты правишь этим балом?» — пропел в своей манере шут, и слова эти не возымели бы эффекта, не думай он об этом раньше. Сам Джокер был по сути его твореньем. Косвенно само собой, но все же. Подобные мысли имеют свойство мутировать, преобразовываясь в нечто более расплывчатое, но масштабное. Здание оцепили со всех сторон, но копы не могли и шелохнуться. «Сливки» были в заложниках, их жизнями рисковать не смели, даже если бы Гордон отдал прямой приказ, подчиненные повторно задумались, тем более, что снайперы тут были бесполезны, окна забиты, спец отряд дожидался подвижек в переговорах. Пленники сидели на полу в ряд, за ними строго следили подмастерье с автоматами, сам же зачинщик веселья прохаживал вдоль, рассматривая лица людей, будто выбирая, кого бросать на амбразуру первым в случае чего. Подмечать терпкий страх, гримасой отражающейся на лицах жертв, когда он подходил к ним и всматривался, было поистине забавно. Они знали, кто он, на что горазд, и что никакого блефа не будет. Джокер потянул руки вверх, сцепив пальцы и вывернув ладонями, дождался приятного хруста, потом проделал разминочную с ногами, плечами и тазом. Надо быть сегодня бодрей, но даже исполнение львиной доли плана не помогало. Погода, заунывно серая, утомляла лишь сильней. То, чего он ждал, все же произошло. Пускай не сразу, но вот он, во всей красе. Крушащий, упрямый, живучий герой. И крушащего тут было пока что в наибольшем количестве. Стены разлетались на куски, залы залил слезоточивый газ, вперемешку с пылью создавая плохую видимость, и влетевшие вскоре отряды спецназа. Хоть Джокер и дернулся убегать в самую секунду начала, летучая мышь наступала ему на пятки. «Сотрудничал с другими, лишь бы отхватить главный кусочек» — думал он, пробегая по подземному туннелю, что выводит в другое здание. Про него мало кто знает, и они сейчас сидят в центре всей заварушки. Выйти и бежать по прямой улице не лучший план, так что он ограничился парой подворотен, промокая до нитки, и продолжая громко шлепать по лужам. Нырнул в новостройку, и не сдержался оттого, чтобы подняться до самого верха, поприветствовать. Бэтмен наконец настиг злодея. Приветствие выдалось удачным. Еще один тяжелый удар приходится на лицо, и горячая кровь с расшибленного лба застилает взор, а сердце заходит ходуном, отстукивая своеобразный бешеный ритм. Чистому воздуху было тяжело добраться до легких, когда он делал вдох, казалось, что он вдыхал жидкий металл. Рев грозы уже стих, кучево-дождевые облака, казалось, рассеивались, но шум ветра рвал и метал, завывая столь громко, что затмевал остальные звуки, неся за собой бурю. Музыкальным подспорьем вскоре к звучанию ветра должны были стать отзвуки сломанных костей и смятой плоти, оставалось только узнать, кем будет выиграна битва. Но сколько бы рыцарь не бился, этот рокочущий смех, блуждающий от закоулка к закоулку не прекращался. Прищур безумных глаз пристально следил за героем, подмечая каждое мельчайшее движение, каждый глухой вдох и выдох, неосмотрительный шаг в сторону, и выждав момент, нападал. Он бросался в стремительную драку со всем тем, что попадалось под руку, будь то кусок железной трубы, складной нож, либо разломанный кирпич, всем орудовал он хорошо и применял в ту же секунду, когда посчитает, что враг стал на позицию беззащитней. Раненный и разъяренный, Джокер оставался ничуть менее боеспособным, возможно даже наоборот. Затяжная битва изматывала обоих противников, и когда настал момент, когда Джокеру нечего выкинуть из рукава, герой держался на ногах, приходилось словно верткой змее изловчиться нападать быстро, беззвучно и ожесточенно. Его преимуществом стали своеобразные укрытия, что были простым хламом, выставленным на крыше постройки, и скрывшись за кирпичной стопкой, он вновь выжидал. Растягивая время, он не только давал себе передышку и стратегическое положение, но и ждал того момента, когда же за ним придут его люди. Тогда-то они и покажут этому недоделанному рыцарю злодейскую силу, а если нет — Джокер мог этим выиграть время, предав соратников и без зазрений совести уйти, только никого не появлялось, даже намеки на подмогу отсутствовали. К ногам героя был брошен диктофон, что разразился овациями и смехом толпы, сделав размашистый шаг, Джокер ринулся вперед, вскинув правую руку со своим ножом, метя в цель. Бэтмен бесшумной тенью ловко извернулся в сторону, перехватил руку на лету и заломил за спину, обезоружив преступника и отбросив его на бетонную крышу здания. Нервный вздох и сухой кашель после удара в грудь, передышки ему теперь не давали, дышать стало гораздо труднее. «Где мои люди?», — задавался вопросом он, скользнув взглядом в сторону, и понимая, что шансы таят с каждой минутой. «Эти остолопы не увидели обговоренного знака?» — недоумевал он. — Забавная ситуация, — прохрипел Джокер. — Невероятно забавная, — подтвердил Бэтмен, резко приземлив свой увесистый ботинок на худощавую руку, что тянулась за своим потерянным оружием. Сначала вдарил по запястью, потом не моргнув, до крови растоптал его пальцы. — Ты не убьешь меня, — выкрикнул преступник, с болью в глазах пытаясь пошевелить рукой, что поддавалась едва-едва. Он прекрасно понимал, к чему это все ведет, но не терял самообладания. — Конечно, — удивительная ночь, когда казалось, что Бэтмен соглашался с ним во всем, — Как и множество раз до этого. Куда бы тебя не поместили, ты найдешь лазейку, дабы выбраться, вернуться на протоптанную дорогу. Обыденный сценарий. Я много думал над концептом: «Бэтмен без Джокера — ничто», прекрасно понимая, что это не так. Но почему-то этого тоже недостаточно, дабы оборвать твою жизнь сейчас. — Какие мрачные мысли порой посещают твою голову, мышонок, — он облизнулся, так как кровь с расшибленного лба заливала почти все лицо, — Ты понимаешь, что не то место, не то время. Мы со злодейской шайкой склепаем некий прибор «Судного дня», а вы всем скопищем «Лиги» в своих сияющих костюмах должны будете спасти человечество, битва эпического масштаба. И вот время пойдет на секунды, когда мы схлестнемся в драке возле пульта управления, а там уже будь что будет. Я о том, что должна произойти достойная битва, что укрепит твой статус, либо загонит в могилу, у всего есть свои риски. Разве красиво будет, если ты меня попросту изобьешь до смерти на крыше здания? Дай мне времени должным образом подготовиться, подобное противостояние не должно окончиться столь скучным образом. Джокер надеялся, что его слова разрядят обстановку, но Бэтмен до сих пор выглядел так, будто выискивает место получше, дабы перерезать ему горло. — Зрелищность и пафос — все для героя, не так ли? Но мне плевать на это, как и было плевать на закон, которым я прикрылся, когда не убил тебя в нашу же первую встречу. Речь о человеческих жизнях, их праве на спокойное существование, которого я их лишаю, оставляя тебе шанс вздохнуть вновь. И вот я погряз в этом настолько, что теперь даже не понимаю, что стало для меня важнее. Заклятый враг, без которого я уже не могу или те ценности, что двигали мной с самого начала? — злодей даже не отшутился по этому поводу, хотя почва была благодатная. Будучи избитым, становишься хорошим слушателем, да и не каждый день Бэтмен вываливает вот так вот, что творится у него на уме. — Такое чувство, что ты переживешь и меня, и весь этот проклятый город, смеясь, когда будешь возвышаться над его руинами, — он грубо доломал правую руку Джокеру, отчего тот стал изворачиваться, и при попытке ускользнуть, был вновь вернут на промозглый бетон. Темная фигура склонилась к полу-скрюченному Джокеру и сухо одарила его холодным поцелуем в лоб. Злодей не шелохнулся, учитывая какая дикая боль пронзала сейчас его руку, единственное, что его заботило, что его жизнь могла оборваться, ведь это походило на прощальный знак. — Можешь готовиться, — угрожающе бросил он напоследок, давая знать, что в следующий раз пощады может не быть. Звук тяжелых ботинок отдалился, фигура стала исчезать, и вскоре он скрылся как умелый фокусник во тьме грязного города. — А наш мышонок совсем свихнулся, — припеваючи шепнул Джокер, его пробил озноб от накатившего трепетного волнения, и ведомый порывом, он разразился хохотом. *** Брюс Уэйн — не было такого человека в городе, который бы не знал о богатеньком сиротке Уэйне. Даже в влиятельных кругах с ним не считались, те же, кто беднее, не видели в нем кого-то хорошего, богатых не любили. Сколько больниц, приютов и школ не открой — отношение к тебе станет лучше лишь на толику в общественных умах, и все равно толпа готова была растерзать твое естество при первой возможности, очернить и обесчестить, лишив статуса и денег. Прессу Брюс недолюбливал, мягко говоря. За оскорбительную обоснованную статью с его именем журналисту повышали гонорар, его воспевали и почитали, как героя, что смог плюнуть в сторону выхоленного богатея. О его же второй стороне тоже отзывались плохо, так что к двойным помоям со стороны СМИ он был готов постоянно, держась от назойливых журналистов, спонсоров, мнимых союзников и прочих на коротком поводке. Один светский прием, что ему приходилось устраивать, истощал столь эффективно, что он потом мог все время не выходить из своей обустроенной пещеры, корпя над схемами и чертежами своих новых задумок, без еды и воды, которую все-таки заставлял потреблять его дворецкий. Когда Бэтмен стал более жестоким образом отлавливать преступников — их масса вдруг начала редеть. Появляется хоть некая преграда перед совершением преступления, теперь преступник дважды думал, а стоит ли ему грабить в этот раз. Повезет, если попадешься полицейским, тебя просто посадят в камеру, за определенную плату кое-кому, ты вскоре будешь освобожден, вновь на воле, ненаказуемый. В другом же случае ты мог попасться преобразившемуся рыцарю Готэма, что уже не брезговал калечить людей. Сломанные ноги ли, или вывихнутая кисть, завтра он мог начать добивать своих жертв, среди людей поползли волнения большого масштаба. Герой Готэма, что из слов прессы мог с минуту на минуту переключиться и на обычный народ, посчитав их неугодными, страшил умы людей даже больше, чем проживание в одном доме с десятком бандитов, убийц и маньяков. Столь радикальные взгляды Бэтмена не могли не повлиять и на самого Брюса Уэйна, что из популярного и добродушного богатея превратился в личность отчужденную и холодную, и только пожилой дворецкий видел обе стороны, и то, как они трансформировались в нечто доселе незнакомое. — Довольны ли вы тем, что изменили своим ценностям, мастер Брюс? — поинтересовался как-то он, зайдя в его кабинет и поставив на стол из кедра фарфоровую чашку с чаем, поднос с чайником на тумбочку возле. Он был крайне обеспокоен этим, не одобрял такой метод ни в коем случае, но оставить поместье и молодого Уэйна одного, мог ли он пойти на это. — Вполне, Альфред. Улицы, раньше заполненные ворами и убийцами, теперь могут быть безопасными, разве ни для этого я боролся? — он встал с кресла, подойдя к окну, и откинув шторы, взглянул на монотонный город, — Теперь они боятся меня, но это лучше, чем если бы они лежали с перерезанным горлом на обочине за пятак. — Мне понятны ваши мысли, мастер Брюс, вам кажется, что этот способ более действенный и правильный, но ведь это не так. После всех лет хорошей работы, я и не подозревал, что вы в конце концов оступитесь, начав разрушать ту зыбкую цитадель, что выстраивали с неимоверным трудом. Вы ведь понимаете, к чему это ведет. За вами будут охотиться все. Спасенные вами граждане, полиция, бандиты, но это ведь не главное, чего стоит опасаться. «Лига» уже бурно осуждает ваши действия, скоро они наконец предпримут меры, и в их разбирательстве вы не окажетесь правым, вас уничтожат ваши же союзники, — старик с беспокойством наблюдал за Брюсом, что со спокойным лицом так же наблюдал за жизнью за окном, как любил это делать, будучи ребенком. Ни капли беспокойства ни в его действиях, ни в его словах. — Ты преувеличиваешь, но безусловно прав, и можно ли вернуть все назад? Прикинуться, будто у меня было помутнение рассудка, от яда? Нет, ведь это был мой полностью осознанный выбор. — Мастер Брюс, ни о яде речь, изучить его от и до времени хватило. Тут скорее про то, что Вас травмировало невозможность действовать, когда город нуждался, — мужчина отреагировал молчанием, пальцы слишком сильно сжали кружку. Дворецкий прекрасно видел настроение Брюса, знал, что за мысли рождались в его голове и не давали покоя. — Я знал, на что шел. И я спланировал на днях кое-что интересное, кажется, я погряз в этом окончательно. Тем не менее, Альфред, я бы хотел, чтобы ты запомнил меня защитником, а не угнетателем рода людского, — он повернулся к своему давнему наставнику и товарищу, в его глазах читалась теплота и благодарность, — Тебе стоит уехать поскорее.