Гнездо хищника

Затишье нагло затянулось. Конспирация, сначала казавшаяся плюсом, деформировалась в минус. Ключевые фигуры преступной стороны города будто исчезли. Не покидало чувство, что все что-то знают, и это знание ускользает от Брюса. Шумиха со смертью пригодилась для устранения Календарника, но не могли же повестись на это другие, и неужели его смерть не стала последним доказательством? Ему будто вырвали крылья. С Фоксом пока нельзя было связываться. Связываться напрямую через костюм по засекреченному каналу было безопасно, но сейчас Брюс располагал лишь мобильным с чистой сим-картой, это не дело. Хотелось переселиться куда-нибудь прямо под небоскребы, в роскошную квартиру, но нигде ее не предоставят, разве что в другом рассаднике преступности, с мафией рядышком, но такие всклоки быстро не забываются. Маркони успел потерять людей, начать волноваться. И хоть самомнения ему не занимать, он знал, что и за ним придут, ни смотря ни на что. У Джокера и безопасней, и даже не самое бедное жилище, но мужчина все равно не мог спокойно спать там, с пчелиным гнездом под боком. Итог оказался довольно странным, даже не совсем правильным, но ситуативно — идеальным. Барбара, через договорное лицо сняла квартиру над своей, и Уэйн теперь ютился там, забирая через нее заказанную еду и имея наконец хороший источник связи. Фокс, как и следовало ожидать, был переведен на другую должность, и чуть не уволен, даже участвовал в следствии как свидетель, почти потенциальный подозреваемый, все же его работа была самой подозрительной, и копали под него с тройным усилием. Полагаться на его помощь теперь нельзя было. Они условились, что посылка с новым костюмом будет оставлена у окраины города через неделю, в связи с невозможностью вылезти из-под надзора, и после Люциус заляжет на дно окончательно. — Это твоих рук дело? — спросила как-то Барбара, показывая газету с фотографией из доков двухнедельной давности. — Слишком жестоко? — поинтересовался Брюс тихо, складывая одежду в стопку. Пока было время, он помогал девушке с готовкой и уборкой. Делал он это как мог, все же не зря у него был дворецкий, делавший все за него, от богатой жизни руки совсем становятся не приспособленными к бытовому труду. Барбара зачастую переделывала за ним, но ни разу не пожаловалась. Казалось, ей было весело проводить вместе время, а еще веселей осознавать, что Брюс стирает рубашки и готовит спагетти Гордону, который сейчас наверняка занят поисками одного из «опаснейших» преступников. — Нет, просто не похоже на твой стиль, — спокойно ответила она, и Брюс задумался, чуть не подпалив слегка еду. Было приятно не начинать оправдываться. — От Гордона были интересные новости? — Нет, пока тихо. Но ты видел как растет твоя популярность? — Моя популярность? — нахмурился Брюс, — Снова статьи обо мне? У них еще остался хоть какой-то не описанный материал? — Нет, я не про это, — она развернула экранчик ноутбука к нему, — У тебя сейчас очень много фанатов. Там высвечивались вкладки со сторибордами, рукодельные постеры, даже фотографии, где стояли кучки переодетых в его костюм фанатов. — Следовало ожидать, — меланхолично отреагировал мужчина, — После перечисления денег, для многих я стал современным Робин Гудом, но этот жест забудется скоро. Барбара скривила носик. «Нет бы порадоваться, только ворчать и горазд». *** Снаряжение в виде солнцезащитных очков и толстовки с капюшоном было успешно применено. У мужчины появилась мысль нацепить искусственные усы, или нечто еще более броское, но он смог с ней совладать. Передвигаться по городу было утомительно. Хоть он и ехал на такси, дабы не попасться на уличную камеру, мало ли кто сидит за мониторами, этот способ все равно оказался медлительный. В частности, из-за пробок, что образовались по случаю премьеры нового фильма и растянулись аж на два квартала. Брюс недоумевал, почему в такие смутные времена люди без опаски едут в любую точку города, но лучше так, нежели постоянная паника. В один момент он так засмотрелся на бесчисленный поток, движимый по тротуару, что чуть не обратился к таксисту: «Альфред». Потом мысленно бранил себя за такую расхлябанность. Вообще, любая, даже самая мелочная мысль о неправильности того, что сейчас творится, конвертировалась Брюсом лишь в новую подпитку. Стоило лишь вспомнить где он, и с кем собирается бороться. Ненависть сама приходила, указывая верный путь. Прямо как в начале его становления, ненависть сподобила его герою, она же преобразовала его в эгоистичного судью, принимающего собственные законы. У нужного места его уже встречали. Двое, в будничном, с подозрительным ящиком между ними, маячащим у всех на виду, благо этих всех было крайне мало. Хотел он было нормально поздороваться и взять свое, как на него был направлен пистолет. — Тут тебе записка, Бэтмен, — хрипло бросил ближайший, протягивая листок, — А имущество мы заберем с собой. Уэйн увел вытянутую руку в сторону, вцепившись в пистолет, и в ту же секунду вдарил второму по колену, не давая ему шанса сиюминутно выстрелить. Его первоначальная нацеленность на огнестрел дала свои плоды, и лишив соперника преимущества, победа была в кармане. — Говори, — прорычал он, сдавливая бандиту горло крепким хватом со спины, пока второй послушно лежал ничком на земле, убрав руки за голову. — Нас наняли, — дрожащим голосом лепетал он, — Только для передачи записки, не убивай. Уэйн дал знать, что услышал все, что нужно. Нацелился на них, и удостоверившись, что улепетывают они достаточно быстро, сел на ящик, разворачивая переданный лист: «Широк и грузен, пыхтит и ноет Морская живность атрибутивна Только ночью гигант свой рот закроет Коллективная работа эффективна». *** Одиннадцать человек стояли в круглой комнате, когда загорелись лампочки. Все в костюмах Бэтмена, вот только оригинал сильно выбивался среди остальных. Фокс выдал лучшее, что было. Такое не подделать за дешево. Лицо на экране ничуть не смутилось, видимо, никакой путаницы и так не должно было быть. Так, для антуража общего. — Правила просты, — начал Нигма, — Драться запрещено. Использовать дополнительные инструменты для решения тоже, даже чертов крюк нельзя, Уэйн. Нужные подсказки для разгадки даны в этой комнате, но она лишь первая из многочисленных. Первый, кто разгадывает код, первым и уходит из комнаты, но количество вышедших лимитировано, — буднично, монотонно, но понятно. Хотя часть с отчитыванием его как школьника, была слегка лишней. Еще при старте он увидел огромное множество цифр на стенах, осталось понять, по какому принципу делать отбор и дешифровку. Дверь была узкой, при попытке одного из участников ввести код, открылась небольшая панелька с полем ввода и кнопками, довольно типичная. Он не успел увидеть, что загорелось наверху, и какие точно были числа, но примерно осознал это по движениям. Введенное не оказалось правильным, и из пола и потолка с высокой скоростью сработали шипы, если бы не мешающая туша, способные соединиться. Тошнотворное зрелище, беспринципно уничижительное. Радиус их срабатывания был не маленький, и те, что стояли ближе всех, подняли непереносимый шум. Начавшаяся паника лишь усугубляла ситуацию. Теперь пошли жалобы, стенания, требования по спасению, сиюминутному. Бэтмен, конечно еще раз оглядел все, но он не был всесилен. Стены более чем толстенные, под полом панели, не факт, что с одинаковым действием, потолок тоже не казался хлипким, да и проверить это нельзя было. Вентиляция отсутствовала, воздух поступал лишь через решетчатую дверь, да и влезть в нее вряд ли можно было. Разбить камеры, все оборудование, и искать выход, Загадочник такой подход не оценит. Тут было прекрасно понятно, что лазейки или чудо-пути нет, но эти напуганные люди требовали невозможного. — А без убийств нельзя? — поинтересовался Бэтмен, подойдя к экрану, — Или тебе нужна собственная «Пила»? Загадочник непонятливо вздернул брови, потом помотал головой. — Это просто для накаления обстановки. Хотя ты прав, первый умер слишком рано, — он хмыкнул, выскользнув из кадра, послышался шелест бумаги, — Можно слегка сменить правила. В комнате остается один человек, самый последний. Не умирает, а просто дожидается спасения. Разгадываешь загадку, он остается жив, но на каждого будет свое время, — ухмыльнулся он, и потратив немного времени, вывел плашку сбоку экрана. Когда Бэтмен отвлекся на ознакомление с ней, то слегка опешил от установленных рамок. Две минуты, минута, три минуты, пятьдесят секунд, две минуты, десять секунд, тридцать секунд, двадцать секунд, восемнадцать секунд. Глаза на лоб лезли, что говорить о других. — Кстати, если будет введено неправильно, то шипов не будет, я лишь срежу треть времени, — уточнил он, — Я сегодня необычайно добр, не так ли? На первой комнате не было таймера, и подумать можно было вдоволь. Мужчина постарался прогнать в воспоминаниях как можно больше того, что может ожидать впереди, комнаты на секунды пугали до ужаса, но не так сильно, как остальных. Вторая была простой, и времени хватало с головой. Просто цифры, записанные в двоичном коде. Третья — старая басня, первые буквы строк которой создавали слово: «Патриот», когда оставшаяся часть намекала на права, хватило одной лишь даты принятия конституции. И в ней же началась драка за то, кто в ней останется. Понятное дело, три минуты. Шансы выжить — невероятно хорошие. Парень массивнее разбил одному нос, второму заехал по колену, ударив в подарок о стену и силком выпихнув прочь. Брюс выразительно посмотрел на него через прорези решетки. Жертва, что находилась за ней засомневалась, будут ли ее спасать, и мужчина не переставал заигрывать с его страхом. В одно мгновение Бэтмена передернуло от такого отношения, но спустя полторы минуты, когда парень с соплями и вселенской просьбой не переставал что-то бубнить, Уэйна отпустило. «Обстоятельства такие, его можно понять» — напомнил себе он, с негодованием обнаружив, что три минуты стояли здесь заслуженно. Математические задачи. Тут должна была крыться загадка, но непонятно, в чем именно. Время утекало быстро, а разгадка не шла на ум. — Тринадцать, пять, шесть, — выпалили ему под руку. Уэйн глянул на него, это был тот, кому заехали по носу. Данный ответ лишь пуще прежнего запутал, и закрадывались сомнения по поводу его достоверности. Но времени не было, он ввел данные числа, подозревая их правильность или из праздного любопытства. После срабатывания, казалось неважным. — Я историк, — начал было повествовать помощник, но Брюс поднял руку вверх, направляясь в очередную комнату. Его главенство процессии ни коем образом не оспаривалось. И даже если другие могли решить данную загадку, то чаще всего бездействовали, вверяя контроль над чужой жизнью в его руки. Меж тем, ужасающая комната на десять секунд предстала воочию. В нее бежали напролом, толкаясь, с криками и ором, боясь быть последним. Потому что за десять секунд можно даже задание не успеть прочесть, не то что разгадать и ввести. Самому Бэтмену пришлось торопиться. Последний отчаянно вцепился в человека перед ним, пытаясь отодрать от прохода, но тот ринулся вперед, и неудачнику припечатало руки решеткой к полу. Он завизжал как умалишенный. Бэтмен не повернулся, жадно всматриваясь в написанное. Много текста. Сухой, информативный. У Брюса перехватило дыхание, на пару секунд он выпал из жизни, и время уже закончилось. Лицо на экране мерзко засмеялось, крики со стороны двери после громкого лязга стихли. — Это не загадка, а простая насмешка, — злился Брюс, видя полицейский отчет о смерти своих родителей. Теперь каждый в этом городе считал обязательством поглумиться над данным обстоятельством. — Нет, не насмешка, — уверял Нигма, хоть и гадко хихикал сквозь сжатые губы, — Дата этого случая задом наперед. Бэтмен промолчал. Накатило тошнотворное чувство. Загадка про торсионный метод, потом легчайшая про время, и последняя, представляющая из себя страннейшую иллюстрацию. Она была из цифр, и выводила портрет самого Нигмы. Пахло нарциссизмом, но времени хватало лишь на судорожные попытки понять, в чем решение. Оно пришло странным образом, и лишь потому, что Брюс вспомнил, что задание последнее. Точка из знака вопроса содержала лишь четыре цифры, которые он успел ввести. — Нуу, это были слишком легкие задания, надо приправить это чем-то сложным, — неудовлетворенно бубнил Загадочник. Его разочарование виднелось сразу. — Отпусти сначала людей из комнат, — потребовал Бэтмен. — Ничего с ними не случится, — зевнул злодей, массивная дверь с гудящим звуком стала открываться. Там пестрили вывески, были проложены туннели, исписаны занавески, и двигались платформы. Было видно, что это лишь начало пути. Бэтмен выдохнул, за экраном зазвучал громкий смех, и все залил зеленый дым. Прозвучал глухой стук удара. — Эй, мышонок, — смеялся Джокер, — У тебя веселая клетка. Только сыра не хватает. — Наконец-то, — выпалил Брюс, — Отключи все это. С недовольством, даже некоторыми пререканиями, но он послушался. Отследить сигнал было несложно, но из-за заложников, пришлось просить о помощи стороннее лицо. Добрался он быстро, пристанище Нигмы, откуда он дергал ниточки было совсем недалеко, на другом конце улицы, в неприметном жилом здании. Дело пяти минут. — Не будешь так добр? — намекнул Брюс на дверь, и видя нарастающее недовольство, добавил, — Чтобы потерять как можно меньше улик. — Твои штучки, — фыркнул преступник, который до этого разглядывал, вертя в руках предметы со столика, — Я бы хотел понаблюдать. Он выразительно поглядел на связанного Нигму, будто ожидал, что Уэйн сейчас откусит тому голову. Как ни странно, укусы были вплетены в последующие действия. Загадочник, понимая всю скверность положения, и то, что Бэтмена в такой броне он и не поцарапает, вскочил на ноги, извернулся, и со всей дури цапнул Джокера за руку, связанными руками выхватывая нож из кармана и метя врагу в живот. Уэйн успел перехватить руку с ножом, и лишь обезоружив врага, сразу нанес ему колотую рану. Джокер хотел смачно пнуть недруга вдогонку, и когда ему помешали, он цыкнул, хлопнув дверью, видимо намереваясь устроить исцеляющий душу погром. Встав на колени рядом с истекающим кровью Нигмой, герою даже стало немного жаль, но он тут же подавил это чувство в себе. Дело было в том, что хоть и в извращенной форме, но Загадочник уделял столько внимания личности героя, даже забывая о практичности, выстраивал стадионы ловушек с загадками, и в некоторых местах оставался обольстительным человеком. У него было больше шансов излечиться, чем у большинства, но чуда не произошло, и не произойдет никогда. — Мы были старыми друзьями, а ты так со мной, — прохрипел он, выкашливая кровь. Видимо, он хотел придумать хорошую загадку под конец, но не мог из-за сбивчивых мыслей, наверняка перед смертью сложнее думать, — С каких пор ты доверяешь ему? Взгляд лисицы, смех гиены, а нрав — кота, кто же надул тебя? Он не помощник, а перст длани, что верховенство держит над простыми душами. — Я знаю, Нигма, у меня остались глаза и уши — равнодушно прервал его Бэтмен. Глаза злодея слегка расширились, а позже, на губах проявилась улыбка. — Ты всегда знаешь. *** Если связаться с королем преступности, то череда событий неуемно следовала одна за другой. Возникало чувство, что жизнь сама вскипала в небольшом радиусе от улыбчивого человека. Если бы Бэтмен не знал, чем он занимается на самом деле, то подозревал бы в самоличной организации очагов воспламенения. На очистившемся на небольшой промежуток времени вновь появилась цель. Увесистая и важная под именем — Харви Дент. Успеть на начало представления не получилось, даже на середину, куда там. Сговор двух преступников налицо. Один отвлекает, другой крадет, взрывает и делает что душе угодно. Загадочник знал, что рискует, но сыграл последнюю партию. — Харли и Харви? — хихикнул злодей, — Какая нелепица. Квинзель встала на пути преследования. Ее юбка была короче, а макияж ярче, в лице виднелась девичья обида. — Этому ужасу, под названием Бэтмен давно пора на тот свет, пирожок, — с яростью запротестовала она, не прекращая целиться прямо в голову «мыши», — Ты заигрался с ним. — Ха-ха, хо-хо, — не мог угомонить себя Джокер, ласково огладил ее подбородок, заставляя повернуться в свою сторону, — Это ты заигралась. Потом резко увел взгляд вбок, выхватывая из рук девушки оружие. Размашистыми шагами подошел к Уэйну и пихнул украденное уже ему. Скользнул за спину, вцепившись пальцами в плечо, и с распахнутыми глазами, наблюдал за Харли, что вросла в пол от таких действий. — Убей, — прошипел он под ухом. Брюс выглядел совершенно растерянным. — Что такое? — не понимал Джокер, — Это ведь преступник. Высококлассный. Убивающий невинных и даже сейчас совершающий немыслимый, террористический акт. С последним он преувеличивал. Здание еще не было взорвано, и Квин выступала мелким соучастником, но умаляло ли это ее грехов? Квин заслуживает смерти, и стокгольмский синдром в купе с расстройствами не делали ей большой поблажки по его мере оценивания. Но все же он не мог в нее выстрелить, как и в чудовище, что было у него за спиной. Еще не настало необходимое время. Разочарованный Джокер пошел к выходу первым, оставляя разбитую девушку наедине с собой, и спеша ко второй цели. Брюс бросил украдкий взгляд на нее, и был одарен злым, завистливым, ядовитым как кислота взглядом в ответ. С двуликим возникало уже больше проблем. Перенести град пуль и ввалиться внутрь они успели, но взбучка в рукопашную была не такой удачной. Вертолет воспарил в небо, Дент подпинывал противников, когда два бугая норовили раздавить их своими гигантскими кулаками. Пару таких ударов отпихнули к распахнутой двери. Бэтмен успел ухватиться одной рукой за вертолетное шасси. Подобное случалось в его практике, и был бы шанс залезть обратно в кабину, если бы в другой руке неподъемным грузом не находился Джокер. Раскачивающийся на ветру, хохочущий груз, от которого можно со спокойным сердцем избавиться, подумалось Бэтмену, но он поглядел вниз, на спокойную синюю гладь, и лишь сильнее стиснул руку. Невольно воспоминания прошлого вторглись в голову. Снизу что-то кричали. Мужчина нахмурился, поглядел вверх, и увидел, как двуликий раскрывает рот, но из-за шума лопастей он не слышал обоих. Харви потянулся к карману. Делал он это, чтобы достать монету или пистолет, точно нельзя было сказать, но времени на промедление не осталось. Расцепив пальцы до того, пока рука онемеет окончательно, и добыв лишнего времени, он молниеносно схватился за крюк-кошку, и уже в падении выстрелил, не успев прицелиться. Его глаза успели увидеть только как Харви прошибает глотку, разрывая на куски, он падает. Единственный путь спасения обрубается, свист в ушах, холодный поток ветра, забивающийся во все щели защиты, пассажир по несчастью, чье лицо сложно разглядеть, но который не испуган, Брюс был в этом уверен. В неразберихе сложно воспользоваться плащом хорошо. Скорость лишь нарастает, если не сделать это аккуратно, можно повредить руки, а то и вовсе помереть от столкновения. Он прокричал что надо делать Джокеру, неуверенный, что тот его услышит. Тонкие руки облепили его талию, плотно сжимая. Брюс смог ухватиться за уголки плаща, меняя угол падения, потихоньку выравнивая его путем ослабевания натяжения, но не гася ускорение вовсе, так что падение было неприятным. Перед самым концом он извернулся, принимая спиной на себя. Скорее по наитию, а не осмысленно. Сложнее оказалось со всем его грузом добраться до берега, который и был недалеко, в тот момент ускользал вдаль, поддразнивая своим видом. Джокер тоже не помогал, без надзора и помощи идя сразу ко дну. Но преодолев этот этап, можно было успокоиться. Суша под ногами была гарантом хоть некой безопасности. Адреналин сыграл свое, боли не ощущалось вовсе. Брюс поглядел на ясное небо, глубоко дыша, и прижал к себе Джокера. Тот тоже не был весел как обычно, смешно падать, приземляться — чуть менее. Ощущалось, как бьется его сердце, как он судорожно дышит, тело гоняет кровь, глаза подвижны, и прекрасно видят этот мир. Пакостный, но неимоверно прекрасный одновременно. Жив Брюс, жив Джокер, все продолжается, жизнь в ярких, кисловатых тонах кладется на губы, заползает на язык, и так по всему телу. Очередной вздох, пульс зашкаливает. Бэтмен перекатывается с преступником в руках, нависая над ним. Зрачки расширены, эмоции подверглись модификации, заполонили каждую клеточку тела, рвали и кусали извилины мозга. Джокер рассеяно на него глянул, открыл было рот, который Бэтмен в ту же секунду прикрыл ладонью. Сейчас не надо слов, многочисленных диалогов. Им не надо говорить, разговор все портит, так что это будет сделано в молчании, среди естественных звуков окружающей среды. У Уэйна не было мужчин в качестве пассии, никогда. Робкая женская красота, или более дерзкая, но не менее сексуальная и чарующая — вот что надо было Брюсу, но не сейчас. Сейчас он смотрел на алые губы, заинтригованное лицо своего злейшего врага и лучшего союзника по совместительству, и испытывал тягу, граничащую с неимоверной жаждой. Это не было жаждой убивать, но нечто он испытывал раньше, с Женщиной-кошкой, только слабее. В этот момент у мужчины скользнула мысль, что он слишком любит находиться на острие ножа, и это не исправить до самой его гибели. Снял шлем, и начал с поцелуя, ведь так выражают свои чувства, не всегда искренние, не всегда сильные. Джокер не стал смеяться во весь голос, не выхватил из кармана мудреный гаджет, что разорвет Уэйна на куски, а зарылся пальцами в волосы, лишь делая поцелуй более страстным, развратным, будто ожидал этого. Тело жаждало большего, в мозгу отстукивало, выдалбливая зов о потребности близости, жизненной необходимости. Пуговицы летали тут и там. Нетерпеливо Брюс содрал бедные пуговки то с пиджака, то с жилетки, принялся за рубашку, наконец добираясь до белоснежной кожи. Пальцы, слегка дрогнув, нажали кнопки, и он сам освободился от костюма, смог прикасаться голой рукой к удивлению, теплому телу. По хитрым глазам и томной улыбке, было ясно, что Джокер по этому поводу думает. Брюс с холодком осознает, что взял бы его, даже если бы он сопротивлялся. Придвинулся к шее, утыкаясь носом, горячо в нее дыша, возбужденный, неукротимый. Впился в нее зубами, огладил торс ладонью. Бледный, ядовитый, жизнерадостный. В голове гудело: «Моё произведение», а потом укоротилось до простого: «Моё». Он не знал, с чего начать, что делать, и как не навредить, но его это мало заботило. Инстинкты играли свое, тело действовало как того требовало желание воспаленного разума. От укуса остался розоватый след зубом, появилась жажда оставить на этом теле как можно больше меток своего присутствия. Брюс осознавал, что при выбросе адреналина пробуждалось нечто старое, глухим отзвуком возвращаясь со времен прошлого, возвращая эти усиленные чувства. Он сделал судорожный глоток, сдавливаемый, перемолотый, неспокойный. Тело испытывало эйфорию. Нежности не было, лишь в начале, дабы усыпить бдительность, и впиться в добычу, не давая ей вырваться. Сознательная часть, бившаяся в агонии, вовсе стихла, умолкая на длительное время после. Партнер был не просто недоволен, он всеми силами запротестовал, как только рука богатея полезла к частям, находящимся ниже пояса, что прекрасно показывало, что Джокер думает о проникновении в себя любимого. Как непоколебимая гряда, нависший Уэйн смотрит с стальным оскалом. Так выглядит мужчина, потерявший родню, но сумевший это пережить. Взявший в свои руки бразды правления, имеющий власть над судьбами как преступников, так и мирных граждан. Тот, кто может стереть любого врага, кем бы он ни был. На шахматной доске обрисовалась грозная и тучная фигура короля, который медленно, но верно передвигался на конец другого поля. — Не хмурься, — тихо сказал Брюс, почти одними губами. Джокер поразился, как это прозвучало. Это близко располагалось к «улыбнись», и в то же время, ставилось в упрек. И правда, кто он такой, чтобы позволять себе плохое настроение, когда веселье в самом разгаре. Улыбка в тридцать два, самая роскошная и широкая, которую вообще можно было себе позволить. Брюс ответил слабой улыбкой, будто одолжение. И с застывшим в воздухе вздохом вошел в горячее нутро. Они задыхались, мир вокруг застыл и рассыпался, красные раскаленные звезды жгли кожу, саднили глаза. — Увидимся, — бросил он, надевая свою броню обратно. Джокер недовольно зыркнул ему вслед, от чувственности Уэйна ничего не осталось сразу с разрядкой, когда он сам не получил ни удовлетворения, ни порции веселья. Болело многое, но он не обращал на это внимание, осторожно встав и усевшись уже у самого берега. Взял пальцами мелкий камешек, бросил не больше чем на метр от ближайшей точки начала водной глади, и так и остался сидеть, созерцать. Ведь в животе было неприятное ощущение, заставляющее морщиться, печалиться и злиться. Будто зверь шкрябал стенки нутра, уж никак это назвать бабочками язык не поворачивался.