Обернись назад

— Нет ничего хуже смерти. — Ошибаешься, есть. — Сатана или... — Кай Паркер? О да, согласна. Глаза. Уши. Или язык. Я не знаю, что хочу отрубить этому самовлюбленному павлину. Он около часа распинался, как хорошо пойди и оторваться в клубе. Алкоголь рекой, соблазнительные танцы, громкая музыка — все это то, что нам нужно по мнению Малакая. Но нет. Мне это не нужно. Хватило бы и просто книги в тихий вечер перед сном. И мысли, что скоро я уснула раз и навсегда. Мой пессимизм всегда рядом и поддерживает меня в любую минуту. Заберу его с собой в гроб, так уж и быть. — Что вы будете пить? — ко мне обращается бармен, стараясь перекричать музыку и мысли в моей голове. — Водку, — не долго думая, отвечаю. Если сифон хочет того, чтобы мы нажрались в дрова, то так этому и быть. Что плохо в запретах, если жить осталось мало времени? Ценить каждую секунду? Я не могу, честно, не могу. И так постоянные мысли, а если еще и считать дни до смерти... — Будет сделано, — улыбается обоятельный мужчина за стойкой бара и достаёт стеклянную бутылку с прозрачной жидкостью. Улыбаюсь своим мыслям. Если не болезнь, как бы сложилась моя жизнь? Стоило бы мне начать новые отношения, оставив прошлое? Смогла ли бы я это сделать? Как сложилась моя жизнь, если конец не был так близок? Ну ты, определённо, потрахалась с Каем. Стакан падает из рук на пол, разлетаясь на миллионы мелких кусочков. Что? Это сейчас пронеслось в моей голове? Да откуда такие мысли? Я и Кай? Это смешно, и глупо, и тупо, и мерзко... Внутри разжигается пожар. Внутренности скручивает острая боль из-за мыслей о сексе с вампиром. Нам никогда не быть вместе и тем более не заниматься любовью. Мне стоит написать обо всем. Мало ли я через месяц моя память решит мне изменить и забудет обо всем. Не хочется умирать с мыслью о том, что я даже не помню, что должна умереть. Устраиваюсь поудобнее на барном стуле, что, кстати отличался своей неплохой изысканностью, как впрочем и весь клуб. Атмосфера тут отнюдь не уютная и домашняя, но вполне приятная, то есть вполне подходящая для того, чтобы напиться в хлам. Признаться честно, еретик имеет вкус в подборе подобных заведений. Чёрт возьми, снова он! Нервно запускаю пятерню в волосы, не осознавая, что придаю им ещё больше растрёпанный вид. К горлу подступает блядская истерика, от чего хочется ударить себя под дых, ибо мне вовсе не хочется показывать свою слабость перед Малакаем. Ну и почему ты не выходишь у меня из головы, придурок? Достаю из своей сумочки, в которой, каким-то волшебным образом всегда оказываются жизненно необходимые вещи: до боли в висках знакомый дневник и ручку с милым брелком в виде кролика. Прохожусь подрагивающими пальцами по его обложке. Сейчас должно стать лучше, уверена. Из-за мерцающего, оказывающего на мои и так уставшие глаза, не очень приятное давление, освещения в клубе и довольно громкой музыки, пытаюсь сосредоточить свое внимание на страницах дневника. Потеребив неизменную чёрную ручку в своих руках, принимаюсь за изложение своих мыслей: Кто бы ты ни был – здравствуй. Это та же, по прежнему больная и ещё более обреченная, Бонни Беннет. Что ж... Думаю, сейчас будет верно говорить писать на чистоту. Я конкретно запуталась. Меня терзают сомнения по поводу одного человека – Кая Паркера. Какого-то черта, мне резко захотелось дать ему шанс, посмотреть на него с другого угла и возможно поменять свое мнение о нём. Я тупая дура, поскольку должна переживать за своё здоровье, друзей, многочисленные проблемы, которые свалились не только на меня, а вместо того парюсь насчёт того, что испытываю к этому придурковатому еретику. И о том что он испытывает ко мне в ответ, — после этих слов я настойчиво подавила желание побиться головой об стол. Или лучше познакомить со столом ненавистную черноволосую голову. Я держусь с последних сил. Если вы назовёте меня слабачкой, то окажетесь чертовски правы. Что уж там говорить, я на самом деле даже не знаю зачем пишу сюда, или какие чувства испытываю к... Боюсь открыться чтобы не получить нож в спину. Совсем не понимаю какая ошибка привела меня к такой жизни, скорее даже существованию, но чувствую, что осталось мне недолго. Не то что бы меня очень угнетает эта мысль, просто мне больно от того, что изменить что-либо уже невозможно. Что остаётся только беспомощно ловить ртом воздух и слушать бешеный стук взбесившегося под рёбрами сердца в моменты боли и минутной слабости. До побеления рук сжимать костяшки и стискивать зубы в ненастоящей улыбке. Плакать по ночам, а днём пачками глотать таблетки. На самом деле, я очень нуждаюсь в поддержке. Особенно я хочу получить ее от него, то есть Кая, но не получу. Я продолжу зачем-то жить эти несколько месяцев, дышать, но глубоко внутри у меня что-то сломалось и вряд ли уже подлежало восстановлению. — Еще налейте даме за мой счёт, — грубый голос раздаётся рядом с моих ухом, а потом чье-то тело оказывается рядом на стуле. Мужчина, не очень приятной наружности, но молодой, нагло ухмыляется. Я же вижу, как его глаза скользят по-моему телу, останавливаясь на груди. Черт побрал это декольте. Быстро прячу свой дневник и упираясь локтями на стойку. Интуитивно сжимаюсь, но быстро произношу, дабы привлечь внимание незнакомца к моему лицу: — Не стоит. Я здесь не одна. Такие уловки я знаю хорошо. Многие мужчины подкатывают к женщинам, дабы потом упрекнуть их в том, что они платили за нашу выпивку, а мы не даем. Сейчас же трахаться за алкоголь не входит в мои планы. Темноволосый ухмыляется, его глаза мутнеют, и я понимаю, что он чертовски пьян. Запах перегара и пота отдаётся в нос, когда незнакомец хватает меня за руку, грубо сжимая запястье. — Меня это не волнует. Хочется развлечься с тобой, детка, — парень пытается стащить меня с стула возле стойки бара. Я же проклинаю свою одежду. Неужели в это раз подумали, что я околозаборная шлюха? Жалею, что не имею защитника, но я сама привыкла выбирать из трудностей. В тот момент, когда я уже собиралась двинуть этому подонку в приличное место, возле бара нарисовался Малакай. Он облокотился на стойку и нагло ухмылялся, будто эта ситуация его забавила. — Налейте ему выпить за мой счет, — не снимая короной улыбки произносит, подмигивая мне правым глазом. Что? Это значит, что меня он не спасёт? Прям рыцарь, что ж сказать. Бармен удивлённый таким поворот, быстро справляется с ему поставленной задачей и ставит стакан перед вампиром. Незнакомец опускает мою руку и разворачивается к еретику всем телом, показывая, что он выше него по статусу. Но он ошибается. Выше Малакая только его корона. — Ты вообще кто? — хрипло интересуется темноволосый и в упор смотрит на Малакая, — Вали отсюда по-хорошему. Паркер искренне смеется, заливается детским смехом. От этого становится не по себе, ведь Кай не знает, что такое детство. — Блядь, все самому приходиться делать, — недовольно шипит сифон и закатывает глаза к потолку. Социопат резко хватает стакан с выпивкой и выплескивает все содержимое на лицо наглому парню. Тот возмущается, но вампир щёлкает зажигалкой у его тела, отправляя его в мир агонии и боли. Пламя распространяется по конечностям и лицу мужчины, который кричит от невыносимой боли. Все в клубе смотрят на него с ужасом, некоторые пытаются вызвать скорую, и только единицы пытаются потушить пламя. Воздух заканчивает в моих лёгких, дышать становиться тяжело. Я не успеваю даже слово сказать, как мужские пальцы обхватывают меня за локоть и тащат в неизвестном направлении. В нос отдаёт запах гари и жареного мяса. Господи, меня сейчас вырвет. Мужская фигура прижимает меня к стене. Они здесь темно-бежевые, свет приглушённый, воздух более резкий. Мы, кажется, находимся в лестничном пролёте между этажами. — Ты в порядке? — шепчет, его дыхание прерывистое, грудная клетка часто вздымается, как после бега. Но мы знаем, что никто не бежал. — В полном, — на вдохе отвечаю, облизывая пересохшие губы. Малакая вымученно улыбается. Мне становится не по себе. В моральном плане это моя вина в смерти этого человека, по фактам же Кай сам принял это решение. Но я, черт, поспособствовала. Я прижата спиной к твёрдой поверхности. Вампир нависает над мной грозной тучей, слишком близко наши тела. Меня снова скручивает, но я не показываю это. — Тебе жарко, Бонни? — нахально шепчет он, лаская слух. Идиот. — Отвали, Малакай, — мое лицо искажается гримасой отвращения и я упираюсь ладонями в его тело, дабы оттолкнуть. Пальцы чувствуют твёрдую поверхность. Мои мысли далеко отсюда. Голова постепенно начинает подкруживаться, и я не знаю: из-за болезни это или алкоголь тому виной. Просто мое тело требует отдыха и крепко сна. — Я...пошла, — выдавливаю, как горло резко осипает и саднит. — Подожди, — он аккуратно сжимает мою ладонь в своей, не дав этим сдвинуться с места, — Ты хочешь знать причину, по которой я вас всех связал? Фыркаю, недоверчиво сощурив глаза. Малакай, хоть и пьян, но далеко не тупой, чтобы просто так давать мне столь ценную информацию. В чем искренняя причина рассказа Паркера? Трахнуть тебя. Прикрываю глаза и мысленно матерюсь. Твою ж мать, почему я постоянно думаю о сексе и о нем? Отдельно об этом думать очень хорошо: о сексе с удовольствие, о Малакае с желание убить, но когда речь идет о сексе с вампиром уже не по себе. Не уж то втрескалась, Бон-Бон? — В чем подвох? — уверенно спрашиваю, разглядывая его карие глаза цвета кофеина. — Мм...Услуга за услугу, — довольная улыбка расползается на лице еретика, его взгляд становится яснее и страстнее. — Что ты хочешь? — мне не хочется знать ответ на это вопрос. Мне не хочется догадываться, что сейчас попросит это напыщенный павлин. Я боюсь знать правду. — Я говорю тебе причину, а ты взамен, — он замолкает, но приближается ко мне сильнее. Я чувствую его горячее дыхание на своей шее, — Поцелуешь меня, Бон-Бон. На меня небеса рухнули. Мои мысли сковали эти слова. Поцеловать Паркера? Без юмора, серьезно? Как я могу целовать того, кого ненавижу всей душой? Я желаю ему смерти, но должна припасть к губам? Это шутка? — Учти, Беннет, второго шанса не будет, — нарочито глупо шепчет, а мне кажется что стены давят на меня. Мой маленький в данную секунду мозг отказывался работать. Мысли были полностью захвачены в четыре проклятых слова. Слюнообмен с сифоном? Даже с появлением в мире магии и вампиров более мерзкой вещи не придумали. — Хо...рошо, — шумно выдыхаю и сглатываю неприятный ком в горле. Мне не хочется целовать эти губы. Лучше уже умереть, чем брать такой грех на душу. — Серьёзно? — вампир недоверчиво смотрит на мое лицо, не верит в мои слова. Да я сама в них не верю, мальчик. Я киваю, на большее мой мозг уже не способен. Наши глаза встречаются, и на мгновение я даю ему шанс снова заполучить меня, как друга, но Паркер его жестоко растаптывает об асфальт, впиваясь в мои губы. Он целует жестко, страстно, отчасти грубо и жадно. Мне хочется прекратить этот поцелуй, но я мужественно терплю. Постепенно он смягчается, перестаёт так сильно терзать мои губы. Язык Малакая исследует стенки моего рта, и в какой-то момент мне кажется, что я получаю удовольствие от этого... Вампир резко хватает меня за волосы, углубляя поцелуй и сильно сжимает в стену. Лопатки неприятно ноют. Еретик плавными движения перемещается свои руки на мою шею, потом на плечи. Мне не страшно, но опасно. Пусть еретик и подонок с большой буквы, но насилия в интимном плане от него не будет. Если я не ошиба... Мужские пальцы разрывают один движение на мне блузку, пуговицы сыпятся градом на пол. Он начинает расстегивать ремень на мои джинсах, не прерывая поцелуя. — Кай, — в перерыве выдыхаю, пытаясь оттолкнуть его, — Стой. Он будто не слышит меня, стараясь быстрее раздеть меня. Попытки отозвать его от себя не приносят пользы, с каждым движение все тяжелее и тяжелее. Он словно статуя, которую не невозможно сдвинуть с места. — Мала...кай, — я буквально задыхаюсь от нехватки кислорода, — Прек...я...боюсь. Действительно, бояться нечего, да? Обычно Паркер никогда себя так не вёл, не его стиль. Убить, разрезать, мучить мог, но никогда он не применял ко мне такого вида насилия. Постепенно все рушить, как и моя жизнь. Мужчина резко замирает, останавливает, смотрит на меня затуманенным взглядом. Возможно, он слова разыгрывает, что не понимает о чем я , что он был пьян и прочая чушь, которую так любит Паркер. Может ты хотя бы извинишься? Конечно, Паркер даже и не подумает просить прощение. Он на это тупо не способен. — Черт, забыл, — как не в чем не бывало по-идиотски улыбается сифон, — Причина. Ты хочешь ее знать? Так вот, я тебе ее скажу. Но дело действительно в тысяча девятьсот третьем, как не прискорбно. Именно в этот год я втрескался в тебя, Бон-Бон.