Обернись назад

— Не отпускай, знаю тяжело, но смерть настигнет нас всех. Даже вампиров. Даже Древних. Твоя ведьмочка не была особенной. Как ее звали? Бэхи? — С какой стати мне тебе сейчас шею не свернуть, Саманта? Солнце видимо решило уйти в неожиданный отпуск, пока хмурые облака полностью захватили небо, не давая возможности пробиться ни одному лучику солнца. Деревья то и дело гудели, видимо от негодования и холода, иногда скидывая одинокие листья. Вообщем, за небольшим окном, что располагалось в южной стороне небольшой кафешки, происходило невесть что. Как и в моей дурной голове. Помешивая горячий кофе, я задумчиво пялилась на зелёный стакан в красную полоску, пока люди рядом со мной слились в одну массу, активно общаясь и жестикулируя. Ну и с каких пор я стала такой одинокой? Наверное с тех, когда ты заболела раком, дура. Тряхнув головой, словно это поможет лишиться лишних мыслей, я с шумом выдохнула. День был сложным — активное похмелье, потом посещение больницы, встреча с Кэролайн и Еленой, довольно таки сильно вымотали меня, но всё же что-то мне подсказывает, что позже будет только хуже. Да, знаю, я всегда отличалась особым оптимизмом. Зазвенели колокольчики и дверь в кафе резко отворилась, от чего я автоматически повернула голову в сторону источника шума, что завсегда-то заставлял меня шипеть со злости и судорожно потирать виски. Мужчина выпустил пар изо рта, скинул пальто и последовал к последнему незанятому столику. Кинув короткий взгляд в окно, я поежилась. Видимо там было очень холодно, судя по людям, что быстрее обычного пытались добраться до тёплых помещений. Место для раздумий было явно не очень, но на данный момент лучше, чем дома. Да, я как ребёнок оттягиваю время, чтобы подольше не лицезреть на нахальное лицо Паркера. Ну и что в этом такого? Да ничего, Бон, кроме твоей тупости. Закатив глаза от собственных мыслей, я по привычке потянулась за дневником, который в последнее время стал для меня неотъемлемой частью жизни. Пора выпустить пар. Да уж, если бы где-то год назад под этими словами я подразумевала неукротимое желание поехать в поле и как следует проораться, то сейчас просто пишу свои мысли в тупую книжку. Сделав ещё глоток слащавого напитка, принимаюсь писать. Здравствуй. Мне не особо хочется повторяться о состоянии своего здоровья, поэтому просто скажу – это Бонни Беннет. Скорее всего ты захочешь узнать, что изменилось за последнее время, и я отвечу – ничего. Хотя нет, погоди. Я стала ещё ближе к неминуемой участи, и от этого как-то горько на душе. Знаешь, и дело даже не во мне – просто мерзко жить во лжи. Сегодня я встретилась с Кэролайн и Еленой. И не почувствовала былой дружбы. Пока обедала с ними, всё время строила невинную фальшивую улыбку, борясь с порывами хорошо так себе врезать. Теперь я не могу с уверенностью утверждать, что делаю всё верно и справедливо. Что-то терзает меня, причём крепко и без остановки. Позже мы пошли по магазинам, купили кучу красивой, даже шикарной одежды, часть которой я, к сожалению, даже не успею поносить. Ну, зато на похороны будет большой ассортимент. В очередной раз наврав, мне пришлось побороть все свои самые сокровенные страхи и уехать в больницу, ибо мне сообщили, что пришли результаты анализов. И я была не удивлена. Они очень ухудшились. Ещё утреннее похмелье подкачало, потому меня чуть ли не вырвало в приёмной. Врачи, конечно, помогли, а я как самая настоящая дура постоянно кивала, улыбалась, натягивая улыбку чуть ли не до ушей, утверждала что совсем не переживаю по поводу этой болезни. А потом вышла и разревелась. Не поверишь, но теперь я мечтаю, чтобы всё это закончилось. Я устала. Убрав накопившуюся влагу с ресниц и горько вздохнув, я быстро спрятала дневник в сумку, вскоре туда отправилась и ручка. Посильнее укутавшись в пальто, я выскочила на улицу. Кай. Сейчас мне предстоит с ним встреча. Под рёбрами запекло. Видимо отчаянно забесновалась сердце. Невесело усмехнувшись, инстинктивно прижала руку к груди, будто таким образом можно было унять чрезмерную активность взбесившейся сердечной мышцы. Кровать. Меня действительно стимулируют эта мысль. Сейчас я открою эту чертову дверь, которая почему-то не поддаётся, окажусь сухой и чистой после такой погоды и упаду на мягкую постель. Еще открою бутылку чертова вина, потому что меня мучает похмелье, чего бы мне не хотелось на данном этапе моей жизни. Пробую еще раз вставить ключи, но руки неимоверно трясутся и ничего не выходит. Еще раз. И еще. Я буду пытаться до бесконечности?! Срываюсь, создаю ментальный шар и направляю на замок, который в ту же секунду взрывается. Так-то лучше. Правда, теперь еще хуже слабость появилась. И мне предстоит покупка нового дверного замка. Молодец, Бонка. Прохожу внутрь и сразу замираю. Осторожно, практически не двигаясь, понимаю, что в доме не одна. Запах. Пахнет мятой, лесом и еще чем-то терпким. В голове сразу проносится: ...Кажется, я знаю, как пахнет псих. Замечательно, это сейчас самый полезный опыт... Закрываю глаза сдерживаясь, дабы просто не засмеяться от блядской истерики. Как мне все надоело. Что он здесь забыл? Еще не дай бог ждет, когда я повернулась к нему и в ножки поклонюсь. — Малыш, — до боли знакомый голос вчерашнего вечера невыносимо бьёт по ушам, — Я рад, что ты пришла. Вдох. Каждые день у тебя проблемы, и каждый день ты находишь выход, и сейчас тоже его найдёшь. Он есть всегда, правда, не часто хороший. Возможно, мне придется просто убить вампира. — Я пришел поговорить по поводу того, что я вчера сказал, — вновь за спиной слышу голос Малакая, который находится примерно в гостиной, а я, как дура, торчу в прихожей. Не надо, я боюсь. Скидываю мокрую обувь, верхнюю одежду и с модельной улыбкой прохожу в гостиную, где сразу же замечаю еретика. Он сидит на подоконнике и смотрит в стекло. Капли громко стучат по прозрачной поверхности, словно просят разрешения зайти. Так же тучи. Серые, как я люблю. И Кай. Кого, я, к сожалею, не чувствую . Шатен смотрит в окно, но я знаю, что он видит меня в отражении. Да я и сама себя вижу; мокрые светлые локоны, которые вряд ли похожи на волосы, промокшая насквозь толстовка с эмблемой кофе в нашем городе и тупая улыбка, что спадает с губ. Все такая же, умирающая. — Дождь. Ты всегда любила дождь, — вдруг отзывается вампир и запрокидывает голову назад. Из приоткрытых губ вырывается лёгкий пар, он сидит ко мне в профиль. И сидит там давно, — И знаешь почему? Потому, что они рифмуются. — Кто? — сдвигаю брови на переносице, не понимая, что имеет ввиду социопат. Он говорит странно, голос наполненный пустотой и глухотой, словно именно сейчас он узнал, что такое безэмоциональность, отсутствие души. — Дождь и ложь, — отзывается мужчина все так же что-то пытаясь разглядеть в этом окне. Только я ничего не понимаю, но чувствую, что здесь что-то не так. Малакай. Окно. Слова. Что это значит? — Когда я соврала? — в миг потускневшим голос спрашиваю, натягивая рукава толстовки сильнее. Я почему-то ощущаю мороз и озноб. И почему-то у меня большая уверенность, что Малакай здесь не причём. — Когда сказала, что дашь мне шанс, — он криво ухмыляется. Впервые на его губах не та ухмылка или усмешка, что призывала всех к его ногам, а сейчас та, что напоминает ухмылку горечи или боли. Но только напоминает. Паркер не умеет чувствовать. — А вчера убежала, когда я признался тебе в любви, — сифон не прекращает ухмыляется, что заставляет внутри меня содрогнуться. Нет, я не хочу вспоминать вчера. Я не верю. Не хочу. Не могу. Не желаю. Как хотите считайте, но я отказываюсь верить в то, что у этого вампира есть ко мне чувства. Честно. Малакай сто раз готов был засадить мне нож в спину еще месяц назад, а сейчас в любви клянётся? Я должна в этот спектакль поверить? — Я не знаю почему так сделал. Это верное решение, учитывая мои новые силы, — мужчина пуст. Будто сам с собой разговаривает, не смотрит никуда, только говорит. И с каждым новым предложением появляется внутри меня новые страхи и опасения. — Что ты сделал? — мягко, но в тоже время строго интересуюсь, делая один шаг к нему, но не вижу ответной реакции. Он как кукла. Мы меняемся ролями? — Почему-то я хочу именно этого и сейчас, —вампир напрочь игнорирует меня и мои слова, просто тупо не отзывается. Подождите-ка, у Малакая не может быть депрессия... — Наверное, чтобы это не сделали другие, — и он наконец-то поворачивает ко мне голову. Секунда. Две. Тихий стон. — Кай... Единственное, что слетает с губ от испуга. В душе я кричу, рву на себе волосы и кожу, разрезая себя на части, на яву просто тупо стою. Смотрю на эти ножницы, взятые у меня с кухонного шкафчика, в шее Паркера и пытаюсь выдавить слово. В голове миллион мыслей. Где моя старая аптечка? Почему я без крови? Она у меня есть? Кай сам это сделал? Мы умрём? Я не врач, даже не медсестра, но оценить серьёзность травмы могу, так как хоть и никудышная, но ведьма. Два острых конца глубокого вошли в боковую сторону шеи еретика, кровь залила всю левую часть тела и одежды, а также белый подоконник. — Кай... — Но ты не умрёшь, — перебивает и улыбается. Так же, как и всегда. Нахально. Игриво. Но я вижу боль в этих карих глазах. И до меня доходит. Интуитивно трогаю свою шею, на которой и покраснения нет. Где моя глубокая рана, что должна забрать мою жизнь раньше, чем болезнь? Почему я цела? — Я отвязал тебя от себя, Бон-Бон, — игриво ухмыляется, будто прочитав мои мысли. Хоть, на моем лице и так, наверное, написала о чем мои раздумья. — За чем? — тупой и глупый вопрос, которые сейчас не должен волновать. Кай, с вытянутыми в шею ножницами, подходит ко мне практически вплотную. И опять становиться жарко. Но я буду себя оправдывать душнотой. — Бон-Бон, — шепчет Малакай мне на ухо, опаляя мою кожу свежим дыханием, — Ты так красива, что мне умирать не жаль на твоих глазах. Мы стоим близко, а мне кажется, что далеко. Словно я над пропастью, с которой надо бежать, а я стою решаюсь сделать шаг и погрузиться во тьму. — Ты не умрёшь, — твердо отвечаю и аккуратно касаюсь пальчиками раны. Кровь отпечатывается на них, все так же не переставая течь. — Колдунья, — зловеще шепчет, довольно улыбаясь, словно все в порядке, — Не исцеляй. Меня не станет, Бонни, как и всех твоих проблем. Ты же этого хотела. Нормальная жизнь. Друзья. Любовь. Представила свою жизнь без меня, м? Веселье. Счастье. Ты. Ни одной проблемы. Заманчиво, правда? В его глазах пляшут черти. От моего решения все зависит. Я могу вылечить его, но... хочу ли? Он столько боли и проблем принёс мне и моим близким, что дороги мне. Хочу я умереть, зная, что больше такого, как Малакай Паркер нет? Я шумно вздыхаю и мне кажется, что лёгкие разрывает. Что-то между ними сильно бьётся и приносит боль. Виски пульсируют с дикой скоростью, перегоняя кровь по организму, а я просто тупо молчу. Потом найди себе тысячу причин, чтобы скрыть одну, девочка. — Убей меня, Беннет, — продолжает злорадским тоном Малакай мне на ушко. Магия между пальцами зарождается практически сразу, от чего я чувствую сильный упадок сил. Секунды тянутся неимоверно долго, мне же хочется кричать. От беспомощества. От неожиданной новости. От Малакая. Сначала пропадают ножницы, потом кровь сама заливается обратно в рану, а ее края затягиваются. Свидетеля все происшествия остается только темная жидкость на его одежде, шее, теле, везде, где только есть сифон. Шумно выдыхаю и опускаю руки. Тяжело. Мне нельзя больше пользоваться магией, или я точно умру. Такой упадок сил мне еще не доводилось ощутить. — Бонни. Но я не хочу его слушать, не хочу слышать, как он сейчас будет мне что-то пытаться доказать, что-то сделать еще. Я устала. Иногда мне хочется уже смерти, честно. Потому что все мои проблемы исчезнут. — Бонни. Он все еще близко. Опасно близко. От него веет мятой и чем-то терпим, свойственным только ему. Мой глаза на уровне его плеч, поэтому невольно отмечают спортивную фигуру еретика, но быстро закрываю глаза. Сдайся, Бонка, и все будет хорошо. — Ты спасла меня. Вау, — конечно же искренне он не удивлён, но наигранная радость ему присуща, — Я знал, что ты так сделаешь. Ты же даже не догадалась, что отвязал я только тебя? Как на счет подружек Сальваторе и блондиночки, м? Господи, вот черт. — Значит, если бы я тебя не спасла, они умерли. Ну и дрянь ты, Кай, — ядовито выплевываю эти слова, в очередной раз понимая, что верите му нельзя. Его слова ничего не значат, все действия приносят только зло, а он сам этим упивается. Таких, как он нужно засунуть в тюремный мир. Повторно. — И знаешь почему только тебя, малыш? Нет? Я знаю, что не знаешь, поэтому слушай. Я действительно на тебя запал, Бон-Бон. Да, я понимаю в это трудно поверить, ведь мне на все плевать. Но, видишь ли, это блядское чувство мешает мне сотворить грандиозный план. Стой-стой, не спрашивай какой. Скоро все сама узнаешь, — шатен отходит от меня и берет белое полотенце с кресла, собираясь им вытереть кровь с тела. — Что ты хочешь этим сказать? — мои бровки сходятся на переносице, крепче кутаюсь в кофту, которая уже промокла. Конечно же, мне лучше сходить в тёплый душ, отмыться от всего этого и укутаться в тёплый плед, засыпая на подоконник с видом на город. Это было бы слишком хорошо, учитывая данную ситуацию, и слишком невозможно. — Учитывая, что глава Ковена для меня уже низкий слой, я решил перейти на новый, — продолжает непринужденным тоном вампир и скидывает кофту на кресло, а следом и футболку. Он решил отмыть кровь здесь. Мило. — Если все получиться, я стану сильнее первородных не меньше, чем в тысячу раз, — серьезно отвечает еретик поворачивается ко мне. Мои глаза случайно пробегаются по его телу и останавливаются в районе, где точно нельзя смотреть. У тебя недотрах? Куда смотришь, дура? Быстро трясу головой, отгонять мысли, и быстро перевожу взгляд. Возможно, у меня слишком давно не было мужчины, не считая полураздетого Кая в моем доме. Да, повторюсь, что он красив, но омерзителен и противен. — И когда мир развалится, — Паркер подмигивает мне и подходит, оставив вещи и полотенце, — Я не хочу, чтобы ты не была в числе этих придурков. — Что? — тут же ошарашенно выдаю я, даже окончательно не убедившись, что именно он имел в виду. По телу бегут мурашки. Я боюсь, возможно, того, что сейчас скажет он, а может просто нервы шалят. Голова слегка подкруживается, мне хочется свалить с собственного дома. Это все неправильно. Я не должна стоять здесь и не правильно толковать его слова, а он должен быть одет. Это неправильно. Это социопат, это Малакай. Разве тебя это остановит? — Фолловские идиоты, которые даже убить ради Елены не могут, не защищат тебя. Мне же нужно будет знать, что с тобой все хорошо, ведь сам приехать я вряд ли смогу. Либо у меня слуховые галлюцинации или это снова тупой розыгрыш. Но что-то он возможно и чувствует ко мне, но это же не любовь? Даже на симпатию не тянет, вряд ли бы он стал кормить тогда меня вербеной. — А где ты будешь? — мне стоит перевести тему, нет желания говорить о чувствах, когда я сама в них не могу разобраться. — Мне придется вернуться в Тюремный мир на двести лет. Добровольно, в этот раз.