Правда, с качкой у них перебор там, В штормы от вахт не вздохнуть, Но человеку за бортом Здесь не дадут утонуть Высоцкий «Человек за бортом»
История о том, как тяжело быть языческим богом в Мидгарде и о пяти стадиях принятия неизбежного. _\ | /__\ | /__\ | /_Резонно предположить, что, делая пельмени в форме Сатурна, мы запаковываем в тесто магическую силу этой планеты © из какой-то телевизионной программы
На самом деле, любого нормального человека такие вещи могут вывести из себя, так что дело было вовсе не в моем противном характере, просто меня реально выбешивает, когда кто-то ведет себя, как Тор. Особенно сильно меня бесило то, что как Тор вел себя именно Тор, и вот это было уже слишком. Потому что знаете, у всего должны быть пределы, так что да не пошел бы он нахуй, вот что. И мне плевать, что он об этом думает. И что подумает Один, тоже плевать. Я хочу назад свою магию и свое бессмертие. Я снова хочу быть собой. Даже если весь Асгард будет считать, что я этого недостоин, так я могу туда и не возвращаться. Отработать меру искупления невозможно. Я не могу. Я физически не могу этого сделать. Мог бы — давно бы уже сделал, но я не могу, а умирать от старости за неполные сто лет, как какой-нибудь смертный, я не хочу. Год назад, когда после Схождения мы бухали с Яриком в их убежище, он обратил внимания на то, что рун на них стало меньше. Ну, конечно, я мог просто потерять часть ребер во время разборок с темными эльфами, хм, такой вариант тоже не стоило бы исключать вообще-то. Но нет, нет, скорее всего, руны частично исчезли, потому что я помог тогда Тору. Проблема была в том, что я понятия не имел, какой именно мой поступок повлиял на руны. Когда я пьяный внезапно понял, как скучал по брату и согласился помочь ему спасти его любимую Джейн? Или когда я использовал стихию хаоса, чтобы разбить магическое поле Эфира? Или вообще, когда с Мстителями тусовался на базе их трижды проклятого Щ.И.Т.а? Но факт оставался фактом, рун стало меньше, ненамного, может, на один неполный ряд, но меньше. И я действительно надеялся, что ключ к выполнению приговора был именно в самом факте совершения хороших поступков, а не в мотивации, потому что если дело было в мотивации, то я был в полнейшей заднице. И спустя год я точно понимал, что был в заднице. И это было нихрена не смешно. А Тор не облегчал мне положения. Потому что сначала он был весь такой «Не брат ты мне, Локи» и «Я никогда не прощу тебе твоего предательства, Локи», и «Да, я два года мотался по всем Девяти мирам, а потом год жил в Мидгарде, но я не навещал тебя, Локи, потому что я вычеркнул тебя навсегда из своей жизни, Локи, и даже если ты сможешь отработать свою меру искупления, не думаю, что это что-то исправит между нами, так что прощай, Локи». Хорошо, прекрасно. Разве я высказывал ему какие-то претензии? Даже если бы я и захотел что-то высказать, так высказывать их было некому, разве что маме, которая периодически меня навещала, но причем здесь мама? И я жил своей жизнью, своей короткой смертной жизнью, которая у меня теперь оставалась вместо моей прекрасной прошлой жизни, но я не жаловался, я нашел себе работу микрохирургом в каком-то многопрофильном хирургическом центре, я даже потратил целый год на интернатуру, прежде чем приступить к работе, а учитывая, какая у меня теперь была продолжительность жизни, год — это вам не хухры-мухры, это время, самый ценный ресурс вообще-то. Но я его не пожалел, я спокойно работал и больше не устраивал никаких вторжений и не пытался захватить их уебищный мир, и даже искал хоть какие-то светлые стороны в своем положении. Вот только потом, когда запахло немного жареным, Тор со своими друзьями-олигофренами забегали вокруг меня и начали орать «Разберись с нашими проблемами, Локи», «Мы нихрена не справляемся сами, Локи». И после этого они еще удивлялись, почему они меня бесят. Действительно. Но начиналось все, конечно, довольно мило, как оно и должно начинаться. Начиналось все давным-давно, еще до того, как Бальдр решил повидать заселенную Вселенную и съебал из Иггдрасиля куда его глаза глядели, а я все утро пил антипохмельное зелье и смотрел на полный бардак, который он оставил в доме, пока собирал накануне вещи. И собственно, Бальдр тут руку и приложил. Дело было в том, что Бальдр был слегка ебанутым, поэтому он задружился с греками. Интересовали его греки лишь постольку-поскольку, потому что вообще-то подкатывал он тогда к одной конкретной гречанке, как ее звали, я уже не помню, вроде было что-то на «А», а возможно, что и нет, не помню, помню я только то, что у нее был зачетный лук, а еще невероятно горячий брат, у которого тоже был зачетный лук. С ее братом у нас как-то не срослось, но не срослось по-тихому, без особых мордобитий. У Бальдра с гречанкой не срослось громко и крупно, и настолько масштабно, что их «семейные» разборки довольно быстро переросли в природные катаклизмы, погубившие немереное количество смертных, а под конец эта парочка и вовсе чуть не сровняла с землей Олимп. Не то, чтобы на этом Олимпе кто-то жил, но грекам не нужны были потом проблемы с потерявшими в них веру смертными, хотя тут они, как мне казалось, протормозили, в то время все они уже давно превратились в мифы, но, тем не менее, ребята вмешались, да и ссориться с Асгардом никому не хотелось. Вся эта история волновала меня примерно никак, в отношения Бальдра я не лез, советов своих ему не давал, только периодически подтверждал его алиби, если его подружка до меня доебывалась, а за их попытками снести Олимп я наблюдал с очень удобного места, попивая винцо со своим на тот момент уже довольно хорошим знакомым Аском. Аск, наверное, был единственным адекватным богом из всего их табора, пардон, пантеона (хотя слово «табор» подходило им намного лучше), и одним из немногих, с которым мне удалось поладить. Хотя вообще-то, обычно я совершенно не сходился с такими ребятами, как Аски, про него ведь даже ни одной кровожадной байки не ходило, но он мне все равно нравился. Так нравился, что я даже мирился с его закидонами. Например, с тем, что периодически с нами за одним столом сидел и пил вино какой-нибудь смертный. В первый раз для меня это совсем дикостью было. Смертный? Вы это серьезно вообще? Нет, я понимаю, вы в их окружении живете, но вот прямо так, прямо за одним столом, прямо из одной бутылки? Понятия не имею, что сами смертные думали по этому поводу, понимали ли они вообще с кем в одной компании сидят, но беседу поддерживали, даже что-то интересное рассказывали. В общем, я довольно быстро привык, а какие-нибудь такие избранные смертные присутствовали в его жизни практически всегда, иногда даже по нескольку штук, и про каждого он мне говорил, что это его родственная душа. Ну, такое, конечно, как по мне, так лучше уж вообще без родственной души, чем со смертным. Они, возможно, даже в большинстве своем неплохие ребята, но сколько-сколько, говорите, они там живут? Примерно так я когда-то думал, а потом я сидел на его кухне, прихлебывал из своей кружки дешевое красное вино и чувствовал себя одним из тех смертных. — А ведь у тебя руки золотые, — тем временем заливал он мне. — Стал бы ты врачом, тебе цены бы не было. Да с чего он это взял? Целительское искусство меня вообще никогда не привлекало, я в нем разбирался лишь в той степени, которая была необходима, чтобы серьезно раненные в бою или (в редких случаях, но случалось) на охоте асы живыми дотащились до Асгарда. А уж в мидгардской медицине я вообще ни хрена не понимал. Так я ему и сказал. — Да я же в ней ни хрена не понимаю, Аск. Приду в аптеку — даже не знаю, как называется лекарство от кашля. — А у тебя кашель что ли? — пьяно удивился он. — Да нет у меня кашля, я для примера сказал, — отмахнулся я и чуть не уронил со стола кружку. — Я в этом не шарю. — А хочешь, сделаю так, что будешь шарить? О-ох. Эту тему мы обсуждали уже почти сорок минут, и мне не очень нравилось направление, по которому двигался наш разговор. — Ты это серьезно сейчас? Смертных мне предлагаешь лечить? — Почему только смертных? — чуть не обиделся он. — Целительский дар универсален, всех будешь исцелять. — Всех — это кого? — Ну, — замялся он, — смертных... — Как ты это все себе представляешь? Я вообще-то бог Хаоса. Какое нахер целительское искусство? — Ты сейчас смертный, извини, конечно, так что я могу тебе любой дар дать — все приживется. — Дай мне тогда дар, чтобы я мог деньги из воздуха делать и жить припеваючи. — А на кой черт тебе деньги, Локи, что ты с ними делать будешь? — Как минимум, жить начну отдельно, — буркнул я. — Так я тебе и предлагаю способ зарабатывать. На квартиру тебе хватит. Съемную. — Да перестань уже, Аск, я же сказал, что придумаю, как доставать деньги. А врачи в Мидгарде по десять лет учатся. Я как-то не готов столько времени на все это тратить. Извини, конечно. — Да это хрень, Локи, я ведь тебе дар дам. Понимаешь? — А знания, а навыки? Они на меня тоже с неба упадут? — раздраженно спросил я, прекрасно помня, сколько времени я когда-то потратил на овладевание магией, и как это было тяжело, хотя тоже ведь талант был. — Знания и навыки — дело наживное, все с опытом приходит. Нет, я с его непринужденности прямо охреневаю. База-то в любом случае какая-то нужна. Биология там, химия для начала. Не говоря уже об остальном. — Что ж они тогда столько времени на учебу тратят? — Потому и тратят, что не понимают ни хрена, — вздохнул он, подливая нам вина. Некоторое время мы сидели, молча доедали ужин, я думал о своем безрадостном будущем, в котором мне предстоит влачить жалкое существование, Аски наверняка думал, как бы меня уговорить. Нахер ему это все сдалось, я не знал. Точнее очень даже знал, я ведь у него уже месяц жил, как меня отправили в Мидгард сразу после суда, так с тех пор и жил, вот он уже и начал подумывать, как бы меня со своей шеи снять. А так как парнем он был добрым, то просто выкинуть меня в мир смертных он не мог. Вот и пытался как-нибудь меня пристроить. А заняться целительским искусством он мне уже давно предлагал, еще когда жил в теплых странах на берегу моря, и из одного его окна можно было любоваться на это самое море, а из другого — на долбаный Олимп. Была там небольшая история, когда мы с Бальдром, будучи сильно навеселе, прошлись по городу, и я исцелил буквально каждого калеку, который попался мне на глаза, а Бальдр орал, что «ваш Спаситель вернулся», и все вокруг несли какую-то чушь про конец света. Какой-то вооруженный отряд попытался нас остановить и отвести в тюрьму или куда-то еще, но это было уже не очень весело, и мы с Бальдром решили на этом общение со смертными прекратить. Почему-то с тех пор Аски упорно считал, что я пиздец какой охотник творить добрые дела путем возвращения смертным здоровья, хотя я упорно не понимал, зачем смертным здоровье, с их-то продолжительностью жизни. Но раньше я от него вроде как мог в Асгард сбежать, а теперь мне даже в другой город было не свалить, потому что у меня ни документов не было, ни хрена, что я ему и сообщил, кстати. — Да это ерунда, Локи, — ответил он мне. — Все как-то делают документы, и тебе сделаем. И на работу я тебя, кстати говоря, устрою. Есть тут у меня одна больница на примете... — Ветеринарная, надеюсь. — Тьфу ты, — уже начал он раздражаться. — Я этому дураку помочь пытаюсь, а он мне... Хочешь кошкам градусники в жопы ставить — да пожалуйста, не знаю только, как это тебе поможет с твоим приговором разобраться, но да и черт с ним, чем бы дитя не тешилось! Да блядь. Кошкам? Градусники? Да идите вы нахуй лучше. Не для того мой боярышник цвел, чтобы я тут кошкам градусники в жопы ставил! Да и про приговор — это он, конечно, правду сказал, с ним надо разбираться. — Ты мне объясни, что тебе так не нравится? — продолжал он. — Тебе ведь все равно сейчас надо с чего-то начинать. А врачебное дело для многих в этом мире — это уже даже не начало, это вполне себе уровень. Ты ж целыми днями не знаешь, чем себя занять, вот хоть делом займешься. Опыта наберешься. А там глядишь, придумаешь, что дальше со своей жизнью делать. — Она у меня теперь такая короткая, что я даже придумать, наверное, ничего не успею! — А ты думай быстрее. Со смертными пообщаешься, может, они тебе подскажут. — Аски, да не мое это дело, понимаешь? Не мое. Где я вообще, а где целительство. Чтобы людей лечить, их, наверное, как минимум любить нужно. Ну, хотеть им помочь, там. — Да ну, брось чушь городить. Тебе их не любить нужно будет, а лечить. А твою мизантропию всегда можно будет списать на профессиональную отстраненность. Можешь вообще хирургом пойти, там твои комплексы бога прекрасно впишутся. Ну, вот что с ним будешь делать, а? Я задумчиво смотрел на три выпитые бутылки вина на подоконнике, потом на четвертую еще не допитую на столе, и думал, что он ведь меня, наверное, поэтому и напоил, чтобы уговорить побыстрее. Столько веков я отшучивался от его предложения стать целителем, а все-таки он меня дожал. — Ладно, уболтал, черт языкастый, рассказывай давай поподробнее, на что ты меня тут подстрекаешь. _\ | /__\ | /__\ | /_ Основная причина, по которой о моей дальнейшей деятельности мы заговорили только сейчас, заключалась в том, что я наконец-то стал более-менее адекватен. Правда, до полного порядка, по моему скромному мнению, все равно было еще далеко, но Аски, видимо, считал по-другому. Ну что ж, ему виднее, конечно, он ведь у нас здесь врач. Тяжелее всего было в первые дни. Я совсем с ума сходил. В Асгарде мне еще удавалось держать себя в руках, на чистом упрямстве, наверное, хотя Аск сказал потом, что это были последствия магического шлейфа. Что я из-за него никому не стал ничего объяснять, ну, и из-за дурости моей природной, конечно. Мол, сказал один раз. Не поверили? Ну, и пошли нахуй. Ну, черт знает, может, он и прав, но тогда я так не считал. Тогда я считал, что лучше сдохну, блядь, чем буду просить у Одина помощи или защиты, а тем более — прощения. А уж доказывать ему что-то я тем более не собирался. У меня и так все мозги набекрень были, виски что-то сдавливало, реальность ощущалась какой-то нереальной и говорить то, что говорить было запрещено, было очень сложно, а уж тем более тому, кто и слушать не желал. А еще я был зол, и мне было страшно, и от этого я становился еще злее, и я выступил на суде и нес такую несусветную хуйню, что даже вспоминать не хочется, ни о каком спокойном разбирательстве тут уже и думать не стоило. Я, можно сказать, сам себя закопал, ну, а смертные только по горсти земли сверху докинули своими показаниями. Их слова ни царя, ни Совет уже не интересовали, приговор мне и без них вынесли бы. Другое дело, что без их россказней меня, возможно, приговорили бы все-таки к смертной казни. Не то, чтобы я этого хотел, но когда начал весь этот цирк с конями, то есть с читаури, сразу сказал себе, что ни на что другое не стоит и надеяться. Ну, а если не смертная казнь, так тюремное заключение. Но от показаний смертных у отц... Одина, видимо, проснулось его извращенное чувство юмора, и он решил, что было бы дохуя смешно меня и самого сделать смертным и отправить в этот уебищный мир выживать. Ну, а что, должен же я понимать, чем именно хотел править, изучить, так сказать, этот мир изнутри. Юморист, сука. Уровень: бог. Так что когда я, лишенный магии и связи с Асгардом, но с идиотской улыбкой на роже подошел к Радужному мосту, Хеймдалль, читавший меня, как открытую книгу, решил, видимо, сжалиться, и по-тихому предложил мне самому выбрать место в Мидгарде, куда он меня отправит. Мне даже не нужно было произносить название, просто подумать о нем. Я и подумал. Я подумал, что вот так без магии я смогу найти в Мидгарде лишь одного бога. Так что к нему я и направился поначалу. Но стоило мне оказаться здесь, и все стало намного хуже. Играть мне больше было не перед кем, и меня просто понесло. Я чуть с ума здесь не сошел. О том, чтобы искать Аска, я почти сразу забыл и хер знает сколько времени проболтался по улицам, вообще нихрена не соображающий. Я бродил по городу, названия которого я даже не знал, смотрел на какие-то серые и желтые прямоугольные дома с декоративными колоннами, спотыкался о булыжники, которыми были вымощены дороги в некоторых местах, по три-четыре раза проходил мимо одних и тех же зданий с куполами и переизбытком арок в архитектуре. Я, наверное, был голоден, но я этого не понимал и вообще нихрена не понимал, а потом Аски нашел меня и повел к себе. Мы пришли к нему, и в квартире у него было тепло, я даже не знал, что замерз, и он был жутко напуган моим состоянием, он все говорил и говорил что-то, Локи, Локи, что произошло, он говорил, что по Мидгарду уже безумные слухи ходят, что меня судили и казнили, потом появилась новость, что меня лишили сил и отправили в Мидгард, что он с утра меня по всему миру уже ищет, почему я к нему сразу не пошел, а я смотрел на него дикими глазами и снова начал всю эту хуйню нести, что смертным нужен правитель, что я бы открыл перед ними новый путь, как заевшая пластинка просто, и мне так хуево, я уже не могу, хоть бы блядь заткнуться. Если бы он меня в тот момент выгнал бы нахуй, я бы его понял, я бы, конечно, сдох до вечера, но я бы его понял. А он смотрел на меня, смотрел, слушал-слушал и как начал на меня орать, что я же мать вашу маг, неужели я не понимаю сам, что происходит. А я на базе Таноса два года уже просидел к тому моменту, мозги у меня были так промыты, что я, конечно, понимал, что со мной не все в порядке, но конкретнее сказать ничего не мог. И тут Аск сделал совершенно страшную вещь. Он сказал, что сейчас покажет мне, провел рукой над моим виском и отвел руку в сторону, и я нихуя не увидел, вот тогда я понял, что магии у меня больше нет, и магического шлейфа от заклинания я больше не вижу, и я чуть совсем не рехнулся. Он, конечно, пытался меня успокоить, говорил, что шлейфа практически и не осталось, что он и сам ничего подцепить не смог, что заклинание, видимо, было очень искусно наложено, потому что никаких следов почти не найти, и если бы он знал меня чуть похуже, и сам бы подумал, что я это все всерьез говорю. Но всерьез я это не мог говорить, сказал он, потому что сам не раз видел, как я со смертными бухал, а в порядок он меня приведет, и все будет хорошо, и магию мы вернем, в общем, какую только хуйню он мне тогда не втирал, лишь бы только я у него истерику не закатил. Пиздец, короче. Даже вспоминать не хочется, честное слово. Он потом долго до меня допытывался, какую именно идею мне внушили, какая конкретно передо мной цель стояла, он-то ведь не ментальный маг, он не мог просто посмотреть, вот исцелить последствия мог, а первопричину устранить не мог. Но устранять было и нечего, какая бы идея у меня в башке не билась первоначально, она уже оказалась реализована, слава богам. И на следующий день Аск начал меня лечить. Что конкретно он делал, я не спрашивал, по его недовольному виду понимал, что у меня все очень плохо, потом он сказал, что у меня на сознании куча блоков стоит, я его не очень понял, но типа из-за этого я не мог говорить... вообще ни о чем. Когда я еще во время допроса попытался один раз Видару с отц... Одином объяснить, что было к чему, перед глазами все стало каким-то мутным, из носа начала хлестать кровь, а в голове то полный вакуум, то мысли лезут одна на другую, и звучал я, как полный псих... Или не очень хороший лжец. Ко мне даже лекарь приходил, но основное заклинание к тому моменту уже развеялось, так что ничего он не обнаружил, а если бы не все эти блоки, я бы спокойно дал полные показания, и, вполне возможно, получил бы куда менее строгое наказание. Но это все я теперь понимаю, я теперь немного успокоился. А тогда я просто с ума откровенно сходил, что я теперь предатель Асгарда, и все, и пиздец, как теперь жить-то, и почему я не сдох, когда с Бивреста упал, и зачем я вообще с самого начала все это устроил. В общем, отходняк шел по полной программе, ладно еще хватало ума все это не озвучивать, а то я Аска вообще до ручки довел бы. А теперь он мне предлагает пойти полечить людей. Да мне самому лечиться надо, какие уж тут люди. Но с другой стороны, заняться мне действительно было особенно нечем, а после месяца праздного сидения в квартире с редкими выходами в магазин я уже на стенку лез. Да и надоело мне от него во всем зависеть, я такое состояние терпеть не могу. Другое дело, что медицина меня вообще никогда не привлекала, я всегда был больше по части немного других областей и, скорее всего, не будь я в тот момент в таком раздрае, я бы в больницу ни за что не пошел, да и в стране этой, в которой жил Аски, надолго не задержался бы. Поперся бы покорять Америку, не то, чтобы мне там сильно нравилось, а просто так, из принципа, вникать в их политику и экономику, вещать что-то с телевидения, ну или ещё что-нибудь в этом духе. Но целительство так целительство. К тому же был ведь ещё мой приговор. _\ | /__\ | /__\ | /_ К тому моменту, как пришел Эрми, мы уже успели распить по банке пива и съесть все заказанные на дом суши. Ну, а хер ли, он опоздал почти на час. Пришлось повторить заказ для этого дебила, ну, а там уж позвонили в пиццерию, и я, не обращая внимания на страшные глаза Аска, заказал пиццу с ананасами. — Твои гастрономические вкусы весьма необычны, — поржал надо мной Эрми, — больной ублюдок. Я заявил, что они оба просто жертвы стереотипов, навязанных им «Адской кухней», и вообще. — Да пицца с ананасами, может, единственное, что мирит меня с участью провести в этом мире остаток своих дней. Уже наслушавшийся моих жалоб Аск даже внимания не обратил на мои слова и полез в холодос за новыми банками пива и всякой снедью для бутербродов, а вот Эрми ответил: — Да брось, Мидгард — вполне себе милое местечко. И мы как по команде все трое смотрим в окно, за которым голые спутанные силуэты деревьев чернели на фоне серого неба. Небо здесь постоянно серое, постоянно, не знаю, может, это время года такое, может, что, а еще с него сыпется то дождь, то снег, то град, то вообще все вместе и, сука, одновременно, ветер дует со всех сторон и под всеми углами, так что в какую бы сторону ты не шел, под каким бы навесом не прятался, тебе все равно пизда. Один мой коллега в больнице сказал, что это разве ветер, вот когда он в Ленинграде работал, там зимой такие ветра дули, особенно если по набережной прогуляться, вот там действительно со всех сторон всеми осадками тебя обдавало, но знаете что я подумал, что это, блядь, не конкурс, мы тут не собираемся сравнивать, в какой части этого ебанистического мира условия для жизни хуже, ну да ладно, сейчас не об этом. В общем, картина за окном не вдохновляла. — М-да, Клёп, нашел ты себе, конечно, место под солнцем, ничего не скажешь, — задумчиво протянул Эрми. — Вот и я ему говорю, какого хера он здесь сидит. Вот раньше жил себе на берегу моря, красота была, прямо за окнами залив... — Ты пока Нью-Йорк захватывал, на залив не налюбовался? — ответил мне Аск, нарезая помидоры. — Да ну тебя нахрен, — махнул я рукой, открывая новую банку пива. — Так и помру здесь, любуясь на это всрато-серое небо. — О-о, — протянул Эрми, перестав намазывать масло на хлеб и поглядев на Аска, — депрессующий трикстер — горе в семье. — Я теперь не трикстер, я теперь мясник Емеля, приятно познакомиться, — отвечаю я, мрачно грызя чипсы, открытые пачки с которыми лежали у нас на столе. Аски лишь философски покачал головой и пояснил для Эрми: — Не слушай его, он интерн хирургического отделения. У них ночью был сложный пациент — мужчине пришлось ампутировать левую руку, вот он сидит, хандрит. — Господи боже, Локи, ты что, ты теперь врач? — у Эрми аж глаза на лоб полезли. — Ну, Клёпа, ну, твою мать, стоило мне на минуту тебе Бога Хаоса оставить, ты его испортил! — Здравствуйте! А для чего, как ты думал, ты ему документы делал? — Я думал, это для кого-то другого. — Для кого-то другого с фотографией Локи в паспорте? Тут Эрми мог бы и отбиться, мол, в паспорте была не совсем моя фотка: когда меня отправляли в Мидгард, мне на рожу лица наложили чары, чтобы изменить черты. Несильно, конечно. Настоящее лицо видели только те, кто меня лично знал до суда. Эрми, не став заострять внимание на этой несущественной детали, наклонился ко мне поближе и громким шепотом сказал: — Так, mitt hjerte, паспорт у тебя теперь есть, я отвлеку Клёпу, а ты беги. — Спасибо, αγαπη μου, всегда знал, что ты не подведешь. (читается примерно как «agapi mou») — И вот она, благодарность, — скорбно вздохнул Аски. — Где? — В том-то и дело, что нигде. Эрми отложил нож в сторону, положил кружок помидора на намазанный маслом хлеб, посолил это все и пододвинул тарелку мне. — Да не грузись, min kjære, ампутация — дело, конечно, неприятное, зато мужик жив остался. Да я из-за этого и не грузился особо, мне вообще до мужика дела не было. К тому же операцию проводил не я, а более опытный хирург, я ему пока только ассистировал, вязал узлы, коагулировал сосуды, ну и прочее, короче был вторыми руками. Что меня действительно угнетало, так это понимание того, что вот кем я теперь становлюсь — буду людям конечности отрезать. Охуенная, блядь, чувствую, ждет меня карьера, это вам не в дипломатических встречах участвовать да дорогущее вино с послами других миров распивать. И как я мог так попасть, а? Конечно, на работу я не жаловался, я же все-таки не в корень неблагодарная сволочь. Вижу, сколько Аски для меня делает. Дар его, кстати говоря, прижился, и самодовольству Аска при этом не было предела, мол, во-от, он же всегда говорил, что у меня есть способности к целительству, а я его не слушал, разбазаривал свои таланты на дурь всякую, ох, норны. Хотя дар этот тоже был тем еще приколом. По идее, с ним я бы мог исцелять любого, кого угодно, просто потому что понимал бы, что не так с чужим организмом и мог перенаправить свою магию или магию и жизненные силы больного на исцеление. И для этого мне даже не нужно было бы понимать механизм функционирования этого самого организма, как Тору, например, не нужно знать, откуда берется электричество, чтобы создавать молнии. Но это при условии работы магии. А магия мне теперь была недоступна. Так что вся польза дара сводилась к тому, что я без рентгена мог определить тяжесть травм и последствий, но рентген делать все равно приходилось, потому что работал я в больнице с людьми, которым нужно было обязательно обоснование для диагноза, да и диагноз еще правильно нужно было назвать и план лечения составить, и что-что, обойдусь без образования вы там говорили, навыки с опытом придут, говорили, угу-угу, блядь. Ладно, у меня хоть какое-то понимание всего этого есть. Специального углубленного обучения я, конечно, не проходил, но опыт полевой медицины у меня был побольше, чем у любого практикующего врача в Мидгарде опыта работы в клинике, так что с точки зрения психологической готовности принимать трудные решения в стрессовой ситуации вопроса не стояло. И скальпель их медицинский у меня в руке дрожать не будет, это я знал, чем только не приходилось когда-то надрезы делать. Однажды, помню, вообще вырезал Вольштаггу зубчатую дробь, застрявшую между ребер, шпорами с его же сапог. Пиздец вообще был, кровища хлестала, Вольштагг орал матом, Тор с Фандралом его держали, Сиф где-то за моей спиной блевала, через полчаса прибежал Огун из соседнего селения с ножами, а я уже все залечить успел. Тогда, конечно, попроще было, всё-таки магия значительно упрощала дело. Без нее поди ещё поставь диагноз правильно, симптомы ведь нужно хорошо знать. Так что опыт у меня, да, был, но в нашей, асгардской медицине, ну, в ванахеймской ещё, в альвийской немного, что же касалось Мидгарда, то если в их анатомии я разбирался достаточно, чтобы без колебаний использовать исцеляющую магию, то о специфике лечения без нее не знал нихрена. Да и медицина у них в какой-то момент пошла по совершенно особому пути, без кувшина эля в ней не разобраться. Желательно даже нескольких. Но я решил попытаться. Голова у меня в то время раскалывалась адски 24/7, а когда боли проходили, то я начинал заниматься самоедством, безудержно страдал из-за отсутствия магии да любовался ровным рядом исцеляющих рун, которые мне Аск черным маркером на обеих руках от локтя до запястья нарисовал. И даже немного удивлялся, что становление смертным меня не особо трогало, но полагаю, я тогда просто не осознавал этого до конца и старательно отгонял от себя эту мысль. Я не верил, что бога можно сделать смертным или наоборот, в тот момент мне все это казалось каким-то бредом. Естественно, о заучивании сложных медицинских терминов в такой ситуации речи не шло. Ладно, латынь я в принципе знал, даже когда-то говорил на ней, тут скорее пришлось привыкать к их странному современному произношению. Блядь, я понимаю, что никто из этих людей не знает, как звучал тот язык, но можно ведь хотя бы постараться, а то у меня чуть кровь из ушей не пошла, когда я в первый раз услышал обозначения внутренних органов. Тихий ужас. В общем, я все-таки осилил некоторое количество учебников и публицистических книг на тему медицины, попытался почитать Генри Марша (не впечатлился), походил на парочку лекций в местный универ, благо пропускной системы там не было, да и Аск сказал, что внешне я вполне тяну на студента-старшекурсника, посмотрел «Доктора Хауса» по телеку, понял, что ничего хорошего из этой идеи не выйдет, потому что учиться тут придется половину оставшейся мне жизни, а потом спросил Аска, действительно ли существуют такие операции, как в сериале? Ну, он и сводил меня на одну из них. И все. Пошло-поехало. Полгода не прошло, а я уже ассистирую. Вот что значит хорошие связи. Эрми с Аском тем временем уже вовсю обсуждали, стоит ли тратить на смертных столько сил, развивать медицину, вон сколько людей уже развелось, планеты скоро не хватит, да и вообще, только погляди, что они с экологией делают, а Аски сказал, что наоборот, сейчас, когда медицина вперед шагнула, и люди поняли, что им на этой планете еще жить, они хоть начали бороться с этой проблемой, а Эрми ответил, что если бы люди и дальше мерли, как мухи, то и проблемы бы не было, короче, занимательная беседа. Раздался звонок в дверь, еда, наверное. Аск пошел открывать, а я взял сигареты и вышел на балкон. Эрми присоединился ко мне. — Как там Бальдр поживает? — Без понятия. С тех пор, как он свалил из Девятимирья, от него никаких вестей не было. — И все еще не вернулся? Я пожал плечами. — Ну, когда я был в Асгарде — нет. — И открытки даже не шлет? — Дождешься от него. Он, наверное, забыл о Девяти мирах, как о страшном сне. Эрми только посмеялся. Бальдр любил Мидгард. Это он меня сюда в первый раз затащил, задолго до того, как здесь начались времена Инквизиции. Все тогда было так просто, мы могли творить здесь абсолютно любую херню, и никто нас не контролировал. — Давай честно, Локи, у Клёпы на тебя какой-то компромат? — Эрми оглянулся через плечо, посмотрел в кухню сквозь стеклянную дверь, потом придвинулся ко мне поближе и заговорщицким голосом предложил: — Скажи, что это, и за небольшое вознаграждение я все выкраду. Я задумчиво выдохнул струю дыма и, подыгрывая, спросил: — И о какой сумме вознаграждения идет речь? — Договоримся, — улыбнулся он. — А если я сейчас, допустим, на мели? — Свои люди — сочтемся, — пожал он плечами. — Так, против кого вы там заговор плетете? — раздался с кухни голос Аска. — Эрми, ты чай будешь? — Если только ты плеснешь туда медицинского спиртику, — ответил Эрми, встав в дверном проеме между кухней и балконом. — Медицинский спиртик у нас, знаешь ли, под подпись выдается. Абы кому мы его не наливаем, — сказал Аск, наполняя чайник водой. — На что это ты там моего студента подбиваешь, а? — Я? Подбиваю? Ну, что ты такое говоришь, — повернулся ко мне и громким шепотом: — Не бойся, min kjære, я вытащу тебя из лап этого фанатичного врачевателя. Хочешь, возьму тебя в свой бизнес? А то принц Асгарда, хоть и опальный, и ставит капельницы смертным... — Ну, конечно, то ли дело воровство и мошенничество, вот это прямо достойное дело, — сыронизировал Аск, включая чайник. — Да почему сразу воровство? — тут же возмутился Эрми, пропуская мимо ушей «мошенничество». — Из меня такой же Бог Воров, как из него — Бог Обмана. Один раз оступился — и все, клеймо на всю жизнь, — немного подумал и добавил: — ну, два. — Ну, три, — поддакнул Аск. — А тот случай со стадом коров Аполлона вообще не считается, — согласно кивнул я, выходя с балкона и направляясь к своему стулу. — Ну, я же их потом вернул? — Он их вернул! — Ну, раз вернул, то все в порядке. — Конечно. Вы жрать уже сядете или как? — Почему здесь только суши? Где пицца? Раздался еще один звонок в дверь. Видимо, пицца. На этот раз открывать пошел я, слушая, как на кухне Эрми хлопал дверцами шкафчиков в поисках бутылки медицинского спирта. Ох уж мне эти греки. _\ | /__\ | /__\ | /_Осень наступила, дождик за окном, антидепрессанты омномномномном © из сети
— Главное, не начинай заучивать названия лекарств. Если заучишь все лекарства, пусть даже только на «А», все, min kjære, считай, тебя уже не спасти, — сказал мне Эрми, вручая документы. Представления Эрми об учебе в меде были довольно забавными, впрочем, сам-то я вообще практически ничего об этом не знал, так что в студенческую общагу заселялся на свой страх и риск. Да, моя легенда трещала по швам, но жить в чужой квартире я уже заколебался, а позволить себе снимать жилье самостоятельно не мог. Ох, да и пошло оно все, Бог Обмана я или кто, в конце концов. В случае расспросов буду напускать на себя загадочный вид и драматично отвечать что-нибудь вроде «Ах, я не хочу об этом говорить». Официально в институт я был зачислен с октября и по всем документам проходил как интерн по обмену. Сдал экзамен на знание языка, на подтверждение имеющегося диплома, господи боже, даже вспоминать не хочу, что это было, и каким-то совершенно невероятным образом прошел. Когда мне выдали студак, Аск сказал, что все, он сделал все, что мог, как я дальше разыграю свои карты, будет зависеть только от меня. Ну, а через пару недель я и вовсе съебался жить в общагу. На этом моменте можно было начинать впадать в депрессию. Я был не просто в чужой стране — в чужом мире, жил в каких-то абсолютно днищенских условиях, магии не было, денег — тем более, и если я здесь чем-нибудь заболею, то еще не факт, что мой иммунитет мне поможет, и тогда я просто сдохну на этой полутороспальной кровати под непрекращающийся дождь за окном, а никто в Асгарде обо мне даже и не вспомнит. Я все еще не имел ни малейшего понятия, нахуя я пошел получать медицинское образование, и чувствовал себя полным дебилом по этому поводу, потому что на том курсе, на котором я оказался, народ обычно уже точно определялся со своим призванием. А знать названия лекарств было бы полезно хотя бы из соображений собственного здоровья. Не говоря уже об учебе. Операции, в которых мне уже можно было принимать участие, хоть немного примиряли меня с безрадостной действительностью. Овладевать современными инструментами было интересно, благо мелкую моторику я успел развить за время занятия магией, да и наблюдать за действиями опытных хирургов было, как ни странно, увлекательно. Никаких лишних движений. Никакой суеты. Красота. Но стоило дойти до общаги, и пиздец. Нахуй все. Что я здесь забыл. Как я вообще здесь оказался. Я хочу домой. Хочу в Асгард. Хочунимогу. Отдайте мне мою магию, ублюдки, зачем она вам понадобилась. Можете оставить себе мое долбаное бессмертие, я и на магии продержусь достаточно долго, только верните мне ее. Я покину Мидгард, и больше в жизни здесь не появлюсь, не стану шухеру тут наводить, смертных убивать, да и нахуй мне эти смертные на самом деле не всрались. Не хочу я их лечить, пошли они нахуй потому что. Интернатура. Хирургия. Да вы, блядь, стебетесь надо мной что ли? Я был гребаным принцем Асгарда, я выполнял дипломатические миссии в других мирах еще до того, как у мидгардцев возникла мысль: «А не изменится ли наша жизнь к лучшему, если мы начнем пользоваться электричеством?». Я выторговывал для Асгарда такие условия, что отец мог в шоколаде купаться и вообще ни о чем не переживать. Да, периодически меня срывало, да, я развязал парочку войн, ну, хорошо, возможно, не парочку, но в скольких конфликтах я выступал миротворцем от имени Асгарда, сколько договоров были в итоге заключены благодаря вовремя поставленной на стол бутылочке хорошего вина и приятной беседе. Блядь, у меня такой стаж за спиной, дайте мне, сука, запись в трудовой, пойду работать в какое-нибудь посольство. Буду визы выдавать, печать в паспортах ставить, хоть денег, блядь, заработаю на съемную квартиру. Я же не виноват, что вы в Асгарде нихуя в ментальной магии не понимаете, что у вас один ментальный маг на весь мир был, и того вы магии лишили, уроды. Проблемы им не нужны. Им не нужны, а мне, по ходу, блядь, нужны, да, куда ж я без проблем. А че так мало, может, еще чего докините? Почему бы было заодно не лишить меня физической силы? Памяти? Зрения? Ведь это однозначно помогло бы мне скорее раскаяться. Да и в чем, блядь, я должен раскаяться? Власть я не захватывал — Гунгнир мне торжественно и официально вручил Мимир, Глава Совета, сам, я его не околдовывал, вообще ничего не делал, сидел у постели отца да мозгоеблей занимался. Тора не вернул из изгнания? Что за бред! Отец вышел бы из своего сна и разобрался бы с ним сам. Про то, что я Тора там чуть не убил, так ну блядь, не убил же, да к тому же он вернул себе силы, так что идите нахуй с претензиями. Или что, отец хотел, чтобы Тор подольше в изгнании посидел, больше одной недели, чтобы настрадался конкретно так? К тому же мы с Тором всю жизнь друг друга прикончить пытаемся, может, нужно было как-то раньше начать реагировать на это? То, что я пытался уничтожить Йотунхейм — это неподтвержденная хуйня, я все отрицал, а даже если Тор что-то и сказал, так мало ли что я мог проорать, когда истерил там на Бивресте. Я был на эмоциях, а если трезво рассудить, то нахуя мне уничтожать ледяной мир, если я лучше многих знаю возможные последствия этого? Мидгард — это вообще разговор отдельный. Я когда-то потратил пару сотен лет своей прекрасной жизни, чтобы не дать местным боссам развалить этот мир в рамках реализации их социальной программы Апокалипсис. А теперь что, я вот так вот взял, пришел и решил все выжечь к хуям собачьим там? Запороть собственную работу? И для чего? Потому что это, видите ли, любимый мир Тора с каких-то пор? А мне пиздец как жизнь не в радость, если она в радость Тору?! Раскаяние, блядь. Вы там совсем что ли охуели? Мне, блядь, нужно было за Таноса раскаяться, которому, видите ли, всрался Тессеракт, а население Мидгарда захотелось уничтожить, потому что а почему бы и нет, мы же уже проворачивали это на других планетах, иди-ка Локи, займись, ты же ориентируешься в Девятимирье! Но когда я рассказал об этом на допросе, мне ответили: «Ты действительно думаешь, что мы поверим в этот бред, Локи?» и «Какому-то психопату из далекой-далекой галактики внезапно понадобилось уничтожить именно один из миров Иггдрасиля, о котором он даже не слышал, наверное, пока тебя не встретил, да, Локи?» и «Что именно вы собирались делать с Тессерактом, Ваше Высочество?» и «Знаешь, брат, от Бога Лжи я ожидал более... правдоподобной истории». Конечно, зачем меня слушать, я же привел армию читаури, я ебать какое доверенное лицо! Доверенное блядь лицо с блоками по всему выебанному мозгу. Но нет, конечно, разве меня нужно слушать! Я же долбаный Бог Лжи, который спит и видит, как бы сесть на этот злоебучий трон, и от меня нужно как можно скорее избавиться. Видимо, для Асгарда от меня толку никакого не было. Слава богам, у них там Тор есть, уж Тор-то решит все их проблемы, он же просто не в рот ебаться какой дипломат, с его-то главным аргументом, который, сука, кроме него никто не может поднять. И остановить. Я, блядь, из кожи вон лез, чтобы твое сраное «Я горжусь тобой, сын» хоть раз услышать, пусть даже по пьяни, истеричный ты мудазвон, всю жизнь пытался понять, ну, что, что я сделал не так, в какой момент я тебя так разочаровал. Самим фактом, что родился или, блядь, что? Да если бы я с самого начала знал, что лезу в проигрышную гонку с Тором, я вообще не стал бы в нее лезть, я бы очень многих вещей никогда не стал делать. Старый уебан. Проблемы ему, блядь, не нужны. С Мидгардом. На мои выходки он устал глаз закрывать. Ой, а не пойти бы тебе нахуй, а? Со всем твоим сраным Асгардом. Посмотрим, как вы теперь будете там связи снова налаживать. Перед нападением на Мидгард я неплохо оттянулся, растравливая ссоры между мирами. Ебаные боги. Ебаные скандинавские боги. Без магии было тяжело. Я еще после знакомства с Таносом чуть ее не лишился, а тут еще отец... Один. Хуже всего стало, когда она начала возвращаться. Я знал, что нельзя полностью лишить мага сил, это все равно что попытаться запретить мыслить. Хоть как-то, может, и очень некорректно, с промытыми мозгами и вообще не осознавая ничего вокруг себя, но какие-то мысли все равно в голове будут. Так и с магией. Она есть. Но пользоваться ею я не мог. Ни полноценно, ни вообще хоть как-то. Началось с того, что я наконец-то увидел руны на ребрах. Они светились сквозь кожу, нанесенные прямо на кости. Смертные их не видели, а вот Аск видел, а теперь еще и я. Я читал их и потихоньку впадал, нет, не в отчаяние, в ярость. Степень моей свободы оказалась еще меньше, чем я думал изначально. Я полагал, меня просто скинули в этот мир, и все, дальше я сам по себе. Но оказалось, что стоит мне попробовать заняться хоть каким-то видом магии, влезть в политику стран этого мира, попытаться кого-нибудь убить или покалечить, или что-то еще, и эти руны тут же начали бы ломать мне ребра. Охуенно. Он что, блядь, совсем ебанулся на своем троне? Решил оставить меня вообще без каких-либо способов выжить здесь? Нет, блядь, это просто... Да пошли они все. Смертный так смертный. Смертных нельзя калечить. Сука, я пошел учиться на долбаного хирурга. Хирурга! О чем Аск вообще думал, когда меня туда отправлял? Чтобы я потом из-за случайной ошибки начал кашлять кровью прямо в операционной? Так, а знаете что, похуй. Если вас это все не ебет, то меня тем более не ебет. Короче, мама выбрала не самый удачный момент, чтобы меня навестить. Я вернулся с очередной операции, закончившейся позже, чем планировалось изначально. Я был голоден и немного на взводе. К тому моменту я проработал в больнице всего-ничего, и персонал смотрел на меня с некоторым подозрением. Особенно их настораживало то, что я был иностранцем, и они, естественно, были уверены, что у них в стране и собственных талантливых ребят хватало. Пока я участвовал в операциях чуть ли не на подхвате у тех, кто и сам был на подхвате, то есть держал инструменты, ну, и все такое, все проходило, как мне казалось, довольно спокойно. Хирург выполнял основную работу, а потом уходил, и мы с Даной все спокойно зашивали. Потом, когда я более-менее пообвык и начал ориентироваться в их операционной лучше, нас с Даной поменяли местами. Ненадолго, естественно. В тот вечер я чуть ли не впервые ассистировал Тодору, хирургу-травматологу. Это потом мы с ним, вроде, даже поладили, он меня к себе в отделение травматологии звал, но тогда всю операцию у меня было стойкое ощущение дежа вю, что я снова пытаюсь все сделать правильно, но на каждом шагу косячу и вообще полный идиот, а уж как личность, так и вовсе провал. И в конце он стоял над моей душой все то время, пока я зашивал рану, мои швы ему, естественно, не понравились, и я чуть не выматерился, что я, блядь, не швея, в конце концов. Это было единственное, что он сказал по поводу моей работы за всю операцию, и я подумал, что не я один считаю, что мне здесь совершенно нечего делать. Вот я с самого начала говорил, что навыки нужны, а Аски мне, да не, все с опытом приходит. Пришло, блядь. Швы я учился накладывать еще в Асгарде у придворного лекаря, но одно дело, когда шьешь эйнхерия, зная, что тут все срастется, а другое дело, когда — смертного, у которого еще ведь и шрамы могут остаться. Когда, все закончив, я вышел из раздевалки, Дана стояла у кофейного автомата и ждала свой какао. — Не принимай близко к сердцу, — тихо сказала она мне, предварительно окинув взглядом больничный коридор. — Тодор на самом деле отличный человек, просто поначалу с ним трудно. Я когда в первый раз ему ассистировала, думала, все, можно забирать документы и уходить работать продавцом в Zar’у к подруге. А потом сработались. Все ты нормально делал. Ну, а швы, ну, хочешь, я могу тебе пару уроков дать? Меня не интересовало, какой там человек этот Тодор, я не испытывал ни малейшего желания ему понравиться, мнение Даны о моей работе меня тоже не интересовало, утешение ее было не нужно, и уроки свои она могла засунуть себе в... Ну, ладно, это уже грубо. А еще я точно знал, чем конкретно вызвано мое плохое настроение, так что я поблагодарил ее за предложение помощи и сказал, что да, я был бы очень рад. Мы договорились о времени, и я пошел в общагу, выкинув из головы слова Даны и в очередной раз накручивая себя, как меня все здесь бесит. Ожидавшая меня в общаге иллюзия мамы стала полным сюрпризом. Она стояла посреди моей комнаты на 10 квадратных метров с давнешним ремонтом и более чем убогой меблировкой, стол был завален грязной посудой и коробками с пакетами от заказанной на дом еды, на кровати и всех стульях валялась одежда, а она была в своем царском наряде, вся в украшениях, и что-то в этой картине было неуместно. То ли она, то ли комната. Скорее всего, комната. Я был рад ее видеть, но ее визит был похож на какую-то издевку. В ее глазах читалась откровенная жалость, а я не хотел, чтобы меня жалели. Блядь, я уходил сегодня в пять утра, а вчера пришел домой только в половине десятого, быстро поел и лег спать, когда мне тут убираться? Я бы предложил ей чай, но она же иллюзия, да и кружка у меня только одна и та грязная, так я ей и сказал, ну, не стал, конечно, уточнять про количество кружек. Она сказала, что ничего страшного, она только зашла узнать, как я здесь, спросила, чем я занимаюсь, я ответил, что продаю одежду в Zar’е, и она очень постаралась скрыть свое сочувствие. Сочувствовать она мне тут собралась. Как будто она знает, каково мне тут. Тор пробыл в своем изгнании сколько, дня три? Если бы я не устроил тот пиздец с отцовским троном, он бы так и сидел бы в своей пустыне и ныл: «У-у, я не могу поднять молот, отец считает, что я недостоин трона, хнык-хнык». Блядь, отец, как оказалось, мне вообще не отец и никогда не считал меня своим сыном, по ходу, и что дальше? Если я тоже начну отношения с какой-нибудь смертной, вы уберете руны с моих костей? Беседа не клеилась. Мама рассказала последние сплетни Асгарда, старательно обходя тему Тора и отц... Одина, я сказал, что это все очень интересно, но мне завтра рано вставать, одежда сама себя по полкам не разложит, мама спросила, может ли она мне чем-нибудь помочь кроме денег, потому что асгардская валюта в Мидгарде вряд ли принимается, но, возможно, есть что-то еще, я ответил, что она может зайти к нам в магазин и что-нибудь купить, зарплата зависит от личных продаж, она напомнила, что мидгардских денег у нее нет, я сказал, что тогда все, может ни о чем больше не беспокоиться. Видя мое настроение, она наконец-то ушла, а я сложил посуду и пошел на кухню мыть ее с твердым намерением в первый же свой выходной привести этот свинарник в порядок. В общем, первый ее визит нам обоим запомнился надолго. _\ | /__\ | /__\ | /_ Я думал, что еще немного, и я здесь точно рехнусь, но потом внезапно выпал снег, через неделю ноябрь наконец-то закончился, а слово «декабрь» казалось мне почему-то более позитивным. От вида падающих с неба снежных хлопьев мне стало легче, и я не хотел думать, что это зов крови. В Асгарде времена года не сильно отличаются друг друга, и зима обычно характеризуется просто чуть более прохладной погодой и частыми дождями. Я впервые встречал в Мидгарде зиму вот так, живя здесь продолжительное время, и от вида сугробов чувствовал себя долбаным хаски. Забавно, но смертные тоже отнеслись к первому снегу с воодушевлением. Осень достала уже всех. В общем, стараясь не думать о Йотунхейме и моей печальной с ним связи, я шел в больницу, надеясь на то, что выпавший снег будет для меня доброй приметой. В этот день у меня была операция с Бориславом, микрохирургом. Мне нравилось работать с Бориславом. Всем нравилось. Он все время что-то показывал, объяснял, охотно делился собственным опытом, имел слегка черноватое чувство юмора, а вообще любил во время операции побеседовать на любую отвлеченную тему. Человеком он был, судя по всему, начитанным, хоть мне это было и сложно оценить, потому что с мидгардской литературой я был знаком более чем поверхностно. В первую же нашу с ним операцию он спросил меня, как дела у Акима (под этим именем здесь жил Аск), как долго я уже живу в их стране, и бывал ли здесь раньше, и нравится ли мне, заметил, что я хорошо говорю на их языке (ну, блядь, я хорошо говорю на любом языке, существующим в Девяти мирах. Как и любой асгардец вообще-то), короче, чуть было не пустился в подробные расспросы, но, видя, что отвечаю я односложно и вообще не горю желанием поддерживать разговор, переключился на старшую медсестру. Я молча наблюдал за его работой, выполняя его указания и слушая их дружескую беседу, пока Борислав не пошутил над очередной историей сестры: — Что, Райнушка, цель оправдывает средства? — Только если цель — спасение души человеческой, — на автомате закончил я фразу. Вообще-то у меня и в мыслях не было вмешиваться в их разговор, просто задумался о своем. — Дорогой Эмиль, только не говорите, что вы читали де Лойолу, — улыбнулся он. Де Лойолу я не читал, с де Лойолой я когда-то бухал, прекрасно помню, как он сетовал, что современники исковеркали его цитату, а я сказал, да не похер ли, Игнат, лет через сто об этом никто и не вспомнит. Познакомились мы с ним случайно, как это часто бывает в Мидгарде, через общих знакомых. У Аска тогда появился очередной приятель из числа смертных, повернутый на медицине, но не такой противный, как предыдущий. Во время одной нашей беседы за бутылочкой вина он, то есть смертный, сказал, что логикой своих рассуждений я ему напомнил какого-то его пациента и даже познакомил нас. Ну, окей, мы с тем пациентом посидели, попиздели за жизнь, я не заметил чего-то общего в наших взглядах вообще хоть на что-нибудь, к тому же в то время того не интересовало ничего, кроме походов и баб, а таких кадров у меня и в родном мире было дохера. В следующий раз мы с ним встретились, когда он уже был наглухо повернут на религии, успел что-то где-то попроповедовать, заимел проблемы с церковью и даже организовал орден. Тут я, конечно, пригляделся к нему повнимательнее, так пригляделся, что забил на ухаживания за одной ведьмочкой, которая ну очень грациозно ускользала от Инквизиции. Преинтересная личность, как оказалось. Игнатий де Лойола, естественно, не ведьма. Хотя ведьма тоже была ничего. Ну, а писал ли он там что-то или нет, этого я понятия не имел, да и нахер мне это читать, я же в их религии ни в зуб ногой. Так я и ответил, ну, про религию, конечно, не стал уточнять. Борислав надо мной посмеялся, а, прощаясь в конце своего рабочего дня, сказал, что было очень приятно поговорить с интеллигентным молодым человеком. Он пошел домой, а у меня продолжалось дежурство. Несколько недель назад во время операции он спросил, почему я не захотел быть офтальмологом. — Подумай, как это чудесно — возвращать людям дар зрения, — сказал он мне тогда. — Представь, как они будут тебе благодарны. И спросил, бывал ли я хоть на одной такой операции. Я признался, что видеть не могу, когда что-то делают с глазами, для меня это какой-то кошмар. Когда я только начинал овладевать магией, зрительный контакт был для меня просто всем, и хотя сейчас — ну, то есть еще несколько месяцев назад — я вполне себе колдовал вслепую, а многие заклинания и вовсе спокойно работали на автомате без предварительной визуальной оценки обстановки, у меня до сих пор осталось ощущение полной зависимости моих сил от зрения. Борислав со смехом ответил, что своим страхам нужно смотреть в глаза, и отправил меня понаблюдать за операцией по удалению катаракты. В итоге весь вечер я читал про различные офтальмологические заболевания, от катаракты по перекрестным ссылкам перешел к макулодистрофии, потом к окклюзии вен сетчатки, каким-то образом попал на офтальмохламидиоз и, как будто этого было мало, залез в картинки. Лучше бы я этого не делал, конечно, потому что оттуда я узнал еще и о пневмококковом конъюктивите. В общем, в полночь я поймал себя на том, что во-первых, я читаю статью про микробиологическую диагностику бактериальных конъюнктивитов и мониторинг антибиотикорезистентности, а во-вторых, я гуглю буквально каждое десятое слово и пиздец заебался. В который раз подумал, нахуй я вообще со всем этим связался, и ушел спать. Было немного странно узнать, что удалять катаракту смертные научились еще триста лет назад, и с тех пор в плане технологии здесь несильно все поменялось. Помню, когда я вошел в операционную, пациентка спокойно лежала на столе и смотрела в лампу, пока хирург надрезал ей край роговицы и помещал туда инструмент для проведения манипуляций с хрусталиком. Как мне объяснили, эта штука разрушает пораженный хрусталик и одновременно всасывает его массы. А после его удаления врач довольно быстро поставил новый, искусственный, изготовленный из акрила или как-то так. Вся операция заняла меньше десяти минут, а проделанные отверстия были настолько крошечными, что их даже не приходилось зашивать. Я был в ахуе. Просто как бы в моем отделении я еще ни разу не был на операции, которая длилась бы меньше двух часов. Может, действительно пойти в офтальмологию? Это было недели две назад или около того, а сегодня утром меня разобрало любопытство, и перед началом дежурства я зашел к той женщине, просто так, узнать, как она себя сейчас чувствует. Она сказала, что все цвета выглядят как-то по-новому, будто в них стало больше синего, а еще оказалось, что расстояния между вещами выглядят больше, чем она думала раньше, даже сантиметры на линейке увеличились. — Отличная новость для вашего мужа, — потому что нельзя вот так вот взять и не спошлить, а она захихикала. — Ну что вы, господин Боев, в нашем с ним возрасте уже не о сантиметрах нужно думать, а о вечном. Я посмотрел возраст в ее карте. Ужаснулся. С моим возрастом вообще не сравнить. Нет, я и раньше знал, что смертные мало живут, но именно здесь, в больнице до меня это доходило с какой-то особой яркостью. Каждый. Долбаный. День. Неужели я тоже лет через тридцать-сорок окажусь на этой кушетке с повязкой на глазу? Или раньше. Или вообще на другом столе и вообще по другой причине. Эти мысли не давали мне потом покоя во время всей операции с Бориславом. Пациенты не особо вникали в процесс ведения операции, для них хирург казался кем-то безгрешным, исполняющим обязанности бога на сегодняшний день. Но я-то находился прямо в поле, то есть в самой операционной, я видел все это своими глазами, держал инструменты, оттягивал края надрезов, нихуя в этом нет ничего непогрешимого, одно неверное движение — и все, и нет у тебя глаза. Вдобавок к тому, что и магии у тебя тоже нет. Наши тела такие хрупкие. Да, у асгардцев ткани организма плотнее, чем у смертных, что давало чуть больший запас прочности, но мы все равно привыкли полагаться на быструю регенерацию, которую нам дарила текшая по венам асгардская магия. Но сейчас доступа к этой магии у меня не было. Если я каким-то образом умудрюсь получить настолько серьезную травму или чем-то заболею, что мне потребуется хирургическое вмешательство, я не смогу просто спокойно лежать в кровати, зная, что в итоге все в моем теле срастется, как надо. Мне придется надеяться на профессионализм незнакомых мне людей, которые будут принимать решения, вообще не интересуясь моим мнением. Как смертные идут на это? С другой стороны, у них выбора особо и не было, либо так, либо помирать. Но у меня он был. Не сейчас, но в перспективе он мог у меня появиться. В общем, посмотрев на удаление катаракты, я действительно пришел к одному серьезному выводу: я должен вернуть магию. Любой ценой. Можете считать, что от этого зависит спасение моей души, мне похуй, я должен вернуть ее. Ее и бессмертие. Приговор отца... Одина я хорошо помнил. И условия, на которых я получу магию обратно — тоже. Половина из них были невыполнимы, это однозначно. Ни возлюбить смертных, ни начать их воспринимать как равных себе я не смогу. И я могу сколько угодно с ними работать, пить, шутить пошлые шутки или обсуждать де Лойолу, это все я могу вообще с кем угодно, если мне от этого есть какая-то польза. Даже с йотунами, блядь, смог бы, наверное. Ну, а что, я виноват что ли, что меня так воспитали? Я не могу вот так вот взять и отмахнуться от своего снобизма, с которым мы вместе сквозь огонь и воду прошли да полтора косаря годков разменяли. Вторая же часть условий гласила, что и ежели только отречешься ты от своей гордыни и в раскаянии своем, ох, блядь, уже устал, короче, я должен принести этому миру больше пользы, чем уже нанес зла. О том, о каком конкретно временном промежутке нанесения зла идет речь, я предпочитал не задумываться. Когда мы здесь тусовались во времена Инквизиции, многие мои шаги мы заранее обдумывали с отц... Одином и Видаром. Но и импровизации тоже было немало. Не говоря уже обо всем том, что мы творили с Бальдром. В общем, он вряд ли стал бы приплетать сюда те события. По многим причинам. Это тупо не в интересах Асгарда. Так что скорее всего речь шла только о вторжении. Сколько там народу погибло? Две сотни, три? Пять? Похуй. Возмещу. Чего бы мне это не стоило, сколько бы котят с деревьев мне не пришлось снимать. Даже если мне придется самолично останавливать другие инопланетные вторжения — сделаю, все, что угодно сделаю, лишь бы никогда не оказаться на месте этих больных всем подряд смертных. Лишь бы вернуть магию, вернуть бессмертие, ну, а дальше — хоть трава не расти. Ну, а что началось дальше, тут не описать. Никакого облегчения принятое решение не принесло, совсем наоборот, я начал буквально физически ощущать, как время уходит. С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой моя жизнь ускользает от меня. Я медленно-медленно умираю. Уже через год жизни здесь я буду выглядеть так, как при нормальных условиях должен был бы выглядеть лет через сто пятьдесят-двести. Еще лет пять, и все, моя молодость пройдет. Молодость, которая должна была растянуться минимум еще на одно тысячелетие, пролетит в одно мгновение. Пять лет. Шестьдесят месяцев. Шестьдесят. И шесть из них я уже провел в Мидгарде. И на что я их потратил? Ходил и бессмысленно злился на всех вокруг вместо того, чтобы начать хоть как-то приближаться к решению проблемы. Мне ведь даже специальность подходящую подобрали, хоть у меня и руны на ребрах. Короче, я понял, что надо овладевать профессией и как можно скорее. Я практически не мог спать, поэтому начал брать дополнительные дежурства в больнице, благо перед праздниками народ нахватал себе выходных, и людей действительно не хватало. Аский звонил мне несколько раз и приглашал к себе, Дана предложила сходить на какую-то ярмарку за подарками, только кому мне покупать подарки, ну, вот разве что Аску. Вообще-то у меня была работа, но на ярмарку мы сходили. Я был уставший вусмерть, бродил между лавками на площади напротив какого-то ТЮЗа, было уже темно, и светящиеся праздничные гирлянды слепили глаза. Я потягивал свой глинтвейн и думал о том, как же я хочу спать, а Дана примеряла какой-то красный шарф с оленями и выбирала праздничные украшения. Мои соседи в общаге, кстати, тоже украсили блок и даже пригласили меня встретить с ними Коледу, если я никуда не уезжаю, но у меня на ту ночь уже было назначено дежурство. Жизнь у меня пошла по совершенно сумасшедшему ритму. Вместе с другими врачами я принимал пациентов, поступивших на скорой, заполнял истории болезней, ассистировал Тодору с Бориславом, когда поступали пациенты в травматологию, а потом делал этим же пациентам перевязки. Я носился по больнице, готовый буквально на все, лишь бы не думать о том, как мало мне осталось. Райна сказала, что не удивится, если однажды найдет мой загнанный труп в раздевалке. А потом пообещала закатить мне скандал, если я только заикнусь о смене на 1 января. Мол, праздник, а я парень молодой, мне нужно отдыхать. Женщина, подумал я, женщина, пока я тут отдыхаю, от моей жизни нихрена не останется. Это для них ебать-ебать Новый год, а я об этом празднике неделю назад впервые услышал, а что тут праздновать так и не понял. Переубедить Райну у меня не получилось бы, даже обладай я своими силами, с ней, думаю, никакой Камень Бесконечности не справился бы. Она беспощадно влепила мне четыре выходных подряд в первые дни января и в пять часов вечера 31 декабря изгнала меня нахуй из больницы. Ну, а так как все они там члены одного мафиозного клана, то стоило мне добраться до общаги, ко мне явился Аск и заявил, что все свои выходные я проведу у него, ибо заебал его игнорить и вообще. У него там Кларочка уже успела что-то приготовить. Какая еще Кларочка? Вот и познакомитесь. У меня особо не было желания знакомиться с очередной его «родственной душой», с которой они сошлись на почве любви к медицине, эта медицина у меня уже в печенках сидела. А Кларочка оказалась студенткой. Причем, что странно, медицина ее не интересовала совершенно. Училась она на направлении истории искусств и современного художественного чего-то там. Ни в том, ни в другом я не понимал нихуя, до часу ночи я героически поддерживал светскую беседу и даже довольно внимательно выслушал историю того, почему Кларочка выбрала эту специальность, потом она спросила, как я выбрал свою, и я честно ответил, что однажды сел бухать с преподом из медвуза, и он меня задавил своими аргументами. Аски грозно сверкал на меня своим орлиным взором, но он ведь сам меня сюда притащил, да? Потом я наконец-то ушел спать и оставил молодых наедине. На следующий день, стоило Кларочке уйти домой, Аск начал промывать мне мозги. Какого хера я творю? Я что, уже последних мозгов лишился? Не знаю, что нужно иногда отдыхать? Почему Борислав звонит ему и говорит, что интерн уже три недели из больницы не вылезает? Почему я на звонки не отвечаю? Хочу себе здоровье подорвать, чтобы сдохнуть поскорее? А знаю ли я, как легко посадить сердце? А? Я, будущий хирург? В общем, он на меня орал, а я сидел и смотрел на исцеляющие руны, которые он мне вчера опять на руках нарисовал, только в отличие от прошлого раза, я теперь видел, как они светятся бело-золотым, и от каждой руны отходит полоска, опоясывающая руку и замыкающаяся опять на этой же руне. Обе руки от кисти до локтя были похожи на зебр. Да, дела мои были не огонь. Я полусонно читал руны, разглядывал Аска и думал, сколько же ему лет, если он так со мной разговаривает? Выглядел он примерно одного возраста с тем же Бартоном: мужик средних лет, с типичной для греков смуглой кожей лица, строгим взглядом темно-карих глаз, модная сейчас легкая небритость с редкой сединой на висках в черных вьющихся волосах добавляли ему пять-шесть мидгардских лет и сто очков к обаянию. Как пошутила вчера захмелевшая «Кларочка», если бы такой мужчина ее уговаривал идти в мед, она бы тоже не устояла. Вот только эта внешность у него не менялась с тех пор, как мы с ним впервые встретились. Ну, разве что со стрижками экспериментировал, не больше. И я знал, что он на самом деле старше меня раза в два, минимум, так что, наверное, стоит прислушаться, что он там мне говорит. Вот только я просто не знал, как объяснить ему, почему я все это делаю. Начну говорить, и пойму, как смешно все звучит. Потому что сколько бы я ни строил из себя гордеца, а ведь все равно начал плясать под дудку Одина. Все равно ведь делаю то, что он от меня хочет. Но озвучить сейчас это вслух я не могу. Просто не могу. Вот, может, потом когда-нибудь смогу. А сейчас — нет.