...когда моя муза рассказывала мне эту историю, она горько рыдала, и моё сердце тоже плакало, вторя ей, что, впрочем, к делу не относится. Максим Горький "Грустная история"
Я узнал голос русской еще на подходе к палате Роджерса, но его тихий ответ не разобрал. Сквозь окна в двери было видно, что разговор у них там шел серьезный, эмоциональный. Сначала я подумал, что ругались из-за меня. Наверняка Роджерса уже должны были обрадовать новостями о моем зачислении в штат его лечащих врачей, тогда поучаствовать было бы любопытно. А то что это они у меня за спиной обсуждают меня же? Вспоминают, сколько разрушений я принес в Нью-Йорк и сколько зла причинил им всем вместе и каждому по отдельности? Так они наверняка и о половине произошедшего не знают! Сейчас я им все расскажу! Кто еще поделится с ними столькими ужасающими подробностями, как не я? Не Бартон же. Но тут в ответе Роджерса четко прозвучало раздраженное «Старк», и я, не сбавляя шага, завернул в соседнюю палату, где тоже лежали мои пациенты. Начну обход здесь, а на Роджерсе, как обычно, закончу. Потому что влезать в дрязги друзей Тора? Нет, спасибо. Знаю я, как это происходит. Сначала они срутся друг с другом, а потом каким-то образом приходят к выводу, что все это из-за меня. Мне это надо? Не надо. Но видимо, подружка Роджерса все же засекла меня, и когда через полчаса она вбежала в палату с тревожным «Ло... Доктор Боев», я еле сдержал тяжелый вздох. Ну, что уже успело случиться? Роджерс полулежал на подушках и разглядывал поднятую перед собой руку. Рука выглядела неплохо, не считая того, что она была больше обычного, будто опухшая, а выступавшие раньше на тыльной стороне его ладони вены уже были почти незаметны. — Давно началось? — спросил я, надавив пальцем на «опухшую» ладонь (на ощупь мягкая, податливая) и считая, через сколько секунд след исчезнет. Быстро. — Только что заметила, — ответила русская. — И на другой руке то же самое. Да. Я и сам видел. Блядь, только отека сейчас не хватало. _\ | /__\ | /__\ | /_Юноша, однако, оказался идеально здоровым. Не считая, конечно, того факта, что он был мертв. Шеперд Ричард. "Неестественные причины. Записки судмедэксперта: громкие убийства, ужасающие терракты и запутанные дела"
Кровь Капитана обновлялась быстрее, чем у обычного человека. К сожалению, не с такой скоростью, чтобы к концу следующей недели он выздоровел, но с достаточной, чтобы к концу этой уже умер. На десятые сутки после операции лекарства для почек перестали помогать. Два дня назад мы с врачами Щ.И.Т.а ругались из-за лечения Роджерса, а Фьюри угрожал отправить меня в тюрьму, вчера врачи объясняли Капитану возможные варианты восстановления его ноги, а сегодня с ним еще раз должен был поговорить я. Но теперь это уже было абсолютно неважно, потому что Роджерсу перестали помогать лекарства, а без них его почки не справлялись. Увеличение дозы препаратов не дало никаких результатов, и, пока динамика не успела ухудшиться, мы наоборот снизили подачу почти всех остальных медикаментов, чтобы не перегружать его организм еще сильнее. Некоторые и вовсе отменили — благо прокол легкого за прошедшие десять дней уже почти зажил, но это не особо помогло. Результаты анализов пока не были готовы, впрочем, я и без них чувствовал, что дело дрянь. У Роджерса развивалась острая почечная недостаточность, а когда у нас в последний раз был пациент с почечной недостаточностью, нам пришлось ампутировать ему руку, чтобы спасти жизнь. Неужели Тодор все-таки был прав, и игра не стоила свеч с самого начала? Но блядь, это же... Это же суперсолдат! Почему его организм начал подавлять лекарства вместо того, чтобы выводить продукты распада тканей? Почти половину моего рабочего дня мы с американскими коллегами прикидывали возможные варианты лечения, и не то, чтобы их было много. Посадить на гемодиализ (но это лишь давало отсрочку, а лечить-то нужно было причину ОПН) и ждать чуда или опять перелить ему донорскую кровь и посадить на те же препараты, что и раньше, все-таки один раз это уже сработало. Либо нужны были новые лекарства. Серьезные лекарства. И если их еще не было, значит, их нужно было сделать. — Подожди, еще раз. Что вам нужно? Создать лекарство, улучшающее функцию почек? Для Кэпа? — Старк в полном обалдении уставился на меня. На самом деле обалдевать здесь должен был я. Какого хрена у Щ.И.Т.а не было вообще никаких лекарств для Роджерса? Даже сраных болеутоляющих не нашлось, хотя уж чем-чем, а вот этим могли бы и озаботиться. Но, как выяснилось, врачи в Щ.И.Т.е работали в основном с теми агентами, которые являлись обычными людьми, с, не побоюсь этого слова, супергероями вроде того же Роджерса или Халка, не говоря уже о Торе, иметь дел им вообще не приходилось. Кэп, вон, и вовсе однажды выпал с овер-двадцатого этажа, как мне рассказали, так потом вскочил и побежал. Только щеку в паре мест поцарапал, когда стеклянную крышу проломил. И все. С тех пор, как ему ввели сыворотку, Роджерсу ни разу не требовалась серьезная медицинская помощь. Так что сейчас мы были теми самыми пионерами, которые должны были придумывать новые медицинские решения по ходу дела, поэтому, закончив работу, я взял такси и приехал в отель к Мстителям. Оказалось, что успел я вовремя, потому что как раз в этот момент Старк собирал вещи. — Создать, найти, что угодно, — я прошелся по его номеру. — У него вот-вот откажут почки, а ты сам недавно говорил, что терпеть не можешь сидеть без дела. Вот я предлагаю тебе прекрасный повод тряхнуть всеми своими многочисленными докторскими. — Во-первых, — начал Старк, — я, конечно, изобретатель, но в физике и в ближайших производных от нее науках, а не в биохимии. — Ну, химия не так уж далеко от физики ушла, — вставил я, но Старк продолжил, не обращая на меня внимание: — Во-вторых, ты вообще представляешь себе, сколько времени уходит на разработку лекарств?! Не знаю, какие мультики ты смотрел, Локи, но в реальности нельзя просто смешать пару реактивов в пробирке и засунуть их в центрифугу! Помимо тупо создания препарата нужны еще клинические испытания, сначала на животных, только потом на людях. И в нашем случае обычные люди не подойдут, как я понимаю. У тебя есть тестовая группа суперсолдат? Потому что я не стану давать Стиву никакие препараты, на счет которых я даже не уверен, как они на него подействуют. Может, мы вылечим почки, но убьем сердце или что-нибудь еще? — Ой, да брось, ему не привыкать быть тестовым образцом, — отмахнулся я, раздвинув занавески на его окне, чтобы заценить вид на Городской сад. — Твой непоколебимый цинизм меня нисколько не впечатляет, — хмыкнул Старк, скрестив руки на груди. — Понимаешь, конечно, есть вариант держать его на гемодиализе, — я повернулся к Старку, — и надеяться, что его суперсолдатская регенерация заработает раньше, чем ему понадобится новая почка. Или лучше похуй на почки, пусть отмирают, может, у него потом отрастут новые? — Ну, от астмы ведь сыворотка его вылечила, — ответил Старк с долей вымученного сарказма. — И после этого ты говоришь мне, что не веришь в волшебные зелья? Старк обессиленно упал на кровать рядом со своим раскрытым чемоданом и с усилием сжал виски. Выглядел он совсем хреново. — Сколько у него времени? — Понятия не имею, — честно сказал я. — У него черепно-мозговая травма, все руки и спина в ожогах, ребра сломаны, ничего из этого практически не заживает, плюс полторы недели назад мы пришили ему стопу, и теперь его почки отказывают, а мы при всем при этом не даем ему почти никаких лекарств, включая обезболивающие. Такой расклад даже меня доконал бы. Старк молча выслушал меня, глядя на свои сцепленные в замок руки, и я заметил, что они у него слегка подрагивали. Черт, зря я, наверное, его так запугал. Сейчас он окончательно оцепенеет от своего чувства вины, и тогда у нас уже точно никаких лекарств не будет. Да господи боже. Ладно, Локи, это просто смертный. Просто расстроенный, немного растерянный, не понимающий, что ему делать, смертный. А ты полуторатысячелетний бог, Локи, и у тебя достаточно жизненного опыта, чтобы справиться с одним несчастным смертным и добиться от него того, что тебе нужно. Просто будь помягче и прекрати его запугивать. Я уселся в кресло напротив Старка, чтобы не нависать над ним, и продолжил уже мягче: — У нас есть одна идея, но нет гарантий, что она сработает. Возможно, мы выиграем ему немного времени, но хотелось бы иметь что-нибудь в запасе. Хотелось бы иметь что-нибудь в качестве основного варианта, потому что переливание крови... Да, я сам предложил этот вариант, и конечно, это бы позволило нам разгрузить почки Роджерса и выиграть время, но подавило бы его еще толком не восстановившуюся регенерационную способность, от которой вообще-то зависел успех реплантации. Которую мне все-таки хотелось довести до ума, раз уж я уже однажды потратил на нее больше семи часов своей жизни (своей короткой смертной жизни), а потом еще и разругался из-за этого пациента с кучей народу. А донорская кровь, ладно, конечно, лучше, чем ничего, но в остальном вообще не огонь. Некоторое время Старк смотрел куда-то на мое правое плечо, но думал о чем-то совсем другом. — Все равно создать препарат за несколько дней, — отстраненно произнес он, — можно было бы попробовать, если бы здесь были Хелен или Брюс, но без них... Стоп. «Брюс»? — Ты имеешь ввиду Беннера? — уточнил я. — Кстати, я его еще ни разу не видел за эти дни, — пришло мне в голову. Старк замер. — Он... пропал. — В смысле «пропал»? Под обломками Заковии? — Нет! Он... — Старк заколебался и отвел взгляд, и я не знаю, то ли я чувствовал его эмоции, то ли он и правда стал выглядеть еще более виноватым и загнанным в ловушку, — улетел на одном из джетов, когда тот был в стелс-режиме. И мы не знаем, где он сейчас. Окей, ясно. Беннер улетел. Я продолжал смотреть на Старка в ожидании какого-то вывода из всего сказанного, и тут зазвонил мой телефон. Номер не был определен, но я и так его узнал. За последнюю неделю главврач звонил мне на личный уже несколько раз. И первым же делом поинтересовался, ушел ли я уже с работы. Я мысленно выматерился, но тут же подумал, что голос глава звучал спокойно, так что вряд ли я мог внезапно понадобиться в операционной, да и в этом случае мне звонил бы совсем не он, значит, дело было в другом. И я знал в чем. Мы быстро поговорили, он попросил зайти к нему завтра с утра и отключился. — Пресса? — с сочувствующей улыбкой спросил Старк, и я кивнул. Информация о том, что Капитан Америка лежит в нашем центре, все-таки попала в СМИ. Нельзя сказать, что журналисты теперь дневали и ночевали у главного входа больницы, но названивали часто. Нам нужно было составить сообщение о состоянии пациента, согласовать это с самим Роджерсом, Мстителями и Щ.И.Т.ом, после чего доктор Талев как главврач выступил бы перед прессой. Мне предлагали тоже поучаствовать, но мне было слишком в лом в это ввязываться, так что я сказал русской и Уилсону, что это запрещено моим приговором (в каком-то смысле это даже было правдой, публичная деятельность, все дела), и их прекрасный агент Коулсон не стал меня уговаривать. — У нас бы папарацци уже проход в больницу перекрыли, — задумчиво поделился Старк. — Еще и каких-нибудь медсестер подкупили бы, чтобы попасть в палату к Стиву. А у вас... — Старк помолчал пару секунд и неуверенно договорил: — Я уже начинаю думать, что не так уж плохо, что Кэп лежит в больнице здесь, как-то спокойнее... Если не считать, как хреново уже то, что он в принципе лежит в больнице. Он попытался выдать свои слова за черный юмор, но в них звучала заметная горечь. И чем дольше шел наш разговор, тем отчетливее я ощущал заполнявшее его чувство вины. Господи, да что не так было с этим смертным? — Что, тоже думаешь, что я не вовремя уезжаю? — внезапно спросил Старк, выдернув меня из задумчивости. Я и не заметил, что все это время буравил взглядом его почти собранный чемодан. — Не знаю, — пожал я плечами. — Что-то случилось? Он усмехнулся. — Да так, ничего особенного. Разве что Заковия немного порушилась, а в остальном все хорошо. Ах, ты об этом. Впрочем, Старк тут же сам себя перебил: — Дела, которые... нельзя уже откладывать. Я «понимающе» покивал головой. Мне было похуй, вовремя уезжал Старк или нет, меня и без него напрягало то, как откровенно Мстители забили на правила больницы и чуть ли не поселились в палате у Роджерса. Успокаивало только то, что пока они там тусовались, этаж не был перекрыт агентами Щ.И.Т.а. Так что только Старка мне для полного и абсолютного счастья не хватало, это да. Растерянный смертный, Локи, просто растерянный смертный. — Ну, — осторожно попробовал я, — а что ты должен делать тут прямо сейчас? Держать Роджерса за ручку? Здесь есть люди, которые прекрасно с этим справятся. Лучше займись тем, что сможешь сделать только ты. Например, поищи лекарства... хотя бы болеутоляющие. Они по жизни бывают очень полезны. Старк снова усмехнулся и посмотрел на меня с какой-то... благодарностью? Почти тут же отвел взгляд, встряхнулся, вскочил и продолжил собираться. — Я попытаюсь отыскать Брюса, когда вернусь в Штаты, — десяток минут слабости и вот он снова готов говорить о деле. — И посмотрю его записи, может, у него были какие-то наработки... Ладно, в принципе я с самого начала понимал, что шансы тут были нулевые, но нельзя ведь иметь под рукой одного из самых талантливых изобретателей этого поколения и не попытаться припрячь его к делу. Вдруг у него были еще какие-нибудь связи, помимо загадочной Хелен и исчезнувшего Беннера? На следующий день свой утренний обход я решил начать с Роджерса и попал как раз в тот редкий момент, когда в палате он был один. Выглядел он нездорово бледным и обессиленным, тяжело дышал, за ночь его несколько раз рвало, а мочеприемник висел практически пустым. Результаты его анализов вообще были страхом господним. Если регенерация Капитана прямо срочно не выйдет на рабочий режим, то все, о чем мы тут спорили с врачами Щ.И.Т.а три дня назад, перестанет иметь какое-либо значение. Решение нужно было уже сейчас, иначе он скоро точно умрет. А у меня вообще-то за почти год, что я самостоятельно вел лечения, пока никто не умер. Не хотелось бы, чтобы Капитан портил такую красивую статистику. — Локи, — даже голос у него звучал каким-то изнуренно хриплым. Я оторвал взгляд от бланка и взглянул на него. Роджерс смотрел на меня хмуро и настороженно. — Что? — спросил я, закрывая его карту и цепляя ее обратно к койке. — Это я тебя хотел спросить. Все в порядке? Вот каждый раз, когда слышу этот вопрос в фильмах, думаю, неужели американцы и правда так говорят? В реальной жизни это звучало очень странно. — У меня? — я кинул многозначительный взгляд на стоящий рядом с его кроватью аппарат для гемодиализа. — По сравнению с тобой у меня все прекрасно. Роджерс усмехнулся, но почти без улыбки. — Мне уже сказали, что ты так и останешься одним из моих врачей, — он говорил медленно, будто устало. — И? — я откинулся на спинку стула. — Ты решил, что нам нужно прояснить наши отношения или что-то такое? — Нет, просто, — он смутился. — Ты мог отказаться меня лечить... Я думал, ты именно так и сделаешь. Я даже против воли улыбнулся на такую прелестную наивность. — Ну, твой директор довольно четко дал мне понять, что если я сделаю хоть что-то, что ему не понравится, то отправлюсь в тюрьму. А сразу после этого он сказал, что я продолжаю тебя лечить. Звучало так, будто если бы я попытался отказаться, то ему бы это не понравилось. На самом деле, весь разговор с Фьюри казался мне даже немного милым. Видар в свое время допрашивал меня за Мидгард куда жестче, а тут... «веди себя хорошо, и мы не пристрелим тебя и не отправим в тюрьму». Ох уж эти букетно-конфетные периоды в начале отношений, вечно у меня от них бабочки в животе. Но Роджерс от моих слов только еще больше нахмурился. — Да, я слышал, что это было решение Фьюри. Он узнал от Тора, что ты вроде как обязан что-то такое делать из-за твоего приговора. Хах, так он что, считает меня заложником ситуации? Это даже... было забавно. — Но я хотел сказать тебе, что ты ничем никому не обязан, — продолжал Роджерс. — Если сам ты предпочел бы отказаться от моего лечения, то я могу поговорить с Фьюри, и он тебя не тронет. — Знаешь, ты со своими пухленькими ручками выглядишь сейчас не особо пугающим, — дал я свою честную оценку его состоянию. — Я и не собираюсь его запугивать, — удивился он. — Просто поговорю. — Думаешь, прокатит, как последняя воля умирающего? Снова эта усмешка почти без улыбки. — Я все-таки надеюсь, что я еще не настолько безнадежен, — он ненадолго прикрыл глаза, потом снова посмотрел на меня и поджал губы, видимо, читая написанный на моем лице скепсис. — Я говорю серьезно. Знаю, у тебя нет причин... эм, полагаться на мое слово. Просто имей это ввиду, хорошо? Я промолчал, пытаясь понять что-нибудь по его лицу. Это он так пытался от меня отделаться, потому что думал, что я ему каким-то образом вредил? Или считал, что я тут уже все равно ничем ему не помогу, и давал возможность соскочить? Но в этом вряд ли был смысл. Фьюри ясно дал понять, что, если с Роджерсом что-то случится (не говоря уже о смерти), то он меня прикончит нахрен. Блядь, даже любопытно как-то стало, что вообще у Роджерса творилось в голове, что он видел, когда смотрел на меня? Будь у меня сейчас при себе моя магия... Так. Моя магия. — Ну, а ты сам? — спросил я, чувствуя, что затянул молчание. — Ты можешь попросить себе другого врача, и тогда уже Фьюри будет некуда деваться. Почему вы, кстати, до сих пор этого не сделали? Роджерс осторожно пожал плечами. — Ты хорошо говоришь по-английски, — ответил он, закрыв глаза. Ну да, удобно, когда твой врач говорит на одном с тобой языке. Тут не поспоришь... А когда есть еще и магия... И буквально почувствовал, как мой инстинкт самосохранения взвился на дыбы. Локи, нет. Тебе не нужны такие проблемы. Но когда руны исчезли в прошлый раз... Локи, нет. ... я начал чувствовать состояние пациентов. Одна из фишек дара целителя, который мне дал Аск. Что если я бы мог... Не-е-ет. Хочешь опять переломать себе все ребра? Из-за сраного смертного?! А за прошлый раз ты расплатился?! Нет, не расплатился! Так какого хрена? Блядь, вот именно, это же смертный. Да они простые, как презент симпл, их, чтобы лечить, и сил-то много не надо! К тому же у Роджерса и собственная регенерация должна была быть сильной (по крайней мере, мне так почти все говорили), ее нужно было просто немного подтолкнуть, на это вообще магии почти не потребуется. Ну, не может Капитан Америка умереть от почечной недостаточности, ну, не бывает, блядь, так! — Мне нужно осмотреть твою стопу, — сказал я, и Роджерс кивнул, не открывая глаза. Отеки на ногах быстро прошли после подключения гемодиализа, но все равно стоило взглянуть. Я снял с его стопы лангету, бинты, проверил швы, срослись хорошо, скоро можно будет убирать... Если, конечно, будет кому. Ебать ты идиот. Роджерс все так же лежал с закрытыми глазами и скорее всего дремал. Раньше я мог применить магию к человеку или даже к другому магу так, что он ни за что бы этого не почувствовал, но сейчас... Я положил ладонь на его ногу выше прооперированного участка и осторожно потянулся к своей магии, одновременно направляя ее на восстановление внутренних органов. Отказ почек не мог не сказаться на печени, легких и сердце, Роджерс уже сейчас тяжело дышал, и дело тут явно было не в ребрах, но в первую очередь, конечно, почки. И его собственная регенерация. Давление в ребрах и жжение в грудине я почувствовал секунды через две и тут же все прекратил. Да, на нормальную исцеляющую магию это не тянуло совсем, ну и хрен с ним, все равно хоть что-то. Я снова посмотрел на Роджерса, как будто ожидал, что изменения в его состоянии станут заметны прямо сразу, и встретился с его безразличным взглядом, наблюдавшим за мной. На мгновение мне стало не по себе. Учитывая все разговоры о моей магии и паранойю Щ.И.Т.а по любому касавшемуся меня поводу, не хотелось бы, чтобы Капитан все-таки что-то заподозрил, да и по жизни я прекрасно знал, что, если человек настроен к магии негативно, ему бесполезно объяснять, что ты не пытаешься его добить, проворачивая втихаря какие-то смутные магические маневры. Но Роджерс не выглядел напуганным или рассерженным, вообще не было похоже, что он что-то заметил. — Ну как моя нога? — спросил он со слабой улыбкой, пока я заканчивал с перевязкой. — Когда мне уже можно будет возвращаться в кордебалет? — Да хоть завтра. Разве я могу тебе запретить? _\ | /__\ | /__\ | /_ Я почти полчаса изучал свое отражение в зеркале в туалете, но так ничего и не понял. То ли сломанных рун прибавилось на пару штук, то ли их столько и было, блядь, этот мелкий одиновский (или чей там) почерк было ни хрена не разобрать. На каждом ребре помещалось по тридцать-сорок символов. И хотя почти на каждом из них имелись свои пустые места, а два нижних и вовсе были девственно чисты, все равно моя сверкающая, как новогодняя елка, грудная клетка оставалась источником скорее печали, чем радости. А съехавшие к середине грудины черные остатки рун скучковались вместе и стали похожи на дыру на месте сердца, что добавляло картине тыщу очков атмосферности и глубинного смысла. Минут пятнадцать я буравил взглядом несколько сломанных рун на четвертом и пятом левых ребрах, пытаясь понять, новые они или это сильно раздолбанные старые. Я не знал, как должны вести себя со временем сломанные руны Норн, даже то, что они все стеклись в одно место, хотя изначально были раскиданы по всей грудной клетке, стало для меня однажды новостью. Ох, блядский же почерк. Ладно, раз не вижу разницы, то и не важно. Две новые сломанные руны мне погоды все равно не сделали бы, так что даже если они и есть, то похуй. Нет, по-моему, они и так были... В последний раз крутанувшись перед зеркалом, чтобы убедиться, что нигде под лопаткой не спрятался какой-нибудь почерневший символ, я еще раз пересчитал те, которые видел, и решил, что никаких рун не прибавилось, потому что я вовремя остановил свою магию. Боль ведь я могу снимать, причем каждый раз тоже чувствую давление в ребрах и легкое жжение — и ничего. Так что я надел рубашку и забил. Врачи Щ.И.Т.а проводили какие-то тесты с кровью Роджерса, обдумывая новую идею. Я объяснил, как меня найти, если понадоблюсь, и седоволосый врач степенно кивнул, пообещав сообщить о результатах их эксперимента. На этом я решил, что на сегодня сделал для Роджерса все, что мог. С переливанием крови и гемодиализом американцы вполне разберутся и сами, микрохирург им для этого точно не нужен. И, с облегчением переложив заботы о Капитане на плечи его соотечественников, вернулся в отделение. Я настолько успел устать от Мстителей за вчерашний день и сегодняшнее утро, что, когда Борислав пригласил меня обсудить лечение пациентки из Заковии, я был не просто рад, я был такой «что обычные люди с обычными клиническими случаями к тому же по моему профилю дадада дайте больше!» Пациентку доставили к нам с частичным отрывом правой кисти. Ей повезло куда меньше, чем Роджерсу, ее срез совсем не был ровным. Кожа с тыльной стороны руки была содрана так, что можно было принимать коллоквиум по мышцам и сухожилиям, лучевая кость торчала наружу, а первый ряд костей запястья был размозжен. Я оперировал ее почти сразу после Капитана, и вот уж где противопоказаний к операции точно было больше, чем хотелось бы. Я тогда был уже уставшим и измотанным, но на отдых у меня тупо не было времени. Точнее его не было у девчонки, потому что к тому моменту, как спасатели вытащили ее из-под завалов, она пролежала под ними не меньше трех часов. Мы провели аутовенозную пластику артерий, поврежденный ряд костей удалили, а саму кисть стабилизировали спицами, установленными между концами костей предплечья и вторым рядом костей запястья. Через три дня после этого у нее был тромбоз в пересаженном куске артерии, который мы успешно удалили и восстановили кровоток. Пока что весь участок ее руки, на котором отсутствовала кожа, был закрыт специальными повязками, но недели через две планировалось сделать пересадку кожи. Куда интереснее был вопрос о костном трансплантате для удаления дефекта между костями, который пока что был замещен спицами. Впрочем, времени еще было предостаточно, так что мы спокойно, даже лениво, обсуждали варианты, когда поступило сообщение об автомобильной аварии и о направляющейся к нам машине скорой. Я уже хотел отправиться в операционную, но Борислав меня остановил. — Эмиль, твоими пациентами и так уже пол-ОРИТа забито, — со смехом сказал он мне. — А тебе лучше сосредоточиться на своем самом звездном. Этого мы с Даночкой примем. Ладно. Немного странно. Но ладно. Весь остаток дня я то и дело прислушивался к своим ребрам, но те вели себя хорошо, не ныли, не мешали. Я прошелся по остальным своим пациентам, сделал несколько рентгенов, томограмм, даже заполнил что-то из бумаг. К концу рабочего дня я впервые за две недели не чувствовал себя заебанным до смерти. Моему хорошему настроению не мешало даже смутное беспокойство из-за Роджерса. Сочетание лекарств, которое попробовали американцы, дало лишь кратковременный эффект, так что надеяться оставалось только на гемодиализ и назначенное на следующий день переливание. Ну, и на мою магию. Перед уходом домой я решил зайти к Роджерсу, проверить, как он. Когда я подошел к его палате, дверь открылась, и на меня вылетел взвинченный Уилсон, отвечавший что-то напоследок Роджерсу. — Я не хочу ругаться с тобой, Стив, уж точно не сейчас и уж точно не из-за этого, но его действия... — Пока, Сэм, — перебил его Роджерс, увидевший меня в дверях. Тут Уилсон тоже заметил меня и резко сник. — Эм, вечер добрый, — поздоровался он, пропуская меня в палату. — Мы слишком громко орали? Я был без понятия, громко они орали или нет, а Уилсон сказал, что слышал о моем разговоре с Фьюри, и спросил, что я думаю об их директоре, я ответил, что люблю его всем сердцем с нашей первой встречи. Уилсон немного напряженно рассмеялся, после чего попрощался и наконец свалил. Видимо, он не знал, как именно прошла наша первая встреча с Фьюри. А вот Капитан знал, да и разговор с Уилсоном его явно не обрадовал, в общем, смеяться его не тянуло. После почти десяти часов гемодиализа он выглядел чуть получше, чем утром, и теперь, судя по моим ощущениям, его почки отказывали немного медленнее. А моя магия, которую я с такими сомнениями использовал сегодня утром, все это время лечила его голову. Блядь, да, я постоянно забывал, что у него была ЧМТ, но неужели сейчас, спустя полторы недели, она все равно представляла бóльшую опасность, чем отказывающие почки? Я начал задавать ему вопросы, которые обычно и задают пациентам с ЧМТ, но он недовольно прервал меня, мол, у него уже был невролог и сказал, что с его головой все в порядке, и теперь ему просто нужен покой. Причем в его голосе отчетливо прозвучало, что он был бы не против, если бы его оставили в покое прямо сейчас. Эх, а утром был такой милашка. Если не хочешь меня лечить, я поговорю с Фьюри, Локи. На мое слово можно положиться, Локи. А теперь что? «С моей головой все в порядке, мне просто нужен покой. И вообще, ты же, вроде, микрохирург, а не нейро-?» Естественно я бы был не я, если бы вот так вот запросто взял бы и ушел. — Что, и даже легкого сотрясения не осталось? — спросил я, устраиваясь на стуле рядом с ним. — Нет, все прекрасно, — ответил он, беря под контроль свое плохое настроение. — Повышенная раздражительность — это тоже симптом сотрясения. — Нет у меня никакой повышенной раздражительности, — твердо сказал он. — Ты разговариваешь раздраженно, — тут же указал я. — Я разговариваю нормально. — Раздраженно процедил он, — усмехнулся я, издеваясь над ним самым что ни на есть низким образом. Роджерс сделал вдох-выдох. — Да, я немного раздражен, — ровным голосом признал он. — Но это нормальное раздражение, а не повышенное. — Как ты это определяешь? — заинтересовался я, откидываясь на спинку стула. — У меня пока не болит голова. — А при сильном раздражении начинает? Ты сказал об этом неврологу? Роджерс устало вздохнул. — Еще и быстрая утомляемость, — добавил я. — Не очень-то тянет на «прекрасно» или у нас хуевые неврологи. — Не выражайся, — он откинулся на подушки и закрыл глаза. — В смысле? — не понял я. — Что это значит? — Не ругайся матом. — Я не ругаюсь матом, я разговариваю матом. — Прекращай. Нет, ну я охуеваю, господа присяжные заседатели. Серьезно? Я взрослый языческий бог, мне уже почти полторы тысячи лет. И смертные будут тут отучать меня от мата? — А если хочется? — спросил я, стараясь не выпасть окончательно в осадок. Роджерс открыл глаза и посмотрел на меня: — Локи, у тебя разве уже не закончился рабочий день? Я уверен, тебе очень хочется пойти домой и отдохнуть. Ну, нет, мой дорогой, так запросто я от тебя не отстану. И так вон сколько времени держал себя в руках. Аж почти две недели приличного поведения! Жаль, конечно, что ты тут немножко умираешь, и из-за этого у тебя нет настроения, но у меня-то оно есть. — Совсем хреново? — Да! И вы не даете мне вообще никаких болеутоляющих. — Они тебе все равно не помогали. — Знаю. И это бесит еще больше. — Боль в ноге? — В ребрах, зуд в ожогах. Голова тоже немного болит. Кажется, это мигрень. У меня сто лет не было мигрени. — А говоришь, что твоя голова здорова. — Я имел в виду, что травма больше не представляет опасности, и мне сказали, что основные функции мозга не были нарушены, так что теперь мне нужен просто покой. Но я не понимаю, откуда мне взять покой, когда ко мне постоянно все ходят и хотят, чтобы я что-то решал и с кем-то поговорил, а все тело то болит, то чешется?! Н-да. Этот пациент однозначно не умел болеть. «Травма не представляет опасности». Тогда какого хрена делала моя магия? Мигрень вызывала? Что за блядь... Кстати, пока я находился в палате, магия все-таки начала выполнять то, что и было ей изначально указано — лечила почки. Но стоило мне выйти в коридор за кофе, она снова стеклась к голове Роджерса. Я еще раз осмотрел его, благо он, кажется, смирился с тем, что я никуда не уйду, но опять же помимо синяков на лице и шрама от трепанации все было в порядке. Ну, мигрень разве что. Но болеутоляющие все равно не помогли бы. — Ладно, давай немного подсоблю, — смилостивился я и положил руку Роджерсу на лоб. Он тут же заметно расслабился, да я и сам чувствовал, как его боль отступала. Обычная мигрень. Что так сбивало мою магию? Как бы то ни было, лечение его почек явно могло проходить только в моем присутствии, а значит, домой я сегодня не шел. _\ | /__\ | /__\ | /_ Я думал, что Роджерс быстро уснет, а я посижу, посмотрю какой-нибудь сериальчик на телефоне, пока моя магия будет вовсю работать. И в моем присутствии она и правда неплохо заработала, потому что уже через несколько часов слабость и тошнота у Роджерса прошли, отеки на ногах начали спадать, а к полуночи окончательно исчезли. Вместе с его сонливостью. Я осмотрел стопу и швы, надеясь, что сосуды не были повреждены, все-таки после операции прошло уже одиннадцать дней, потом подумал, что это не самая главная сейчас наша проблема, потом подумал еще немного и снял с его ноги боль. Отката мне уже так и так не избежать, так что похер. — Учти, что я только сегодня такой добрый, — предупредил я Роджерса, возвращаясь на свой стул. — Все равно спасибо, — искренне поблагодарил он. — Может, лучше ты пойдешь домой? — на этот раз это было сказано без ясно читавшегося между строк «да съеби ты уже» (если, конечно, Капитан Америка знает слово «съеби»), а с вполне настоящей озабоченностью. — У тебя ведь не выходной завтра и наверняка будут операции. — Ничего, не впервой, — отмахнулся я, снимая блокировку с телефона. Читать по ночам на работе я обычно не мог, но, когда дежурил в составе экстренной бригады иногда, в спокойные часы, мы что-нибудь включали, и именно это я и собирался сейчас сделать. После недолгого молчания Роджерс спросил: — Так... расскажешь, как ты здесь оказался? — По решению Одина, — коротко ответил я, не отрываясь от бездумного листания ютуба. — Я имею в виду не на Земле, — пояснил он. — А... эм, в больнице. Здесь. Или по твоему приговору ты должен работать врачом? — Да нет, не должен, — пожал я плечами. — Просто так сложились звезды. Вдаваться в подробности мне совсем не хотелось. Я не видел прикола в том, чтобы удовлетворять праздное любопытство Роджерса, а все, что Мстителям действительно стоило знать об условиях моей жизни в Мидгарде, они уже знали. — Просто странно было увидеть тебя здесь. И до сих пор странно, — признался он. — Как будто какой-то бредовый сон. Не пойми меня неправильно, я не хочу тебя как-то задеть. Просто три года назад, когда ты напал на Нью-Йорк, я смотрел на тебя и думал... В общем, я и представить себе не мог, что если встречу тебя еще раз, то это произойдет при подобных обстоятельствах. — Мы же виделись в Лондоне, — напомнил я. — Там я отвечал твоим представлениям? Он задумался. — Это когда в небе было открыто несколько порталов, а Тор дрался с какими-то инопланетянами? Да, вполне, — улыбнулся он. Немного помолчал и не выдержал: — Нет, все-таки, ну почему именно хирург? — Я бешеный фанат «Анатомии Грей». — Ты мог бы пойти, не знаю... Адвокатом? Каким-нибудь журналистом? Кто еще был в том списке?.. — Официант? — Учитель истории, — вспомнил Роджерс. — Вкладывал бы в умы детей какие-нибудь идеи, — грустно добавил он. От одной мысли о преподавании меня аж передернуло. — Поверь мне, нихуя в них не вложишь, — поделился я своим честным мнением, и тут вспомнил, что думала о моем месте работы мама. С тех пор как два с половиной года назад я зачем-то убедил ее, что работаю продавцом одежды, я так и не рассказал ей правду. Не то чтобы это был какой-то секрет, просто... как-то к слову не приходилось. К тому же я с трудом представлял себе, как объяснить ей, что такое хирургия, и зачем она нужна, а торговля — это всем близкая и понятная вещь. — Да и знаешь, когда ты оказываешься в чужом мире, то думаешь о том, как тут выжить, а не о каких-то там идеях. Интересно, а Тор уже рассказал все маме? Интересно, а Тор вообще знал, кем я, по мнению мамы, работал? — Локи... — тихо начал Роджерс, но я его перебил: — А что вам говорил Тор? Что я работаю каким-нибудь кассиром? Или вы его вообще обо мне не спрашивали? — стало мне любопытно. — Тор! — Роджерс издал горький смешок. — Да Тор нам чего только не говорил! Например, что ваши воины отыскали тебя после твоего побега из Лондона и забрали в Асгард. Очень интересная была история, — кивнул он. — С трудом представляю себе, чтобы Тор умудрился такое наврать, — озвучил я свой скепсис. — Из него ведь ужасный врун, ваша русская должна была раскусить его с полуслова. — Наташа? — переспросил Роджерс. — Не знаю... Но Тор вернулся тогда из Асгарда очень мрачный, злой, чуть не поругался с Клинтом из-за какой-то ерунды, а потом, — Роджерс махнул рукой, — улетел к мисс Фостер. То... кхм... да, Тони сказал, что так может бесить только семья, так что... Да, и знаешь, у нас тогда было достаточно проблем, и мы подумали, что хотя бы с этим не нужно разбираться. А оказалось, что все это время ты оставался на Земле, а он целый год врал нам. Что-то последняя фраза прозвучала не очень хорошо. — Впрочем, это не страшно, — произнес Роджерс с невеселым смехом. — У нас тут вообще выяснилось... Все с такими вот секретами, — он замолчал, сам себя оборвав. Я думал, что продолжать он уже не станет, но, похоже, он не мог держать это в себе. — Сначала Тони с Брюсом преподнесли нам сюрприз, потом Клинт, теперь еще Тор. Это такая новая тимбилдинговая программа, слышал о ней? Каждому нужно придумать какую-нибудь такую вещь, которую остальной команде нужно бы знать, и никому о ней не говорить. Пока не настанет какая-нибудь критическая ситуация, и все эти секреты не всплывут сами. Ведь это стопроцентно улучшит наше доверие друг к другу. Или нет. Н-да. Прикольно. — А знаешь, что самое смешное? Я даже не имею право ни на что жаловаться, потому что ничем не лучше. У нас команда лжецов, и я ее капитан! Два часа ночи. Самое время для откровений с самим собой и всеми присутствующими. — Так что, русс... э-э, Наташа, — поправил я себя, подумав, что действительно странно называть ее «русской» в присутствии остальных членов их команды, — самый честный человек из вас из всех? От этого вопроса Роджерсу стало еще смешнее. — Я даже представить боюсь, сколько скелетов в шкафах у Наташи. Может, Сэм или Роудс?.. — он устало провел пальцами по глазам и наконец-то понял, с кем все это время разговаривал: — Черт, извини, тебя это все вообще никак не касается. Я просто... Не знаю, может, это из-за того, что я лежу в больнице, хотя думал, что со мной такого уже никогда не произойдет, вот мне и лезут в голову странные вещи. Да уж, то, что меня это все не касается — это мягко сказано. Это самоотравление из-за отказывающих почек ему по мозгам так ударило? Спутанность сознания, все такое... — Знаешь, я ведь был готов к тому, что миссия в Заковии может стать для меня последней, но не ожидал, что это произойдет таким образом, — добавил он с горечью, и я уже не выдержал: — Да не будь ты идиотом, Роджерс. Разберемся мы с твоими почками, на худой конец, новые пересадим. — Ну да, — усмехнулся он. — Ведь найти донора так легко. — У меня тут целая больница потенциальных доноров, — абсолютно серьезно сказал я, снова возвращаясь к телефону. — Выберем кого-нибудь, кого не жалко, скажем, что Капитану Америке эти органы нужнее... — Надеюсь, ты сейчас пошутил! Я нежно улыбнулся, давая ему возможность расценивать мои слова, как угодно. После недолгого молчания Роджерс все-таки пояснил. — Дело не в почках. Я не сомневаюсь, что вы что-нибудь придумаете, доктор Спенсер уже рассказал мне сегодня про переливание, — «Кто?» — Дело в том, что... Да во всем. — Во всем — это в чем? — спросил я, открыв фэйсбук. Машинально пролистнув ленту, я попал на пост, посвященный памяти жертвам заковианской катастрофы, и, не успев ни о чем подумать, спросил: — В Заковии? Несколько секунд Роджерс молча смотрел в потолок, потом ответил: — После такой... травмы я уже не смогу вернуться к оперативной работе. От меня не будет никакого толку. — Роджерс... — начал было я, не вполне осознавая, что я могу сказать, но уверенный, что этот поток пора останавливать. Я понятия не имел, как кого-то утешать. Разве что бухлишка мог налить. Со Штрукером вон, безотказно работало, но Роджерсу, скорее всего, нельзя, у него же почки... — Мне отрезало нахер ногу, — голос Роджерса звучал так, будто он сам себе до сих пор не верил. — Я не знаю ни одного агента, который после этого смог бы вернуться на службу. Нашел с чем сравнивать, тоже мне. Я вот не знаю ни одного смертного, у которого при нормальных условиях температура тела была такой, как у Роджерса. — Ну, может, Старк соберет тебе... — О господи! Есть какая-нибудь надежда, что я перестану постоянно слышать вокруг себя эту фамилию?! — Ладно, хорошо, — быстро согласился я. — Никакого Ст... Ничего. Но ты сам говорил про него весь вечер. Он сделал глубокий вдох. — Да, знаю. И я ужасно от этого устал, — как мог спокойно ответил он. — Целая неделя разговоров. Давай мы хотя бы с тобой не будем его обсуждать? Да ради бога. Можем не то что не обсуждать Старка, а вообще даже посидеть в тишине. — Если тебе от этого станет легче, то есть книга про одного советского летчика, — вспомнил я, — который потерял ноги во время войны, но вернулся на флот. — Но я не летчик! — возразил Роджерс. — Я не летаю на самолетах, или в костюмах, или как-то еще. Я могу положиться только на себя, свое тело, свою... команду. И если я не смогу ходить, какой от меня будет толк? Да-да, расскажи мне о том, как ты вот-вот потеряешь возможность заниматься тем, что делало тебя собой. Поподробнее, пожалуйста, ведь я совсем ничего об этом не знаю. — Черт, — он зажмурил глаза. — Не знаю, зачем я все это на тебя вываливаю. Для тебя это все должно звучать, как бред... Я вздохнул, украдкой глянув на часы на телефоне. Я явно был не тем, с кем Роджерсу стоило обо всем этом говорить. Ему здесь нужен был тот же Уилсон или, не знаю, русская, кто-то еще из его команды, но не я. Мы с ним не были друзьями, мы не были даже просто хорошими знакомыми, ему в принципе не стоило бы со мной так откровенничать. И то, что сейчас все эти мысли выплескивались из него толчками, а ему абсолютно не удавалось их сдержать, говорило о том, насколько он был вымотан. Ладно, еще раз — мудрый полуторатысячелетний бог, Локи. Хотя, возможно, с мудростью мы немного (очень сильно) перегнули. Просто немного поживший и кое-что повидавший полуторатысячелетний бог. — А ты считаешь, что без Мстителей и титула Капитана Америки ты больше ничего собой не представляешь? Роджерс несколько секунд молчал, пытаясь разобраться в собственном ответе. — Не думаю, что дело в титуле, — наконец-то ответил он. — Просто... Эта работа была важна. Мне казалось так. Она... Она придавала всему смысл. Он посмотрел на меня. — Ты ведь знаешь, что я считался погибшим несколько десятилетий? Я кивнул. И внезапно понял, о чем он собирался говорить. — Наверное, для вас, для... асгардцев, — я заметил, что он не стал использовать слово «боги», — семьдесят лет — это полная ерунда, но для нас это целая жизнь. И я на свою опоздал. Однажды я проснулся, и оказалось, что все мои близкие и родные, все, с кем я сражался плечом к плечу, уже мертвы, а мир изменился, и я в нем один. И этот мир для меня чужой. Я ему не принадлежу, я не понимаю его и не успеваю за ним, да и не очень-то хочу. И я... не пытаюсь к нему привыкнуть, понимаешь, не пытаюсь за него зацепиться. Я как будто постоянно жду... не знаю даже чего. — Что однажды ты просто проснешься и окажешься дома, — задумчиво предположил я, чувствуя, как в дальнем участке моего мозга начинают шебуршиться мысли, которые я не собирался обдумывать на трезвую голову. — Или, что однажды снова провалюсь под лед и проснусь еще через сто лет, снова в другом мире, где я буду еще более лишним. А потом еще через сто лет. Нет смысла пускать здесь корни, покупать что-то, строить жизнь, если однажды все это снова окажется где-то позади, — голос у него чуть заметно дрожал, и он сделал медленный осторожный вдох. — И вот во всем этом... царстве бессмысленности появилась эта работа. И она была важной, я поверил, что то, что мы делаем, — это важно. Да и не только я. Вся наша команда — это сборище волков-одиночек. Ну, может, кроме Тора, хотя... Наташа, Клинт, Брюс — все они много через что прошли, боролись, выживали, разочаровывались, снова боролись, стали отпетыми циниками разной степени скрытности. Но даже после этого они поверили, что то, для чего были созваны Мстители, — это важно. Что наша работа что-то значит, что мы действительно что-то меняем... — в приглушенном свете было заметно, как у него блестели глаза. Он замолчал на пару секунд, видимо, пытаясь справиться с голосом. — В общем, к чему я, — резко взял он себя в руки. — Эта работа хотя бы давала мне иллюзию того, что то, что со мной произошло — это не издевательство мироздания, что в этом был смысл. Но в Заковии мы не справились, даже хуже, чем не справились, и теперь... — он беспомощно махнул руками и уронил их себе на колени. — Я понятия не имею, что теперь, боже милостивый, ты какое-то заклинание на меня наложил? Почему я вообще об этом говорю? Я качнул головой, настолько погруженный в собственные воспоминания, что даже не разозлился на эти магофобные подозрения. — Только снял головную боль несколько часов назад. Вообще-то я думал, что ты спать будешь. — Извини, — он тут же пожалел о своих словах. Да, а у меня-то, оказывается, все было не так уж и плохо. Как бы хреново мне не было, когда я оказался в Мидгарде после суда, какой бы сильной не была моя тоска по родному миру, но я хотя бы был не один. И как бы мы не ругались потом с Одином и Тором, у меня все равно оставалась надежда, что однажды я смогу вернуться домой. Независимо от того, будет ли хоть кто-то из моей семьи рад меня там видеть, у меня, по крайней мере, была такая возможность. У Роджерса же не было ничего, и эта безнадежность в сочетании с кризисом веры (ну, во что бы он там ни верил) фонтаном из него била. Блядь, а всё — эти ебучие бегающие по кругу мысли, от которых только вздернуться хочется. Вот поэтому я и стал хирургом. Роджерс посмотрел на меня, словно ожидая продолжение, и тут я понял, что последнюю фразу сказал вслух. — Нужно было что-то, непохожее на все, чем я занимался раньше, — пояснил я. — И чтобы при этом я затрахивался на работе так, что у меня просто времени не оставалось ни о чем больше думать. — И ты доволен своим выбором? Я вспомнил, как год назад собирался бежать из Болгарии, искать себе убежище в какой-нибудь другой стране, менять жизнь и работу, и как ничтожно мало мне потребовалось, чтобы отказаться от того плана. — Если бы это было не так, меня бы здесь не было, — честно ответил я. — И ты не скучаешь по тому, что у тебя было раньше? — Шутишь что ли? Постоянно. Сейчас уже не так, как раньше, но все равно. Его следующий вопрос был предсказуем. — А что если... Если ты так и останешься здесь? Человеком? И у меня предсказуемо не было ни малейшего понятия, как на это ответить. — Надеюсь, до этого не дойдет. Но если дойдет, то устроюсь на еще одну работу, — отшутился я, надеясь на этом перестать обсуждать себя. — Ну а ты? Чем ты собирался заниматься в этом мире, пока я красиво не вошел в твою грешную жизнь? — Я провел тогда в этом веке меньше года и еще не успел ни о чем подумать. Год? Серьезно? Аск начал обрабатывать меня со своей медициной меньше, чем через месяц после того, как я у него поселился. Никто и не думал давать мне целый год на привыкание к новой жизни! И я прекрасно помнил, что вначале вообще не отнесся к его идее с восторгом. Лекарское дело в общем и мидгардская медицина в частности казались тогда чем-то бесконечно далеким от меня, настолько «не моим», что я даже толковых аргументов «против» не смог придумать. А в итоге, кажется, именно эта кардинальная разность и помогла мне скорее акклиматизироваться, принять изменившиеся условия. В Мидгарде считается, что новая жизнь начинается со смены прически, но для меня она началась со смены рода деятельности, с переключения на что-то, что было мне очень условно знакомо. Может, и Роджерсу стоило сделать что-то подобное? В комиксах он только тем и занимался, что вечно с кем-то сражался за всякие абстрактные идеалы и постоянно кого-то спасал. Так может, оказавшись в новом времени, имело смысл развернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов? — Ну, если ты устанешь от супергеройства, ты мог бы попробовать себя в роли суперзлодея, — вслух подумал я. — На это было бы интересно посмотреть. — Что? — Что? Твое превращение в Дарта Вейдера пока завершено меньше, чем на двадцать пять процентов, но довести дело до конца совсем не сложно. — То есть отрезать мне оставшиеся руки-ноги и поджечь меня? — уточнил он с какой-то нехорошей интонацией. — Можно сказать и так, — согласился я. — А можно назвать это детальной проработкой образа. — Извини, но, пожалуй, нет, — вежливо отказался он. — Ты прав, зачем тебе повторять за каким-то хером из плохо написанной космооперы? Тебе нужен собственный стиль, который вдохновлял бы людей на преступления так же, как образ Капитана Америки вдохновлял их на подвиги. — Вряд ли я бы подошел для такой работы, — попытался он снова дать заднюю. — А я думаю, что могло бы получиться очень забавно, — продолжал я развивать идею. — Ты бы порвал кучу шаблонов в умах людей, для них перевернулся бы целый мир. — Это издевательство над образом Капитана Америки, — недовольно проворчал Роджерс. Я поморщился. — Все равно тебе этот образ особого счастья не принес. А так, хоть повеселился бы. Он хмыкнул и внезапно рассмеялся, и наконец-то это звучало искренне, почти без примеси юмора приговоренного. — Уж от кого-кого, но от тебя отсылок к «Звездным войнам» я совсем не ожидал. _\ | /__\ | /__\ | /_ К утру с помощью магии удалось откатить почки Роджерса практически до того состояния, в котором они были, когда его привезли к нам, и теперь желательно было закрепить результат, пока ничего не похерилось. Я чуть опять не начал ныть на тему того, почему у Щ.И.Т.а нет подходящих лекарств для своих агентов, но седоволосый врач, который и оказался тем самым доктором Спенсером, почти дословно повторил слова Старка, в конце добавив: — Если даже кто-то из их ученых и проводил подобные фармакологические исследования, то в качестве своих собственных, побочных проектов, — он протер свои очки и надел их. — И если бы в этой области были результаты, руководство Щ.И.Т.а о них знало бы. Я спросил, так же хорошо оно знало бы, как знало про Гидру в своих рядах, отвечать на что доктор Спенсер посчитал ниже своего достоинства. Вместо этого он сообщил, что уже кинул клич среди своих коллег, хотя особо не стоит ни на что надеяться, но так навскидку можно предположить, что если у кого-то и искать помощи в этой области, то только у доктора Беннера, спросите мистера Старка, они вместе работают, так что он наверняка должен что-нибудь знать. Что-то мне подсказывало, что если бы Старк мог, он уже давно притащил бы Беннера в Америку за голую зеленую жопу и заставил бы синтезировать все лекарства, какие только можно. Это вам не личность опального языческого божка устанавливать, тут речь шла о здоровье Роджерса, и для Старка это, видимо, было действительно важно. Я подумал, не попросить ли Ярика или Гела поискать Беннера, если уж без него тут все только руками разводят, но вмешивать их в проблемы Мстителей... Не знаю. Ладно, переливание, так переливание. Доктор Спенсер сказал, что прежде чем что-то начать, нужно еще раз поговорить с директором, я напомнил, что мы ведь с ним все уже согласовали, но у Спенсера были какие-то протоколы, «все не так просто, молодой человек». Опять встречаться с Фьюри у меня не было ни малейшего желания, но я подумал, что будет не очень вежливо, если я второй раз за два дня напомню о том, что у меня есть и другая работа, которая меня тоже не ждет. Так что я сослался на свое неидеальное знание английского и предложил доктору Спенсеру решать все эти их внутренние вопросы без меня. Он ответил, что когда пару дней назад мы ругались из-за лечения Капитана, он не заметил у меня даже акцента, да и сейчас его не замечает, но, в конечном счете, от разговора я отмазался. Естественно я не хотел пересекаться с Фьюри. Не то чтобы мне не по кайфу лишний раз слушать направленные в мою сторону скрытые угрозы и завуалированные подозрения (вряд ли в присутствии доктора Спенсера он стал бы напрямую говорить что-то, что дало бы повод думать, будто у нас есть какое-то общее прошлое сомнительного качества), просто я как-то подустал за эту ночь. Душ перед началом смены немного помог, но не хотелось бы растрачивать силы там, где их можно было не тратить. А сегодня силы мне были нужны. Поведение моей магии вчера мне совсем не понравилось. С одной стороны, было, конечно, круто, что я вообще смог хоть что-то из себя выжать без особого ущерба для себя же. Но вот то, что моя же собственная магия меня не слушалась, было... хуево. Потому что хуже, чем ограниченность возможностей в использовании магии, может быть только отсутствие контроля над ней. А последний раз, когда я не мог полностью контролировать свою магию, закончился тем, что меня лишили сил, связи с родным миром и выкинули в ебеня, пардоньте, в Мидгард, где Бог Медицины потом месяц чинил мне крышу и еще месяц скреплял результат. В общем, очень хуево все тогда закончилось. Конечно, сегодня ночью все прошло совсем неплохо и без особых последствий. Правда, скорее всего, это из-за магии Роджерса так пробило на откровенность, но если ему от этого стало легче, то пожалуйста. Я просто хотел понять, что и почему произошло. Так что я решил провести эксперимент. На пациентах. Не очень этично с моей стороны, но похуй. Взять решил тех, у кого состояние было получше. Была у меня пара человек в ОРИТе, которым еще буквально чуть-чуть не хватало до того, чтобы перевестись в отделение хирургии. С них-то я и решил начать. Заодно и интенсивную терапию разгружу. У мужчины, пятьдесят четыре года, была остановка сердца во время операции, но показатели постепенно улучшались, а у женщины, сорок семь лет, на третьи сутки после госпитализации в ране развилась инфекция, но антибиотики помогали. По большому счету, первый пациент вообще до сих пор лежал в ОРИТе не из-за моей части работы. На утреннем обходе я осмотрел швы, скрывавшие сложный перелом большеберцовой кости его правой ноги, и подумал: «Почему бы и не да?» И сделал. А потом повторил на пациентке. Никто из них не почувствовал мою магию, к тому же я уже знал свой лимит и не доводил до появления серьезного дискомфорта в ребрах. Уладивший наконец-то все бюрократические детали доктор Спенсер вернулся и сообщил, что они готовы начинать, и к тому моменту, как я дошел до палаты Роджерса, вся аппаратура уже стояла там. И все же мне казалось, что не стоило нам этого делать. В любой другой ситуации я был бы обеими руками за, восстановление уровня эритроцитов в некоторых случаях тоже помогает почкам при острых поражениях, но в случае Роджерса... Было бы намного легче, если бы мы дали его организму время восстановиться самому. Вот только этого времени уже почти не было. Под моим руководством медсестры все подготовили, и мы начали, и пока я помогал ему занять более удобное положение в кровати, заметил, что небольшие остатки моей магии, еще остававшиеся на Роджерсе, снова обволакивали его затылок, спускаясь по позвоночнику на пару позвонков. Ладно, скоро моя магия все равно развеется, так что эти баги уже не будут иметь значения. _\ | /__\ | /__\ | /_ Даже на экране телефона сообщение от Ярика о том, что нам нужно поговорить, выглядело каким-то нервным, и на обеде я вышел перекурить на улицу. Дошел до курилки, поздоровался с коллегами, сел на скамейку в стороне с телефоном в одной руке и сигаретой в другой, всем своим видом выражая сильнейшее желание позалипать в интернете и ни с кем не разговаривать. — Ты уже знаешь, что они решили? Блядь, что? Кто? Мстители? Щ.И.Т.? Врачи Щ.И.Т.а? Кто там опять что-то успел решить?! — Эллины эти припизднутые! О господи... — Что они решили отказаться от своего плана? — уточнил я. — Да! — Да, — ответил я, широко зевая. — И что думаешь? — Пошли они нахуй, вот что я думаю. — И ты не пытался с ними поговорить? — Я?! А нахуй мне с ними о чем-то говорить? Ярик, это даже не смешно! Я составил им заклинание, нашел место, даже, блядь, с металлом помог. А теперь в Заковии произошел какой-то пиздец, и Афина внезапно увидела в этом знак божий! Я не понимаю, это их пантеон или мой?! — Я от них всех хуею, — согласился он. — Я разговаривал с Гелом и половину того, что он сказал, не понял. Ты хоть знаешь, что вообще произошло в Заковии? — Нет, — я выдохнул дым и потер слипающиеся глаза. Как же я ненавидел этот блядский яркий свет после бессонных ночей. — Я был на работе, когда он пришел, и мне было не до него. Ярик вздохнул. — Блядь, ну я могу, конечно, понять, почему они так очканули, я бы на их месте тоже, наверное, подумал на эдемцев, но, сука, Арес... Блядь, про Ареса я вообще уже забыл пятьдесят раз. Гел сказал мне тогда что-то перед уходом, но вообще было некогда вникать. Сначала я подумал, что Арес винил меня во взлетевшей на воздух Заковии, я и сам подозревал в этом собственное заклинание, да и до сих пор мне от этих мыслей было не по себе. Но Гел сам же начал с того, что их рабочей версией были эдемцы, а если так, то причем здесь я, короче, я ничего не понял. Да и вообще Арес меня уже лет восемьсот не выносит, это как бы совсем не новость. По официальной, то есть его, версии, все дело было в Ирландии или Шотландии, я уж не помню точно, а может, в них обеих. Арес до сих пор уверен, что если бы я каким-то образом не устроил восстания на тех территориях в начале XV-ого века, то у Англии были бы все шансы выиграть Столетнюю войну (хотя я и не устраивал там никаких восстаний, ну, намеренно, по крайней мере). Но в реальности все мы прекрасно знаем, что все началось намного раньше и с Аполлона. Такое вот лирическое отступление. А вообще-то мне похуй. Таких, как Арес, у меня в Асгарде — полмира, я уже молчу про друзей Тора, не помню, чтобы меня когда-нибудь ебало, по каким конкретно причинам я им не нравлюсь. Что я «фокусник», что я лжец и политикан, что занимаюсь женским искусством и приемчики у меня женские или что я с кем-то переспал, и это только то, что приходит в голову сразу. А Аресу в этот раз в голову могло ударить вообще все, что угодно. Но пока он держится от меня на расстоянии, меня не ебет, на что он там снова обиделся. Хотя немного любопытно мне все равно было, и я уже хотел спросить об этом Ярика, но вспомнил другую деталь, тоже касавшуюся Ареса. — Когда Гел приходил ко мне, — решил я поделиться информацией, — он спросил, знакомо ли мне имя «Альтрон»? Сказал, что оно как-то связано с Заковией и всем, что там случилось. Ты об этом что-нибудь слышал? Он немного помолчал, но это было задумчивое молчание, пока Ярик копался в собственных мозгах. — Да нет, — в итоге ответил он: — Может, «Вольтрон»? Есть такое аниме. — Может, и «Вольтрон», — неуверенно согласился я. Хотя какое отношение к Заковии может иметь аниме... — А Гел не сказал, каким именно образом это должно быть связано с Заковией? — Да может, и никаким, — в конце концов, Гел и сам толком ничего не знал. Если кто-то и мог иметь хоть какое-то представление о том, что произошло в Заковии, так это Арес и Мстители. Но с Аресом мне разговаривать бесполезно, а с Мстителями — опасно. Потому что если завтра смертные решат посвятить меня в свои дела, то послезавтра они меня либо грохнут, либо запрут в какой-нибудь подземной тюрьме. Оно мне надо? — Бля, ну я не знаю уже, — продолжал Ярик. — Нельзя ведь оставлять Крит в таком состоянии. Скоро туда туристы толпами повалят и начнут пропадать, если уже не начали. Меня просто пиздец как бесит этот бардак. Может, поговорить с Гекатой? Она наверняка сможет переубедить Афину. — Вот это точно без меня, — открестился я. — Почему? — удивился он. — Потому что мы с Гекатой уже... — я задумался, подсчитывая цифры. — 803 года друг с другом не разговариваем, и я не вижу смысла менять положение вещей, которое и так всех устраивает. — Почему вы с ней не разговариваете? — Потому что Геката в прошлом была лучшей подружкой бывшей подружки Бальдра, и каждый раз, когда Бальдр ругался со своей подружкой, они шли ко мне и начинали нести какой-то бред, начинавшийся со слов «передай своему другу». И так как я почти каждый раз либо вежливо посылал их, либо тупо игнорировал, то я тот еще мудила, сам понимаешь. Ярик ненадолго замолчал. — Я от вас всех хуею, — наконец-то выдал он. _\ | /__\ | /__\ | /_ Довольно быстро стало понятно, что в мое отсутствие магия на моих подопытных пациентах работала ровно так, как я и хотел, чтобы она работала: лечила одному — сердце, а другой — инфекцию, и меньше чем за сутки исчезла, не оставив даже шлейфа. Естественно, откуда там взяться шлейфу, тут на само-то полноценное заклинание магии не хватило. После того, как я все-таки поспал, я понял, что для моего эксперимента были заданы не совсем корректные условия, ведь для этих пациентов именно эти вещи и были наиболее опасны. А мне не нравилось не то, что магия лечила не то, что опасно, а то, что она лечила не то, что мне было нужно. Тогда нужно было бы взять этого сердечника и направить магию лечить ему несварение желудка, вот тогда бы все стало ясно. Но так рисковать своими пациентами, тем более теми из них, которые лежали в ОРИТе, я не мог, так что решил пойти к тем, которые находились в хирургии. Еще по дороге туда я прикинул троих, которые могли бы мне подойти. Меня только одна вещь напрягала: а не скажется ли мое использование магии потом таким же откатом в виде мигрени, как бывает, когда я снимаю боль? И не закончится ли все это тем, что одним прекрасным днем я просто сдохну от раскалывающейся головы? Или наоборот, степень свободы стала чуть больше, и откат будет слабее? Всегда хочется верить в светлое будущее... После переливания крови Роджерсу снова должны были начать давать лекарства, и я, конечно, не думал, что трое американских врачей об этом забудут, но... вообще-то именно так я и думал, к тому же у меня начинало складываться такое ощущение, что у Роджерса просто органически не может быть все в порядке, так что решил проверить все лично. И, конечно же, я выбрал для этого самый удачный момент. Наверное, с моей стороны подслушивать было не очень хорошо, но они орали на все отделение и, видимо, думали, что раз говорят на английском, то их никто не поймет. — ...Ты и сам должен это понимать, Стив, — голос Уилсона я сразу узнал. — Он опасен! У него проблемы, с которыми он не может разобраться, а страдают обычные люди! — Он не опасен, Сэм! — судя по голосу, Роджерс уже начинал выходить из себя. Похоже, я попал на продолжение их вчерашнего разговора, или повторение, или что-то вроде того. — У него запущенный ПТСР, который он приобрел после того, как спас Нью-Йорк от ракеты и Локи. С которым ты сейчас, кстати говоря, так мило ладишь! Ах, Роджерс! Будь у меня сердце, оно сейчас было бы разбито такими словами. Неужели прошедшая ночь ничего для тебя не значила? — Локи провел тебе сложнейшую операцию! — благородно вступился за меня Уилсон. — Да, и я благодарен! Но не надо выступать в роли адвоката дьявола, Сэм! О! Как интересно. — Знаешь, что не надо? Не надо заливать мне эту чушь про ПТСР, Стив! Я был в горячих точках, я, черт возьми, работаю в группе с ветеранами. Я лучше тебя знаю, что такое ПТСР. А то, что у Старка, называется параноидный психоз и навязчивые идеи, вот как. Я не спорю, что он хороший человек, но ему нужна психотерапия, пока он еще кого-нибудь не убил! — Прекрати, Сэм, — тихо сказал Роджерс. — Да что с тобой такое? Ты можешь остаться инвалидом, ты что, не понимаешь! — Прекрати. Сэм. Наверняка Роджерс понял, что я здесь. Я открыл дверь, вошел и поздоровался. Они оба выглядели так, будто вот-вот готовы были либо разнести всю палату, либо вцепиться друг другу в глотки. Продолжать ругань в моем присутствии им явно не хотелось, так что они вразнобой поздоровались в ответ, после чего Уилсон тут же сбежал. Я, в общем-то, тоже не собирался надолго оставаться. За ночь мы с Роджерсом наговорились на все лечение вперед, а сейчас мне нужно было только лекарства проверить. И как только Уилсон ушел, Роджерс перевел дыхание, дал себя осмотреть (шлейф моей магии окончательно развеялся, ничегошеньки не осталось), без пререканий ответил на все мои вопросы, но голос у него звучал напряженнее обычного. Может, ему требовалось время, чтобы отойти от ссоры с Уилсоном, но я все-таки спросил, не скрывает ли он какие-то болезненные ощущения, потому что думает, что это неважно? Потому что сейчас важно все. Он сделал глубокий, но осторожный вдох-выдох. — Нет, все в порядке, — сказал он. Не соврал. — Голова немного разболелась. Наверное, из-за... — он махнул рукой в сторону двери, в которую недавно ушел Уилсон. — Сэм как будто нарочно меня сейчас доводит. Сначала говорит, что мне нужен покой, и сразу же заявляет, что пора начинать охоту на ведьм. — И Старк попал в его список, потому что атеист, язычник или у него подозрительные родинки по всему телу? — полюбопытствовал я, проверяя лекарства и скорость их подачи. — С чего это он язычник? — удивился Роджерс. — Он общается с языческими богами, — пояснил я. — Ясно, — вздохнул Роджерс. — Не знаю, что Сэм думает о Тони, точнее знаю, но... Не хочу говорить о Тони. И... я не считаю тебя дьяволом, это случайно вырвалось. — Надеюсь, ты сейчас забираешь свой комплимент обратно, потому что считаешь меня обаятельнее? В ответ он слабо улыбнулся, а я, закончив, собирался уходить. — Спасибо тебе, — внезапно сказал он ни к чему. Я обернулся, уже прикидывая, как бы помягче объяснить, что проверять его лекарства — это как бы моя работа, но он продолжил: — И извини меня за... ну, эту ночь, — он сглотнул и отвел взгляд. Ему явно было сейчас максимально неловко. — И что тебе пришлось все это выслушивать. Обычно я лучше держу себя в руках, не знаю, что на меня нашло этой ночью, но я столько всего на тебя вывалил... Наверное, я уже совсем отвык болеть. Спасибо, что ты... В общем, спасибо. И самое ужасное сейчас было то, что он говорил искренне. Он действительно благодарил меня, действительно, блядь, ну, вот нахрена? Я абсолютно не представлял, что на это ответить, так что сказал то, что первым всплыло из воспоминаний о ночном разговоре: — Так ты обдумал вариант с Дартом Вейдером? — Ни за что. _\ | /__\ | /__\ | /_ Вот в такие моменты я понимал, почему в свое время я работал с Яриком. Этот жуткий зануда, вечно хуесосящий греков и любящий говорить в глаза гадости, умудрялся иногда доставать такую информацию, насчет которой ты никогда даже не догадывался, что она в принципе существует. Так и тут. Стоило мне просто упомянуть имя «Альтрон» в разговоре, а у него уже нашлись какие-то знакомые знакомых, у которых были свои знакомые, которые что-то знали. Я даже не спрашивал подробности. Это не мое дело. Источники Ярика — это его источники, и на данный момент времени меня не интересовало, кто из его табора мог быть связан с Гидрой и каким образом. Мне и на Гидру-то похуй было, просто так уж получилось, что у Ярика была инфа, которой он все-таки надеялся убедить олимпийцев продолжить работу над ритуалом, и они с Дио решили встретиться у меня. Но это уже было стечение обстоятельств. У меня жутко болела голова, аж до потемнения в глазах и тошноты (да-да, меня все-таки нагнал откат, но не тот), и меня в тот день отпустили с работы. На самом деле это был уже второй откат. Первый случился два дня назад, был как раз последствием всей той использованной для исцеления смертных магии и вообще прошел легко и незаметно. Да, головная боль была, но несильная, началась почти в конце рабочего дня и была успешно сбита парой таблеток аспирина. Учитывая то, что к тому моменту я перевел одного из пациентов из ОРИТа в отделение хирургии, а показатели Роджерса хоть и оставались пока далеки от идеальных, но стабильно улучшались, то настроение у меня было настолько хорошее, что никакой откат мне его не испортил. К тому же такой слабенький. Магию к Роджерсу я больше не применял. Я так и не смог понять, что именно ее сбивало в прошлый раз, с другими пациентами она работала безотказно. Это было странно. Роджерс, вроде, не был магом или колдуном, да, на нем был шлейф защитной магии Заковии, так он был практически на всех пациентах оттуда и их близких (сильное все-таки было заклинание, раз остаточная магия так медленно развеивалась, даже жаль, что столько сил ушло зря). Единственное, что могло отличать его от других смертных, это его суперсолдатская сыворотка, но вряд ли она могла бы влиять на магию. Но в любом случае с моими ограниченными способностями я не мог в этом разобраться, да и не видел особой необходимости. Просто было любопытно. Через час после того, как я сообщил русской, Уилсону, Коулсону и внезапно оказавшемуся здесь Бартону, что состояние почек Роджерса больше не представляет для него опасности, мне позвонили с незнакомого номера. — Так что, вы обошлись без суперлекарств? — раздался в трубке голос. — Кто это? — спросил я, заполняя кучу бумаг, связанных с лечением Капитана, на английском и болгарском языках. — Твой любимый Мститель. — Наташа? Что-то голос у тебя грубоват. Послышался хриплый смешок. — Так вот, кто твой любимый Мститель. Ну, хоть это мы выяснили. — Откуда у тебя вообще этот номер? — Пожалуйста, не задавай мне таких вопросов. Так что с Кэпом? Наташа сказала, что ему стало лучше. — Да, и почему ты решил позвонить мне, Старк? — Хочу все узнать из первоисточника, — в его голосе послышалась усмешка. В общем, настроение у меня было прекрасное, а так как я это я, и я терпеть не могу довольствоваться лишь тем, что имею, то я решил прощупать свои новые границы. Как выяснилось, они несильно изменились. Утром я решил использовать простейшее бытовое заклинание для глажки рубашек, и вот тут-то у меня ребра чуть книжкой, блядь, не сложились. Я мгновенно оборвал заклинание и, как только смог снова дышать, побежал в ванну. Руны были целы. Насчет ребер я еще точно не знал, по ощущениям они все были вырваны нахрен, но руны были целы. Нехорошо потемнели, может, но все еще светились и работали. Господи, ну почему я такой долбоеб, а? У меня слов для себя просто никаких нет. Весь прошлый год параноил о своих ребрах, чтобы сейчас мгновенно забыть об осторожности! Вот уж пиздец был бы, если бы я переломал себе кости, потому что мне, блядь, было в лом рубашку погладить вручную. Нет уж, если я и лишусь возможности вернуть себе магию, то не так позорно! Но да, пользоваться своими силами я все еще не мог. Ничего, кроме исцеляющей магии, у меня не было, да и та была доступна в демоверсии. Даже скорее, как ознакомительный отрывок демоверсии. Откат за это недоиспользование бытового заклинания накрыл уже через несколько часов, и меня так скрутило от головной боли, что я чуть не взвыл. На виски и лоб что-то давило, в ушах встал гул, перед глазами все поплыло и потемнело, да еще и началась тошнота. Ощущения, кажется, были даже хуже, чем в Лондоне, тем более, что я находился в тот момент на работе. Предложенные Даной таблетки я, конечно, выпил, но только для того, чтобы она от меня отвязалась. Легче от них мне совсем не стало, а Димитр заметил, что у меня это уже второй раз за неделю. — Эмиль, — с какой-то непривычной мягкостью сказал он. — Мы видим, как американцы давят на тебя. И ты, конечно, прекрасно с ними справляешься, но ты же знаешь, что всегда можешь обратиться к нам, если они начнут слишком наглеть. — В конце концов, они не у себя в стране, — кивнул Тодор, вкалывая мне какое-то лекарство в мышцу. О господи. Нет, спасибо, правда, но не знаете вы, ребята, при каких обстоятельствах я на самом деле познакомился с Мстителями, и как именно я в реальности заработал себе сейчас мигрень. В общем, подписав заявление на день отгула, я взял такси и добрался до дома. Была пятница, и у меня впереди оставалось еще несколько дней, чтобы отлежаться. _\ | /__\ | /__\ | /_ В общем, как я и сказал: то, что собрались у меня — это было просто стечение обстоятельств. Я попытался поспать, в надежде, что когда проснусь, головная боль спадет, но через несколько часов внезапно подумал, нахрена я так страдаю. У Мары ведь были прекрасные снадобья, которыми она поила меня в Карелии. Так что я связался с Яриком. Получил от него дежурное «конченый» и «дурной», но лекарства он мне принес и, не став спрашивать ничего о рунах, попросил связаться с Дио. Потому что из всех оставшихся олимпийцев, если с кем-то и имело смысл разговаривать, то именно с Дио. И вот часы показывали почти восемь вечера, Дио что-то мутил у плиты, Ярик что-то скачивал на моем ноутбуке, расположившись за барной стойкой, и мы с ним поцеживали завалявшийся у меня в баре «Кайкен», пока вино Диониса «дышало» на подоконнике. — Но как я понял, как я понял, — рассказывал Дио, — что если бы тот кусок земли упал, то по всей планете могли бы начаться какие-то жуткие катаклизмы. Поэтому смертные и взорвали его, пока он висел в воздухе. — Фильм-катастрофа, — прокомментировал Ярик, не отрываясь от экрана. — Что-то вроде. Но это странно. Ну, то есть, — он застыл с лопаткой над плитой. — Здесь, в Европе? Да еще и в Восточной? Все знают, что Конец Света должен начинаться с Америки, об этом уже куча фильмов снята, это даже в Библии, наверное, где-нибудь записано. Хах, в Библии. Забавно. — Вот я думаю, стоит ли показывать тебе один сериал или нет, — без перехода задался вопросом Ярик, глядя на меня поверх ноута. — С одной стороны, он тебе может понравиться, но с другой, боюсь, что он может плохо на тебя повлиять? Сериал? На меня? Это как? Я вопросительно посмотрел на него, абсолютно не желая ничего лишний раз говорить. После болеутоляющих мне стало значительно легче, так что теперь я без труда сидел, привалившись спиной к стене, но тяжесть из головы отступала медленнее, и говорить или даже двигаться лишний раз совсем не хотелось. Но я все же поднатужился и озвучил вопрос вслух: — Это как? — Плохо, говорю же, — повторил он громче. — Вдруг ты однажды решишь, что тебе надоело лечить людей, захочешь заработать бабок и пойдешь гнать метамфетамин. — Это ты про тот сериал, который ты мне советовал? — спросил Дио, на что Ярик ответил, что он чего только уже не советовал, но да, это тот, про учителя химии. Но я так-то не работал учителем химии, и вообще, какой мет, у меня тут агенты Щ.И.Т.а везде вокруг, куда не плюнь. Еще когда они все только приперлись ко мне, я напомнил, что у меня тут прослушка, после чего Ярик спросил, о чем мы хотим поговорить: о книгах, сериалах или есть желающие обсудить отличие патристики от схоластики, на что я ответил, что с моим-то знанием Библии я вообще всегда готов обсуждать патристику и схоластику, в общем, в итоге сошлись на сериалах. Ярик пощелкал пальцами, накладывая искажающие разговор заклинания (я лет двести в Мидгарде ими уже не пользовался, не думал, что когда-нибудь мы к этому вернемся, да еще будем использовать их от слежки, смешно сказать, смертных), но разговор и правда время от время сворачивал на сериалы. Хотя мне не хотелось ничего смотреть. Ну, вот фильм какой-нибудь, может быть, но сериалы... — Но вообще обидно, понимаете. Обидно, — вздохнул Дио, снова перемешав что-то на сковородке. Запах от нее такой шел, что я, не евший из-за головной боли почти весь день, уже умирал от голода. — Мы так загнались тогда с этой базой: «не трогаем смертных, чтобы не было негативных биополей», «не бухаем на базе, чтобы не пугать смертных, чтобы не было негативных биополей»... «Не пересматриваем „Зеленую милю“, чтобы не хотелось потом набухаться с горя, чтобы не переться бухими на базу, чтобы...» ну ты понял, — махнул он рукой и, закрыв сковородку крышкой, присел на стол рядом с плитой. — Обидно, — повторил он, скрестив руки на груди. — Другую найдете, — философски решил я. — Найдем, правда, другую цепь теперь не из чего делать. Вот цепь — это действительно была потеря потерь. Я представить не мог, что нужно такое сделать, чтобы разъебать цепь, скованную из нидевелирского металла, причем разъебать так, что от нее кроме нескольких звеньев меньше, чем на метр, ничего больше и не осталось. Я бы и сам тут поверил в участие эдемцев, но Ярик еще в самом начале вечера принес нам преинтересное кинцо. Я тогда валялся на диване, прихлебывал снадобье Мары и наслаждался уходящим из головы звоном, а Ярик с Дио уселись мне чуть ли не на ноги. Ярик еще сказал, что не уверен, что мне стоит это смотреть, мало ли как Щ.И.Т. отреагирует, если я получу эту информацию, а сам уже загружал видео на телефоне. Я вежливо послал его нахер с его заботой и посмотрел. Что посмотрел, сам не понял. В начале видоса на картинке были только Мстители, ракурс — сверху и под углом, освещение хуевое, звук — еще хуже. Мстители разговаривали с кем-то, кто находился прямо перед ними и вне зоны обзора камеры. Потом этот кто-то... что-то... что бы это ни было, появился в кадре. Фигура этого, скажем так, существа имела явные антропоморфные черты, только по всему телу пробегали металлические отблески, а на месте суставов стояли хорошо различимые шарнирные сочленения. Что-то подобное было у Разрушителя, который когда-то охранял Асгард, но дизайн, конечно, заметно отличался. Разрушитель был изготовлен по образу и подобию муспельхеймцев (те каким-то образом умудрились вдохновить нидевеллирцев) — живой огонь внутри твердой оболочки, но у этого существа была мускулатура, и вообще оно имело довольно сильное внешнее анатомическое сходство со смертными. В ответ на реплику Мстителей существо очень ласково предложило им отвалить ироничной фразой про тошноту и особенности конструкции, после чего они начали драться, а потом что-то прилетело в камеру, и на этом все закончилось. Убрав телефон в карман, Ярик сказал, что запись была сделана на базе Гидры в Йоханнесбурге больше двух недель назад, и что робот на ней и есть тот самый Альтрон, про которого говорил Арес. Больше никаких видео ни с той базы, ни с других у Ярика не было, и никаких других изображений Альтрона с ракурса чуть получше, чтобы хотя бы можно было его рассмотреть — тоже. Но даже по этим двадцати секундам было понятно, что кем бы Альтрон не был, на эдемца он явно не смахивал. Может, на их творение, но очень маловероятно. «Стошнило бы, да конструкция не позволяет». В любом другом мире Иггдрасиля я мог бы без колебаний сказать, что способность в самоиронию, а значит и осознание себя, однозначно говорят о наличии разума, но в Мидгарде... Здесь тебя даже собственный телефон может так завуалированно послать, что ты охренеешь (правда, обычно на это у искусственного интеллекта имелось всего три-четыре повторяющихся фразы, но он знал, в каких случаях их использовать). Короче, хуй знает, что об этом всем вообще думать? Двадцатисекундное видео, на котором какой-то металлический хер говорит три предложения — такой себе материал для размышлений, конечно. А то, что он не мог быть связан с эдемцами — это чисто мое интуитивное предположение, никаких нормальных аргументов привести тут я не мог. Как и Дио. Но он все равно попросил перекинуть файл себе, чтобы показать его Афине. — Так мы решили уже, что будем смотреть? — спросил я, допивая свой бокал. — Я предлагаю новую серию «Престолов», — тут же заладил свое Дио. — Я еще предыдущие две не посмотрел, — отмел это предложение Ярик. — Хочешь, я тебе все сейчас расскажу? — Ты сейчас оставишь здесь вино, жратву и пойдешь смотреть «Престолы» за дверь. Дио вздохнул. — Только одно вам всегда от меня и нужно — мое винцо. — Козлы, — согласился я, беря бутылку и наливая себе еще «Кайкена». Бокал Ярика пока еще стоял полным, так что я не стал ему ничего предлагать. — Дио, мы тут и без тебя сейчас наебенимся, — пожаловался Ярик. — Долго еще? — Если ты хочешь вкусный ужин, не надо меня торопить! — отшил его Дио, но выключил плиту и достал тарелки. Обожаю таких гостей. И бухло свое принесут, и ужин приготовят. Ляпота. — Так что мы будем смотреть? — спросил тем временем Дио, и лично я был не уверен, что мы вообще хоть что-то выбрали, но мне было совершенно фиолетово. Мне казалось, что если мы сейчас пересядем на диван, я там тут же отрублюсь. Впрочем, Ярик заворчал, что скачал он что-то, скачал, и пошел к телеку включать, а Дио наконец-то разлил вино («Конец XIX-ого века, господа, год, когда была синтезирована ацетилсалициловая кислота и диацетилморфин. Эта бутылка может стоить дороже, чем вся эта квартира», на что Ярик ответил, что лучше бы Дио принес нам сам диацетилморфин). Мы посмотрели где-то полфильма, когда у меня зазвонил телефон. Номер был американский, и я подумал, что, наверное, снова Старк. Я не сохранял его, когда он звонил в прошлый раз, подумал, что если он мне понадобится, я всегда смогу найти его потом в журнале вызовов. На экране какая-то девчонка пыталась убежать от какой-то другой стремной медленно идущей за ней девчонки, ну или какого-то существа, которое так выглядело. Оно начало преследовать ее после того, как та переспала с каким-то парнем, и Дио с Яриком сидели и обсуждали, какого духа можно было бы для этого использовать в реальности и как его нацелить на такой специфический выбор жертв. Чтобы им не мешать, я взял бокал, телефон и вышел в соседнюю комнату, чтобы ответить. — Локи? — раздался в трубке хорошо знакомый мне голос. Я медленно выдохнул, поставил бокал на подоконник и сел на кровать. Кажется, мне пиздец. — Да? — сдавленно ответил я. Он мне позвонил. Он бы не стал просто так звонить. Но позвонил. Я не видел его в больнице с того дня, как туда привезли Роджерса, кажется, он вообще там не появлялся, мы не сказали друг другу и пяти слов, а теперь он мне позвонил. И это было моей личной очень, очень плохой приметой. — Локи, — его голос звучал тихо и неуверенно. — Я... не уверен, что мне стоит тебе с этим звонить, но я... Не знаю, кому еще, ты единственный знакомый мне врач. Я сейчас со Старком, и у него... у него из глаз течет кровь, и я не знаю, как ее остановить...