За барной стойкой

       Есенину стало скучно после того, как футурист ушли со сцены. И всё-таки имажинизм ничто не переплюнет.       - Хей, Бармен, я всё! Держи стакан, - привлёк внимание работника Сергей и толкнул стакан в его сторону.        Бармен профессионально подхватил стеклянную посуду и спрятал её за стойкой.       - Здравствуйте, - за спиной Есенина раздался низкий мужской голос придыханием, - Могу ли я сесть рядом?        Сергей настороженно повернул голову, узнавая этот голос. Маяковский немного улыбаясь, смотрел прямо в глаза имажиниста.        - Как хотите. Мне все равно, - хмыкнул Есенин и отвернулся от высокого альфы, - Бармен, я передумал, давай красного вина.        - Негоже такому милому омеге столько алкоголя хлебать, - опустился на стул рядом с Сергеем Владимир.        - Вас никто не спрашивал, шкаф Маяковский, - желая укольнуть посильнее, сказал омега.        - Ну, что вы так обидчевы? Я же о вас беспокоюсь, - улыбнулся Владимир злорадно, - Вы запомнили мою фамилию. Мне очень приятно. Но хотелось бы узнать, как зовут вас...        - Есенин - я. Имажинист, - ответил Сергей и за раз осушил весь бокал вина.        - Тот самый Есенин, от которого все без ума? Поэт-имажинист? - удивлённо воскликнул альфа.        - Да, он самый, - Сергею понравилось, как описал его Володя. Это тешело самолюбие омеги, - Вам очень повезло, что вы познакомились со мной.        - Я бы так не сказал. Предпочитаю считать, что вы Балалаечник и глупец. Ваши стихи давно изжили себя, - ответил Маяковский, наблюдая за реакцией Есенина. Уж очень ему нравилось злить светловолосого омегу.        - Да как вы смеете! Футуризм никогда не сравниться с Имажинизмом! - Воскликнул Сергей, - По сравнению с вашими стихами, произведения детей можно шедевром Русской литературы назвать!        - Есенин, вы принимаете все близко к сердцу, - остро подметил Маяковский.        - Настоящий Русский и должен принимать все близко к сердцу. За родину готово его нутро бороться в любой момент. А вас русским назвать даже язык не повернётся. И дело не во внешности, а в отношении к Руси-матушке, - заявил омега, высоко задрав нос от гордости, переполняющей его сейчас.        - Я признаю ваш талант, но направление литературы, которое вы выбрали изжило себя. Вот, что я хотел сказать, - твёрдо сказал альфа.