Письмо

— Что ж, думаю, на сегодня хватит, — с улыбкой заключила Катллея, запечатывая последний конверт. — Сегодня было много писем, — заметила Вайолет, не сводя взгляда с печатной машинки. — И все о любви, — добавила она чуть тише. — Это и немудрено. Скоро ведь праздник — День святого Валентина, — подключилась к разговору Айрис. — А вообще, много заказов это хорошо. Больше шансов, что тебя заметят. Да и практики тоже больше. Нельзя же стать лучшей куклой в Лайдене, если не писать письма, верно? И Айрис весело рассмеялась. Вот только Вайолет её радости не разделяла. День святого Валентина… Когда-то она слышала об этом празднике, но до сих пор он оставался для неё лишь простым звуком, названием, не имеющим в глазах Вайолет никакого значения. Но одно она знала точно: слово «люблю», которое так часто встречалось в письмах последних дней, определённо имело к этому празднику не последнее отношение. — А как это — День святого Валентина? — спросила Вайолет у своих коллег-кукол. — Ну ты даешь — воскликнула Айрис, широко распахнутыми глазами глядя на неё. — Только не говори мне, что ни разу не слышала про этот праздник! Вайолет отрицательно помахала головой. — И почему я не удивлена, — тяжело вздохнула Катллея. И в самом деле, о каком Дне всех влюблённых может идти речь, если половину своей жизни девушка провела на фронте? — День святого Валентина — начала объяснять Катллея, — это день, когда все рассказывают о своих чувствах дорогим им людям: друзьям, родственникам, возлюбленным. А если не могут сказать словами, посылают валентинки. — Валентинки? — переспросила Вайолет, вопросительно склонив голову набок. — Маленькие открытки с признанием в любви, — терпеливо пояснила Катллея. — Обычно их делают в форме сердца, но это не обязательно. Можно просто написать письмо. Чем и занимаемся мы — самопишущие куклы. — Только с признаниями надо быть осторожной, — Айрис наконец вышла из оцепенения и тоже начала давать девушке дельные советы. — А то вот так, не подумав, признаешься ему в любви, а он тебя проигнорирует. Скажет что-то вроде «Мы просто друзья» и будет таков. А ты потом будешь мучиться оттого, что твои чувства невзаимны. Со временем, конечно, всё забудется, боль утихнет. Но этому человеку в глаза ты уже смотреть не сможешь. След-то всё равно останется. — Айрис! — с упрёком в голосе воскликнула Катллея. — Что за ерунду ты говоришь? День святого Валентина — светлый праздник. Он приносит людям счастье и любовь. — Да кто же спорит? Я просто говорю, что иногда он может заставить людей страдать. Но иногда не значит всегда, — продолжала девушка, специально делая ударение на последнем слове. — И ты права. Зачастую люди, получившие валентинки, становятся чуточку счастливее. — А как писать это валентинки? — спросила Вайолет, вновь обращая на себя внимание спорящих девушек. — Есть какие-то правила? — Правило только одно: нужно писать от всего сердца, — Катллея мгновенно переключилась и поспешила направить разговор в более положительно русло. — А что именно и как ты напишешь — дело второстепенное. Главное, чтобы письмо смогло передать твои чувства. — Передать мои чувства, — повторила Вайолет, дотронувшись до изумрудной броши на груди. Кажется, теперь она точно знала, каким будет её следующее письмо.

***

Утро четырнадцатого февраля в этом году было необычайно тёплым. Во всю светило солнце, согревая озябшую за зиму землю. По улицам ходили улыбающиеся люди, всё было пропитано атмосферой праздника. В этот день меньше всего хотелось разносить письма. Но что поделаешь, работа есть работа. Ведь главная задача почтальона — приносить радость. А когда как не в День всех влюблённых делать людей чуточку счастливее? Размышляя так, Бенедикт взял в руки почтовую сумку. Сегодня она было гораздо тяжелее, чем обычно, а это значило, что писем больше привычного. «Неужели в Лайдене так много влюблённых?» — подумал Бенедикт, направляясь к двери. Но, хоть внешне это никак не проявлялось, где-то в глубине души юноша даже немного завидовал этим людям. Ведь так приятно, наверное, получать письма с признаниями в любви. Бенедикт уже потянулся к дверной ручке, как вдруг его окликнули. Почтальон обернулся и увидел, как к нему быстрым шагом спешила Вайолет. В руках она сжимала конверт. — Доставь, пожалуйста, и это письмо, — попросила девушка, когда подошла ближе. Бенедикт взял в руки конверт из желтоватой почтовой бумаги и осмотрел его. — Здесь нет адреса, — заявил он через некоторое время. — Я его не знаю, — сдержанно объяснила Вайолет. — Но я уверена, что это где-то в Лайдене. — И как ты мне предлагаешь искать этого твоего… — Бенедикт посмотрел на имя получателя, аккуратно выведенное в углу конверта, и запнулся. В соответствующей строке значилось: «Гилберт Бугенвиллея». Бенедикт обречённо вздохнул. Сколько ещё хлопот ему принесёт эта девушка? — Ладно, — наконец сказал он. — Так и быть, это письмо я тоже доставлю. — Большое спасибо, — Вайолет согнулась в почтительном поклоне. — Можешь не благодарить, — отмахнулся почтальон. «Всё равно ведь он не сможет получить письмо» — добавил он про себя и вышел из здания почты.

***

— Да уж, — задумчиво протянул Ходжинс. — Ситуация, мягко говоря, не очень. На столе перед ним лежал тот самый конверт, который Вайолет передала Бенедикту утром. Имя получателя, написанное чёрными чернилами, издевательски блестело в свете лампы. «Гилберт Бугенвиллея». А чуть ниже — имя отправителя: «Вайолет Эвергарден». От одного взгляда на эти строки в сердце бывшего военного что-то болезненно сжималось. Ведь он до сих пор не рассказал Вайолет всей правды о её бывшем командире. — Что будем делать теперь? — из раздумий Ходжинса вывел голос Бенедикта, который всё это время стоял в кабинете и выжидающе смотрел на начальника. — Вам ведь не хуже меня известно, что Гилберт Бугенвиллея мёртв. — Да, это так. Но я не хочу, чтобы Вайолет узнала так скоро. Пусть для начала привыкнет к гражданской жизни. На самом деле Ходжинс вообще не хотел говорить ничего Вайолет. Слишком уж ранимой она казалась, хоть вела себя она совершенно уверено. Но стоило зайти разговору о майоре, она мгновенно менялась. Из солдата она снова превращалась в обычную девушку, которая переживает за дорогого ей человека. — Пусть это полежит пока у меня. А потом что-нибудь придумаем, — решил наконец Ходжинс и спрятал письмо в ящик стола. — А если спросит, доставил ли я его? — Скажи, что доставил. — Врать предлагаете? Сразу говорю: этот фокус с ней не пройдёт, — возразил Бенедикт. — Наверняка она попросит сказать ей адрес. А тогда от нашего «доставил» не будет никакого толку. — Ты прав, — кажется, теперь Ходжинс тоже стал в тупик. — Тогда попробуй придумать что-нибудь. Уверен, у тебя получится. — Как скажете, — согласился юноша и вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, Ходжинс облегчённо выдохнул. Он ещё не до конца привык к обычной жизни, когда вместо чётких указаний и приказов приходится давать расплывчатые объяснения и подстраиваться под ситуацию в угоду человеческим чувствам. Это всё ещё было слишком сложным для бывшего солдата. А теперь ещё и это письмо. — Ну и заварил же ты кашу, Гилберт, — пробормотал Ходжинс в пустоту.       Как и ожидалось, ответа не последовало.