Есть сто причин, по которым мы могли не дожить до сегодня. И еще сто, по которым мы можем не дожить до завтра. Но мы боремся за каждую секунду, что можем провести вместе. Пусть всего две минуты… Или два дня… Они бесценны.
The Last of Us (Одни из нас)
Высокая трава щекотала кисти рук, настолько выросла, отбившаяся от вездесущего человеческого внимания. Год от года даже крупные мегаполисы покрывались не пылью, а зеленью дикой природы. Мир шаг за шагом побеждал прежде великое человечество, способное перевернуть Землю с ног на голову. Теперь же, остатки былой славы доживали своё, постоянно прячась и страшась угрозы, оказавшейся не по зубам даже современным технологиям и людям, вооруженным до зубов любым видом оружия. Природа же продолжала жить, доказывая собственное превосходство. Вирус. Новая разработка или, если быть точнее, — ошибка в формуле — ошибка людей, что сочли результат опытов никчемным. Разбитая пробирка, крыса, что, копошась в биологических отходах, нарыла заразу и донесла её до первого зараженного. Мусор должны были утилизировать вместе со всеми опасными отходами, но, как это всегда бывает, никто не подумал о предосторожности. Это фатальное недоразумение запустило целую цепочку событий, уничтоживших всё то, что за тысячелетия успели накопить сотни и тысячи поколений людей. Сначала никто не понимал, что происходит. Вину свалили на одну из стран, что в своё время уже попадалась на противоборстве всемирной организации здравоохранения. СМИ раздували эту тему, преподнося так, будто единственная закрытая на карантин страна могла спасти человечество от эпидемии. Но всё было куда сложнее, потому что вирус уже успел выбраться за все возможные государственные границы. Стремительно мутируя, вирус выходил из-под контроля, путешествуя от человека к человеку, пока не набрал необходимые силы и не появился первый настоящий зараженный (такой, какие бродят по миру сейчас, изничтожая остатки здорового населения планеты). Дальше следовала лишь цепочка по которой одни обрекали на вечные скитания и жажду (человеческого) мяса других. Говорят, что сначала была паника. Очаги заражения вспыхивали то тут, то там. Люди бросались на людей, и проливалась кровь. Правительства разных стран не успевали принимать меры по ликвидации массовой истерии и заражения. Именно так на города и стали сбрасывать первые бомбы (последняя мера борьбы с приближающимся концом, на самом деле, только стали причиной его скорейшего прихода). То были не атомные заряды, но всё равно… всё равно оставляли за собой колоссальные разрушения, забирая с собой сотни тысяч жизней. Места выбирались специально — там, где военные не были в силах организовывать карантинные зоны. Зараженных и здоровых убивали одной массой. Никто не разбирал кто есть кто в толпе, которая могла пожрать друг друга в считанные секунды… Тэхён часто думал о самом начале. Раньше избегал этих мыслей, а сейчас не мог от них избавиться. Собирать сплетни по частям ныне стало крайне интересно и увлекательно. Отчасти грустно. Но он не мог заставить себя остановиться. Ему вот повезло не застать созерцания ужаса толпы, что в общей куче похожа на комок змей, бесконечно впивающихся друг в друга клыками. Не застал он и бомб. Только зараженные близкие, клацающие челюстями, но и их было достаточно… Боли хватило с лихвой и без разрушений извне. …В этот раз с Чонгуком они вышли на «зачистку» города, который находился от кампуса в нескольких часах езды… На лошадях. Да. Теперь у них в лагере имелась целая конюшня, в коей содержалось около полутора десятка лошадей (плюс минус несколько недавно родившихся жеребят). Кони и кобылы стали местными любимцами, если не считать целый выводок котят, что однажды обнаружил Чимин, во время обхода границ кампуса. Их быт не стоял на месте, стремительно развиваясь. Продолжалась и жизнь — пускай в это и верилось с трудом. Тэхён первым спрыгнул с Ворчуна (так он назвал своего иссиня чёрного скакуна), скинул с себя и любимую косуху, что изрядно стерлась за годы носки, но не потеряла былого лоска, и все так же заставляла усиленно потеть, нагревшись под полуденным Солнцем. Он шагал впереди, держа коня под уздечку, подставлял лицо лучам, беззаботно прикрывая глаза. Улыбался, как мальчишка, несмотря на тяжелые думы, что схватывали разум мёртвыми тисками. Чонгук наблюдал за ним краем глаза. Как на слабом ветру трепетала простая серая футболка то тут то там пропитанная потом, как из-под неизменной черной шапки торчали кончики ушей, за которые были заправлены отросшие прядки чёрных волос. Молчал. Тянуло улыбнуться самому. Выскочка (кобыла Чонгука) резко фыркнула, заставив своего наездника вздрогнуть, а его спутника и вовсе весело захихикать. Жизнь действительно продолжалась.***
Пришлось оставить лошадей в заранее обговоренном укромном месте, чтобы до них не добрались ни люди, ни ходячие (и те, и те могли нанести животине вред или вовсе украсть, оставив наездников без любимого средства передвижения). Лишаться животинки, что и так достались не за просто так, совсем не хотелось. Это было бы весьма досадно, особенно то, что обратный путь пришлось бы преодолевать пешком. Ну и… Парни успели привязаться к своим лошадкам, кто бы что ни говорил. Зачистки городов необходимо было проводить время от времени. Особенно близлежащих городов. Скопища зомби (целые орды, исчисляющиеся тысячами) могли бы не только нанести вред торговым путям, по которым два раза в неделю проезжали телеги полные продовольствия, но и повредить защитные стены, а это уже могло стать существенной неприятностью. Что там с торговыми путями? Всё просто. Их община всё-таки смогла найти ещё несколько лагерей «поблизости» (дорога до каждого из них насчитывала от двух до трех дней пути на лошадях). С ними и наладили отношения, припомнив то, чем обернулась прошлая война. Ничего кроме смертей новая череда конфликтов не принесла бы, поэтому каждой стороне пришлось идти на уступки в угоду торговому соглашению и необходимости в разных припасах и прочем, необходимом для продолжения существования. Чонгук с Тэхёном ни разу не были у «соседей», но знали, что один из лагерей в достатке имел запасы пороха, а ещё один хвастался избытком топлива (бензина). Из пороха Юнги и его бригада делали патроны, а бензин был необходим для нескольких генераторов — на случай, если с необходимой электрической нагрузкой не справлялась местная система из ветряков, солнечных батарей и коллекторов (автомобили давно были отставлены за ненадобностью — в угоду жизненно важных тепла и света). Кроме патронов кампус так же предлагал большое количество фруктов, овощей и ягод, выращенных в местных теплицах и на полях. Так что никто не оставался без ничего, а соглашение между общинами только фактом своего существования спасало множество человеческих жизней. В зачищаемом городе парням предстояло провести несколько дней, скрупулезно проверяя каждый закуток на присутствие в нём мертвецов. Кроме сумки, забитой патронами, Чонгук с Тэхёном взяли с собой несколько остро заточенных мачете и по одному на каждого охотничьему ножу, тоже заточенным и спрятанным под одеждой (на самый последний случай). Из огнестрела Чонгук выбрал дробовик, а Тэхён предпочел ограничиться любимым кольтом (который был теперь приятнее прежней беретты), что удобно уместился у него за ремнем джинс. Конечно, дробовик — действенное оружие, чтобы с близкого расстояния раздробить противнику голову, но в переноске небольших размеров кольт все-таки был намного удобнее. Поэтому Чонгук бесконечно фыркал поправляя ремень, что соскальзывал с плеча, стоило только неудачно дернуть рукой. Отсутствие ноги, к слову, теперь почти не ощущалось. Юнги постоянно модернизировал протез Чонгука, и теперь жестяная нога почти не причиняла неудобств, разве что ремни продолжали натирать кожу, но и они стали удобнее и мягче со временем. Гук боле не хромал и уже не помнил того тяжелого времени, когда бег для него являлся разве что несмешной шуткой. Из неизменного: Тэхён всё так же шагал нарочито близко — плечом к плечу. А ещё… Помогал слезать с лошади, постоянно травя байки про принцев, что носят своих принцесс на руках. Вечера пережидали в домах, что казались надежными и проверенными убежищами, во многих из них прошлые патрули оставляли часть своих припасов, оборудовали генераторы, если таковые находились поблизости, таскали небольшие запасы топлива. Если повезет, то можно нарваться на хату с налаженной проводкой и, что естественно, работающим электричеством, светом и теплом от электрических печек, — буквально оказаться в райских кущах. Парням такое сокровище попалось лишь на второй день. Там и отогрелись, наелись и отоспались всласть, чтобы на следующее утро отправиться дальше. Головы ходячих летели в стороны только так. Руки давно работали на автомате. Главная цель — голова, которая разлетевшись на куски положит долгожданный конец существованию давно уже мёртвой твари. На третий день, набредя на целую стаю, пришлось спасаться бегством, потому что даже вся та куча патронов, что у парней имелась на руках, не могла спасти их от целого скопища диких трупов, что толпой теснили в западню. Пока бежали, не разбирали дороги, поэтому двери, в которые юркнули и которые сразу забаррикадировали оказавшись внутри, не вызвали по началу интереса, но просторный холл и вывески множества фильмов из далекого прошлого теперь пробуждали должное любопытство. Пока Чонгук без особого интереса оглядывался по сторонам, стараясь игнорировать шум сокрушающихся от ударов дверей за спиной, Тэхён успел приметить кое-что интересное в стороне и уже действовал согласно мгновенно вспыхнувшему в его «больной» голове плану. — Эй! — возмущенный вскрик. На ничего не подозревающего человека накинулись со спины и закрыли глаза грязными с дороги руками. Жарко выдохнули на ухо: — У меня для тебя сюрприз. — Тэ… — более спокойно. Чонгук ухватился за чужие ладони, стараясь отвести их от своего лица, но не тут то было! — Серьезно. Сейчас не до шуток. — Я сама серьезность. Пошли, — приходится подчиниться, как и всегда. Ну а что? У них такая закономерность изначально поселилась третьей гостьей. — И что это за сюрприз? — несколько шагов и остановка. Что там такого сюрпризного? Пока не понятно. — Открываю! — Слушай, у этого добра давно истек срок годности. — У такого же добра в том магазине тоже, но ты всё равно загляделся тогда. А? Я тебя раскусил, сладкоежка. На этот раз они все твои. Удивительно, что целый автомат со сладостями стоял никем не тронутый посреди холла бывшего кинотеатра. Разве что на стекле были следы ударов, но корпус, по всей видимости делали на совесть. Оттого и прочность даже переднего стекла, что не поддалось нападкам извне. Стоит ли говорить, что на словах Тэхёна о том магазине, Гук сразу понял о чём речь? Иногда такое случалось — их мысли совпадали, будто они умели считывать их, как свои. Но всё было многим проще — они просто очень хорошо друг друга знали. Теперь они действительно могли так говорить. — И как предлагаешь это вытаскивать? — Разбить стекло? — Ты идиот? — Нет. Просто пошутил, — пожал плечами, продолжая улыбаться и даже не думая обижаться на грубость. — Расслабься. Сейчас залезем повыше и перестреляем всех мертвяков. Потом можно будет двигаться дальше и придумывать, как вытащить твои шоколадки. — Я не напрягаюсь. Пошли, — а сам улыбается, вырываясь вперед. С карниза здания стрелять опасно — трезво рассудили вместе, выглядывая из окна второго этажа. Но другого варианта в запасе не имелось. С десяток зараженных столпилось у входа (вот-вот прорвутся внутрь), а ещё несколько подгребали издалека, ковыляя гнилыми костями. Тэхён, вздернув на кольт самодельный глушитель, чтобы не привлекать к этому месту ещё большее внимание, спрыгнул на ненадежную конструкцию карниза первым. — Стой, — оттолкнул засобиравшегося за ним Гука от окна. — Ты останешься здесь. — Не делай из меня… — Ой, да брось, — устало закатил глаза. Слушать старую шарманку про принижение достоинства бедного калеки уже порядком задолбало. Но с этим ничего не поделать. Чонгук есть Чонгук. Неуверенность в самом себе идет с ним в комплекте вместо отрезанной ноги. — Я просто не хочу, чтобы эта штука под нами двумя провалилась. Ты знал? За последнее время ты набрал в весе. Уж я то знаю, я же тебя таскаю на руках. — Иди к черту, — заставляет приглушенно засмеяться. Чонгук ещё ворчит себе под нос, но следом не идёт, послушно оставаясь в тылу. Тэхён позволяет себе ещё немного посмотреть на румяное от злости лицо напарника, обрамленное выпавшими из хвостика на затылке темными волосами. Уже несколько лет прошло, а это мальчишеское личико продолжает вызывать в нём какие-то… непонятные, но Очень (с большой буквы «о») чувства. — Скоро вернусь, — и отчалил к самому краю. Уж что, а стрелять Тэхён умел славно. Меткость сама собой отработалась годами бесконечной практики. Головы мёртвых разлетались на гнилые ошмётки, взрываясь кровавыми фейерверками. Как и всегда… Как в самом начале, так и сейчас. Он делал то, что делал и тогда. В нём ничего не изменилось, кроме одного — Тэхён нашел самый настоящий смысл продолжать бороться и жить, и… нажимать на курок снова и снова. Он отстреливал механически. Голова была забита другим. Вот начало: эпидемия, смерть, Она, приют, смерть, смерть… Сокджин и лагерь. Причина жить такая же механическая, как и выстрелы в данный момент. Продолжение: ещё один лагерь, слежка, новое задание… Чонгук. Первая встреча не была случайна, но когда Тэхен приставил дуло к чужой голове — почему-то уже был уверен, что в любом случае не посмеет выстрелить. Никогда. Потом? Метания по кругу. Чужая забота, тепло химических таблеток для зажигания, разогретая еда, звонкий голос, полный грубостей, тяжесть чужой головы на плече. Доверие. В мире, где не осталось человечности, один единственный человек позволил себе уснуть рядом с незнакомцем! Тэхён ведь никуда не убежал в тот раз. Только спрятал машину, чтобы в последствии её забрать (в очередной раз вывести из себя впечатлительного мальчишку, будто заранее предугадал, чем может закончиться их история). А сам пошёл по следу. Он преодолел все те же расстояния, которые прошел Чонгук, но почему-то не выходил на свет, помогая за спиной (так и не рассказал никому, кроме Сокджина). Он должен был его оставить! Смерть Чонгука помогла бы сбить настрой лидера кампуса, чтобы впоследствии, убив ещё нескольких его приближенных, окончательно захватить лакомый кусочек территории. Но Тэхён просто не смог. Ни в первый раз, ни во второй, и в последствии — тоже. Чонгук… Живее всех живых. Поэтому и не пал жертвой кровавого переворота. Если говорить честно, именно по прихоти Тэхёна лагеря теперь объединились. Хотя нет, не так. Всё из-за Чонгука. И его… Теплоты? Глаза хорошего человека ни с чем не перепутаешь. А в нынешнем мире слишком мало чего-то хорошего, чтобы убивать таких, как Гук направо и налево. Наверное, так и рассудил Тэхён тогда. Война стала последней попыткой Сокджина. Его выбесило поведение близкого друга, отсюда у них и пошёл недолгий разлад, но в итоге Джин просто сдался, отозвав своих людей прочь с поля боя. Те взгляды двух человек друг на друга не могли оставить его равнодушным (это же не новая история о Ромео и Джульетте). Победителей и побежденных не было, как и на любой войне. Остались только мертвые и живые. И никто не считал себя героем. Это же не то, чем можно бахвалиться перед друзьями. Тэхён прекрасно понимал, что все его деяния не восполнить одним лишь возвращением с тёмной дорожки на светлую, но… Чонгук его принял и таким. В конце концов! Каким бы плохим не считал себя сам Тэхён, Гук дал ему шанс на искупление! Сколько раз давал! Тэхён такого… Просто не заслуживал. А Чонгук… считал иначе? — Надо бы спросить, — хмыкает под нос. — Столько времени прошло, а я так и не понимаю: почему? — разговор сам с собой, как способ настроиться на нужный лад. Тэхён осторожно встает на ноги, стараясь сильно не тревожить ненадежную конструкцию под собой. Перед глазами отчего-то всплывает сцена того дня, когда Чонгук лишился ноги. Тогда Тэхёну было очень страшно, будто он второй раз наблюдает ходячих с лицами его матери и крохотных сестренок. Будто вновь теряет семью. Наверное, так оно и было на самом деле. Чонгук — семья. Это такой нерушимый постулат. Константа, если хотите. Укус, жгут, топор, который так кстати нашелся в багажнике, отрубленная нога с ядом… Тэхён до последнего не верил, что всё-таки смог его спасти — успеть до того, как яд распространится по телу. Но он успел. Поэтому Чонгук по-прежнему… Живее всех живых. А Тэхён? Шаг, второй, третий, лицо любимого человека всё ещё сердитое, но уже полное беспокойства, что по-своему выделяло приятные глазу черты. Ещё немного. Чуть-чуть. Но конструкция под ногами слабее, чем желание скорее вернуться назад. Поэтому на новом шаге под Тэхёном проваливается карниз, и хрустит проклятое покрытие. В конце мы всегда вспоминаем начало? Так теперь понимать эту оплошность?.. Но не спешите делать выводы. Чонгук срывается с места, преодолевая расстояние до забаррикадированного входа в кинотеатр. Протез будто бы даже помогает двигаться быстрее, всё существо Чонгука стремится набрать скорость света. Это у него почти получается. В стороны летят все баррикады в виде обломков мебели. Гук прорывается наружу как озверевший, стирает кожу с пальцев в кровь. Но выбирается. Тэхен… невредимый (так просто он не умрёт, ха!). Отряхивается от пыли. Не спешит оборачиваться. Сердце стучит в грудной клетке. — В следующий раз, когда посылаешь меня к черту, не забудь, что так сильно не хочешь меня к нему отпускать. Чонгук плюет на свою гордость. Обнять сейчас — важнее всяких обид и принципов.***
Они решают остаться в кинотеатре на ночь. Прежде, правда, осматривают его вдоль и поперек. А когда до конца уверяются в безопасности, Чонгук замечает относительно новые провода протянутые вдоль коридора. Похожие они видели в прошлом убежище. — Серьезно? Вот это номер! — Тэхён быстро ловит искру азарта голыми руками и бежит по следу новой проводки, как юный следопыт с несколькими седыми волосами спрятанными под шапкой. Чонгук едва ли за ним поспевает. Так они находят скрытую комнату, в которой обстановка максимально похожа на прошлое убежище. Укрепленная дверь прячет за собой одноместную раскладушку, походный столик, тумбу, на которой стоит телевизор с треснутым экраном, несколько лампочек, такую же электрическую печку, переходник, в который включены все электрические приборы. А вот провод от переходника и привел их в этот оазис посреди зомбиапокалипсиса. — Значит, если пойдем обратной дорогой по проводу, то выйдем к генератору, который сделает нам тепло и свет. — Поздравляю, Шерлок, — не мог не поддеть, дернув за хвостик на голове и вызвав новую порцию бурчаний. Когда они нашли генератор вместе с полными канистрами топлива рядом, то не с самого начала поверили своему счастью. Удача ли вела их всё это время, даря за просто так подобные подарки? Или это была судьба? Не разобрать. Ясно одно — им крупно повезло. Генератор завёлся с четвертого толчка, послышался треск, знаменующий недолгое возвращение цивилизации в стены заброшенного кинотеатра. Заработали редкие лампочки, освещая обратную дорогу в заветную комнату. — Ты иди один, — Тэхён подтолкнул своего спутника в сторону теплого и светлого убежища. — Я сейчас. — Хватит с меня сегодня страхов за тебя, — Чонгук, естественно, решил воспротивиться, нахмурив брови. Вредина. И ворчун. — Ты боишься за меня? — состроил пресвятую невинность, захлопав глазками как дурак. Засмеялся, увернувшись от больного тычка в бок. Чонгук лишь закатил глаза, но, тем не менее, не смог скрыть собственной улыбки. — Всё будет хорошо. Обещаю. Притянул к себе. Обнял. Крепко-крепко. Любимым жестом взъерошил и без того растрепанную прическу. Чонгук больше не ворчал, обнимая в ответ. Разошлись через минуту в разные стороны. Темные коридоры, лестничные клетки, гробовая тишина мертвого здания, у которого сегодня на несколько часов вновь запустилось сердце. Тэхен вернулся на первый этаж, где они оставили автомат с шоколадом и другими снеками. Опять вспомнил тот магазин. Тот день. И тот взгляд. Особенный… Опять этот вопрос в голове: почему? Тэхён в очередной раз улыбнулся, покачав головой. Человек, что живее всех живых, уже не первый год позволяет оставаться с ним рядом. Так какая разница почему?***
— Сюрприз! — выкрик хором. Тэхён и Чонгук удивленно посмотрели друг на друга, разглядывая детали. Один только что вернулся из своей недолгой отлучки, а другой сидел напротив старого телевизора и перебирал какие-то коробки, которые они не заметили с первого взгляда. — Сначала ты, — опять хором. Тэхён сдался первым, стащив с плеча забитый чем-то рюкзак. — В первый раз я сказал, что шоколадки все мои, а теперь отдаю каждую тебе. Разве это не любовь? — Подлиза, — Чонгук только казался безразличным, но глаза у него горели будто огоньки новогодней гирлянды. Зашуршали многочисленные фантики… Явно не из одного автомата. — Я нашел ещё несколько у стойки, где раньше делали попкорн, и еще один автомат. В общем, у тебя сегодня будет очень сладкая ночь, — прозвучало двусмысленно, а Тэхён ещё и добавил сверху «взрослого» подтекста, поиграв бровями. — Посмотри лучше, что я нашел, — почти отмахнулся от прямых намеков, но будто отразил чужую ухмылку, как зеркало. Тэхён, наверное, не знал, что с ним каждая ночь… сладка по определению. — Что тут у тебя? — подсел рядом, опустив голову на плечо. Какие-то коробки… Только потом дошло: — Вау! Вот это раритет! Кассеты для видеомагнитофона! Я такое только в детстве смотрел! — А я нет. Смотри, — яркие картонные обложки потеряли цвет, но на некоторых всё ещё можно было разобрать названия. Какие-то кассеты и вовсе оказались голыми и без обложек. — У родителей на таких кассетах «без опознавательных знаков» хранились фильмы очень интересного содержания. Давай их глянем? — У меня нет желания потратить этот вечер на просмотр порно, — фыркнул и не добавил, что предпочел бы теории практику. — О! А вот «Маска»! Давай ее. Просто обожал этот фильм раньше! — Это тот фильм про извращенца в зеленой маске? — Плохо ты знаком с подобными шедеврами кинематографа. — У нас явно разные мнения на этот счет… Но Чонгук не стал продолжать вредничать. Видеомагнитофон и телевизор работали с помехами, но картинку можно было рассмотреть, как и расслышать диалоги и разнообразную музыку. Дверь в комнату надежно закрыли, не забыв расставить по округе звуковые ловушки (уже знакомые цепочки, на которых гроздьями навешаны жестяные банки). Свет в коридоре выключили, вместе с несколькими лампочками в комнате. Зато включили электрическую печку и плитку, которую тоже не заметили сначала — на ней можно было разогреть банку с тушеной ветчиной и ещё одну с консервированной фасолью. Наевшись, устроились на полу, расстелив несколько спальников с раскладушки для мягкости и тепла. Прилегли друг к дружке в объятия и включили фильм на приглушенной громкости (очередная предосторожность). Чонгук иногда шуршал фантиками, сдавшись своей сущности сладкоежки. Предлагал и Тэхёну, но тот вежливо отказывался, говоря, что иначе, вкупе с поцелуями, у него разовьется сахарный диабет. — Ты похож на него. — Такой же зеленый? — Нет. Такой же извращенец. — Ты как-то странно смотришь этот фильм… — Тэхён, — Чонгук первым сцепил их пальцы, перебив на полуслове. — Знаешь. Сегодня ты заговорил про прошлый раз с тем… шоколадом, — самому стало смешно от начала своей речи. — Ты ведь никогда не спрашивал у меня о нем. — Мне всегда казалось, что прошлое — это не самая лучшая тема для разговора, — врет и не краснеет. Он даже не удивляется, что в этот раз их мысли вновь сплелись в одну бурную реку общих воспоминаний. — Тебе совсем не интересно? — Сегодня я решил, что мне без разницы, — спалился, но никто не придал этому особого значения. — Самое главное, что теперь у нас всё хорошо. Но Чонгук заговорил вновь: — Когда всё это началось, мы с Намджуном жили в приюте. Он, естественно, был старше. Родителей я не помнил, а приют этот ненавидел всем сердцем. Мы с Намджуном сбегали постоянно, сбежали и тогда, — Чонгуку что-то сильно приспичило выговориться. Тэхён не смел его перебивать, ведь за несколько лет о любимом человеке он знал только то, что происходило в стенах лагеря (выспрашивал у всех подряд, потому что сам человек предпочитал всё умалчивать). А тут наружу вылезла жизнь «до»… — Рядом с приютом был город. Большой. Мы туда сунулись по глупости, но почти сразу скрылись в лесах. Протянули в таких путешествиях несколько месяцев. А потом встретили Чимина с его друзьями. Тем же темпом собрали остальных. Не знаю, везло нам или не очень, но мы ни разу не встретили каких-то бандитов или людей, которые попытались бы у нас что-то отобрать. Даже тогда, когда набрели на кампус. Там нас встретили только напуганные студенты, которым хватило ума закрыться и сидеть на месте. Намджуна выбрали лидером единогласно. Так и прожили несколько лет. Мы не воевали. Ни с кем. Хотя многие, кто нам встречался на пути, рассказывали о том, что творилось в других местах, какие там были… люди, — Чонгук сильнее сжал тэхёнову ладонь. — Так и жили. Почти беззаботно. Я умудрился наизусть выучить ближайшую местность… А потом… — Появился я? — Ага. Господи, я до сих пор помню тот ебанутый выстрел в ходячего! — Он бы убил тебя! — Я бы смог за себя постоять и без твоих дурных методов. В общем, — не хотел отвлекаться от главного, — я, честно, поверил в тебя тогда. Не знаю. Мне хотелось верить… Если не давать людям шанса и бесконечно друг друга убивать, помогая мертвякам, то что тогда останется? — Брось эту философию, Гуки. Я просто тебе понравился, — довольно заурчал на ухо, поцеловал в покрасневшую мочку. — И это тоже, — не стал скрывать и обижаться на то, что его откровение так нагло перебили. — И потом, и ещё… Ты не казался мне… плохим. Я не хотел в это верить! Я знаю. Я тебя ненавидел, но… Верил. Как последний дурак, — вдруг швыркнул носом, будто собирался зареветь. — Понимаешь, даже самому одинокому волку порой хочется… погреться у огня. Тэхён, обхватив чужое лицо руками, заставил посмотреть себе в глаза. Чонгук и правда лил слезы. Больно признаваться в своих слабостях и желаниях другому человеку, открывать душу, доверять… Уж он-то знает! Они оба знают не понаслышке! Поэтому выбирает лучший вариант, стирая слёзы и легко касаясь губами горячего лба. — Отпусти это, Гуки. Та жизнь осталась позади. Помнишь, как ты сам сказал? «Разве ты жил до нашей встречи»? Теперь мы вместе. Навсегда. Из общего: конец света, одиночество, приют, шоколад, три ноги и… Счастливое завтра. Ведь судьба сводит нужных друг другу людей до тех самых пор, пока они не вцепятся друг в друга намертво и не останутся рядом до самого конца. Тэхен хмыкнул, поправляя золотой клевер, что перекрутился и теперь свисал на спину. Золото сверкнуло в темноте, будто путеводная звезда на ночном небе. Да. Теперь они оба… Живее всех живых!