Инфлюэнца

Самой большой ошибкой в жизни Кагеямы Тобио стало его рождение решение, принятое накануне перед отборочными. Вначале ему казалось это прекрасной идеей — признаться в своих нежных и робкий чувствах Ойкаве. Вначале — это в три ночи, когда искры рассвета взболомутили и без того грязное токийское небо. Кагеяма лежал на футоне в душной комнатке, где лежали и грели остаток воздуха еще десяток сокомандников, и не спал. Еще бы. Он прижал телефон к животу и сёрфил инет, зависая на сомнительных, очевидно бабских сайтах. От осознания собственной задроченности и тупости, тянуло блевануть. Но Кагеяма, натянув омерзительно-убийственную рожу, читал не моргая. 3:08. Обсуждение создала Suicide-chan. Тема: любовное признание. Описание: Нравится парень, но я не знаю, нравлюсь ли я ему также сильно( Провожает после шк до дома, но в шк мы мало общаемся. Что делать, я больше не могу молчать... Помогите! 3:10 Ответ от: Шладенькая булочка: Просто признайся ему в своих чувствах! Ты никогда не узнаешь, взаимны ли ваши симпатии, если не откроешься первой :3 Кагеяма поплевался на экран. Мина его скисла от забурлившей в горле желчи. Какие-то тупицы пишут в интернетике всякую хрень в три ночи. Ага. А он, Кагеяма, который завтра должен отыграть, нет, выиграть матч, это читает. Блять. 3:12 Ответ от: Твоя мамка: Вы обе тупые школьницы. Заткнитесь и дуйте спать. Кагеяма отправил сообщение, выплеснув злорадство, и даже повеселел. Но из чата его исключили. Тут же. Ну и пофиг. Кагеяма вырубил мобилу и заерзал на матрасе, устраиваясь удобней. А вообще ему было хуево. Хуево настолько, что он понимал и даже самую капельку, малость сопереживал тем девчонкам. Ну да, блять, потому что это реально хард левел подойти и просто сказать: Ойкава-семпай, вы мне нравитесь. Нет, нет, нет-нет-нет! Тобио ткнулся лицом в подушку. Она была мягкой, нос тут же утонул в ткани. Он хотел было задохнуться, но лишь чихнул (миленько, как котенок, блин, что унизительно, если бы кто услышал) и снова откатился на спину. Темный потолок. Ровный, безразличный. Бесячий, тупой, мерзкий. Кагеяма злился на потолок, вот оно — отчаяние. И главное, он все не припомнит, когда началось это безумие. Еще в средней школе, тогда же Ойкава-семпай получил награду "лучший связующий"? Да о чем, блин, спрашивать, да, конечно, это было в средней школе, тупица. Тогда Ойкава был просто хорош: красивые и четкие пасы из красивых и ухоженных рук. Стройные ноги. Плечи широкие. Выразительные линии шеи. Но вот уже три года прошло, Ойкава вырос. И стал чертовски хорош. Хуеподнимательно хорош. А, еще и Тобио подрос, да. И вот, в свои едва-едва семнадцать, его накрыл гормональный бум под названием "Ойкава-семпай". Кагеяма прикусил губу, отгоняя образы смеющихся Ойкав, встряхивающих его за плечи, или Ойкав, лохматящих челку, тянущих за волосы на загривке. Серьезных Ойкав, дающих идеальные пасы, которые офигенно пробивать. Которые хочется бить и бить без остановки, до зуда в пальцах и дрожи возбуждения. Стоит ли напоминать, что эти ощущения были пиздецки неправильными? Да. Кагеяма гнал подобные мысли поганой метлой, но они всегда возвращались. И он устал бороться. Он думал, что справиться, но...       — Ойкава-сан, научите меня делать сброс! Пожалуйста! — Тобио подошел сразу после окончания тренировочной игры, не успел, кажется, последний мяч удариться об пол.       — Эгей, Тобио-чан! — Ойкава помахал рукой, и Тобио перестал судорожно кланяться. Ойкава пил воду. На плечах у него висело мокрое полотенце. Когда Кагеяма приблизился к связующему, то ощутил жар, даже будучи на расстоянии в три больших шага. Вот это да. Надо же, как семпай выкладывается на матчах.       — Хочешь обманывать соперников, потому что это круто, да? — спросил Ойкава, приподнимая брови. Тобио сглотнул. От чего-то кончик языка онемел и приклеился к небу.       — Да. Очень круто.       — Учишь мухлевать ребенка, а Ойкава? — крикнул Иваидзуми, уходя с площадки.       — Ну, ладно-ладно, это же не против правил? — связующий чуть наклонился и подмигнул Тобио. Шепотом, будто они сообщники в криминальном дельце, сказал: — Тобио-чан, сбегай за мячом. Кагеяма метнулся, как угорелый. Зацепился взглядом за самый дальний мяч и пробежал две диагонали площадки за пару секунд.       — Какое рвение! Вот бы Куними-кун брал с тебя пример! Кагеяма чувствовал, что начинает краснеть. Но из-за того, что он только что пробежался, Ойкава не заметил яркого румянца.       — Вот, встань поближе к сетке. Ойкава был сзади. Брал его за локти. Поправлял его кисти, мягко касаясь запястий. Кагеяма слушал. Но его отвлекало всё: чужое тепло, касание, дыхание, запах. Он не мог сосредоточиться, как бы сильно не хмурил брови и не стискивал мяч.       — Эгей, Тобио-чан, расслабься. Это было щекотно. И влажно. И классно. Кажется, это был первый раз, когда Кагеяме шептали на ушко. Ну, может так делала мать, до того, как Тобио перевалило за пять лет. А потом две большие ладони приобняли, нет, приласкали плечи. И мяч выкатился из ослабевших пальцев Кагеямы. Ойкава потом долго смеялся над ним. Да. С тех самых пор Ойкава — завсегдатай в кагеямовской башке. С тех самых пор Кагеяма дрочит на светлый образ старшего связующего. С тех гребанных пор он кончает, фантомами чувствуя шепот на коже. Но. Завтра они возьмут пять сетов и получат зеленый свет на отборочные в национальный чемпионат. А еще завтра Кагеяма Тобио подберёт наконец сопли и признается Ойкаве. Ведь завтра у него день рождения.