В два раза приятнее

А сама по себе идея была неплохая. Это Шухей сразу понял. Так бы они сидели по углам, как идиоты, и каждый себе мучился бы да переваривал, придерживая рукой там, где что-то больное и раненое скулит, нервно постукивая, бьётся об рёбра изнутри. А Рангику посмотрела строгими сухими глазами, страшными, потому что кокетливая улыбка делала их ещё более пустыми, как две прозрачные льдинки, и сказала, что пить в середине рабочего дня в два раза приятнее. Показалось, конечно. Ничего не пустые у неё глаза, и не страшные, и не холодные, а жаркие, как июльское небо, особенно когда пересела так, чтобы уютно устроиться между ним и Кирой, и обоих ловко сцапала за шеи, притянула к себе и жарко выдохнула: — У меня есть ещё. Спорим, я дотянусь прямо отсюда? Пальцем показала, мол, где-то там есть ещё одна бутылка, а может и не одна. И потянулась через колени, Шухей чуть не умер, так горячо кровь в лицо бросилась. Кира незаметным сусличком аккуратно отсел было в сторонку, деликатный такой. Не успел. Признаться, Шухей сам не очень понял, как так вышло. Очень сложно не целовать подставленную так удобно шею, а вот эта её золотая цепочка, указатель коварный, как раз в ложбинку аппетитного декольте направляет. А кто он такой, чтобы спорить с такими указаниями? Кира вообще хотел извиниться, раз всё так покатилось, и уйти. Нет, спасибо, конечно, и Рангику-сан очень душевная женщина, и хороший друг, спасибо ей большое. Только дёрнулся в сторону да рот открыл, как она отодвинула Шухея, села и его самого за шею к себе притянула. — Куда? — сунула в руку чарку и к губам требовательно поднесла. — Пей. Пей… И всё. Одним жестом всё отменила и выключила. Жадная. Жаркая. Кажется, Кира успел ещё пару раз извиниться, а она лишь засмеялась. Ловкие нежные руки скользнули под одежду, горячие губы мазнули по краю губ, сопротивляться было невозможно, а он и не хотел. Рангику ничего не думала, просто захотела — и сделала. И Гин тут совершенно не при чём. Кира едва не сбежал, зато Шухей умница, после короткого шока опомнился и понял, что от него требуется. Не отпустил, а только локоны со спины собрал, потянул за ворот косоде, открывая плечи, пояс развязал. Она разрешила ему на себя наброситься, пока сама набрасывалась на Киру. Всё сплелось в какой-то жаркий ком, растеклось под кожей. Рангику, такая роскошная, горячая, тонкая кожа на внутренней стороне бедра такая шёлковая. Изгиб спины, талия тонкая. И почему-то даже не грудь так волнует… хотя, конечно, чертовски волнует. Зато можно жадными руками везде трогать, мять, стискивать, прижимая к себе, и свихиваясь от собственной наглости и нетерпеливости наконец-то содрать с себя так мешающие тряпки и пристроиться сзади. Шухей даже дышать перестал, когда приставил головку члена к влажной щели, стиснул её шикарную округлую задницу, толкнулся бёдрами вперёд и зажмурился, чтобы не видеть, как Кира потрясённо кусает губы и прикрывает рот ладонью, а голова Рангику уже где-то ниже его живота. Он просто не сдержался, загнал сразу на всю длину и застонал сквозь зубы, когда подался назад. Сладкий горячий шёлк, влажный и жаркий, мягко скользил по члену, аж яйца поджались от восторженного звериного возбуждения. Это первый плотский голод, когда женщина-мечта наконец-то отдалась, сама, по своей воле, и плевать на все причины! Невозможно остановиться, снова и снова толкаясь глубже, резче, чтобы она вздрагивала и стонала, просила ещё. Она ведь понимает, правда? Рангику понимала. Эта страсть и животная жадность, мальчишеская нетерпеливость и восторженный стон, с которым Хисаги наконец-то её взял, как бальзам на раненую душу. Чуть позже, когда первый голод пройдёт, можно будет затеять игру более чувственную и длинную, а сейчас нужно просто сбросить напряжение, забыться. Она дразнила Киру своими ласками, приоткрывала рот над его уже напряжённым членом и медленно выдыхала над самой головкой, постанывая от каждого толчка сзади, но в рот не брала. Придерживала рукой за основание члена, чтобы не вывернулся, перекатывала в ладони аккуратные яички, и млела от того, как Кира напряжённо ждал, как у него напрягается живот. А двинуться и толкнуться сам всё ещё боялся. Мало выпил, или его хмель не берёт? Это ничего. Это временно. Она лукаво улыбнулась, тронула кончиком языка головку и подула. Кира только охнул тихо и вытянулся напряжённой струной, дышал часто. Зато его можно взять второй рукой за бедро и заставить сначала немного повернуться, потом удобнее приподняться…. куда он денется? Он никуда не мог деться. Не мог поверить, не мог решиться. Когда увидел кончик её языка, мысленно взвыл. Мир стал мягким и розовым, лукаво улыбался, родинка возле самых губ. Кира сам не понимал, чего именно боялся. Что посмеётся? Оттолкнёт? Немного неловко повернулся, чтобы вложить хотя бы головку члена в этот сладкий рот, и когда это неожиданно удалось, мягкие влажные губы сомкнулись вокруг ствола, всё тело мелкой дрожью затрясло. Он кончил буквально в пару толчков, как мальчишка, откинулся назад и глаза рукой закрыл. Было одновременно адски стыдно и почему-то очень хорошо. А Рангику как будто не расстроилась, и Кира снова открыл глаза. Сильная, она потянула его, чтобы лёг так, как удобно ей, подняла голову. Нежное горло дрогнуло, когда сглотнула — она проглотила его в себя, облизнулась. Держала его крепко, и от каждого толчка Шухея тёрлась об Киру грудью. Не ложилась сверху, не прижималась. Грудь колыхалась, задевая его сосками, от этого снова будто горячего под кожу плеснуло. Наверное, её можно трогать. Трогать и гладить, покатать сосок между пальцами — она застонала довольно, и Кира осмелел. Потянул её на себя за плечи, чтобы прижалась бархатистым животом к его влажному члену, потёрся об неё, замирая от удовольствия. Взгляд метнулся по сторонам, как же жаль, что нет зеркала, её хочется видеть всю, как выгибается, как подставляется под член. Зато по её лицу видно, что ей хорошо и нравится. Шухей кончил бурно, под конец вбиваясь так, как будто собирался засадить как можно глубже. Рангику снисходительно вздохнула. Не успела. Ну ладно, ничего, сейчас всё наверстает. Шухей только признательно и жадно поцеловал куда-то под лопатку, подался назад. Обмякший член выскользнул, а по внутренней стороне бедра потекла тёплая ленивая капля, потом ещё одна. Оба смотрели горящими глазами, как Рангику потягивается, потом поворачивается и садится, широко разводит ноги, подхватывает пальцем белёсый потёк на бедре и размазывает по коже. Шухей ещё тупой, он дышит тяжело, глаза шальные. Зато Кира догадался, протянул руку. Немного мстительно задержал пальцы, почти прикасаясь. Рангику тихо засмеялась, направляя его руку. Наверное, нужно было что-то сказать, каким-то образом оправдать свой каприз. Вместо этого она откинула голову назад и отдыхала, наслаждаясь осторожными и бережными пальцами Киры. Он послушно выглаживал её ещё разгорячённую плоть, где её соки смешались со спермой Шухея. Скользко, горячо и сладко, особенно когда начинает ласково поддразнивать клитор. Рангику только на чарку искоса глянула, прикидывая, что стоит ещё немного выпить, и рукой махнула. Кто налил ей? Кира был слишком занят, значит Шухей, больше некому. Она пила мелкими глотками, неторопливо и даже лениво. Наверное, можно было что-то и сказать, но с этими двоими пошлые разговорчики не получались. Зато было достаточно жеста, чтобы Шухей поднялся и дал ей свой член. Смотрел нестерпимо полыхающими глазищами, как она облизывает головку, неторопливо впускает в рот, до самого горла, а потом поднимает на него глаза. Кира сначала ласкал, потом начал трахать пальцами, не забывая про самые чувствительные местечки. — Ещё, — коротко выдохнула она, когда отстранилась от ошалевшего от внезапной паузы Шухея. — Кира, давай ещё. Взяла его за запястье, вдавливая в себя пальцы, застонала низко и жадно, как будто наконец-то почувствовала, что может получить больше, ещё больше. Для Шухея не было ничего более волнующего, чем поймать этот стон на тонкую кожу головки. Раз за разом толкаться в это вибрирующее горло, мягкие губы, смотреть, как она едва ли не давится членом. Провести членом по бархатистой нежной щеке, прямо по родинке возле припухших губ, потереться об шею. Разврат, чистый разврат! И чем сильнее она заводилась, тем сильнее хотелось сделать ещё лучше, наполнить её так, чтобы забилась неистово, начала кричать. Но как? Рангику-сан не деревенская девка, которая за нитками в лавку пришла, чуть что не понравится, может так приложить — неделю будешь радоваться, что жив остался, а остальное когда-нибудь заживёт и восстановится. Почему ж она так стонет, что там Кира делает? Шухей уставился ей между ног. Пальцы Киры мокро блестели, извивались, вонзаясь в податливую мякоть, раздвигали нежные складочки. Клитор набух и напрягся, Кира всё время его то сжимал, то тёр, кажется даже пощипывал. Рангику ничего не прятала, всё напоказ, без глупого стыда. Такое роскошное тело, с такими сладкими секретами… Шухей застонал, сжав собственные яйца пальцами. Вот сейчас всё перепортить только, если поспешить. С другой стороны, кончили по разу, сейчас должно хватить на дольше. Шухей обнял её, зашептал на ухо, прихватывая губами аккуратную мочку: — Рангику-сан, страстная, горячая… как можно не хотеть такую женщину… Нёс какой-то бред, а сам подталкивал, тянул, целовал и покусывал. Слова не выражали того, чего на самом деле хотел. Добился, уговорил, даже сам почти поверил в своё невероятное коварство. Если бы не поймал её взгляд — немного насмешливый, любопытный, согласный. Она шкодливо хлопнула в ладоши, засмеялась, разлила саке по чаркам, крепко поцеловала Шухея в щёку, сразу такой же поцелуй достался Кире. — Кампай? Короткий отдых, ровно столько, сколько нужно для того, чтобы выпить. Зато вот теперь она говорила. Шухей ужаснулся, когда понял, что её молчание было милосердной скромностью, чтобы Рангику не творила во время этого молчания. Потому что сейчас её голос был мягкой карамелью, горячей и вязкой, лишающей воли. Оставалось только вожделение. Кира сразу сдался, подчинился этой страсти. Кто ж знал, что он может вот с такой горячностью целовать женщину, сжимать её грудь, зарычать, когда она села на его бёдра верхом и приподнялась, показывая, как медленно насаживается на его твёрдый член. — Нет, смотри на меня, — смеялась она, когда Кира на миг прикрыл глаза. — Смотри на меня, смотри. Шухей чуть не поддался искушению просто посмотреть со стороны, особенно сейчас, когда Рангику явно наслаждалась и властью, и жарким ответом Киры, и его вдребезги разбитой скромностью. Какие однако отвязные черти прячутся в этом тихом омуте. Она томительно медленно приподнималась, чтобы со сладким стоном насадиться на член, и грудь мягко подпрыгивала от этого рывка вниз, золотые локоны сотрясались, как будто действительно сейчас сияющей драгоценной пылью припудрят её поблескивающее от испарины перламутровое тело. Самое сложное, это смириться с тем, что её лица он не увидит. Ну может хотя бы профиль, если повезёт. Нужно просто чтобы Рангику немножко подалась вперёд, нагнулась, и тогда можно запустить руку туда, где сейчас Кира (чёртов везунчик!) её трахает… вернее, нет, не он её трахает. Она его! Нужно просто проверить, примет ли она. Шухей протолкнул палец в её влагалище, и так заполненное чужим членом, и судорожно выдохнул. Да, господи, как тут мокро и скользко, как судорожно сжимаются мышцы, сдавливают и ласкают. Кажется, только что сам её трахал, а теперь нужно просто повторить, ещё раз, только уже чтобы кричала. Он добавил ещё один палец. Наверное, его рука мешала, Кира недовольно что-то проворчал, но Рангику заткнула ему рот. Шухею не было видно отсюда, чем именно. Да чем бы ни заткнула, Кира вряд ли недоволен — её губы прекрасны, а грудь вообще великолепна! — Шухей, — протянула она. — Ну давай же. Его не нужно было долго уговаривать! Он пристроился сзади, придержал её за бедро, чтобы пока не двигалась, и начал втискивать член в эту сладкую влажную дырку, растягивая её ещё сильнее. Да чёрт с ним, что там Кира пытается дёргаться, зато как она застыла, как напряглась! Рангику дышала с перерывами, тихо постанывала, её голос начал похрипывать от напряжения. Вот теперь она была наполнена и растянута так, что действительно хотелось кричать. У неё было время привыкнуть, пока Шухей пытался приноровиться, принять такую позу, чтобы можно было двигаться. Зато толчки двух членов одновременно просто выбивали из неё горячечный стон на грани крика. Как мужчины между собой умудрились договориться? Скорее всего, само получилось. Шухей трахал её так отчаянно, как будто задался целью если не порвать, то заездить. Едва он замирал, как Кира принимался таранить её нутро, рывками прижимая её к себе. Она не думала, что вот именно сейчас кончит, но когда трахают в два члена, сжимают в четыре руки, жадно целуют с двух сторон, сдержаться очень сложно. Рангику взвыла, содрогаясь всем телом и насаживаясь на них с такой яростью, что Шухей не удержался в тесной связке. — Устала, — постановила она, вздрагивая и безотчётно поглаживая кончиками пальцев сосок. — Ложись, — предложил Кира, уступая ей место. Рангику легла на спину, длинные волосы золотистой массой свесились на пол, голова запрокинулась. — Шухей, — задумчиво позвала она. — Дай мне выпить, а? И оттолкнула его руку с чаркой, расплескала саке. Неправильно понял, бывает. Кира уже лёг на неё, вжал в диван всем телом, отрешённо трахал, вколачивая член со всей дури, как будто взял завод, и теперь никак не мог кончить. Шухей первый раз получил возможность не просто трахнуть кого-то в рот, а вот так, в горло, когда голова запрокинута назад. Кажется, что даже видно, как гортань наполняется его членом, когда до упора вставляет. Правда, долго нельзя, Рангику начинала давиться, задыхаться, но всё равно жадными рывками за бёдра вынуждала двигаться. Когда Шухей понял, что сейчас кончит, он аккуратно придержал её за голову, чтобы не дёрнулась, до черноты перед глазами зажмурился. Рангику поняла, начала сосать, прижимая ствол языком, задержала дыхание, когда в горло начла толчками выплёскиваться пряная вязкая сперма. Шухей подстерегал первый глоток, жадно глядя на её белое горло, перечёркнутое золотой цепочкой. Этот глоток вызвал ещё одну длинную судорогу, он не выдержал, ещё раз толкнулся глубже, чтобы уже опадающий член достал как можно глубже. — Дурак, — Рангику вывернулась, засмеялась. Сперма была на губах, на щеке, на этой умопомрачительной родинке. Она облизывалась, как довольная кошка, стирала пальцами. Кончик языка обводил припухшие красные губы, скользил по пальцам. Шухей без сил сполз на пол и тяжело дышал. Налил бы и себе, и ей, да руки тряслись как у вора, что первый раз попытался стянуть кошелёк. Кира хоть и потерял голову, но в последний момент всё же умудрился вытащить член, кончил ей на живот, а потом осыпал жадными поцелуями её шею, грудь, плечи, чуть ли не руки целовал. Неловкости не было, все трое оказались бесповоротно пьяны вседозволенностью и этим негласным договором. Хочешь, чтобы было хорошо? Скажи, что тебе сделать, и сделают. Рангику щедро отдавалась, не смущаясь ни позой, ни неожиданными фантазиями, не стеснялась сказать, что ещё не кончила, а хотелось бы повторить. Кажется, они выпили ещё, а потом ещё раз. Шухей запомнил, что длинно и красочно расписывал Рангику, как бы ему хотелось трахнуть её между грудей, а она смеялась и спрашивала, что ей-то достанется с такого расклада, какое удовольствие. Он точно её уговорил, и явно без Киры не обошлось. Что он там делал за его спиной, пока Шухей толкался членом во влажную ложбинку, сжимая её грудь и пощипывая соски? Это Шухей не видел, но судя по тому, как Рангику мотала головой, стонала и вскрикивала, как несла потрясающе развратный бред и требовала выебать её во все дыры, но только после того, как кончит, Кира явно ей угодил. Облизывал потом мокрые губы и пил саке, как воду. Жемчужное ожерелье. Название само всплыло в голове. В каком-то любовном трактате так назывался вот такой секс, потому что сперма скатывается на шею, как бусы из жемчуга. Не очень похоже, но желание исполнилось. — Кира, одень меня, — потребовала Рангику, когда поняла, что отключается. Они действительно выпили слишком много. Шухей ещё подумал, что не сможет даже пальцем пошевелить… Что же, когда их разбудил яростный вопль капитана Хицугайи «Мацумото!», она была почти одета. В любом разврате важны внешние приличия.