***
Вскоре Цзинь Лин уже оказался в городе, успев переодеться из тренировочной и «официальной» одежды, смахивающую на средневековое облачение, в удобную и повседневную, чтобы не привлекать лишнее внимание. Юнь Мэн напоминал для многих доброго старика, который сидел бы на берегу и рассказывал сказки и всякие интересные историки новому поколению, просвещая его в то, что было на его веку. Он бы поведал им о кровавых и жестоких битвах, в которых участвовал, будучи великим заклинателем, и о том, как преобразили его эти бои и раны. Ведь Юнь Мэн не так давно отстроили заново почти в том же виде, что и прежде. Люди здесь были разные: пережившие ужасы разрушения пристани, только-только приехавшие в новые места и родившиеся здесь за последние несколько лет. В городе играла музыка, — где-то раздавались звуки барабанов и флейты, подпевающих друг-другу, прилавки с сувенирами то и дело звенели колокольчиками, люди радостно восклицали и перешёптывались, — всё здесь оживало и приобретало чудные оттенки фиолетового под цвет домов и местной одежды, колорит которой особенно любили выжившие люди и почитающие былое величие Пристани Лотоса. Подросток шёл, слегка понурив голову и изредка смотря по сторонам, направляясь в «современную» часть города. Так уж вышло, что в самобытном и цветущем Юнь Мэне есть цивилизованная местность, в которой, как везде, суетились люди в чёрных деловых костюмах, словно собранных на одному заводе. Чем больше город, тем крупнее проблемы. Сейчас на улицах рой людей, а ночами каждую неделю мертвецы восстают из могил, чтобы разбить несколько стеклянных дверей и отомстить обидчикам. От того, что принимать меры вовремя не всегда выходит, заклинатели стали работать отчасти скрытно, отчасти напоказ. Для зрителей существовали такие шоу умений, как облава, а для настоящих забот были горы, где офисные работники вешались толпами и молились богам. — Смотри, куда прёшь. — Вякнул кто-то Цзинь Лину, когда тот уже вошёл на одну из улиц и врезался в мужчину, спешившего в свою личную коробочку для работы. — Сам смотри, — буркнул мальчишка и двинулся дальше. Искать уединение было проще в «сельской» части Юнь Мэна, но Жулань каждый раз так наслаждался всем этим городским шумом, что растворялся в чужой суете. Перед ним бесконечным потоком мелькали машины и похожие друг на друга люди. В его голове шумели и шуршали шаги и подошвы прохожих, разрушая грустные размышления и заглушая приходящие одна за одной навязчивые мысли. Наверное, из-за этого шёпота высоток и беспечной мелодии города люди мало думали, ведь все эти звуки так сбивали, помогали забыться в необъяснимой субстанции, что волей-неволей разрушала разум, ведя его ближе к горам и тишине, убивая на месте отдыха. Но для того, кто всю жизнь ютился в спокойных башнях и у тихих вод, суматоха улиц казалась забавной и манящей, как что-то неизвестное. Порой мимо него проходили интересно одетые люди. На ком-то можно было увидеть символику ордена Юнь Мэн Цзян, как что-то, в принципе, обыденное, а где-то мелькали символы других кланов. В какой-то момент Цзинь Лина привлёк детский тихий плач, раздавшийся где-то за спиной подростка. Он обернулся, посмотрев в сторону небольшого лесочка за серым забором, больше похожим на очень высокий бордюр вровень с цветущей землёй. Пускай он был не из тех, кто так отчаянно помогают каждому встречному, на звук пошёл. Ветви то и дело врезались в лицо, даже несмотря на то, что Цзинь Лин не был особо высок. Интересно, как высокие люди вообще выживают? Выйдя на поляну, он увидел мальчишку, пытающегося достать своего воздушного змея с дерева. Рядом с ним стояли дети, держа в руках собранный вручную лук и забавные стрелы. Раньше, когда Цзинь Лина дядя ещё учил стрелять, ему так нравились занятия с ним, что ребёнок прибегал к нему с огромной улыбкой на лице и с луком и стрелами в маленьких ручках. Он любил дядю за то, что тот тратил на него кучу времени, обучая верной стойке и даже иногда перебарщивая с числом стрел или сетей на охоте. Цзинь Жулань не всегда замечал, с каким лицом Цзян Чэн вручает ему новенького воздушного змея каждый раз, но всё же было видно по взрослому, что эту детскую игрушку он сделал сам, всю ночь не смыкая глаз. Родители часто делали для своих детей воздушных змеев, потому Жулань мог понять слёзы мальчика хотя бы наполовину. Наверное, когда игрушку для тебя делают родители, она становится дороже в тысячу раз! Но, если честно, на то, что в его жизни огромное место занимал дядя, он не жаловался. — И что мы будем теперь делать?! — воскликнул какой-то ребенок, смотря на плачущего водящего, который упустил из своих рук их «жертву» — теперь не поиграть! — Я-я достану! — вскрикнул мальчик, пытаясь стрясти игрушку с дерева, но крона даже не думала качаться. На его глаза всё сильнее набегали слезы, льющиеся потоком по белоснежным щекам, слегка запачканным дорожной пылью. И вдруг на голову ребёнка упал воздушный змей в форме солнца. Его глаза тут же высохли сами собой, и он посмотрел на ветвь, где раньше лежал улетевший наглец. Цзинь Лин, всё ещё стоявший в кустах и наблюдавший со стороны, очень удивился, потому что даже не заметил, как кто-то забрался на дерево. Казалось, этот человек просто взлетел туда на крыльях ветра. Среди кроны показывались чьи-то белые одеяния адептов Ордена Гу Су Лань. Конечно, Жулань ничего не заметил, ведь их ледяное спокойствие и умение действовать в тишине под лёгкий звон гуциня поражает. — Спасибо Вам! — с улыбкой воскликнул мальчишка, лучезарно улыбаясь. В ответ ему была тишина и, вероятно, человек, что помог ребёнку, улыбнулся. Но умеют ли Лани вообще улыбаться? Цзинь Лин крайне сомневался. На его памяти в каждой из стычек с этими ребятами они были настолько серьёзны и сосредоточены, как и все, но по ним было видно, что чувства то ли проходили мимо них, то ли затрагивали совсем малость. — Вы такой добрый! — продолжил мальчик. — Не стоит, — послышался чей-то спокойный и размерный голос, сливающийся с мелодией кроны. Вскоре адепт спустился с дерева, переговорив с детьми о чём-то шёпотом. За это время «сталкер» подошёл ближе к ним, почти высунувшись из гущи деревьев и кустов, которые кое-как скрывали его от взглядов детей. Цзинь Лин сам не понимал, что именно привлекает его в этой решённой другим сцене, но холод адепта казался ему почему-то таким желанным и спокойным, что сердце замирало, а вечные сомнения и пересуды с самим собой в душе отходили на второй план. Когда адепт скрылся из поля зрения, подглядывающий с облегчением выдохнул, разворачиваясь в сторону шумного городка, пока не наткнулся на чью-то грудь. Это был тот самый Лань. — Что ты здесь забыл?! — возмутился Цзинь Лин, отпрыгивая от парня. — Ты подсматривал? — переспросил Лань. В его голосе отчего-то не читалось какого-то холода, от него не веяло привычным инеем, а слегка отдавало палящим солнцем. — Н-нет! — воскликнул Цзинь Лин, оправдываясь, — нельзя так подходить к людям! Между прочим я просто проходил мимо и сам бы помог этим детям, а ты!.. Адепт смотрел на него с долей удивления, но на его слова всего лишь сказал, соизмерив все варианты: — Тогда ничего страшного. После его слов Цзинь Лин обошел парня, говоря: — Тогда я пойду. — Ему так и хотелось начать говорить без остановок, болтать о том, об этом, а потом оправдываться, словно перед дядей. Удивило мальчишку то, что адепт из Гусу только смотрел вслед, не говоря ничего. Может, у этого юного нефрита что-то и вертелось на языке, но смелость не хватало на то, чтобы высказаться перед представителем ордена Лань Лин Цзинь. Цзинь Лин отправился в сторону Пристани Лотоса, намереваясь вернуться до темноты. Пока он рассекал залитые фонарями и светом из стеклянных многоэтажек улицы, то нередко слышал своё имя из чьих-то уст. В стране о нём ходили сплетни. Где-то Цзинь Лин виднелся героем, а где-то — всего лишь нахальным малолеткой, что сидит под тёплыми крылышками своих властных покровителей — Цзинь Гуанъяо и Цзян Чэна. Слова во многом ранили подростка, но скоро все сплетни прекратятся, осталось только доказать всем, что такой, как он, может достичь успеха и без любящих родителей за спиной. Только оставшиеся от них смутные образы кое-как удерживали подростка от того, чтобы сказать то, чего ему не хотелось принимать.«Неужели у Вэй У Сяня нет ни стыда, ни совести? Или я всё-таки не нужнее своим родителям, чем этот пёс?»
Когда начало темнеть, он был уже в Пристани Лотоса. Людей на улицах стало гораздо меньше, а редкие попаданцы не замечали парня, пускай его жёлтый свитер с Сиянием среди снегов святился под мягким блеском ночников и ламп в окнах домов, которые гасли один за одним. По рядам пахнущих стариной улиц тянулись фонари, в которых ютились дрожащие на ветру огоньки, обрамляющие великолепное и отчасти заносчивое лицо, в глазах которого карими вспышками поселилась душа мальчика, которому порой так сильно не хватало капли родительского тепла. — Ненавижу! — крикнул он, смотря на лотосы, качающиеся на волнах. — Почему тебе так надо было убивать их? — со слезами на глазах и сжирающим гневом внутри кричал ребёнок. Всю дорогу он понимал, что остался один, без родителей и поддержки, совсем рано. И виной тому был горемычный Вэй Ин, на руках которого лежала кровь родителей Цзинь Лина. — Как вы могли позволить убить себя! — воскликнул он, чувствую, как от сердца по всему нутру проходит ужасающая боль, осядающая в ногах тяжестью свинца. — Тебе так мало было моих дедушки с бабушкой? Зачем ты убил всю мою семью? — он кричал в пустоту, на дно озеро, в гущу лотосов. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь услышал его. Он хотел получить в ответ родительский голос или хоть какой-то знак. — Скажите честно, — обратился он к матери и отцу, смотря в облачное небо, — я точно был вам нужен? Вы меня когда-нибудь любили? В ответ лишь тишина. Даже ветер замолк, перестав ворошить завязанный красной ленточкой хвост. От минутного молчания веяло холодом, но всё-таки казалось, что его голос достиг высоких небес или душ его родителей. Ещё пару минут Цзинь Жулань посмотрел на темную под ночным небом воду, пока не увидел, как внутри озера один за одним зажигаются огоньки, отражаясь от тех, что горели на берегу. Их отражение собиралось в улыбку, словно огонь внутри светил приветствовал его. Лотосы зашумели, а волны начали размывать чёткие очертания Цзинь Лина. В этих пятнах, оставшихся от его тела, он увидел двух человек — женщину в фиолетовых одеждах и мужчину с красной точкой на лбу и тем же, что и у сына, оружием на поясе.Всё-таки видите, да?