Любимый во Франксе - Финал

Вечером следующего дня Муза уже добралась до захудалого городишки на окраине Мелодии, где наняла извозчика, как и сказал отец. В место, куда она так стремилась, можно было попасть только на рикше — такой двухколёсной повозке, которую нужно тянуть за оглобли, чтобы она ехала. Извозчик взял аж три медные монеты — последнее, что осталось у Музы из денег. Забираться в рикшу было неудобно, а ехать — ещё хуже. Колёса качались и подпрыгивали на неровной пыльной дороге, Муза держалась за края повозки, стараясь держать равновесие. Создавалось впечатление, что в любой момент рикша перевернётся. Вскоре просёлочная дорога сменилась вымощенной камнем, ехать стало просто невыносимо. Обычные дома перемежались со старомодными конторами с крутыми черепичными крышами. Запахло рыбой и дымом. Они ехали так четверть часа, пока извозчик не завернул в самую оживлённую улицу, какую Муза когда-либо видела. Даже в Магиксе никогда не было такого скопления людей и шума. Воздух звенел от переполнявших его звуков. Стучали колёса рикш, позвякивали звонки велосипедов, цокали копыта лошадей, шкварчало масло в открытых кухнях, сотни ног барабанили по влажному камню, выбивая из луж брызги мутной воды. Стоял страшный шум, сквозь который пробивались голоса людей, к которым Муза больше всего питала интерес. Редко где в толпе можно было выискать человека, чаще всего — мужчину, одетого в деловой костюм. Все вокруг предпочитали носить повседневные кимоно. Муза воспитывалась в прогрессивно мыслящем обществе и была удивлена такому трепетному отношению к традициям. Лавки и конторы остались позади, стало намного меньше людей. Рикша петляла по улочкам настолько узким, что прохожим приходилось прижиматься к стенам зданий, чтобы дать ей проехать. Муза уже привыкла к тряске и жёсткости повозки. На аспидно-чёрном небе появились звёзды, а извозчик всё не останавливался и не останавливался. Всё чаще Муза улавливала женское пение, доносящееся из редких приоткрытых окошек без стёкол, вместо них на деревянные рамки была натянута какая-то жёлтая бумага, и иногда можно было увидеть многоголовые тени или женский силуэт с высокой причёской, размахивающий веером. Наконец рикша притормозила возле дома, ничем не отличающегося от остальных — все они были расположены пугающе близко друг к другу, словно сбились в одну кучу, и казалось, что это не дома вовсе, а один сплошной высокий забор-стена с встречающимися кое-где воротами, больше похожими на простые деревянные решётки. — Мы приехали? — хрипло спросила Муза, обеспокоенно вглядываясь в мерцающий за воротами свет. Обнимая себя за плечи, она соскочила с сидения на влажную брусчатку. Извозчик, до этого опустивший оглобли, подхватил их снова и убежал прочь, скрывшись за поворотом. В своём рюкзаке Муза отыскала трикотажную куртку и поспешно надела поверх красного топа. Было холодно и страшно. Она сиротливо стояла под воротами окейи госпожи Наоко и боялась сделать шаг. Отступать уже поздно, а доводить дело до конца боязно, слишком уж всё вокруг было чужеродным и странным. Но, решив, что она сюда пришла не столбом стоять, а наниматься, Муза потянула руку вверх и дёрнула за колокольчик, висевший возле ворот. В маленьком высоком окошке за оградой мелькнуло лицо. Муза шмыгнула носом, с мрачным видом надеясь на лучшее. Послышались торопливые шаги, и пучок света в прихожей вырвал из тьмы сутулую женщину в простом сером кимоно. Деревянные ворота раздвинулись лишь наполовину, одна створка ушла влево. Незнакомка смерила Музу цепким взглядом. — Что вам нужно? — подозрительно спросила она. — Это окейя Наоко-сан? Мне сказали, что вам требуется одна девушка в общину, — словно этого было мало, Муза зачем-то протянула ей визитную карточку. Чёрные с проседью брови женщины взлетели вверх, она скептически перевела взгляд с карточки на Музу и велела ей войти. Муза шагнула в дом. Створки ворот захлопнулись. Очень сильно пахло сырой землёй. Деревянный пол устилал тонкий пыльный ковёр. У одной из стен тянулись аккуратные ряды обуви — красивые гэтаⁱ и более скромные тряпичные туфли. — Проходи, — махнула рукой женщина, тяжело опираясь на клюку. — Только тихо. Стараясь не задеть головой свисающий с потолка круглый светильник, Муза шагнула на высокую ступень, подле которой небрежно были свалены в кучу туфли на деревянной платформе. Когда она очутилась в узком и тёмном коридоре, полном широких раздвижных дверей, женщина схватила её за руку и небрежно повернула лицом к себе. Муза опешила от такого грубого обращения: — Что вы… — Тихо ты! Помалкивай, — обронила женщина, оглядывая её со всех сторон и трогая то за плечо, то за бедро. Наконец она больно обхватила пальцами её подбородок и сказала: — Ты красивая. И понравишься госпоже. Но этого недостаточно. Держи язык за зубами, поклонись ей, говори только тогда, когда она спросит. Чем короче — тем лучше. Не вздумай врать! Поняла меня? — В-вы… вы не госпожа Наоко? Женщина насмешливо фыркнула и заправила за ухо выбившийся из причёски пепельный локон. — Красивая, да глупая. Она толкнула её к одной из дверей, встала на колени и постучала костяшками по деревянной раме. — Наоко-сан! — позвала она громким шёпотом. Послышалась торопливая возня и звуки, словно большую кипу бумаг перекладывают с места на место. Муза сделала глубокий вдох и спокойно выдохнула. Бояться нечего. Эти женщины, самые обыкновенные женщины с двумя руками и ногами, а вовсе никакие не чудовища, помогут ей заработать денег. Теперь главное сделать всё так, как требуют, чтобы уж точно приняли. А дальше дело техники. Пара месяцев — и с долгами отца покончено. У неё всё получится. — Стой, — спохватилась женщина. — Рюкзак оставь здесь. Её впихнули в комнату, больше напоминающую рабочий кабинет. Только кровать в углу напоминала о том, что это, в общем-то, спальня. За письменным столом восседала женщина немногим младше той, которая впустила Музу в окейю. Именно восседала, а не сидела. Её царственная поза — идеально прямая спина и чуть вздёрнутый подбородок — выдавала в ней главную здесь. Она пристально посмотрела на Музу и достала из складок чёрно-золотого кимоно коробок спичек. Вспомнив о наставлениях за дверью, Муза села на колени. Тычок клюкой в поясницу красноречиво намекал, что нужно уронить голову и навалиться всем телом на руки, как она и сделала. Госпожа хмыкнула. — Хо-Боэ неплохо зарекомендовал тебя, — её голос напоминал звон металла. — Встань немедленно, не могу смотреть на твой поклон. Муза не успевала реагировать на то, что говорила госпожа, поэтому поднялась на ноги с большим опозданием. — Ты такая скромная или просто бестолковая? — спросила госпожа, стуча мундштуком по своим желтоватым зубам. — Впрочем, неважно. Она встала и вышла из-за стола. Холодные влажные руки вертели Музу, словно их обладательница приняла её за игрушечный волчок. Госпожа давила ей на скулы, чтобы обнажить зубы, Муза жмурилась и старалась не выдавать своё беспокойство. Потом её похлопали по голеням ног, облачённых в потёртую джинсу. Двумя пальцами — большим и указательным — госпожа измерила обхват её запястья. За всё это время она не проронила ни слова, а только неоднозначно хмыкала про себя. — Сколько тебе лет? — спросила она наконец. — Шестнадцать с половиной. — Хмгхм, — ответила ей госпожа, пуская дымные кольца и глядя куда-то вдаль. — Старовата уже… Нужно было приходить раньше. — Старовата? — возмутилась Муза. — Я только недавно окончила первый курс, я… — Ц-ц-ц-ц-ц, — госпожа криво улыбалась, щурясь и двигая мундштуком вверх-вниз. — Очень говорливая фея. И волосы коротковаты. Как ты думаешь, сможешь ли ты носить такую причёску с такими волосами? — она показала на свои волосы, уложенные в нечто напоминающее тыкву с вколотыми туда заколками. «Если это увидит Стелла — её хватит удар», — пронеслась мысль и тут же исчезла, когда госпожа вновь заговорила, стряхивая пепел. — Итак, что мы имеем, — она вновь села за стол. — Твой отец описал мне талантливую, хорошенькую, смышленую девчонку, а пришла ко мне старая, глупая, говорливая фея без волос, — из её полной груди вырвался хриплый смех. Госпожа Наоко, подобно ленивой толстой змее, явно провоцировала свою жертву и проверяла её на стойкость. Муза не шелохнулась. Она смирно стояла с опущенной головой и проглатывала то, что ей говорили. — Что предлагаешь мне делать? — Я могу отрастить волосы в Магиксе и вернуться, если вы позволите, — пробормотала Муза. За спиной раздался тихий смех, сутулая женщина с клюкой не сдержалась. Госпожа вскоре присоединилась к ней. Муза чувствовала себя невыносимо глупо. Хотелось провалиться сквозь землю. Но, по крайней мере, смех — это не гневные крики. Значит, пока есть шанс. — Ты находчивая фея. И весьма наглая, — сказала госпожа. — Если гейши будут пользоваться магией, чтобы стать красивее, то какой тогда в них смысл? Нескончаемо долгий миг в комнате царило молчание, а потом госпожа махнула рукой и проговорила жёстким, непреклонным тоном: — Посмотрим, на что ты способна. Выгнать тебя я всегда успе-е-ю. Волосы отрастим сывороткой, без этого никуда, — она откашлялась и сплюнула мокроту в шёлковый платок. — Пока будешь обучаться дома и в школе. Ты здесь не гостья, — добавила она грубо. — Так что выполняй всю работу, о которой тебя попросят. Особенно если распорядилась Мичи, — костлявый палец указал на сутулую женщину у дверей. — Она здесь главная служанка, понимаешь, нет? — Я… я теперь тоже служанка? Госпожа хрюкнула и стала бить по кнопкам калькулятора, потом сверилась с какой-то бумажкой и насмешливо глянула на Музу исподлобья. — Как думаешь, сможешь ты как служанка отработать за свою жизнь двадцать тысяч золотых? От названной суммы у Музы перехватило дыхание. — Нет, не сможешь, — ответила на собственный вопрос госпожа. — А теперь ступай. Служанка оттащила Музу назад в коридор за рукав куртки, непрестанно кланяясь, пока закрывала дверь. Двадцать тысяч?! Такие деньги даже Стелла вряд ли в руках держала когда-нибудь! Немыслимо! Влезть в долги — это одно, а в неподъёмно большие — совсем другое! О чём он думал, когда брал новые! Голова шла кругом. Бесценные платья мамы, мебель и коллекция ваз, должно быть, покрыли меньше четверти от изначальной суммы… И теперь он наверняка захочет продать дом, но и этих денег едва ли хватит. Значит, расплачиваться по большому счёту придётся ей одной. — Мичи, если я не буду служанкой, то почему я должна работать по дому? — спросила Муза, пытаясь ступать по коридору как можно тише. Выходило плохо — кроссовки с толстой подошвой не могли похвастаться бесшумностью. — А почему не должна? — ухмыльнулась служанка и ударила клюкой ей по большому пальцу ноги. — Разуйся, тебе же потом эти полы и мыть. — Учиться и убираться одновременно? — выплюнула Муза с толикой высокомерия, скрестив руки и вздёрнув нос. — У нас в Алфее уборка была видом наказания, а не каждодневной практикой. — Ты будешь жить, спать и есть в окейе. Можешь заболеть. Это что тебе, отель? Госпожа не станет содержать тебя из своего кармана. За каждую миску риса ты заплатишь своим трудом. Только так ты сможешь обучаться. — А когда обучусь — разве она отдаст мне все деньги? — скривилась Муза, развязывая шнурки и стаскивая с отёкших ступней кроссовки. — Все? — Мичи хохотнула и бросила её обувь к рюкзаку. — Не-е-ет, конечно. Она ведь должна поиметь выгоду с тебя. Ты должна заработать больше, чем тебе нужно, чтобы расплатиться с госпожой. — Вы вряд ли бедствуете, судя по кимоно, — проворчала Муза, останавливаясь возле последней двери. — Не позорно ли обдирать старую лысую фею? — Действительно. Голос, раздавшийся вдруг у правого уха Музы, был самым прелестным из всех, что она когда-либо слышала. Звучанием он походил на журчание воды, перетекающей через гладкие камни. Прекрасно было и то, с какой интонацией произнесли переливчатое, обволакивающее «действительно» — с чувственным придыханием, будто ветер шумел в ветвях сакуры. Чуть повернув голову, Муза нос к носу столкнулась с настолько красивой девушкой, что все мысли, заботящие её до этого момента, мигом улетучились. Она смотрела на неё сверху вниз — комнаты находились на возвышении — и улыбалась бордово-красными губами, на щеках играли прелестные ямочки. Блестящие чёрные волосы были собраны в высокую элегантную причёску, менее комичную и широкую, какую она видела у госпожи. Лицо было белое-белое, как свежевыпавший снег, и черты его, начиная с царственных скул и заканчивая аристократической горбинкой на носу, казались настолько совершенными, что Муза не могла заставить себя отвести взгляд. — Акайн, ты снова опаздываешь. Красавица изящно сошла с высокого порога и прошла мимо Музы мелкими шажками. Шлейф жасминовых духов тянулся следом. Серебряные нити в хвостах вышитых на её кимоно павлинов поблёскивали даже в полумраке коридора. — Ах, это наша новая служанка? — обратилась она к Мичи. — Госпожа Наоко правда считает, что она может стать гейшей, не так ли? Служанка кивнула, избегая томного взгляда Акайн. — Что ж, тогда у неё ничего не получится с таким длинным языком, — она сказала это так участливо, но при этом небрежно, словно размышляла вслух, но Муза почувствовала укол обиды. И тем не менее, её взор приковывало всё в Акайн. Она смотрела на прекрасную узкую спину и расшитый серебром обиⁱ до тех пор, пока гейша не скрылась в прихожей. Очнулась Муза только тогда, когда Мичи подтолкнула её к неприметной двери в нише коридора. Они вышли на маленькую террасу, покрытую сухой листвой. Шагать по шершавому мокрому камню дорожек в одних носках было неприятно, но Муза молчала. Садик располагался в центре дома, идти по нему было жутко из-за капающей в почерневшем фонтане воды и окутанных ночной мглой кустарников, но садик был такой маленький, что вскоре Мичи привела её в другую часть окейи. Она открыла какую-то дверь, за которой царила темнота, и толкнула туда Музу. — А мой рюкзак?.. Ответа не последовало, послышался звук задвинувшейся щеколды. Только не паниковать… Только. Без. Паники. Муза резко развернулась, вцепившись в волосы. События последнего часа не укладывались в голове, смешиваясь в неразборчивую кашу и тем самым не давая здраво оценить обстановку. Она больно ущипнула себя за тыльную сторону ладони в попытке отрезвить мысли. Ноги не держали, и Муза сползла вниз по двери. Прошло нескончаемо много времени, пока она не расслышала сонное сопение в тёмной комнате. У неё уже имелся опыт видения очертаний предметов при полном отсутствии света, но сконцентрироваться сейчас было не так-то просто. Двигаясь осторожно, выставив руки вперёд в попытке избежать столкновения с чем-либо, Муза наткнулась (точнее даже — споткнулась) на спящих, отвернувшись к стенке, женщин, если судить по тому, как характерно топорщились одеяла в районе груди. Не придумав ничего лучше, Муза на четвереньках проползла к лежанке, которая была не занята, стянула испачканные носки и свернулась калачиком, прижав к себе дрожащие руки. Сон всё не приходил, и Муза сняла куртку, свернула её валиком и подложила под голову, как подушку. Обнажённые плечи и живот покрылись мурашками от холода, но она старалась не обращать на это внимания и после сто пятого барашка, перепрыгнувшего через забор, уснула.