Последняя глупость

После возвращения домой отдохнуть я так и не смогла. И это несмотря на то, что у меня были законные каникулы! Каждое божье утро на телефон сыпался шквал сообщений, в каждом из которых было написано: «Много спать вредно, иди работай». Марк Александрович по мне очень скучал, по-другому истолковать его каждодневное вторжение в мою жизнь я не могла. Следом за сообщением прилетал текстовый документ, в котором либо была новая информация, которую мне нужно обработать и вставить в текст, либо раскритикованная в пух и прах исследовательская работа. Почти всё было выделено красным цветом, а на полях маячили его пометки, в которых он писал, что я делаю не так. А «не так» я делала всё. Сама поездка вызвала у меня массу впечатлений, даже не смотря на то, что первый день я пластом пролежала в гостинице, потому что безумно болел живот. После возвращения домой я насела на уши с пересказом рассказов экскурсоводов абсолютно всем: маме, папе, Ренате и Ленке. И если Лена слушала с интересом, то родня уже успела пожалеть, что отправила меня на экскурсию. Каникулы стремительно подходили к концу. Решение пробников вошло у меня в привычку и не вызывало отторжение, как это делал проект по математике. Когда мне казалось, что я сделала всё идеально, вычитала текст, и теперь научная работа действительно выглядела по-научному, он снова присылал документ, в котором красного не убавлялось. Я психовала, рассказывала Ренате, какой математик занудный и раздражающий, жаловалась на усталость, предлагала подкупить Владимира, слышала твёрдый отказ, успокаивалась и снова шла за компьютер. Когда вместо документа мне пришло сообщение, которое гласило: «Молодец, больше придраться не к чему», — я чуть ли не завизжала от радости. Но счастье длилось не долго — всего две минуты. Я наивно полагала, что смогу отдохнуть за те оставшиеся дни каникул, однако пришло следующее сообщение: «Теперь готовь речь». Тем же вечером я прислала ему документ с названием «Чёртова речь», в ответ мне пришло: «Чёртова речь 01. Переделать». Вскоре началась школа. Сдачу проектов нам назначили на начало февраля, поэтому на написание речи у меня оставалось три недели, которых с лихвой должно было хватить. Вот только сразу перед математикой сроки мне сузили до недели, потому что текст нужно будет выучить и отрепетировать, а я, как самая бестолковая и безответственная, с этим за короткий срок не справлюсь. С написанием речи, к удивлению, проблем было намного больше, чем с самой исследовательской работой — я никак не могла понять, как её писать. Мне несколько человек, включая самого Марка Александровича, чуть ли не на пальцах объясняли, как должен быть построен план выступления, а я никак не могла понять. Когда одноклассники пожертвовали своими листочками с речами, чтобы показать, что примерно должно получиться, я более менее вникла. Я речь писала старательно, но каждый день, когда приносила листы Марку Александровичу, он расчёркивал их красной пастой так, что и места чистого на них не оставалось. Он указывал на ошибки, проговаривал, советовал, как исправить, я слушала, соглашалась и на следующий день снова уходила из его кабинета с испорченным настроением. — Видимо, так работать не получится. Завтра после уроков зайдёшь ко мне, будем работать вместе, — наконец сжалился надо мной математик, а я чуть ли не на шею к нему не бросилась, неужели конец моим мучениям? — и не вздумай уйти! — Я и не собиралась, — ответила, пытаясь сдержать улыбку, и поскакала на урок. На следующий день я честно собиралась пойти к Марку Александровичу, даже скинула на флешку документ с речью, как он просил. Вот только планам моим помешала физкультура, которая не пойми откуда взялась в расписании. И ведь не отвертишься, староста лично скинул фотографию в беседу класса, и теперь виновата только я — не увидела. Позже оказалось, что Лена такая же невнимательная, как и я. Поэтому, когда закончился пятый урок, а все пошли переодеваться на физкультуру, она схватила меня за руку и потащила в раздевалку. — Пошли по домам, а? Если скажем, что форму забыли, физручка нам двойки поставит, — начала упрашивать она меня, пихая мою куртку мне в руки, — за второе полугодие и так чуть тройка не вышла, она сказала, что теперь жалеть меня не буде-е-ет. Энки лучше, чем двойки. Пошли? — я думала мгновение, начать полугодие вот так мне не хотелось, поэтому, кивнув, я начала одеваться. Мы успешно миновали вахту, но когда вышли на улицу, я вспомнила, что обещала зайти к математику. — Бли-и-ин, — я остановилась, так и не отойдя от двери, — мне же нужно к математику зайти! — Пошли, скажешь потом, что плохо стало. — Ну, блин, он ведь такая язва! Если уйду, он меня уничтожит. Ленка вздохнула, всплеснула руками, а потом резко изменилась в лице и приложила ладонь ко рту. — Ты чего? — я, проследив за её взглядом, обернулась, чтобы увидеть… да, Марка Александровича, который не спеша поднимался по лестнице, направляясь в школу. И судя по его улыбке, мои слова он слышал. — Ты всё ниже опускаешься в моих глазах, — улыбнулся математик, наблюдая за моей реакцией. — Я вас не заметила. — Воспитанные люди обычно извиняются в таких ситуациях. — Ну, извините… — пожала я плечами, а потом решила: если позориться, то до конца, — Марк Александрович… — Иди уже, иди. Но завтра я тебя жду, — математик, обогнув меня, зашёл в школу, а я, сгорая от стыда, поплелась за Ленкой, которая хохоча, сбегала по ступеням. На следующее утро разбудила меня Рената и, поздравив с днём рождения, начала дёргать за уши. После последнего восемнадцатого раза они начали гореть и грозились отвалиться, но сестру это явно не смущало. Родители повели себя сдержаннее. Когда я, потирая уши, вышла из своей комнаты, мама, улыбаясь, поздравила меня, поцеловала и отпустила, чтобы я начала сборы в школу. Папа, будучи на дежурстве, к завтраку не явился, но всё равно не забыл позвонить, чтобы сообщить, что вечером мы всей семьёй отпразднуем. Настроение у меня было прекраснейшее, пока я не пришла в школу. Учителям моя улыбка не понравилась, поэтому я обзавелась двоечкой и троечкой и, вспылив, зареклась больше не ходить на историю. Классный руководитель про мой день рождения совершенно забыл, а одноклассница, которая обычно покупала открытки и поздравляла учеников, вообще забыла о моём существовании. После уроков я, попрощавшись с Леной, отправилась к математику. Виновато улыбаясь, подошла к кабинету и заглянула в него. Он, подперев щёку кулаком, проверял тетради, поэтому меня и не заметил. Постучавшись, я заскочила в кабинет и, поздоровавшись, подошла ближе. — Краснова Маргарита к совместной работе готова, — отчеканила, становясь перед учительским столом. — Я сейчас ухожу, поэтому… — он зачеркнул неправильный ответ красной пастой и, указав на ошибку, продолжил: — мы с тобой встретимся завтра. А пока что… — математик, открыв выдвижной ящик, что-то достал, а через мгновение на стол опустилась шоколадка. Марк Александрович снова повернулся к тетрадям, — можешь идти. — Отравлена? — Куда ж без этого, — он улыбнулся в ответ и махнул мне рукой, выгоняя. — Спасибо, — искренне поблагодарила я его, стаскивая шоколадку со стола, — до свидания!

***

Как это было в девятом классе я не помню. Помню только, что у меня была температура, а Рената ждала меня у дверей кабинета, чтобы тут же отвезти домой. Мне говорили, что я могу пойти в резервный срок, а я отпиралась, утверждая, что не буду защищаться в сроки пересдачи, как двоечница. Я мысленно убеждала себя в том, что ничего страшного не произойдёт, но учителя упорно подливали масло в огонь, говоря о том, что если мы провалимся, то допуска к итоговой аттестации не будет. За несколько дней до сдачи уроков у нас не было. То есть были, но на них мы откровенно маялись дурью, а учителя подзывали к себе своих «подопечных» и просили представить проект классу, чтобы, так сказать, не было страха выступать перед публикой. Даже математика проходила так же, а я надеялась, что он этим заниматься не будет. Выступать перед классом я не хотела, поэтому, когда он поговорил с Владом и позвал меня, я помотала головой и осталась сидеть на месте, а Марк Александрович, не став меня уговаривать, позвал следующего человека. В итоге, за урок он успел послушать троих, а меня попросил зайти после уроков. — Что опять? — спросил он, когда я с видом каторжника зашла в кабинет, бросила рюкзак на первую парту и сама на неё уселась. — Не знаю, — созналась я, — я боюсь. А если я не сдам? А если меня завалят? Меня жутко не любит историчка! А если она будет в комиссии сидеть и… — Вас снова запугали? — не дослушав мои жалобы, спросил Марк Александрович, а я, жалобно на него посмотрев, активно закивала, — мне Влад уже поведал, как вас настраивают учителя. Так вот, в этом нет ничего страшного. — А зачем они тогда так? — Чтобы двоечники относились к этой работе серьёзнее. — Вот только им как было плевать, так ничего и не изменилось, а остальные страдают, — он подтвердил мои слова кивком и, достав листочки из папки, спросил: — Какой у тебя урок? — вздохнув, нехотя созналась: — Химия. — Угу, значит, сейчас ты остаёшься здесь и репетируешь речь, потом прочитаешь вот это, — он положил листочки на стол, — я составил примерный список вопросов, которые могут задать эксперты. Точнее, кроме этих вопросов они ничего спросить и не смогут. Тема сложная, не знающий математику человек вряд ли разберётся, — с его последним высказыванием я была полностью согласна. — А вы что будете делать? — Тетради проверять. У меня окно. — А как же химия? — я спрыгнула с парты, чтобы забрать листы с вопросами. — Я тебя отпрошу, думаю, Наталья Валерьевна не будет против. Я, кивнув, снова села на парту и начала читать, а сам математик вышел из кабинета. Вернулся довольно быстро и, оповестив меня, что разрешение на пропуск химии получено, сел за стол и продолжил заниматься своими делами. Спустя двадцать минут, он встал, забрал у меня листы и выгнал на середину кабинета, заявив: — Представь, что я экспертная комиссия, и начинай выступать, — математик чуть присев на парту смотрел на меня и не был похож на стаю недовольных учительниц. Я чуть замялась, но начала воспроизводить заученный текст. После моего выступления, которое, по его словам, потянет на четвёрочку, мне начали задавать вопросы, на половину которых я ответить не смогла. — Я этого не читала, — возмутилась, подходя к нему и заглядывая в листок, который он положил рядом с собой, — здесь вообще нет такого. — Импровизируй. Говори, что думаешь, чётко, но быстро. Если будешь говорить уверенно, а не мямлить, как только что передо мной, то ответ зачтут. — А если меня попросят повторить? — Не попросят. В той комиссии, которая будет принимать зачёт у тебя, сидят учителя гуманитарных наук, которые с математикой ничего общего не имеют, так что вряд ли. Кивнув, я снова вышла на середину кабинета, чтобы начать выступление заново. День сдачи проектов наступил слишком быстро. Раньше я была уверена, что завуч правильно сделала, что поставила уроки перед сдачей. Сейчас же, сидя на химии и в сотый раз перечитывая речь, я поняла, что была не права. Лучше уж сразу прийти, сдать и уйти, а не изводить себя, мыслями о провале. Сразу после четвёртого урока, нас, разделённых по группам, попросили пройти в кабинеты, где уже сидела экспертная комиссия, которая, судя по лицам, была в хорошем настроении. Наталья Валерьевна улыбнулась нам и попросила определиться с порядком выступления. Я, вытирая потные ладошки об джинсы, пошла первая — казалось, ещё немного ожидания, и я точно сойду с ума. В конечном итоге я убедилась в том, что Марк Александрович был прав. Учителя действительно не пытались меня завалить, вопросы задавали лёгкие, именно те, на которые математик дал мне ответы, поэтому, быстро выступив, я вышла в коридор, где меня поджидали одноклассники. После того как все выступили, нам предоставили выбор: либо мы идём домой, а результаты нам объявит потом, либо мы ждём, пока комиссия выставит оценки. Все, естественно, решили подождать, поэтому следующие двадцать минут прошли в полной тишине. Даже наши неугомонные парни затихли. — Владислав Смирнов — четыре, Краснова Маргарита — пять… — начала объявлять оценки Наталья Валерьевна, когда мы зашли в кабинет и расселись за парты. Когда я услышала свою оценку, у меня мозг отключился, а губы растянулись в широкой улыбке, поэтому все оставшееся время, пока учительница говорила, за что снизили баллы одноклассникам, я сидела безумно счастливая. После того как нас отпустили, я решила зайти в кабинет к Марку Александровичу, всё-таки он говорил, что я бестолочь, и больше чем на четыре проект не сдам. Стучаться я не стала. Увидела, что он сидит, сгорбившись над столом, поэтому, эффектно заскочив в кабинет, начала хвастаться: — А вы в меня не верили, говорили, что я бестолочь, а я не бестолочь, мне пять поставили. — Умница, — улыбнулся учитель, выпрямляясь, — теперь экзамены так же сдай. — Я-то сдам, даже не сомневайтесь! — заверила я и, снова подумав об оценке, подпрыгнула на месте, не в силах сдержать эмоции. — Не сомневаюсь! — тише добавил он, — а теперь иди домой, не стой над душой. Я выскочила из кабинета, доставая телефон из кармана, чтобы позвонить родителям, а математик, кажется, ещё шире улыбнувшись мне в след, снова принялся за проверку тетрадей.