Грязные руки.

В конце концов, Питер просто человек. Ну, не в буквальном смысле, учитывая, что он оборотень, воскресавший несколько раз. Тем не менее, Питер обычный человек в том, что касается его потребностей. К таковым относятся жажда власти и контроля, требование уважения, но есть и другие, более простые желания. Голод, например. Или удовольствие. В этом смысле, кстати, Питер хорошо осведомлен о своей внешности, обаянии, и прекрасно знает, что может очаровать любую несчастную душу когда угодно и в любом месте. Но иногда потребность в удовольствии настигает нас внезапно и делает все в равной степени возбуждающим и аморальным. Питер знает, насколько грязны, неправильны и порочны его мысли, но ничего не может с ними поделать. В действительности, ему все это нравится. Это даже еще сильнее возбуждает, поскольку он понимает, что не должен этого делать. Но он не может остановиться, потому что добыча, которую он так жаждет, довольно невинна и неопытна в его глазах. Полная противоположность тому, каков он сам. Да и как бы он перестал думать об этом, если человек, которого он так жаждет, живет с ним буквально под одной крышей? Возможно факт того, что это парень Дерека, его родного племянника, мог бы стать хорошей причиной, но ее недостаточно для Питера. Это совсем не мешает ему думать и фантазировать о Стайлзе. И если быть точным, он с самого начала смотрел с вожделением на этого мальчика, на тонкое тело со светлой кожей, такое... соблазнительное. Сейчас, когда Питер сидит один на диване, а Дерека со Стайлзом нет дома, его ум начинает путешествовать. Воздух в лофте Хейлов становится жарче, и Питер чувствует, что брюки делаются теснее. Все, что нужно — это создать идеальный образ в своей голове. И вот он начинает думать о Стайлзе, об этой чистой коже, покрытой родинками, об этих губах, которые дьявол создал специально для искушения людей и осквернения их душ. К счастью, Питер уже познакомился с адом. Он устраиваивается поудобнее, раздвигает ноги и откидывает голову назад, на спинку, закрывая глаза, когда скользит руками по телу и расстегивает брюки. Он представляет, что Стайлз здесь, рядом с ним, смотрит на него испуганно и в то же время возбужденно. И Питер улыбается ему, поощряя его полностью отпустить себя, дать дорогу самым грязным мыслям, сдаться им. Он догадывается, что в глубине души Стайлз хочет его так же сильно, как и он, испытывает такое же сильное желание. Потому что у мальчика есть темная сторона, о которой тот еще не знает. Или, может быть, знает, но боится признаться в этом и себе, и Дереку. Питер слега рычит, когда стискивает свой член через боксеры. Достаточно просто представить, что это Стайлз прикасается к нему, — и он уже на грани. И Питеру все это чертовски нравится. Он уже делал так в прошлом, и его фантазии раз от раза улучшаются. Становятся все более реальными. Теперь он уже думает о Стайлзе, стоящем перед ним на коленях, и ничто не заставляет его так наслаждаться, как этот образ. Питер даже на убийство был готов ради того, чтобы увидеть его таким уязвимым, таким подчиненным. На коленях перед ним, облизывающим губы в ожидании его члена. В глазах Стайлза страх, невинность, даже протест. Но тем не менее он все еще готов для него, готов принять его любым возможным способом. Питер спускает брюки на колени, затем просовывает руку внутрь боксеров и вытаскивает свой потяжелевший член. Смотрит на себя сверху, сознавая, что глаза стали синими, потому что образ, который он создал в своей голове, слишком обжигающий, чтобы можно было сдерживаться. Питер представляет влажные, поблескивающие губы Стайлза, обхватившие головку его члена, вероятно, не уверенные в том, что они делают, но уже блестящие и грязные от его предсеменной жидкости. Питер подавил мучительный стон и на мгновение крепко сжал член. Каждый раз, когда он смотрит на Стайлза, взгляд падает на его губы, а еще на эту родинку на правой щеке у его рта. Именно этой родинке Питер обязан двумя бессонными ночами, когда он воображал, как она будет выглядеть, когда рот Стайлза настолько полон, что тот с трудом может дышать. Питер смотрел бы на эту родинку, пока толкался бы в его рот, упираясь членом в горло. Стайлз был бы измотан, на глазах выступили слезы, но он не остановился бы ни на секунду. Пришлось сдержать еще более громкий стон, представляя, как заполнен им рот Стайлза, как плотно тот обхватывает его член, и как он мог бы положить большой палец на подбородок парня, заставляя того взглянуть на себя, и как тогда ласкал бы эту родинку. Питер продолжает медленно дрочить и чувствует, как тело расслабляется при каждом движении; его глаза все еще закрыты, все мышцы сокращаются, сердцебиение учащается, а свободную руку он просовывает под рубашку и поглаживает каждый дюйм горячей кожи. Стайлз делал бы вид, что ненавидит то, чем занимается, но Питер знал бы, что это неправда. Стайлзу нравится вкус Питера, и он хочет больше, намного больше. И он полностью доверяет ему каждый раз и душу, и тело. Питер снова застонал, теперь громче, чем раньше, потому что ему пришлось остановиться, чтобы контролировать себя. Его голос хриплый и гортанный, пальцы начинают быстрее скользить по уже влажному члену, и прижиматься к уже заметно набухшим яичкам. Именно там Стайлз будет проводить свои языком. Он будет облизывать и посасывать их оба, нетерпеливый и возбужденный, с покрасневшими щеками. Именно в этот момент Питер взял бы его за волосы и принялся бы беспощадно трахать в рот. Внутрь и наружу, внутрь и наружу, не давая тому вздохнуть. И Питер рассказывал бы ему, какой он хороший мальчик для него, и только для него. Глаза Стайлза будут слезиться, возможно, он даже будет немного задыхаться, но это того стоит. Питер снова рычит, двигая рукой все быстрее, теряя размеренный ритм сейчас, когда приближается к лучшему в своей фантазии. К той части, где он кончает в рот Стайлза, и тот пытается все проглотить, но не может. Парень был бы немного испуган, стонал бы самым восхитительным образом, но не сдвинулся бы ни на дюйм. Он ждал бы, пока Питер не кончит, полностью опустошив себя и наполнив его рот, вытащит член и позволит ему перевести дыхание. Вот теперь губы Стайлза по настоящему блядские, припухшие и покрасневшие. Вкусившие страсть Питера, мокрые от слюны, и сперма стекает по его подбородку. Эта картинка становится последней каплей. Питер откидывает голову назад, взрываясь в наслаждении, пока белые тяжелые потоки выплескиваются вверх. Он прикрывает головку члена ладонью, пытаясь хоть немного уменьшить беспорядок, пока толкается в ладонь и двигает другой рукой, но уже понимает, что все бесполезно, что пятна будут и на обивке дивана, и на его брюках. Но это небольшая плата за удовольствие. Питер откидывается назад, расслабленный и вымотанный. Он тяжело дышит, а его запах заполняет всю комнату. Он не хочет вытирать руку, пока нет, по крайней мере. Он все еще наслаждается этим мирным пост-оргазмическим чувством с ленивой улыбкой на лице. Наслаждается до тех пор, пока не открывается дверь лофта и, по иронии судьбы, главный герой его фантазии появляется, так сказать, во плоти. Стайлз входит — и замирает. Ах да, все верно, они же должны были встретиться во второй половине дня. Видимо, Питер потерял счет времени и слегка оторвался от реальности. — О, боже, — говорит Стайлз, когда перед ним открывается такая картина. Глаза его распахнуты, рот приоткрыт. Питер не так встревожен, напротив, он расплывается в улыбке, когда понимает, что щеки Стайлза стали такими же красными, как в его воображении. Хотя там он делал другие вещи, но все же. — Это немного неловко, я полагаю, — Питер усмехается, впрочем, не удосужившись что-либо скрыть. Он видит, как Стайлз борется с собой, чтобы не смотреть ему прямо между ног. Прежде, чем кто-либо из них успевает что-то добавить, Стайлз быстро выходит из лофта, захлопывая дверь своими дрожащими, потными пальцами, оставляя после себя запах смущения, разочарования и желания. Питер снова улыбается, теперь осознавая больше, чем когда-либо, что это только вопрос времени. Стайлз будет его.