***
Гилтиас не смог бы сказать, растерян он больше, озадачен или заинтригован, но его и не спрашивали. Маджере велел ему сидеть тихо, обдумывать все и не мешать. Виноват, впрочем, был сам — лавина вопросов, хлынувшая из него через минуту после «Будет не скучно» едва магистра с ног не снесла, и ответить на них, видимо, все равно было невозможно... «Как геометрия. Что мне объяснить тебе о радиусе круга, если ты не знаешь и что такое круг? Терпение». Терпение! С ним впервые в жизни творилось что-то подобное, что-то странное, что-то... восхитительное — в этом Гил не сомневался. Откуда было взяться терпению?! Спасало то, что можно было наблюдать за самим магистром. Тот, усевшись неподалеку, мастерил очередную страхолюдную куклу — по столу рассыпались разноцветные глаза, множество мелких, похожих на гусеницы пружинок, тонких проволочек. Пузатый человечек в руках Маджере был почти готов, смущала только будто разломанная на части голова на толстой, как у утреннего клиента, шее. Часть черепа с шевелюрой и лысиной (господь милосердный, кто же купит своему ребенку страшилище с лысиной?!) тоже лежала на столе, две другие — ушастые, выглядящие пугающе настоящими, если бы не размер, — были прикрыты желтым газетным листком на широкой полке под столом. Маджере выбирал глаза. Подставлял одни, вторые, приставлял задумчиво лысеющую часть черепа, некоторые даже вставлял и закреплял на пружинках веки; а потом, когда пустоголовый болванчик в его руках послушно закрывал их и открывал снова, вздыхал, убирал стекляшки с яркими радужницами и мелкими зрачками, брал другие... Гилтиас наблюдал завороженно... — Глаза — это самое трудное, — вдруг нарушил молчание мастерской магистр. — П-почему? — с трудом проглотил собственный вопрос, так и рвавшийся уже с языка, Гилтиас. — Потому что неподходящие испортят всю остальную работу. — Это же... просто куклы? — решился Гил неуверенно. — Не просто куклы, — Маджере поднялся, отложив болванчика, распахнул дверь. — Даламар, приготовь чаю, запри дверь и иди сюда. — Не просто? А что с вашими глазами, кстати? Я ни у кого раньше таких не видел... Маджере опустил взгляд, деликатно кашлянул несколько раз в кулак, приложил на мгновение пальцы к груди. — Что с вами? — Ты понятия не имеешь, как устроен этот мир, верно? — поинтересовался Рейстлин, игнорируя все вопросы разом. — Не считайте меня ребенком. — Не ребенком, но слепцом я тебя считаю. Не торопись оскорбляться, вряд ли это твоя вина... Ты — феномен. Здесь, в этом почти ненастоящем мире, немного магов. Но не знать о своем таланте до твоего возраста? Это невозможно. Магия — властная стихия, она либо подчиняется тому, у кого достаточно сил, либо подчиняет его себе. Ты же носишь в себе этот дар словно спящим, а с какой готовностью он проснулся в твоих руках, едва ты позвал! А все остальное... — Что значит — почти ненастоящем?! — испуганно спросил Гилтиас. — Он очень даже настоящий! Еще какой! — Чего ты испугался, глупый? — Вы... да вы просто сумасшедший! Фокусник с поехавшей крышей! Почему я слушаю ваши байки... Я ухожу! Черная трость, упершаяся в дверной косяк, преградила путь. Рука, державшая изящным жестом золотое навершие, была тверда, губы — плотно сжаты, а глаза, эти страшные глаза! Будто сверлили! — Дайте мне уйти, — холодно потребовал Гил, мимолетно подумав, что сейчас была бы уместней злость, а не тот липкий страх, вдруг охвативший, казалось, все его существо. — Я не поверю, что ты настолько нелюбопытен или глуп. В чем дело? «Ну давай же, — скомандовал себе Гил, чувствуя, как разливается по телу страх, как готовится парализовать... — Разозлись!» Тьма опустилась с затылка, уютно и мягко окутала почти сразу после того, как удалось... — Шалафи, вы уверены, что стоит?.. Ведь вы не хотели больше ни во что вмешиваться... — позже тьма расступилась от чьего-то тихого разговора. Слова доносились будто сквозь вату, болел затылок, ныли костяшки пальцев правой руки... Гил машинально, не открывая глаз, потянулся потрогать голову и нащупал повязку. — Он пришел сам, Даламар. Что-то привело его, несмотря на память, несмотря на проклятье... Я должен разобраться. — Разобраться в чем? — поинтересовался Гилтиас скрипуче и наконец открыл глаза. Говорившие замолчали на мгновение. — Болит голова? — ехидно поинтересовался Маджере и поморщился — от кривой улыбки разошлась и закровила трещина на губе. На подбородке магистра наливался припухший синяк. — Болит... Дьявольщина, это я вас ударил?! Все как в тумане... — Ты оказался тем еще сюрпризом, не зря я не хотел с тобой даже разговаривать поначалу, — прижатый к губе платок расцветился кровавым пятном, уже не первым. — Удивительно, но твоя вспышка ярости, желание заткнуть уши, лишь бы не узнать ничего нового — тоже не твоя вина. Кто-то очень не хотел, чтобы ты узнал, кто ты на самом деле. Тебя, скажем так, прокляли. Ты спрашивал о куклах? Так вот, каждая кукла хранит отпечаток души ушедшего. Я не сразу понял, что и ты — нечто подобное, слабая тень, призрак себя настоящего... А глаза — это важно, помнишь? Похоже, твои глаза тебя не подводят. Поэтому ты из тысяч хорошеньких девушек выбрал именно Лизу, которая наполовину не принадлежала уже этому миру, и поэтому множество миров видишь за моей дверью. Гилтиас напряженно сел на диване, на котором не знал, как оказался. Даламар, сидящий позади Маджере, проследил за ним подозрительным взглядом. В лавке было пусто, дверь и витрина была закрыты... — Я ничего не понимаю, — признался Гил, подумав. — Не ты один, — буркнул эльф. — Не нужно так на меня смотреть, — мрачно посоветовал Рейстлин. — Этот мир не я создал. Только поспособствовал... Вопреки совету, на него уставились с двух сторон еще более озадаченно.***
Маджере не стал пояснять свою роль в сотворении мира, лишь упомянул, что привнес в него магию. А после его завалили вопросами — и Гил, и как ни удивительно — Даламар, в итоге лавка простояла закрытой до самого вечера, а прервались лишь однажды, когда магистр взбунтовался, потребовал чаю и передышки, а их обоих прогнал к бакалейщику. По возвращению лавку нашли пустой, и Гилтиас почувствовал, как начинает сходить с ума — а не пригрезился ли ему этот «маг» и все, что он говорил? — но Даламар, хмыкнув, указал ему на узкий переулок, откуда курился ароматный дымок. Магистр действительно нашелся там, сидящий на высоком перевернутом ящике, прислонившись к стене, с небольшой трубкой на длинном мундштуке. И глянул он мрачно. — Вы что делаете? — растерянно спросил Гил, провожая взглядом меланхолично сотворенные дымные кольца, направленные куда-то в серое небо. — Ведь доказали уже вред табака, а у вас и так кашель... — Тебе-то что? — равнодушно уточнил Маджере. — С тобой разобраться мне здоровья хватит, не волнуйся. — Я не поэтому... — контраст между магом, намеренным в чем-то разобраться, рассказывающим о разных мирах, терпеливо поправляющим Даламара, и магом, устало курящим в переулке, бросался в глаза. — Что с вами? — Ничего, — Маджере выбил трубку, бездумно глядя в стену, вздохнул и поднялся. — Это не табак. Сухой дым от некоторых лекарственных трав снимает приступ кашля куда быстрее, чем традиционный отвар... Пойдем, Гилтиас. Полагаю, твой миллиард вопросов еще не исчерпан. Гил придержал его за локоть у самой двери, и снова появившееся в глазах Маджере раздражение ясно показало — делать так не стоит. Никогда. — Простите... мастер, — покаялся тот, не сразу сообразив, как обратиться. — Я только хотел спросить, пока мы наедине — для чего вы... — Для чего я — что? Гил замялся, Рейстлин нетерпеливо вздохнул. — Ты хочешь знать, для чего мне разбираться с тем, что с тобой случилось. Изволь... Я чувствую себя в ответе. Магия здесь — мое детище, а ты сильный маг, несомненно. И то, что ты ничего не помнишь, эта странная паутина чар, что я снял с тебя после того, как ты решил проверить, насколько крепко мое лицо... — Простите. — Ты не виноват. — Вы слишком великодушны. — Ха. Скажи это Даламару, уверен, он захочет посмеяться. Это не утешение, Гилтиас, не вежливость, не показатель моего великодушия, ты не был виноват — вот и все. Но остерегись вызывать мой гнев по-настоящему. И не говори потом, что я не предупреждал. Можно мне, наконец, внутрь? Холодно. — Простите! Гил, чувствуя себя глупо, распахнул дверь перед магистром, но теперь тот замер на пороге сам, повернулся и посмотрел задумчиво. — Что? — Что бы ты не узнал сегодня, на какие бы вопросы не услышал ответа, что бы о себе самом не понял, поутру ты решишь, что это полный бред. — Что вы! Я вам верю, я... — Не перебивай. Поутру ты не поверишь в то, что сидел тут сегодня, развесив уши, что пялился в пустоту за странной дверью и видел в ней созвездия, туманности и планеты, что ушел отсюда, не сломав пол, под которым я мог бы спрятать труп той девушки... — Мастер... — Не перебивай! Ты должен знать, что искать тебя, убеждать ни в чем я не буду. И... Может быть, это будет к лучшему. Гил зашел не сразу следом за магистром, не ставшим дожидаться ответа, задумался. Ясно было, что объяснять свое предупреждение Маджере не намерен, но ведь были же у него причины... Холодный ветер налетел, забросал сухими листьями из парка, заставил поежиться. Зябко. Входя в лавку, Гилтиас едва не споткнулся от взгляда мага — тот смотрел жадно, требовательно, и под странными его глазами юноша себе казался не то что раздетым, а едва ли не вскрытым, вывернутым наизнанку. — Подумал? — настороженно поинтересовался Маджере, а эльф на диване нетерпеливо заерзал. — Да, — Гил дрогнул, ожидая какой-то неприятной ремарки, а то и вовсе того, что теперь его отошлют, раз он засомневался. Ведь подумать только, ему предложили — не больше, ни меньше — чудо! А он... Испугался. В добрые чудеса верят лишь дети, но все же без предупреждения Маджере Гил бы и не подумал о том, что когда-то сможет пожалеть о том, что узнал. А подумав — заколебался... А надо ли ему все это? — Молодец, — голос Рейстлина вдруг потеплел, и Гил поверил — он все же выбрал верно. — Иди сюда. На чем мы остановились?