Цена жертвенности

      На исходе пятого дня покрывало было закончено. Лютик молил всех богов, чтобы мучения его не оказались напрасными.       Когда взошла луна, он оглядел результат своих трудов. Покрывало из крапивного лыка висело на нижнем суку дерева, чтобы было видно размеры. Сегодня Лютик счел, что оно достаточно велико и Геральт поместится под ним весь.       Осторожно сдернув одеяло с ветки, Лютик повернулся к волку, который выжидающе сидел неподалеку. В ночной темноте его глаза горели как уголья.       Зверь бесшумно подошел и склонил голову. Честно говоря, за эти дни Лютик не единожды задавался вопросом, почему Геральт все еще здесь, а не ушел самостоятельно искать способы снять проклятье, не дожидаясь, пока бредовая затея с крапивой провалится. Даже более того: охотился для него и… оказывал своеобразную поддержку?       Затаив дыхание, бард одним движением накинул на волка выстраданное покрывало. И почувствовал себя очень глупо. Сколько надо ждать? Геральт ведь сразу вернет человеческий облик? И что делать-то дальше?       Минуты текли, ничего не происходило.       Лютик рискнул приподнять край одеяла и наткнулся на горящий золотом взгляд. Зверь подался вперед и ткнулся холодным носом в руку.       Лютик застонал и, отшвырнув покрывало, сел на землю.       — Так и знал, что не сработает! — хриплым после долгого молчания голосом горестно воскликнул он.       Только сейчас Лютик осознал, насколько же сильна была его надежда. Он, как маленький ребенок, надеялся на чудо. Чудо своей любви, будь она неладна. Ну почему нет? Ведь в сказках и балладах всегда так происходит: любовь спасает и снимает даже самые страшные проклятья. Может, провиденье не посчитало его чувства достаточно сильными? А может, он просто глупый бард, который верит в чудеса. Скитания с ведьмаком должны были наглядно показать ему, что чудес не бывает. Всегда есть первопричина.       Разочарование оказалось настолько велико, что Лютику хотелось расплакаться. Даже в глубине души он не желал признаваться самому себе, как хотел доказать Геральту, что… что сказки случаются и, если бы не его жертвенность, проклятье бы не спало? Все потому, что Лютик его любит? Глупости какие…       — Надо было тебя послушать. Все зря...       Волк, словно утешая, потерся головой о его бедро. Лютик со вздохом запустил истертые, обожженные пальцы в густую белую шерсть на загривке и грустно сказал:       — Прости. Я действительно думал, что у меня получится. Ты с самого начала знал, что эта идея не выгорит, а я тебя не послушал.       Волк беззвучно оскалил клыки, вывернулся из-под руки и принялся ее вылизывать.       — Не представляешь, какое облегчение снова говорить. Геральт, я думал, с ума сойду наедине со своими мыслями. Хоть на деревья лезь. Это было ужасно! — тут же затараторил Лютик. — Я никогда столько не молчал!       Волк издал фыркающий звук.       «Не сомневаюсь», — привычно перевел Лютик и вздохнул.       — И как теперь тебя расколдовывать? Может, надо найти того, кто тебя проклял? Геральт, я так сожалею, что мы зря потратили время! Почему ты меня не остановил, если с самого начала знал, что это не сработает? Я обещаю, что мы найдем, как снять с тебя это дурацкое проклятье. Нет, ты, бесспорно, нравишься мне таким гораздо больше, но...       Лютик охнул, потому что волк нагло вклинился между бедер и лизнул в губы, заставляя замолчать. Лютик задохнулся, безуспешно попытался сдвинуть ноги и, заикаясь, пробормотал:       — Я оп-пять слишком много болтаю, да? Ладно, Белый Волк, я уже заткнулся. Но я думал, у тебя было достаточно времени, чтобы отдохнуть от моих речей. Неужели ты ни капельки не расстроился? И даже не злишься на меня? Ты же должен был сказать что-то вроде: «Лютик, что за чушь опять пришла тебе в голову, я пойду сам искать того, кто снимет с меня проклятье».       Волк снова настойчиво лизнул его в губы, и Лютик вынужденно замолчал, с ужасом почувствовав, как внизу живота скапливается томительная тяжесть.       — З-знаешь, тебе, наверное, лучше с меня слезть, — хриплым шепотом произнес бард.       Как и следовало ожидать, ответа он не получил. Вместо этого волк положил тяжелую лапу ему на грудь и заставил откинуться на траву. Лютик сдавленно выдохнул, приподнялся на локтях и попытался отползти, но куда там. Волк-Геральт стоял прямо над ним, придавливая тяжестью громадной лапы прямо к земле, и внимательно смотрел.       Впервые за все время Лютик не мог понять выражения его глаз. Он и раньше ловил на себе такие взгляды Геральта во время их совместного путешествия. Внимательные, будто изучающие, но всегда списывал это на ведьмачьи причуды. Если Геральт и смотрел на него подолгу, то только когда бард его забавлял. Да, случались и такие моменты, когда бесконечная трескотня Лютика не вызывала у ведьмака раздражения.       Сейчас же взгляд Геральта был каким-то странным. Лютик сказал бы, мягким, но он был слишком напряжен и парализован от страха, что Геральт поймет, что с ним творится. А творилось с Лютиком что-то непонятное: в голове вихрем проносился рой сумасшедших панических мыслей в духе «а-что-если-Геральт-сейчас-почувствует-мой-стояк-тогда-его-лучше-вообще-не-расколдовывать-иначе-я-со-стыда-умру». Не переживай Лютик так сильно, что Геральт догадается о его состоянии, то вспомнил бы, что сейчас, будучи хищником, он легко мог почуять запах возбуждения. И уж тем более Лютику совершенно неоткуда было знать, что Геральт, восприятие которого изменила мутация, прекрасно мог чуять даже запахи эмоций.       Волк медленно опустил голову и уткнулся носом в шею Лютика, прямо в ямку между ключицами. Лютик шумно сглотнул, невольно задышав часто-часто, и понял, что, кажется, становится зоофилом.       Чуть шершавый горячий язык прошелся по коже на груди в распахнутом вороте рубашки. Лютик облизал пересохшие губы и дрожащим голосом позвал:       — Г-геральт, я не... Если это шутка, то мне совсем не смешно. Перестань, пожалуйста, издеваться надо мной.       Волк поднял голову и посмотрел на него все тем же долгим изучающим взглядом, а потом ткнулся носом в живот. Умудрился как-то подцепить край пропотевшей грязной рубашки Лютика, задрать ее до самой шеи и широко мазнул языком вдоль живота. Лютик не сумел сдержать стона и запустил дрожащие непослушные пальцы в белую шерсть на голове.       — НупожалуйстаГеральттыженеможешьвсерьез... — скороговоркой выпалил он на одном выдохе, но осекся, когда волк провел языком по левому соску, и едва не заскулил.       В штанах стояло так, что было больно, и Лютик зажмурился. Если до этого у него и были сомнения, что Геральт еще не в курсе того, какие ощущения вызывает в нем своими действиями, то сейчас их не осталось. Не в силах больше сдерживаться, Лютик тихонько застонал и выгнулся, подставляясь под горячий язык, от которого по всему телу разбегались волны предательского удовольствия.       — Знаешь, теперь я уже меньше расстроен по поводу того, что крапивное лыко не сработало, — пробормотал он. — Если бы я знал, что ты будешь такой ручной в этом облике, я бы не стал так стараться и…       Волк шумно фыркнул, обдав горячим дыханием сразу же поджавшийся живот, и Лютик понятливо замолк. Кажется, Геральту не очень нравилось слово «ручной» применительно к его ведьмачьей персоне.       Холодный нос вкупе с горячим языком, периодически касающиеся живота, создавали потрясающий контраст, отзываясь в паху Лютика каскадом таких острых ощущений, что он не мог сдержать скулящих звуков.       — Геральт, Геральт, Геральт, — зачастил он на выдохе, пытаясь оттолкнуть от себя здоровенную волчью голову — впрочем, безуспешно. Тогда Лютик взмолился: — Черт возьми, проклятый ведьмак! Остановись же хоть на секундочку, ну пожалуйста!       К его облегчению, зверь послушался и, подняв голову, посмотрел терпеливым взглядом и, как показалось барду, с легкой насмешкой в желтых глазах. Лютик снова шумно сглотнул и перевел дыхание.       — Ты сволочь, — заявил он хрипло. — Ты прекрасно знаешь, что я схожу по тебе с ума, да? Всегда знал? И каким я идиотом был, что думал, будто ты не заметишь! Настолько схожу, что готов дать тебе трахнуть себя даже в волчьем облике! Но почему только сейчас и вот так..?       Лютик поднял обожженную руку и поджал губы.       — Ты совершенно нечестно поступаешь, Геральт, как и всегда! — Он легонько стукнул волка по голове.       Геральт-волк вместо ответа принялся тщательно и бережно вылизывать ладонь. Лютик зажмурился, закусив нижнюю губу. Влажные прикосновения шершавого языка должны были приносить истерзанным рукам успокоение, а никак не возбуждение. Но от одной лишь мысли, что это Геральт ему ладони вылизывает, пусть и в животном обличии, Лютик готов был вот-вот кончить.       Он всхлипнул, ощущая непреодолимую потребность потереться ноющим членом хоть обо что-нибудь. Его руки мелко дрожали, в животе угнездилась сладкая судорога удовольствия, но желанная разрядка не приходила. Когда горячий язык прошелся по чувствительной коже прямо вдоль пояса штанов, Лютик тоненько заскулил на одной ноте и по инерции вскинул бедра.       — Ге-е-е-еральт, ненавижу тебя, блять, почему ты всегда так поступаешь, это совершенно нечестно, я бы все отдал, чтобы знать сейчас, о чем ты думаешь, проклятье, Геральт, — забормотал Лютик, по-прежнему не открывая глаз.       С закрытыми глазами ощущения никак не менялись, но так Геральт воспринимался правильно, как если бы он все еще был человеком. И даже фразы, улетавшие в никуда и остававшиеся без ответа, не портили этого ощущения.       — Если ты остановишься, я умру, — заявил Лютик, не веря самому себе, что собирается, в самом деле собирается трахнуться со зверем. — Видишь, до чего ты меня довел? И пусть тебе будет стыдно, когда мы тебя все-таки расколдуем, то ты будешь знать, что в этом лесу мне пришлось раздвинуть ноги перед волком, а не перед нормальным тобой, потому что у тебя была возможность, и не раз, а ты…       Лютик нес откровенную чушь, но не мог заставить себя замолчать, потому что ужасно нервничал. Во-первых, он даже в самых смелых и страшных фантазиях не мог предположить, что его первый раз с Геральтом, если бы он вообще вдруг по какой-то невероятной прихоти богов случился, произойдет вот так, когда Геральт… Геральт проклят и стал оборотнем, зверем, или кем он сейчас был, явно сохраняя трезвый разум и даже пропитанное едким цинизмом чувство юмора, присущее ему. А во-вторых, Лютик боялся, что это единственное, что ему светит в ближайшем, да и дальнейшем будущем с ведьмаком, потому что когда Геральт вернет себе нормальный облик (а он обязательно его вернет), то даже вспоминать о том, что сейчас происходит, не захочет. Спишет это на проклятье, новолуние, помутнение рассудка, на что угодно, и снова сделает вид, что Лютик — всего лишь навязавшийся ему спутник, который вроде как друг и иногда бывает полезным.       Лютик ненавидел эти мысли и старался прятать их очень глубоко, потому что не в его природе было заниматься саможалением и самокопанием. О его самых тайных страхах не знал никто и никогда, ведь никому и в голову не могло прийти, что самое страшное для Лютика — это услышать, что он не нужен Геральту. Вообще ни в каком виде. Ни как спутник, ни как друг, ни как знакомый, ни как приятель.       А еще Лютик подумал, что, когда Геральт снова станет самим собой, у него не хватит духу сказать ему… Сказать, глядя в пронзительно желтые глаза, чего он больше всего боится. Потому что в ответ Геральт может просто промолчать, или многозначительно хмыкнуть, или приказать убираться с глаз, совсем как тогда, когда Йеннифэр бросила его в первый раз, а может даже с отвращением ударить…       — ЯтебялюблюГеральт.       Лютик протянул руки, чтобы обнять волка за шею и убедиться, что сейчас ему это позволено и что Геральт, даже несмотря на свой вид, сейчас здесь с ним по собственной инициативе, но его запястья внезапно перехватили и, перекрестив над головой, аккуратно прижали к траве.       Почувствовав хватку жестких пальцев, Лютик задохнулся от неожиданности и широко распахнул глаза. Горящие желанием янтарно-желтые глаза Геральта напротив стали для него секундным шоком. До этого самого мгновения Лютик подсознательно все же не совсем воспринимал ведьмака в этом обличии. Конечно, он знал, что это Геральт, но рациональная часть его разума вопила: не мог Геральт превратиться в зверя. Не мог.       — Геральт, — жалобно всхлипнул бард, попытавшись свести вместе ноги и ожидая чего угодно в этот момент.       Ведьмак не дал, вклинив между ними колено. Он нависал над ним, невозмутимо спокойный, как обычно, и абсолютно обнаженный, если не считать свешивающегося с шеи медальона в виде волчьей головы, медленно покачивающегося над Лютиком, точно маятник.       Лютик облизнул разом пересохшие губы, попытался что-то сказать и впервые в жизни не сумел выдавить из себя ни словечка. На ум ничего не приходило.       Но Геральт и не ждал никаких слов. Он наклонился и накрыл его губы своими, по-хозяйски нагло проникая в рот языком. Лютик еще раз всхлипнул, застонал ему в рот приглушенно и кончил в штаны, ни разу к себе даже не притронувшись.       Геральт целовал его долго и со вкусом, буквально вылизывая рот изнутри, точно вознамерился все мысли окончательно из его головы прогнать. Лютику катастрофически не хватало воздуха, но ни за какие сокровища мира он бы сейчас не смог оттолкнуть Геральта. Его мозг отказывался поверить в то, что Геральт действительно прямо сейчас целует его по собственному желанию.       Вдруг разом навалились ощущения: твердое колено между бедер, давящее на все еще ноющий член, язык Геральта во рту, вытворяющий что-то такое, от чего у Лютика напрочь отказывали мозги, грубая, но осторожная хватка ведьмачьих пальцев на перекрещенных запястьях, жар большого сильного тела…       И везде — Геральт, Геральт, Геральт, Геральт.       Слишком много Геральта для Лютика, слишком фантастично, слишком внезапно. Он задохнулся, совсем обмяк, сам развел бедра шире и просто позволил ведьмаку медленно и сладко трахать его в рот.       Геральт оторвался от него спустя целую вечность, облизнулся совсем по-волчьи и хрипло сказал:       — Я же говорил, что твое лыко крапивное не поможет.       Лютик, разомлевший под ним, абсолютно сокрушенный этим неожиданным поцелуем, глянул на него затуманенными глазами и едва слышно выдохнул:       — Но ты же обернулся, Геральт.       — Явно не потому, что ты изображал святого мученика эти несколько дней.       — Тогда почему? Это было не проклятье?       — Проклятье, — коротко ответил ведьмак и не стал больше ничего добавлять. Наклонил голову и снова требовательно впился в припухший рот Лютика, прежде чем тот успел разразиться тысячей новых вопросов.       Свободная рука ведьмака скользнула вниз, потянула за тесемки лютиковых штанов, выпуская на свободу снова затвердевший член. Лютик застонал ему в рот, почувствовав, как твердые пальцы берут его плоть в кольцо и проходятся по всей длине.       Геральт позволил ему сделать вдох, но Лютик едва не задохнулся опять, потому что горячие губы прильнули к чувствительному местечку за ухом.       — Так это на тебя проклятье так восхитительно подействовало? — простонал он, не в силах перестать допытываться, и вскинул бедра, толкаясь в ласкающую руку. — Геральт, да если бы я знал, что у тебя в мозгах что-то перемкнет, обернись ты животным, и ты решишь меня трахнуть, я бы сам нашел колдунью, чтобы она тебя прокляла!       Геральт поднял голову, на минуту отрываясь от увлекательного занятия — вылизывания и покусывания бардовой шеи, — и клыкасто ухмыльнулся.       — Заткнись, Лютик.       Отчего-то это самое «заткнись, Лютик», давно уже ставшее родным и сказанное в таких обстоятельствах, пустило по всему телу дрожь. Кажется, Лютик только что обнаружил у себя новый фетиш. Он снова попытался поднять руки, чтобы обнять Геральта за шею, но ведьмак все еще держал крепко, предусмотрительно прижимая искалеченные кисти к земле, чтобы Лютик ненароком не причинил боль самому себе. И это, черт возьми, тоже заводило.       Геральта было слишком много, и Лютик не знал, как избавиться от этого странного нарастающего напряжения внутри. Он начал извиваться под ведьмаком, пытаясь одновременно потереться о него всем телом, толкнуться бедрами ему в ладонь, потянуться за поцелуем и вырвать руки из цепкой хватки. Бесполезно. Геральт зафиксировал его крепко и не только пальцами на запястьях: он парализовал Лютика тяжестью собственного тела, горячим дыханием в шею, взглядом, в котором будто плескалось ядовитое расплавленное золото, опаляющим голым звериным желанием, внезапной напористой страстностью и совершенно непонятным поведением.       — Г-геральт, — откидывая голову и подставляя ведьмаку беззащитную шею, хрипло простонал Лютик. — Ну почему сейчас? Ты же раньше никогда… Я думал… Или это потому, что… Ты вообще знал, что я…       Ни один вопрос Лютик не закончил, и ни на один вопрос Геральт, по своему обыкновению, даже не подумал отвечать. Вместо ответа стащил с него штаны окончательно, укусил за правый сосок, заставив Лютика дернуться и закусить губу, и сунул пальцы ему в рот.       — Оближи.       Лютик задохнулся от этого приказа, сказанного спокойным, но таким низким и интимным голосом, какого он от ведьмака никогда в жизни не слышал, что чуть было не кончил опять. Под внимательным взглядом желтых глаз Лютик послушно открыл рот, впуская чужие пальцы, и заскользил по ним языком.       Это ощущение во рту будто пустило по телу тонкую ниточку удовольствия, ведущую прямо к заднице, что дырка невольно поджалась при мысли о том, что сейчас эти самые пальцы окажутся в ней. Он сглотнул, чуть было не подавился, по подбородку потекла слюна, и Геральт отнял руку, сочтя, что уже достаточно.       Лютик мелко задрожал, почувствовав, как в него входит сначала один палец, затем второй. Все это время Геральт смотрел на него, и Лютик, завороженный пульсацией узких ведьмачьих зрачков, смотрел в ответ, даже не в силах отвернуться в смущении.       Если он и представлял себе раньше, как Геральт трахает его, то точно не думал, что это произойдет вот так, в лесу, когда он сам будет не в состоянии даже обнять его, чтобы не зашипеть от боли, и меньше всего ожидает этого. Да, Лютик сотни раз рисовал в фантазиях, как ведьмак соглашается дать хотя бы отсосать ему, и вкус тяжелой, истекающей смазкой плоти на языке был почти так же реалистичен, как Геральтов раздраженный взгляд, когда Лютик в очередной раз его достанет.       А вместо этого сейчас Геральт имеет его пальцами и, будто посчитав, что мало Лютик намучился, скользит вниз и накрывает ртом его член. Лютик поперхнулся воздухом и вскрикнул, забившись под ним во втором выламывающем все тело оргазме.       Его прошило крупной дрожью — ощущений оказалось слишком много. Пальцы Геральта внутри, горячий язык на члене… И Лютика просто не стало в одно мгновение. Кроме собственного оглушительного пульса, бьющегося в ушах, он ничего больше не слышал, в теле поселилась ядовитая истома, будто из него выдернули разом все кости. Он лежал, невидящим взглядом пялясь перед собой, и пытался отдышаться. И именно в этот момент Геральт вошел в него.       Глаза Лютика широко распахнулись. Он выгнулся, но Геральт придавил его собой к земле, не дав пошевелиться, и проталкивался внутрь мучительно медленно. Для Лютика все звезды сошлись в одну серебристую круговерть, сливающуюся с волосами ведьмака, его желтые глаза, приковывавшие взгляд, превратились в раскаленные уголья, все смешалось, свелось в одну точку где-то на параллельной плоскости мироздания, там, где твердая горячая плоть распирала его внутри, плотно натягивая и причиняя такую нужную сейчас боль.       Геральт остановился, оказавшись внутри весь, хотя это представлялось невозможным. Лютик тяжело дышал; он весь вспотел и чувствовал себя так, как будто его уже хорошенько оттрахали, хотя Геральт еще даже не начал толком.       — Геральт, — пробормотал он едва слышно. — Ты точно хочешь, чтобы у меня сердце остановилось. Ты хоть представляешь, что сейчас со мной делаешь, чертов ведьмак? Да я…       Геральт заткнул его жестким нетерпеливым поцелуем и задвигался внутри в такт толчкам своего языка во рту Лютика. Лютик уже не чувствовал собственных рук, только обхватил его ногами, рвано двигаясь навстречу.       Каждым последующим толчком Геральт выбивал из него все мысли, и Лютик позабыл, как говорить. Да что там, он имя свое забыл в эти бесконечные минуты, и, когда Геральт кончил в него, кажется, закричал.       Лютик очнулся, почувствовав, как его живота касается прохладная мокрая тряпка. Он заморгал, с трудом сфокусировал взгляд на Геральте, который обтирал его, и хрипло спросил:       — Ты что, настолько затрахал меня, что я сознание потерял?       — Нет, ты сознание потерял, потому что переутомился, — фыркнул ведьмак.       Лютик облизнул сухие губы, и Геральт тут же поднес к ним флягу с водой.       — Спасибо, — пробормотал бард.       Геральт не ответил. Он отложил ветошь, которой оказался кусок испачканной лютиковой рубашки, и принес свою чудодейственную мазь, чтобы обработать руки.       — Геральт, это что вообще было? — едва утолив жажду, тут же набросился на него с вопросами Лютик.       — Что конкретно? — не поднимая на него взгляда, будто полностью сосредоточившись на том, чтобы нанести мазь на израненные ладони, хмыкнул Геральт.       — Ты меня месяцами игнорировал и явно был бы рад от меня избавиться, а тут что на тебя нашло? — потребовал ответа Лютик. — Это что, такой ведьмачий обряд ухаживания, что ли? Как это понимать? Кто тебя проклял? Почему ты все-таки вернул себе нормальный облик? Зачем я почти неделю потратил на то, чтобы связать чертово одеяло, если ты с самого начала знал, что так проклятье не снять?!       — Я подумал, что у тебя может получиться, — буркнул Геральт и закатил глаза. — Тебе обязательно столько вопросов задавать?       — Обязательно! — отрезал Лютик. — Я все могу понять, но даже для тебя такое поведение — просто верх свинства! Я понимаю, когда ты игнорируешь мои вопросы, не обсуждаешь со мной свои ведьмачьи дела, потому что я, нахрен, бесполезен в таких случаях, тебя раздражает моя трескотня, да, но конкретно в этой ситуации я считаю, что ты просто обязан дать ответы на мои вопросы!       — Всегда знал, что трах все только усложняет, — проворчал Геральт и направился к пепелищу, чтобы развести костер. Он уже успел надеть свои восхитительно-узкие-штаны-охренительно-подчеркивавшие-его-ведьмачью-задницу, но от этого Лютику легче не стало, потому что Геральт все еще был без рубашки, и это, черт возьми, сильно отвлекало, а его собственная задница все еще пребывала в полном шоке после внезапного успешного покушения на ее девственность.       — Геральт! — возмущенно вскинулся Лютик, принимая сидячее положение и не позволяя себе отвлекаться на великолепные ведьмачьи тылы. — Ну пожалуйста! Хотя бы скажи, что все-таки произошло? Я имею право знать! Тебя опоили афродизиаком, пока ты был волком?       — Что за бредовые предположения? — покосился на него Геральт, присев на корточки перед пепелищем и поворошив сгоревшие почти дотла за прошлую ночь поленья.       — А что еще мне предполагать, когда ты набрасываешься на меня вот так внезапно и…       — Я обнаружил гнездо загрызцев, как и предполагал, — сказал ведьмак. — Но их оказалось слишком много. Думал, сдохну. Кажется, меня покусали, потерял сознание. Очнулся уже волком.       — Так ты не знаешь, кто тебя проклял? — Лютик вскочил было взбудораженно, но охнул и тихонечко, осторожно осел обратно.       Геральт бросил на него насмешливый взгляд и продолжил раздувать тлеющие угольки.       — Нет, — только и сказал он.       Лютик вынужденно замолчал, пережидая накатившую ноющую боль чуть пониже поясницы. Только замычал раздосадованно и закусил губу.       — Ладно, — спустя минуту заговорил он. — Но это не ответ на мой второй вопрос.       Наконец костер весело взметнул искры к ночному небу. Геральт отряхнул руки от золы и, неторопливо подойдя к Лютику, навис над ним.       — Ты вкусно пахнешь, — сказал он так, как будто это все объясняло, в очередной раз за эту ночь лишив барда дара речи.       Лютик вспыхнул, но быстро справился со смущением, несмотря на странно теплый взгляд ведьмака. Или ему просто казалось, что он теплый, потому что в желтых глазах плясало отражение костра.       — Это все потому, что ты впечатлился моей готовностью пожертвовать ради тебя своим чудесным голосом и руками? — стараясь говорить ехидно, поинтересовался он.       — Лютик, — вздохнул Геральт и присел перед ним на корточки. — Почему обязательно надо задавать глупые вопросы?       — Потому что ну, знаешь, обычные люди предпочитают выяснять отношения, если им что-то непонятно, — ворчливо заметил Лютик. — Я знаю, что ты ведьмак и с эмоциями у тебя туговато, но не до такой же степени! Или ты считаешь, что можешь просто вот так без объяснений меня… То есть ты не подумай, что я против, я очень даже за, но мне бы все же хотелось знать, что повлияло на твое решение!       Геральт снова заткнул его поцелуем, Лютик замычал ему в рот, попытавшись договорить, но вскоре с энтузиазмом ответил.       — Считай, что я оценил твою жертвенность, — оторвавшись от него, непривычно мягко сказал Геральт.       — А если серьезно? Ну в самом деле, зная тебя, сомневаюсь, что ты бы расщедрился на такие серьезные знаки внимания только потому, что я тебе чертово покрывало из крапивы связал! Ладно, даже если и так, меня другое интересует: почему ты все-таки обернулся обратно?       — Очевидно, потому, что мне пришлось осознать, что кое-кто все же вызывает во мне… эмоции.       Лютик недоверчиво посмотрел на него.       — Серьезно? Как в прекрасной балладе, где принцесса расколдовывает принца поцелуем? — восторженно выпалил он. — Не то чтобы я гожусь на роль принцессы, но Геральт, ты правда осознал, что этому кое-кому все-таки нужен?       Ведьмак закатил глаза.       — Озарение было поистине очеловечивающим, — согласился он иронично.