Твирь цветёт

Запах твири пьянил, дурманил, бил по ноздрям своей сладкой приторностью, пряностью и теплотой. Осень только-только начала вступать в свои права, разнося рыжевато-коричневые листья по запыленным улицам. Солнце грело несильно, но этого хватало, чтобы ещё по-летнему нежный ветер гнал со степи тяжёлый твириновый запах. Шаг влево, шаг вправо, гибкое поднятие рук вверх. Тавро, начертанные на коже, играют, подчиняясь движению мышц, словно живые. Твириновые невесты снова пригибаются к земле, гладят травы, нежась в последнем тепле мутного солнца. Твириновые невесты далеко, их закрывают степные травы. Вон, снова водят хороводы, улыбаются одонгам, ведущим быков. Твириновые невесты - тонкие, стройные, гибкие, как сама твирь. Жилистые, тяжёлые пальцы ведут по коже Даниила, вырисовывая завитые узоры. Хватка Артемия крепкая, но на удивление ласковая. "Потому что с детьми возится постоянно", — промелькнула мысль у Данковского. — Ох, ну и рискуешь же ты, ойнон — выдохнул Артемий, поднимая голову и на секунду заглядывая Бакалавру в лицо. — Не рыпайся тепереча. — Ассимилировался я с вашими обычаями, похоже, — с лёгкой улыбкой отвечает брюнет, замерев. Рука менху, слегка прикасаясь ко лбу Даниила, начала выводить новые символы. — С самого начала я думал, что натворишь ты, ойнон, делов. Так теперь пожинаю плоды своей глупости. Твирь снова даёт в нос, и Даниил чуть морщится, дышит чаще, чтобы выдохнуть приторную тяжесть. Бурах убирает руку, и строго осматривает Бакалавра, ведя взглядом по тавро. По открытым жилистым рукам Даниила. По обрывкам чёрной одежды. Спасибо Червям, что лишних вопросов не задавали, мол, зачем знающему линии тряпьё невест. — Готов, — Артемий одобрительно кивает головой и встаёт на ноги. Бакалавр следует за ним. Даниилу неудобно, непривычно в обрывках. После рубашки и плаща, тесно облегавшего его бледное тело, наряд твириновых невест был лёгок и почти неосязаем. — Ты хотел свободы, ойнон, — вдумчиво говорит Гаруспик. — Чумы больше нет. Прости за Многогранник, но я должен был спасти Город. — Данковский, чуть нахмурившись кивает, невольно оборачивается, ищет взглядом детище Стаматиных. Разрушен Многогранник уже как почти год. — Ты хотел отпустить этот город. Степь перед тобой. Твирь цветёт. Иди, эмшен, делай, что хотел. Артемий выглядит строгим и взволнованным. Прищуренные глаза Даниила бросают на Гаруспика неуверенный, но искренне благодарный взгляд. Твирь цветёт. Даниил зацвёл тоже. Шаг влево, шаг вправо, руки вздымаются вверх, тянутся стеблями к сероватому небу. Поворот, шаг и ещё один. Брюнета затягивает одному ему известная тропа, ведёт дальше и дальше в заросли пыльно-жёлтых трав. Твирь пьянит, кружит, уносит. Данковский вскидывает голову в первобытном танце. Открытые одеяния были Даниилу непривычны, как и свобода в движениях, которой он сейчас упивался. Взмах левой рукой - разрушение 'Танатики'. Поклон Бодхо - смерть Симона. Шаг назад - смерть Евы Ян. Поворот - уничтожение Многогранника. С каждым болезненным воспоминанием Данковский всё сильнее позволял Степи вести его вглубь. С каждым перенесённым ударом судьбы он дышал ровнее и глубже, давая твири заполнять его грудь. Он выпрямляется, раскидывает руки в стороны. Он кружится, заворачивая себя в травы, гладящие его нежно, как руки Бураха, по бедрам и груди. И тут Даннил, не чувствуя, как слёзы неровной дорожкой катятся по щекам, почувствовал: Степь предлагает искреннее прощение. Даннил принимает его, благодарит мать Бодхо, просит твирь дать ему успокоение. *** Бакалавр вырвался из транса так же быстро, как и позволил себе быть в нём. Он сделал глубокий, перерывистый вдох, будто очнулся ото сна. Артемий стоял поодаль, скрестив руки. Увидев, что Бакалавр смотрит на него осознанно, Бурах подошёл. Данковский, с широко открытыми глазами и часто дыша, стоял, замерев. Слёзы непрекращаемым потоком лились по щекам, падали на землю, падали на Бодхо - плата за прощение. — Степь простила меня, — дрожащим голосом произнёс брюнет, когда Бурах наконец поравнялся с ним. Артемий кивнул, ободряюще улыбнулся. Гаруспик и Бакалавр смотрели в сторону заходящего солнца. Этот Город простоит ещё, и они оба это знают. Круг Суок ещё не раз вскормит богиню кровью, Капеллу сменит ещё не одна Хозяйка. Только Даниил сюда больше не вернётся.