Живи с высоко поднятой головой. А если тебя будут ломать собственные слабость и трусость, зажги огонь в своём сердце, стисни зубы и двигайся вперёд.
Ренгоку Кёджиро
Рин всегда старалась быть сильной ради других. Всегда старалась быть прилежной дочерью, примером для подражания братьям, гордостью для родителей, но не смотря на её старания, она осталась у разбитого корыта. Она бежала за мечтой, не замечая свои же слабости и потеряв в мгновение всё, она поняла — всё, чего она пыталась достичь, было так близко, чем ей казалось, но шанс упущен. Хотя она не сдаётся. Даже сейчас, девушка, прихрамывая, но не показывая на лице каких-либо признаков усталости или боли, вытаскивала с этого казённого дома тела ни в чём не виноватых людей, которые просто были не в том месте, в не то время. Её утешало одно — она на данный момент была не одна. — А-А-А-А-А-А! — все обернулись на этот крик, увидев резко вскочившего Иноске, размахивающего руками и орущего. — ЧТО ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ?! — О, Иноске, ты уже очнулся! — всё с такой же доброжелательной улыбкой проговорил Танджиро, корпусом поворачиваясь к парню. — Мы хороним умерших в этом доме, так что ты тоже не сиди без дела, дополнительная помощь никогда не будет лишней. — Что?! Ещё чего! Чтобы я, великий Иноске, помогал вам?! Ха, да никогда! — Рин, закончив копать, подошла к Танджиро, опираясь на лопату, и посмотрела на парня. В её умной голове промелькнул хитрый план. — У тебя, наверное, болит тело. Раз так, то мы не можем тебя заставлять. Отдыхай, пока не поправишься и не наберёшь сил, — она смотрела прямо в его зелёные глаза, видя, как тот постепенно начинает злиться. — Да за кого ты меня принимаешь, а, мерзавка?! Да я стольких похороню, всех вас обгоню! — и он как новенький побежал в дом выполнять обещанное. — Вау… Это, что ли, был психологический трюк? — к ним подошёл Зеницу, удивлённо смотря на бешено несущегося парня в кабаньей маске. — Да. Тут всё логично. Он любитель соревнований, всегда хочет показать своё первенство, поэтому тут и думать не надо, — и все вернулись к своим делам. Лишь ближе к вечеру они закончили. К ним прилетел ворон Танджиро, велевший пойти к подножью горы. Все отправились туда, таща орущего «кабана» с собой. На распутье они попрощались с детьми, передав мальчику с редкой кровью пакетик с глицинией. — Я уделаю тебя, Камабоку Гонпачиро! — вещал Иноске, руками указывая на парня со шрамом. — Это ещё кто такой?! — завопил Танджиро, неся на себе избитого Зеницу. — Ты! — Нифига подобного! — ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ! — уже не выдержал Зеницу, а Рин тихо шла, надеясь, что это скоро закончится. Спустившись, они подошли к дому глицинии. Все четверо озадаченно оглянули дом сверху донизу, как перед ними появилась пожилая женщина, маленького роста, чьи седые волосы были собраны в аккуратный пучок. — Это… бабка… она пугает… — пропищал Агатсума, прячась за Танджиро. — Ты ещё кто такая? — хватая за волосы, грубо спросил Иноске. Рин тут же схватила его за руку и оттащила, что разозлило парня, и тот начал брыкаться, но она стояла смирно и с холодным, ничего не выражающим лицом, что и бесило Хашибиру ещё сильнее. — Юные мечники… Следуйте за мной, — она миловидно улыбнулась и быстро зашагала, указывая дорогу в сам дом. — Какая резвая бабуся нам попалась… — с испугом смотрел на неё блондин, не переставая прятаться. Рин отпустила «кабана» и спокойно, без слов, следовала за женщиной, выслушивая крики Иноске о том, кто она такая, чтобы его трогать. Зайдя, им сразу предоставили одежду, еду и спальные места, а после и лечащего врача. Оценивающим взглядом оглядев их, он выдал вердикт. — У всех сломаны рёбра… — озвучил мысли каждого Зеницу, лежа на матрасе и смотря на потолок. — Рёбра болят не так, как лоб… — убрал чёлку, открывая вид на шишку, пробурчал Иноске, так же смотря в потолок. — Прости, — с сожалением сказал Танджиро, так же смотря в потолок. Рин же лежала тихо. — Кстати об извинениях, у меня всё тело болит из-за тебя! Извиняйся! — ругался блондин. — А вот и не буду! — Извинись! — уже воскликнул Камадо. — Дудки! — Ну вот тогда я больше с тобой есть не буду, торопыга! — обиженно сказал Агатсума, нахмурившись. — Это ещё почему? — А потому, что еда становится вкуснее, когда ешь в компании. — Да-да! — У вас как, всё с головой в порядке? — смотря косо, проговорил Хашибира. — Не тебе нам это говорить! — всё было бы хорошо, если бы на этом закончился их диалог, но нет, ведь потом, увидевший в коробке Незуко Зеницу, орал как резанный, прося вернуть пролитую кровь и то, что истребители это не шутки, а бедный Танджиро убегал, потом не только от разъярённого Зеницу, так ещё и от Иноске, нацепившего на себя маску кабана. Рин из-за всех сил сдерживалась, чтобы не наорать на них.От лица Рин Китамура
Я вышла на улицу. На улице стояла ужасная погода, тёмные тучи собрались в кучу, и казалось, что вот-вот пойдёт дождь. Дул неприятный, холодный ветер, пробирающийся под одежду. Моё любимое дерево сакуры качалось из стороны в сторону, чуть ли не ломаясь на части. Я повернула голову и увидела, как мама в темпе вальса снимала одежду с верёвки, крича, чтобы я отнесла тазик с бельём в дом. Мне эта картина показалось слишком знакомой, но я не придала этому значения. Быстро занесся тяжелый тазик, дверь захлопнулась после того, как зашла мама. Дома было намного теплее. Вдалеке были слышны крики братьев, играющих друг с другом. Всё слишком было знакомо, как тут меня осенило. Это тот день. Стук в дверь. Я дрожащими руками открываю дверь и вижу перед собой того самого истребителя. Так же, как и тогда. На улице шёл ливень, бедный парень промок до нитки. В руках он держал свернутый в ткань катану отца, а из его уст вылетели слова: — Мне очень жаль, но… — а дальше всё как в тумане, я лишь сфокусировалась на его двигающихся губах, понимая, что он принёс новость о гибели отца. Меня тут же переместило в день, когда в наш дом пробрались демоны и убили моих оставшихся родственников и, напоследок, чтобы добить окончательно, смерть бабушки. Я тут же проснулась в холодном поту. Сердце бешено билось, готовясь выпрыгнуть из груди. Руки дрожали, живот крутило от страха, а перед глазами все эти моменты, как будто всё снова повторилось. На ватных ногах я вышла на террасу, дабы подышать свежим воздухом и успокоиться, очистить голову от всех мыслей. Я села на лестницу, положив локти на колени, и положила лицо на ладони, смотря на деревянную ступеньку. Эта картинка никак не хотела уходить, зато сердце уже не так сильно билось. Позади я услышала шорох и, обернувшись, увидела сонного, но встревоженного Иноске, что вышел без своей кабаньей головы. Он громко сел рядом, начав разговор: — Ты чего вскочила, а, Кин? — Я Рин — это раз, и два — тебе-то какое дело? — я сузила глаза, не поверю, чтобы ему было важно моё состояние. — Раз ты меня разбудила посреди ночи, то изволь рассказать, — фыркнул парень, сложив руки на груди и смотря в даль. — Мог бы и не вставать, а продолжить лежать, — фыркнув в ответ, между нами повисла тишина. Она длилась в течении пяти минут, что мне наскучило и, встав, я решила зайти, но меня остановил голос парня: — Кошмар приснился? — он сжимал руки, смотря на них, а после разжимал, то ли просто разминая, то ли злясь. — Откуда ты… — От тебя шло чувство страха. Я это понял по тому, как ты встала и как ты дышала. Может, всё-таки расскажешь? — я посмотрела на его спину. Почему мне хочется сесть и рассказать ему всё? Не стоит, Рин, ты обожжёшься, как в прошлые разы, нельзя доверять людям. Но моё шестое чувство подсказывает, что всё будет хорошо… Может, стоит…? — И хватит мне в спину смотреть, дырку во мне проделаешь сейчас, — он, цокнув, слегка напрягся. Он так сильно чувствует даже обычный взгляд на себе? Я снова села на своё место и вдохнула как можно больше воздуха. — Мне приснилось три момента из моей жизни. Это было как три кошмара в одном большом кошмаре: смерть отца, гибель матери и братьев, а потом смерть бабушки. За такой короткий период в своей жизни я лишилась всех. Я одна, и это страшно… — я опустила голову, ожидая реакции Иноске. — Дура, ты не одна, — он снова цокнул, смотря уже на звёздное небо. — Ты не видишь, но эти идиоты уже приписали тебя и меня в их дебильную компанию, а от них, как я понял, уже не отвертеться. Ты не должна переживать так сильно из-за кошмара, а, наоборот, радоваться тому, что у тебя было, — меня сильно удивил его ответ. Его голос был спокойным, как всегда слегка хриплым и низким. — О чём ты? — я удивлённо посмотрела на него, а в ответ на меня посмотрели его зелёные глаза. — У меня не было родителей вообще, меня воспитали и вырастили кабаны. Говорить я научился у одного старика от его внука, — так вот откуда у него такая грубая лексика… — Но я не жалуюсь и не грущу, потому что это жизнь, а у меня она ещё вся впереди, — он улыбнулся, хмуря брови, тем самым делая улыбку самоуверенной. — С нашей работой и «вся жизнь впереди»? Не смеши меня… — я выдохнула, и между нами снова повисла тишина. Каждый думал о своём. Эта тишина не угнетала, нет, даже наоборот, она была приятной. — Мне снится всё время один сон, — резко выдал парень, уставившись в одну точку. Я удивленно приподняла одну бровь. — Какая-то женщина держала меня на руках и говорила: «Прости меня… Иноске… Возможно, хоть так ты спасёшься…», а дальше она отдалялась, как будто я падал куда-то. Я не знаю её, но мне кажется, что я где-то её видел. — Может… Это отголоски прошлого? И не думала, что ты горазд на такие советы… — А-а-а-ах, неважно! И что значит — не думала?! — он закричал, на что я шикнула, и он фыркнул, закатив глаза. Иноске зевнул и закинул руки за голову. — По крайней мере, сейчас мне уже неважно. Если ты успокоилась, тогда я пойду спать, — он встал и направился в сторону дома. — Иноске! — М? Что тебе ещё, Пин? — Спасибо… — как обычно, на моём лице ни единой эмоции, думаю, я вообще разучилась улыбаться и всё что с этим связанно. — Ага, как скажешь, — он, как обычно, отмахнулся и зашёл внутрь. Я ещё долго сидела на террасе, обдумывая всё сказанные ранее парнем слова. А ведь он прав…