Salty tales

Неделю уже из-за пасмурной погоды темень по ночам стояла такая, хоть глаз выколи. Ни тебе лунного света, ни редкой звездочки, и в этой черноте лишь кроны деревьев над головой выделялись непроглядными пятнами. В здравом уме и без охраны Кросби ни за что бы не решился на поездку вглубь острова после заката, однако его сопровождающие не заставляли сомневаться в своей надежности. В конце концов, этот день его совершенно вымотал. Каждый день он зарекался себе иметь дела с пиратами, да ведь сколько выгоды было с этих свиней! Куда как выгодней, чем торговать законно. Приходилось терпеть их варварство и расшаркиваться перед капитанами, чтобы не заламывали безумную плату за награбленное. У большинства даже не было представления о реальной ценности вещей, а меры делились на «много» и «мало». Когда им не нравилось предложение, они часто впадали в ярость и угрожали расправой, так что в одиночку Кросби на переговоры не ходил. Приходить с толпой охраны, конечно, тоже не стоило, тут нужно было хорошо знать грань; все эти премудрости Кросби выучил на горьком опыте других контрабандистов. — В следующем месяце покончу с этим, — пробормотал он, оставив попытки разглядеть дорогу в темноте. Его веки тяжелели от усталости, и даже вечная нервозность не помешала ему задремать. Из тревожного сна его выдернул шум за дверью повозки; Кросби испуганно протер глаза, смахивая дремоту. Не было ни криков, ни звуков оружия, лишь непонятная возня в темноте. Повозка не двигалась с места. Он начал судорожно шарить под сидениям в поисках упавшего револьвера, когда дверь распахнулась, являя за собой пустоту. Перепуганный до смерти, он снял висевший под потолком фонарь и едва-едва выглянул наружу. Не было видно никого из провожатых, будто Кросби изначально прибыл сюда один. Первой мыслью было забиться на дно повозки и молиться до наступления рассвета, но вместо этого он высунулся за дверь чуть дальше и крикнул: — Есть тут кто? — Никого нет, — отозвался ему юный насмешливый голос, ниоткуда взявшаяся рука схватила его за шкирку и вытащила из укрытия, бросая на землю. Над ним стояли двое в темных одеждах, лишь глаза их были видны на замотанных тканью лицах. Один из бандитов был сильно выше второго, и, видно, старше. Кросби закопошился на земле, пытаясь подняться, на что младший несильно пнул его в грудь, прижимая сапогом к земле. — Прошу вас, я всего лишь фермер, меня ждёт дома семья, — залепетал перекупщик. Если они простые грабители, то он сможет откупиться кошельком и остаться в живых. Малец наклонился ближе к его лицу, и, кажется, улыбнулся под своей маской. — Всего лишь фермеры не катаются в каретах по ночам с шестью охранниками, — издевательски заметил он своим высоким, почти девичьим голосом. — У тебя слишком скользкая рожа, Кросби, такую ни с кем не спутаешь. — Кто вас послал? Что вам надо? — поняв обреченность своего положения, он решился перейти на торги. Если эта проклятая работа его чему-то научила, так это тому, что у всех есть своя цена. — Я могу заплатить больше! — Дружище, мы не хотим иметь с тобой дел, — младший легким движением достал из-за пояса нож, пока его высокий приятель копался в повозке. — Но я могу не вспороть тебе брюхо, если быстро скажешь, куда ты спрятал карты. — Карты? Я не люблю вист, вечно проигрываю, — нервно отшутился Кросби. Малец усмехнулся в ответ, и через мгновение острие ножа давило торговцу на горло. — Мы все равно их найдём, раньше или позже. Есть два варианта, — лезвие едва вошло под кожу, заставляя Кросби завопить от боли, — ты скажешь сам, мы быстренько разберёмся с этим и разойдёмся по домам, либо же я обчищу твой труп. Честно говоря, второй вариант удобнее. Ты как считаешь? Внутреннее сопротивление в нем длилось недолго, достаточно было чуть сильнее надавить на нож. Да, его вполне могла ждать смерть за невыполненные перед пиратами обязательства, но команда «Чёрного кита» была сейчас где-то далеко, а эти ребята держали кинжал прямо на его горле. — Там двойной потолок, — прохрипел Кросби, слыша, как второй бандит простукивает крышу повозки и находит спрятанную ручку. К счастью, лезвие больше не касалось его кожи, но все ещё находилось в опасной близи от кадыка. Кросби, давно утративший веру в высшие силы, начал судорожно читать немые молитвы. — Есть, — впервые послышался голос старшего бандита, шуршащего найденными бумагами. Он бесшумно выпрыгнул из кареты, та едва качнулась под его весом; младший тем временем держал грудь торговца под подошвой сапога. Он посмотрел на мучителей с бессильной злостью. — Я останусь в живых? — Это уже зависит от тебя, дружок, — малец пожал плечами. — Не советую появляться вблизи порта ближайшие полгода, если не хочешь отвечать перед командой «Кита». Решив, что великодушия с него достаточно, бандит с силой пнул Кросби под подбородок, заставляя того разом отключиться от боли. Проверив бессознательность своей жертвы, двое огляделись по сторонам и скрылись в ночном лесу. Продираться сквозь чащу в полутьме им пришлось недолго: оба прекрасно знали, в каком направлении их ждёт ближайшая тропа к городу. Оказавшись в надежном укрытии леса, они стянули с лиц платки и вывернули наизнанку накидки. — Ну и башка у него, я себе чуть пальцы не отбила, — жалобно протянула девушка, вытягивая из-за ворота прилипшую к шее косу. — Могла бы просто пристрелить, — отозвался мужчина бесстрастным тоном. — Ну уж нет, — ее губы растянула гаденькая ухмылка, — Кросби заслужил того, чтобы хорошенько побегать от разъяренных пиратов, не могу лишить его такого удовольствия. Шен лишь хмыкнул. Ему и самому гнилой контрабандист совершенно не нравился, не даром они без пиетета взялись за эту работу. Утром они должны были обменять карты на вознаграждение, а до тех пор хотелось лишь вкусного ужина и крепкого сна. Если жизнь на суше что-то ему и давала, так это возможность отменно набить желудок. Вдали как раз показались огни портовых кварталов, где ночью жизнь кипела не меньше, чем днем. Табита потерла руки в предвкушении. — Надеюсь, Альма ждёт меня. Пират едва сдержался от того, чтобы закатить глаза. С того дня, как нога Табиты ступила на землю Порт Рояла, она не прекращала искать себе приключения на одно место, среди которых всенепременно были разнообразные любовные похождения. Может, Шен был уже староват для снисхождения к ее горячности — или же она слишком напоминала отца в свои годы — однако страсть в голове Табиты имела свойство отшибать напрочь остатки здравого смысла. — Я надеюсь, ты не сказала ей свое имя. — Ну за кого ты меня принимаешь? — возмутилась девушка. — Ещё скажи фамилию! — С тебя станется, — проворчал бывший старпом. — Не слишком ли ты привязалась к этой проститутке? По ее лицу прокатились все эмоции разом, от смущения до гнева. Табита уже готова была разразиться тирадой, но вместо этого широко ухмыльнулась в ответ. — Неужели ревнуешь? — довольно протянула она, надеясь вывести мужчину из равновесия. Он в обычной своей манере состроил каменное лицо. — Делать мне нечего. Просто не ляпни лишнего, такие как она умеют развязывать язык. — Я ничем не хуже, — фыркнула Табита, заходя на освещенную шумную улицу. Кругом творился родной уже хаос: моряки пили и веселились, кто-то валялся на земле, кто-то передавал трубку в своей компании, кто-то горланил песни невпопад. Табита чувствовала себя в этом шуме как рыба в воде, совершенно защищенная от чужого внимания всеобщим пьянством. Не сбавляя шаг, она ворвалась в двери борделя, пронеслась среди посетителей и работниц, походя послала свистнувшего ей вслед моряка и налетела на Альму, испуганно вздрогнувшую от такого сюрприза. Впрочем, куртизанка быстро справилась с испугом и заключила Табиту в радостные объятия. — Джеки, ты вернулась! — она пригладила пиратку по волосам и нежно поцеловала. Табита с довольным урчанием прижалась к ней ближе. — Я скучала, — пропела она Альме в шею, и та с первой ноты поняла, о чем речь. В ее глазах появилось отражение вины, когда она ответила: — Солнце, ты же знаешь правила… — Не переживай, я заплачу, — отозвалась Табита и услышала над ухом облегченный вздох. Ни одной проститутке не позволяли спать с гостями задарма, ведь все они должны были приносить доход заведению. Альма игриво, почти ненавязчиво провела рукой по ее бедрам, прихватила за талию, уводя за собой. Взгляд ее зацепился за вечно угрюмого провожатого Джеки, и она с улыбкой спросила: — Твой приятель не хочет к нам присоединиться? Похоже, он не в духе. — Он скорее бочку пороха съест, чем согласится, — прыснула со смеху Табита, пытаясь сбить жар со щек при мысли об этом приглашении. Не стоило испытывать терпение Шена таким образом, она и так уже пару раз чуть не дошутилась. Она поцеловала Альму в висок и мурлыкнула ей в ухо: — Забудь про него, нам вдвоём будет куда лучше. Можешь даже позвать кого из подружек, если заскучаешь. — С тобой разве соскучишься, — смущенно хихикнула она, и девушки вместе скрылись где-то на верхних этажах. Шен проследил за их уходом со своего одинокого места за столом, отмахнулся от приставшей проститутки и выпил пива в ожидании ужина. Его устраивало сидеть в углу и излучать враждебность, чтобы никому и в голову не пришло приблизиться. Это свое умение он зачастую распространял и на Табиту, отгоняя своим присутствием от нее любых сомнительных личностей. Конечно, Шен понимал, как странно выглядит рядом с ней: не то строгий отец, не то глуповатый муж, не то молчаливый стражник. Он решил наплевать на чужие мнения и косые взгляды ещё в тот день, когда вместе с Табитой сказал ее родителям, что уходит с «Крыла». *** Им предстояла швартовка буквально через пару дней в Порт Рояле, и предвкушение команды с каждым днем все нарастало. Конечно, большинство хотело отправиться по известному адресу, но были и те, кто попросту соскучились по суше и отдыху. Пиратская жизнь изрядно выматывала даже самых матерых пиратов, мало кто умел выжить и продержаться на борту в течение долгих лет. Все, кого можно было дольше года видеть в одной команде, ценились дороже золота, что уж говорить о тех, кто хранил верность десятилетиями? Подобных людей Айтварас знал исчезающие мало, и главным из них всегда неизменно был Шен. С Шеном они делили радости и горе, голод и богатства, прошли шторма и штили. Было нечто необъяснимое в их братстве, сколоченном в боях и скрепленном кровью; Айт не представлял такой вещи, какой не доверил бы своему старпому. Корабль, любые секреты, свою жизнь — ничто из этого не подвергалось сомнению. Когда дочь пришла со словами об уходе, а Шен встал за ее спиной, Айтварас впервые пошатнулся в своей вере. Она стояла перед отцом — мятежная, упрямая, с горячим взглядом — и он отчаянно пытался не видеть свое отражение. Она держалась прямее мачты, но Айтварасу до боли хотелось вновь увидеть мечущуюся девочку, не способную и минуты простоять на месте. Он смотрел будто сквозь нее, сквозь года и морские мили, вспоминал ребенка с обезоруживающей его улыбкой. Сколько бы он сейчас отдал, чтобы вернуться назад? «Мне пора идти своей дорогой», — сказала Табита, и Айтварас впервые увидел в ней взрослого человека. Это было слишком рано для него. — И что ты планируешь делать? — поинтересовался он, собирая все свои силы, чтобы сдержать эмоции. — Я не смогу стать капитаном под твоим надзором и не буду ждать, пока Крыло перейдет мне по наследству. Я пойду в другие команды и попытаю удачи там. — Как же ты убедишь их взять на борт одинокую юную девицу? — сердце Айта болело от мысли о том, что ожидало Табиту в таком будущем. Без сильного покровительства среди толпы незнакомых пиратов ее не ждало ничего, кроме боли и страданий. — Она не будет одна, — и в эту минуту в их разговор вмешался Шен. Лицо его выражало будничное спокойствие, но Айт слишком много лет провел бок о бок с этим айсбергом, чтобы не заметить пронзительное чувство вины в его блеклых глазах. — Табита, оставь нас, — попросил отец, будто в этом приказе имелось право на мнение. Девушка нахмурилась, стушевалась, растерянно перевела взгляд между капитаном и старпомом, поняла, что ей тут и в самом деле не место, молча удалилась, чтобы найти брата. Ей сейчас очень не помешала бы его поддержка. Шен застыл посреди каюты со своей вечной армейской выправкой, как обычно вел себя перед Айтом в присутствии команды. Сейчас рядом не было ни души, и Айтварас чувствовал в этом фальшь. Или страх. — Зачем? — только и смог выдавить он из себя, облокотившись на край стола. Шен обратил внимание на скрещенные на груди руки. — Я давно знал о том, что она хочет уйти. И давно обещал ей поддержку, когда она решиться на этот шаг. — И ты готов оставить свой пост ради этого? — Ты знаешь, я думаю, что достаточно послужил тебе верой и правдой, — Шен склонил голову на бок и едва прищурился, — возможно, теперь мне пора идти новой дорогой. — С моей дочерью, — голосом капитана впору было отправлять врагов на корм рыбам. — Я могу уйти один в любой момент, — старпом позволил себе усмехнуться и задумчиво отвести глаза на пару мгновений. — Но Табита все равно сбежит отсюда рано или поздно, чтобы искать себе приключения на задницу. И делать она это может под моей защитой или без нее. Удивительно, что она со своим упрямством и сама не отказалась от моей компании. Айт вдруг поймал себя на том, что сжал челюсть почти до судороги. Он не знал, что сказать, но эмоции клокотали в нем хуже шторма, и он едва сдерживал желание налететь на Шена с кулаками. Будь это любой другой человек, не связанный с Айтом десятилетиями дружбы — пристрелил бы на месте и пошел дальше по своим делам; однако это был Шен, и с этим фактом ему придется просыпаться по ночам ещё много лет. — Послушай, — старпом поднял руки в примирительном жесте, голос наполнился непривычной мягкостью, — я не пытаюсь отнять у тебя дочь. Я всего лишь хочу уберечь ее от самой себя. Возможно, в будущем она и впрямь сможет стать капитаном, но до того дня ей ещё нужно дожить. И я готов поклясться тебе нашей дружбой, что пойду на всё, чтобы она была в безопасности. Айт все же сдвинулся со своего места, подходя ближе к другу. Тот морально готовился ко всему задолго до того, как явился сюда, и теперь смотрел в глаза капитана в ожидании. В этих глазах не нашлось ни гнева, ни злобы — лишь тоска по безвозвратно ушедшему. — Сколько лет мы с тобой дружим? Тридцать? Мой родной брат прожил меньше. Пожалуй, я слишком полагался на тебя все эти годы. Я доверял тебе свои секреты, жизнь, корабль… а сейчас собираюсь доверить дочь. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Да, капитан. — И если ты не оправдаешь мое доверие, брат, если Табита не доживет до нашей следующей встречи… Что ж, и у тебя есть семья. И я знаю, где они живут. — Давненько ты мне не угрожал, — Шен улыбнулся и согласно кивнул, — я принимаю твои условия. *** За окном ещё стояла предрассветная темень, сквозь которую стыдливо, будто юная девица, выглядывали первые лучи солнца. Шен ворвался в комнату без стука, подлетел к постели, не глядя накинул на Табиту одеяло и начал ее тормошить. — Бегом просыпайся, пора сваливать отсюда, — шипел он на нее, пока девушка пыталась открыть заспанные глаза. До нее наконец дошло, кто пытается согнать ее с кровати, и она подскочила с подушки, придерживая одеяло на груди. — В чем дело? — Твоя подружка сдала нас с потрохами, — он отвернулся в шкафу, вытаскивая и швыряя через плечо девичью одежду. За спиной послышалась возня, когда Табита начала спешно одеваться. — Похоже, «Черный кит» пришли за своими картами. Где твоя обувь? — Под кроватью, — буркнула пиратка, ловко выуживая сапоги и натягивая их на себя. — Альма не могла меня сдать. Она любит меня. — Проститутки никого не любят. Подрастешь — поймешь. И даже если любят, им очень легко угрожать. — Я должна забрать ее отсюда и все узнать, — полностью одетая, Табита распихала по карманам и поясам оружие и пошла вслед за Шеном, не удостоившим ее ответа. Он бесшумно двигался по этажу в одному ему известном направлении, где, по ее подозрению, находился черный вход; они вдвоем никогда не оставались жить где-либо дольше одной ночи, не проверив пути отхода. Как и ожидалось, проще всего здесь было скрыться через кухню, на которой в такую рань ещё никого не было. Табита шустро следовала по пятам приятеля, отложив все возмущения и жалобы до безопасного места. Искать Альму сейчас было бы бессмысленно и опасно для них обеих, да и Шен не позволил бы пойти на такую глупость. Не хуже подгоняли и голоса на нижнем этаже, советующиеся, как лучше разделиться в поисках. Они уже практически выскользнули из треклятого борделя, когда за спасительной дверью послышались разговоры и скрип ручки. Моментально оглядевшись, Шен обнаружил темный угол за стеллажами с посудой и толкнул в него Табиту, полностью закрывая ее собой. Двое мужчин внесли в открытые двери солидных размеров бочку и с кряхтением поставили ее в соседний угол. Один облокотился на нее, чтобы перевести дух, а второй достал из кармана сверток табаку и с упоением вдохнул. — Хочешь? Это знатный табак, его привезли из Нового Света. — Нет уж, спасибо, — они ещё помолчали какое-то время, но со вздохом двинулись с мест. — Сколько там ещё? — С ромом три, одна с хенеси, и кажись одна с грогом. — Надеюсь, им этого на неделю хватит. У меня так спина скоро отвалится. — Неделя? — рассмеялся один из рабочих. — Как бы до вечера хватило! И с этими словами они покинули помещение. Шен выждал ещё три минуты, все так же не издавая ни звука. Табита проявляла чудеса терпения, учитывая тот факт, что она была вплотную зажата между шкафом и пиратом, безмолвно дыша в ворот его рубашки. Никто так и не явился по их души, поэтому Шен вышел из укрытия, выглянул за дверь, бросил Табите короткий знак и спешно вырвался из кухни. Лишь когда они вдвоем были за добрых три квартала от борделя и уверенно двигались в сторону доков, пиратка позволила себе высказаться. — Надо было ее забрать. — Бочку? — усмехнулся Шен, но девушка не улыбнулась в ответ. Ее глаза были полны грусти, и от этого ему становилось погано на душе. Чертова Альма, он ведь сразу знал, что это ни к чему хорошему не приведет! — А если бы она не пошла с нами? Если бы привела нас прямиком на смерть, как и планировала? — Может, ее заставили, — Табита понуро оглядывалась по сторонам, не желая встречаться взглядом с Шеном. Он красноречиво промолчал, но ей и без того был известен его ответ. Какая разница, заставили Альму или нет? Она предала, и это единственное, что важно. — Мне казалось, что я хоть немного дорога ей. — Ты дорога мне. И своей семье. По-моему, этого вполне достаточно. Табита обернулась на него так резко, будто не могла поверить, что ей не послышалось: конечно, Шен на нее не смотрел. Она попыталась вглядеться в его профиль, увидеть там хоть один намек на эмоции, но наткнулась лишь на знакомую безразличную маску. Сколько раз она подшучивала над ним, беззлобно поддевала, бранилась, смущалась, плакала… Шен не позволял себе ничего более, чем полуулыбку или беспокойство во взгляде. За все эти годы, конечно, пора было уже привыкнуть и оставить его в покое. «Ты дорога мне». Но грудь отчего-то раздирала глупая радость. *** — Мам, — Табита выловила ее, когда та проходила мимо. — Ты сильно занята? Вообще-то Ирэн нужно было провести учет своих лекарств, чтобы успеть обзавестись недостающими ингредиентами на швартовке, а ещё, кажется, кто-то утром обращался к ней с жалобой на больной желудок… но дочь выглядела настолько подавленной сейчас, что все остальное могло подождать. — Ты хотела поговорить? — Да, — Табита огляделась на шумную палубу, в которой трудно было найти тихий закуток, — не здесь. Вместе они отправились в ее каюту и сели рядом: Табита с ее вечной непоседливостью нервно крутилась на месте, Ирэн с выученным терпением ждала любых признаний. Обычно с таким серьезным видом дочь сообщала о какой-нибудь вышедшей из-под контроля гадости или о самых своих сокровенных переживаниях. К счастью для Ирэн, они были близки достаточно, чтобы Табита ей эти переживания доверяла. — Я решила уйти с корабля, — выпалила она как на духу, застав маму врасплох. Та лишь спросила: — Когда? — Сегодня или завтра, пока мы будем стоять на якоре. — А когда решила? — Ой, ещё давно, — Табита махнула рукой, будто это давно длилось дольше вечности. — Я все собиралась с духом и ждала удобного порта. Мне кажется, Порт Роял идеально подойдет для начала моей пиратской карьеры. — Твоя карьера началась уже много лет назад, — Ирэн скептически вскинула брови на такое заявление. — Ты ведь понимаешь, что можешь вполне успешно продолжать ее и на Крыле? — Ну мам! — воскликнула она совсем по-детски, и ведьме вдруг стало очень больно от этой мысли. — Ты же знаешь, что дальше звания «дочери капитана» я здесь никуда не продвинусь! А я не хочу ждать, пока отец умрет, чтобы занять его место. Ирэн вздрогнула от того, как легко и беспечно прозвучали эти слова; сама она гнала от себя эту мысль все те годы, которые провела бок о бок с мужем. Она знала, что Айта и море разлучит лишь смерть, и что даже ей со всей своей любовью не удалось составить конкуренцию пиратской его жизни. Приняв это, Ирэн и сама стала частью его мира — и когда в этом мире появились их дети, они лишь дополнили мозаику. Наблюдая за их взрослением каждый день, Ирэн так и не смогла в полной мере подготовить себя к тому дню, когда кто-то из близнецов решит вырасти и уйти. Правда, если учесть характер Табиты, продержалась она удивительно долго. — У тебя есть план? — У нас с Шеном есть план, — ответила Табита, потупив глаза. Ирэн во второй раз едва не лишилась дара речи. — Шен согласился уйти с тобой? — Да, — дочь достала из ножен кинжал и начала выводить пальцами узоры по эфесу, как часто делала в неудобных ситуациях. Кинжал был ее первым абордажным трофеем. — Мы с ним много об этом разговаривали и решили, что лучший способ мне найти свое место и призвание — это пробовать подаваться в разные команды и проявлять себя там. Конечно, я понимаю, что мало кто готов будет без задней мысли взять на борт девчонку, да и именем своим светить было бы глупо, но с Шеном у меня куда больше шансов. С его жизненным опытом его в любую команду на руках понесут, а я пойду в придачу. Да и мне много чему есть у него ещё поучиться, так что его компания будет явно мне на пользу. Ирэн сидела и смотрела на гамак перед собой, внимательно анализируя все услышанное. Говорила дочь так логично и складно, будто они и впрямь все обсудили и подготовили с Шеном. Как матери, ей явно становилось спокойнее от мысли о старпоме, таком в доску знакомом, приглядывающем за ее дочерью; честно сказать, Ирэн и сама бы спокойно доверила Шену свою жизнь. Как женщину, в семнадцать лет ушедшую жить с пиратами в открытом море, ее распирала тревога и негодование. — Таби, — начала Ирэн со всей присущей ей мягкостью. — Ты знаешь, я всегда поддерживала любые твои безрассудные поступки, и сейчас я вижу, как ты выросла. Я буду рада, если ты найдешь свое место, раз уж на Крыле Дракона тебе стало тесновато. Но поправь меня, если я не ошибаюсь, — она сделала небольшую паузу, — ты ведь была влюблена в Шена совсем недавно? — Ничего себе недавно, почти три года прошло, — фыркнула Табита. Она ненавидела, чтобы ей читали морали. — Это не такой большой срок. — Мама, Шен ясно мне дал понять, что я ему совершенно никак не интересна. Он предложил мне помощь, и я ему благодарна, вот и все. — И с чего вдруг такой порыв доброты? — подумала вслух ведьма. — Может, приключений захотел на старости лет, — хихикнула Табита, заражая маму смехом. — Не волнуйся, мам, он ещё прибежит сюда с воем через месяц, чтоб его забрали обратно. — Только ему так не говори, — отсмеявшись, Ирэн открыла руки для объятий, в которых Табита незамедлительно оказалась. Гладя ее по волосам, ведьма с легкой печалью вспоминала их детство годы и годы назад, когда близнецы вечно ютились рядом с ней в ожидании сказок и материнской ласки. Тогда Ирэн особенно любила расчесывать их пушистые кудри и рассказывать байки о море, услышанные лично за время пиратства. Сейчас у самих близнецов в арсенале уже хранилась приличная кипа морских историй, да и под расческу их было уже не поймать; но порой они садились все вместе и болтали обо всем на свете, и в эти минуты Ирэн совершенно терялась в годах. — Симуру будет очень тяжело, если ты уйдешь. — Мы с ним много об этом разговаривали, он понимает, что для меня это важно, — пожала плечами. — Ты же знаешь, что всегда можешь вернуться? — Конечно, мама, — Ирэн ощутила, услышала эту улыбку, — ведь это мой дом. *** В то же утро они с Шеном нашли себе новое пристанище: на здоровенном линейном корабле как раз набирали команду к вечернему выходу в море. Брали едва ли не всех, кто умел стоять на ногах, и даже Табита без привычной мужской маскировки жалоб не вызвала. Местный боцман задал им пару вопросов, смерил внимательным взглядом Шена и вдруг пожаловался, что их «Белая акула» недавно лишилась лоцмана. Шен в свою очередь смерил взглядом судно с бесчисленным снующим экипажем и после выдержанного молчания согласно кивнул. На вопрос, чего надо Табите, та быстро перечислила свои разнообразные морские умения, от чтения карт и звезд до работы с парусами, на что боцман лишь удивленно вскинул брови и промолчал. Выцепив пробегавшего мимо матроса, он велел выделить им какую-нибудь каютку на любом из ярусов и махнул рукой, подзывая следующих. Каюта была совершенно обыкновенной, тесноватой и явно одноместной, на что намекала одна узкая кровать и висящий под потолком гамак. Вошедшие в комнату Шен и Табита многозначительно переглянулись и одновременно сказали «кровать моя». — Может, решим этот вопрос в покер? — Ага, нашел дурочку. Если уж карты, то давай хотя бы в «Ведьму», так у меня хоть какой-то шанс будет. Поединок вышел недолгий и напряженный; в последний момент Табита уже уверена была, что победа у нее на руках, но Шен со своей типичнейшей преспокойной улыбкой выкрутился и скинул карты. Повозмущаться или потребовать реванша Табите не дал звук колокола, созывающий всех на палубе. Туда быстро набивались люди, и девушка внимательно вглядывалась в окружавшие ее лица, предпочитая пока оставаться в тени. Как и водилось на пиратских судах, народ здесь собрался разношерстный: от мала до велика, всех цветов кожи, с разной степенью понимания на лице. У кого-то на лбу было написано, что в пиратах им ещё ходить не доводилось, а иные выглядели так, будто мечом едва ли не спину чесали. Табита надвинула шляпу пониже на глаза, чтобы не пересечься ни с кем взглядами, но и это ее не спасло от удивленного: — Эй! Да ты девчонка? — А ты наблюдательный, — она вскинула голову и оценила вставшего неподалеку парня. Его простецкая рубаха раздувалась на морском ветру, а выбивающиеся из-под головной повязки светлые кудри едва напоминали Шеновы. Тот стоял неподалеку и как всегда следил за происходящим. — Не знал, что в пираты берут девиц. — Ну тебя же взяли, — хмыкнула в ответ Табита. Парень рассмеялся и сделал шаг навстречу, неожиданно протягивая ей руку. — Ты смелая, мне нравится. Я Мэт. — Тиа, — кивнула она, пожимая ему руку. Мэт чуть склонился к ней и прошептал: — А кто этот страшный человек за твоей спиной? Он хочет меня убить? Табита махнула рукой, даже не глядя на Шена — и так знала, какое у него сейчас выражение лица. — Это мой друг, он на всех так смотрит. С того дня они начали играть свои роли в новой команде, едва ли пересекаясь друг а другом пару раз в день. Шен проводил много времени со здешним капитаном, прокладывая маршруты на картах и ведя судовые журналы; Табита не по своей воле обосновалась на кухне, куда ее неизбежно направлял суровый глуховатый боцман. Конечно, ей и раньше приходилось разделывать рыбу и чистить тарелки, но больше в воспитательных целях; здесь же в ней не видели иной пользы, как в опытной морячке. Порой она смотрела украдкой на ворчливого кока, распаляющего почем зря не понявшего его матроса, и тоскливо вспоминала улыбку Гелоса. У того даже в препаршивом настроении находилась для нее шутка или угощение, и в детстве она сама с радостью прибегала к нему с предложением помощи, лишь бы остаться и поболтать. Здешнего кока она решила даже не запоминать по имени, раз уж сам он не утруждался сменить «эй, девчонка» на ее новый псевдоним. Если уж кто действительно обращал на нее пристальное внимание, так это Мэт. Тот при каждой удобной возможности пытался сострить или сделать ей комплимент, и Табита с удивлением ощущала от этого несмелую радость. Правда, после Альмы ни о каком доверии и речи идти не могло, но ведь могла она хоть чуть-чуть развеяться от своих переживаний о вероломной влюбленности? Тягучие дни шли один за другим неразличимой чередой, новые лица не вызывали в Табите прежнего азарта и интереса, и она вдруг почувствовала, что опускает руки. Очень быстро ей наскучило любоваться на стены камбуза, и она предприняла несколько попыток доказать свою полезность боцману; тот пять раз отмахнулся от нее, а на шестой пообещал скинуть за борт, если ещё раз покинет свой пост. Злая, как сто чертей, Табита едва не поколотила его прямо на месте, но вовремя взяла себя в руки и вернулась на свое место. Когда они с Шеном рассуждали о том, что репутация в новой команде может занять очень долгое время, Табита лишь отмахивалась от этого и списывала все на свою решимость. Сейчас же, когда мечты споткнулись об унылую реальность, хотелось отмотать время назад и хорошенько саму себя стукнуть. В этой грустной повседневности жизнь ее скрашивал только Шен. Видя ее уныние, он непривычно часто улыбался и разговаривал с ней по вечерам, а ещё неизменно не ложился спать, пока она не вернётся. Пару раз он даже уступил ей кровать, когда девушка была в особенно уставшем и паршивом настроении, и от каждой крупицы заботы нечто давно затушенное в ней тлело и разгоралось. Куда там было Мэту с его невесомыми усмешками и пронизанным флиртом голосом; она и сама так разговаривала, так что интерес к нему постепенно превращался в приятельскую симпатию. Вот чем тут было ещё заняться, сидя над очередным ведром картошки, как не рассуждать о мужчинах? Оставалось лишь ждать шанса показать себя в настоящем бою. На это ей свезло еще через неделю. Колокол на палубе зазвонил трижды, и весь корабль тут же ожил, готовясь к сражению. Среди суетящихся кругом пиратов Табита услышала, что целью их стал нагруженный товарами барк с мирными флагами. Насколько Табита судила в этих делах, подобный корабль был далеко не самой легкой целью — учитывая размеры, там должно было быть изрядно больше моряков, да и вооруженной охраны для грузов в достатке. Для подобного нападения «Акуле» стоило иметь опытную, прожившую многие абордажи команду, а не толпу головастиков, впервые вышедших под черным флагом. С каждой преодоленной лигой барк казался все более внушительным. Когда начали палить пушки, во всеобщей суматохе и бедламе (какие отец никогда не позволял на Крыле) ее обнаружил Шен. Судя по его лицу, они думали об одном и том же. — Я пытался объяснить капитану бессмысленные риски, но он слишком заигрался в покорителя морей, — сказал он ей, оттащив в сторону от остальных. — Сегодня многие погибнут зря, так что наша с тобой задача выжить и добраться до суши. Грядущие часы смазались в одно долгое и кровавое месиво. Растерянные и перепуганные люди без разбору стреляли и рубили друг друга, падали замертво, крича в последних муках. В мареве битвы Табита была сосредоточена на двух мыслях: не сдохнуть и не потерять Шена из виду. К счастью, его силуэт то и дело мелькал в поле зрения, до тех пор, пока это не начало казаться ей наваждением. Уходили на шлюпках. После смерти капитана и доброй половины экипажа участь судна была предрешена, и люди в панике бросились к лодкам. К моменту начала толкотни и драк за место Табита с Шеном и парой других бывалых моряков уже налегали на весла, уходя прочь от погибающей «Белой акулы». На сердце было страшно и больно, а от мысли о бездыханном теле Мэта, которое она переступила по пути к спасению, хотелось разреветься, будто в детстве. В поисках уверенности она взглянула в глаза Шену, но и на его лице вопреки обычной бесстрастности отпечаталась тяжесть произошедшего. Он не помнил, когда в последний раз видел на своем судне такую бесчеловечную глупость, ведущую к сотне смертей ни за что. Их с Айтом холодный расчет всегда был направлен на большую выгоду при меньших потерях, и ему совсем не в радость было на своей шкуре испытать обратное. Догребли до берега уже к рассвету, благо, ночью не вышли облака. Ориентируясь по звездам и оставшимся в памяти картам, Шен вывел их к ближайшему порту. Здешние места были ему незнакомы, как и его спутникам. Пожав друг другу руки, они молча распрощались и пошли в разные стороны. Табита и сама была не сильно разговорчивой, лишь раз пожаловалась на голод и усталость и попросила скорее найти место для отдыха. Выбор их пал на неприметный постоялый двор в двадцати минутах ходьбы от причала, где готовы были принять не самого благонадежного вида странную пару гостей. Ради сытного обеда и двух чистых постелей пришлось распороть потайной карман камзола, однако еды они так и не дождались, провалившись в сон сразу на месте. Проснулись уже к вечеру, когда во дворе слышались голоса постояльцев, а хозяйка в который раз постучала в запертую дверь с предложением отужинать. Зверски голодные, они заказали уйму еды в счет пропущенных завтрака и обеда, да так и остались пировать в своей комнате. От одуряющего запаха принесенной изжаренной утки больно скрутило нутро. В своих лучших традициях Табита принялась быстро закидывать в себя еду, обжигая руки горячим мясом, и только лишь успевала подливать себе вино. Шен, за столом всегда являвшийся образцом благородства, тоже отбросил вбитое семьей воспитание и присоединился к ней. Полчаса спустя они уже спокойно потягивали вторую бутылку вина и пробовали закуски; через час вовсю болтали, чокаясь бутылками. В это время захмелевшей Табите было до того хорошо и уютно, как бывало лишь в долгих разговорах с братом. Подумав об этом, она до глубины души ощутила, как страшно соскучилась. — В чем дело? — спросил Шен, заметив ее унылый вид. — Вино закончилось? — Об этом я не переживаю, — кивнула на две непочатые бутылки. — Просто подумала, как мне не хватает Симура с его ворчанием и неловкими шутками. — Ну, ворчать и неловко шутить и я умею, — хмыкнул Шен, от чего Табита прыснула со смеху. Они сидели рядом на полу, чтобы случайно не испачкать вином или едой постель, и почти касались друг друга плечами. — Я рада, что ты здесь. Не знаю, как пережила бы вчерашний день без тебя. Как и многие дни до этого. Если бы Шен не был занят разглядыванием трещин в штукатурке на стене, он бы обратил внимание на потеплевшие щеки сидящей рядом девушки. Если бы он знал, к чему это приведет, то заткнулся бы и не дал ей накрыть свою руку своей. Оглядываясь назад, он множество раз думал об этом моменте и не мог представить его иначе. — Разве я мог бы оставить тебя одну? В следующую минуту время будто замерло. Табита вдруг прижалась к нему, обхватив лицо руками, и начала целовать; на миг опешивший Шен взял ее за плечи и отстранил от себя. — Что ты себе позволяешь? Его обычно спокойный голос был наполнен растерянным негодованием. С тех пор, когда Табита последний раз пыталась активно проявлять свою симпатию, прошло изрядно времени, и он не переставал надеяться на ветреность ее нежных чувств. С тех самых пор, когда дочь его лучшего друга начала признаваться ему, повидавшему все ужасы жизни пирату, в любви, у Шена все ещё проходил холодок по спине от мысли позволить себе лишнее. Да куда лишнее — даже подумать о ней не как об ученице и чужом ребенке, а о взрослой уже девушке казалось самым гнилым из его грехов. Он не мог совершить фатальную ошибку, потакая ее незрелым желаниям. — Я думала, мы оба этого хотим, — пожалуй, не будь Табита такой пьяной, смутилась бы сильнее. Она смотрела на старпома с отчаянной нуждой в его принятии, в ожидании горячего согласия, но видела лишь страх в его глазах. Посмотри на меня, мечтала Табита, пойми меня, как мне добиться твоей честности? — Ты просто напилась, тебе все равно, к кому приставать, — бесцеремонно припечатал мужчина, и эти слова вылились ей на голову ушатом помоев. Она вспомнила все свои неловкое попытки заигрываний с ним, не приведшие ни к какому результату, вспомнила недолгие романы со случайными людьми, на которые Шен вечно закатывал глаза и не говорил ни слова, вспомнила каждые разрушенные ожидания, когда рядом оставался только он. И как у него только язык поворачивался такое бросить ей в лицо после всего прожитого? — Да пошел ты! — она шарахнулась прочь, подскочила на ноги. — Как ты можешь так говорить! — Ее громкие гневные возгласы поддерживались яростным размахиванием рук. — Ведь знаешь, как я к тебе отношусь! И по тебе вижу, что ты меня любишь, а иначе зачем бы ушел с корабля вместе со мной? Кто я вообще такая, чтобы ты бросил свой дом ради меня? Шен устало потер пальцами переносицу, совершенно не понимая, что тут сказать. Он до сих пор себе ещё не ответил, зачем пошел с ней, откупаясь мыслями о защите и заботе. И с каких пор он записался ей в отцы? — Знаешь, ты меня действительно достала уже своими детскими выходками и истериками. В твои-то годы пора уже понять, что не все тебе достанется, стоит лишь топнуть ножкой. Казалось, лицо Табиты приобрело новый оттенок злости. Что она больше всего ненавидела, так это отношение к себе как к младенцу. В особенности от людей, которые много для нее значат. Сколько лет она добивалась, чтобы отец начал видеть в ней равную? Сколько лет доказывала Шену, что все его учения не проходили даром? Неужели после всего свершенного она так и не заслужила такую малость, как уважение? — Хватит меня воспитывать! Ты мне не отец и не муж, чтобы я от тебя выслушивала нотации! — Девушка уже кричала, не обращая внимание на возможность помешать другим постояльцам. Шен явно испытывал ее терпение на прочность, и его раздраженный пресный вид вкупе с последующими словами уничтожили любые шансы на перемирие. — Как же мне надоел этот разговор. Иногда я и впрямь жалею, что ушел с Крыла ради такого. Этот удар она принять не могла. Разом сникнув, пиратка выдохнула и прекратила кричать. — Так вали домой. Попутного ветра. С этими словами Табита вышла из комнаты, оглушительно захлопнув дверь. Шен поднял бутылку, отпил оставшееся вино и швырнул ее в сторону. Довела. По-хорошему, надо было идти следом за ней, пока пьяная девчонка не нашла проблем себе на голову, но Шен устал быть хорошим. Ему остоебало носиться за ней, опекать и уговаривать, пока эта упрямица крутила из него канаты. Хочется ей шарахаться где-то на ночь глядя — флаг в руки. Все равно ведь устанет и вернётся к утру. *** Злобно матерясь, Табита сбежала вниз по лестнице во внутренний двор, где за пустыми столами сидели редкие уставшие постояльцы. Отмахнувшись от хозяйки, справившейся о ее самочувствии, пиратка вышла прочь за ворота. Ночью все портовые города были похожи, никогда не вымирая в темноте, как те места, где Табита родилась и росла. Рядом с портом даже ночью было живо: одни скитались от таверны до кабака, другие разгружались после швартовки, третьи просто слонялись по улицам без дела, как она сама. Конечно, она знала о том, что одной шляться посреди ночи в незнакомом месте не было лучшей идеей; родители с малых лет вечно пеклись о них с братом, не оставляя без присмотра взрослых ни на час. Казалось, где уж могло быть опаснее, чем на пиратском корабле — однако на родном «Крыле» которое Табита знала не хуже капитана, надзор за ней был пуще, чем на суше. Да и люди все зачастую знакомые, а когда новые появлялись, то она всегда ощущала себя главной в доме и не тушевалась перед чужаками, как порой делал отстраненный Симур. Табита же любила устанавливать правила для других и вынуждать мир вокруг прогибаться в угоду ее решениям. Такое срабатывало по разным причинам: с родителями ввиду их беззаветной любви, с братом из-за его мягкосердечности, с матросами из-за удивления пробивным характером девчонки на судне. Не действовало ее озорное упрямство мало на кого, и реже всех поддавался, конечно же, Шен. Вновь подумав о нем, Табита сердито фыркнула, нахмурилась и принялась искать открытый кабак или бордель. Ей нужна была сегодня более приятная компания, чем этот бессердечный придурок, которого она столько лет пролюбила зазря. Чувство это, давно похороненное под десятью могильными плитами, за год совместных приключений вновь выползло на свет божий и начало ее мучить. С каждой Шеновой улыбкой, с каждым добрым словом, с его внимательным взглядом и ворчливой заботой нежность в ней лишь росла и крепла, набирая обороты. Помнится, четыре года назад Симур сказал ей оставить эти безумные мечты, которые не доведут до добра никого. Было ли то здравым смыслом или магическим провидением — для Табиты важной роли не играло. Она осталась в первом приглянувшемся кабаке, где отдыхали прибившие нынче моряки с торговой бригантины. Следующие пару часов Табита неспешно прихлебывала грог, заигрывала с местными работницами и отшучивалась от зазываний за моряцкий стол, предпочитая спокойную женскую компанию. Улыбчивая подавальщица Сара, привычная к пьяным приставаниям и готовая на крайний случай позвать охрану, с беспокойством смотрела на донимающих одинокую девицу мужчин. За свою жизнь и работу в злачных местах Сара получила знатный опыт общения с голодными по суше моряками, потому и вид безумно хорошенькой, опасно самонадеянной и совершенно беззащитной гостьи пробирал ее холодом до костей. Она даже предложила девочке остаться до полудня в своей каморке, но та лишь благодарно обняла ее и ушла прочь со своими мыслями в голове. Не успев долго поволноваться, Сара резво ответила на очередной зов. Табита же тем временем отправилась к докам, до которых тут было буквально рукой подать; хотелось посмотреть на пришвартованные суда и помечтать о своем собственном. Пройдясь вдоль причала, она нашла себе место у воды и села там, чтобы ещё немного полюбоваться кораблями. Темные мачты реями разрезали ночное небо, пока паруса едва светлели на фоне луны. Сколько раз она сидела так дома, забыв обо сне, и читала дорогу по звездам? — А что такая прелестная леди делает тут одна в этот час? — окликнула ее издалека смеющаяся компания мужчин. Табита сразу же поднялась на ноги, стараясь выглядеть как можно увереннее. — Наслаждаюсь видом в одиночестве. Но мне, пожалуй, уже пора. Там есть хорошая таверна, если хотите славно провести время, — она махнула рукой в одну сторону, сама делая шаг в противоположную. Один из них уже последовал было ее совету, но двое других продолжали толкаться локтями и кивать на нее. — Так что же ты уходишь? Составь нам компанию, — они приблизились ещё на два шага, а пиратка уже оценивала риски. — Спасибо за приглашение, мне сегодня хватит, — не отказывая в доброй улыбке, Табита выразительно сжала пальцами рукоять короткого меча. Мужчины переглянулись с весёлым удивлением, снисходительно рассмеялись. — Неужели ты нам угрожаешь? — Я не хочу проблем. — Тогда дай сюда свой ножик и не будем ссориться, — один из них протянул руку, пытаясь отобрать у нее оружие, и с криком отдернул кровоточащую ладонь. — Ах ты сука! Да я отрублю тебе руку за такое! Двое его друзей бросились на нее разом, пока их раненый приятель шипел от боли. Она резко отпрыгнула назад, уходя от удара, тут же кинулась вбок, чтобы одним резким взмахом ножа разрезать плечевой сустав противника. Сил разрубить плечо у нее и в помине не было, но здесь это и не требовалось; Табиту с детства учили защищаться от тех, кто сильнее нее самой. С обездвиженной правой рукой он больше не мог держать оружие, но и такого противника рано было списывать со счетов. Первый пострадавший наконец осознал серьезность ситуации, окровавленной ладонью выдернул меч из-за пояса и налетел на нее штормом. Отбиваясь от атак с двух сторон, Табита с тоской и ужасом подумала о том, как ей здесь не хватало Шена. Вот бы он выбежал сейчас на пристань и помог ей, как настоящий рыцарь… Единственный уцелевший выбрал лучшей своей тактикой попытаться перехватить ее запястье, чтобы выкрутить из руки нож. Стоило ему открыться в опасной близости от пиратки, как она моментально выхватила припрятанный кортик и вонзила ему ровно между ребрами. Находить подобные точки на теле ее научила мама, приговаривая о том, что со своим ростом такие знания ей самой были жизненно необходимы. Противник рухнул на землю, зажимая пульсирующую из раны кровь, и однорукий бросился к нему на помощь, чтобы оттащить в сторону. Оставшийся на ногах мужчина сначала посмотрел в сторону своих друзей, после чего перевел взгляд на девчонку. В этом взгляде было столько ненависти, что Табите стало страшно. — Я хорошенько поимею тебя перед тем, как убить. — Посмотрим, кто кого поимеет, — отозвалась она, бросаясь в атаку. От ее быстрых колющих ударов он уходил на удивление проворно, и вскоре инициативу на себя взял враг. Удар-блок, удар-блок… Табита вспомнила, как раньше часами могли длиться ее уроки фехтования с отцом, сколько раз он сбивал ее с ног и приставлял шпагу к горлу без всякого труда. Многие дни спустя она научилась твердо стоять на ногах и отражать любые атаки; месяцы спустя смогла достойно нападать. С тех пор ей довелось поучаствовать в десятках и сотнях сражений, однако ни разу, ни в одном из них она не помнила себя совершенно одной. Рядом всегда маячил кто-то из родной команды, неподалеку держались родители, неизменным маяком оставался Шен. Сейчас все было совсем иначе, и она боролась за свою жизнь с таким остервенением, что с ней приходилось считаться. Видно, все тренировки и нравоучения даром не прошли: Табита уже начала теснить своего противника, чего он не мог не заметить. Тот в отчаянии потянулся к поясу, где подобно ей прятал кортик в складках ремня. Пиратка на миг отвлеклась от ушедшего в сторону меча, зацепив боковым зрением однорукого теперь врага, когда ее мир ослепило вспышкой отчаянной боли. Боль была всюду, разом полившиеся слезы лишили ее зрения, и Табита с удвоенной яростью бросилась в атаку, мышечной памятью рассекая грудь противника поперек. Утерев рукавом слезы и размазав кровь по лицу, она смогла разглядеть упавшего наземь человека, все ещё пытавшего сжать в пальцах рукоять меча. Мощным пинком в подбородок она откинула его голову назад, в очередной раз ударяя о землю, резко склонилась и перерезала глотку. Оставшийся в живых мужчина примирительно поднял одну уцелевшую руку — его приятель с колотой раной в легком уже умер от потери крови. Табита стремительно приблизилась к выжившему, занесла над ним клинок под испуганные лепетания «я никому не скажу, никому не скажу» и закончила его жизнь на этих словах. Оглядевшись по сторонам, она все ещё не видела ни души, и некому было окликнуть ее, пока она стаскивала тела с пирса и бросала в воду. Когда от ее присутствия здесь остались лишь кровавые следы на земле, Табита ещё раз покружилась в поисках свидетелей и поспешила вернуться на постоялый двор. Левая сторона лица онемела от боли, и девушке пришлось закусить железные от крови губы, лишь бы не расплакаться снова. Она должна была видеть. По крайней мере, пока не окажется в безопасности. Казалось, эта дорога не закончится никогда. Уставшая, Табита плелась в темноте вдоль незнакомых зданий и не могла поверить, как далеко умудрилась уйти в своих ночных скитаниях. Когда сил уже хватало лишь лечь под забор и завыть, она наконец увидела знакомые ворота. После долгого настойчивого стука ей все же открыла дверь недовольная заспанная хозяйка, увидела ее лицо и в ужасе схватилась за сердце. Она схватила Табиту за руку и втянула в дом, провела с собой на кухню, подожгла свечу в предутреннем мраке, посмотрела на девушку пристальнее, расплакалась. Тут же она заметалась кругом в поисках таза и чистой воды, схватила чистую тряпицу из ящика с лекарствами, принялась отмывать ее лицо от крови. Тронутая, Табита увидела в этой женщине свою маму, столько раз лечившую ее от всяческих ран и болезней. Симур тоже всегда был рядом в любой ее передряге, раз за разом промывая ссадины и сводя новообретенные шрамы. Сейчас все, что могла сделать хозяйка дома — это умыть ее и успокоить, но Табите и такой доброты было щемяще много в эту ночь. — Бог ты мой, — прошептала женщина не своим голосом, касаясь девичего лица, — здесь я уже ничем не помогу. Как только рассветет, сразу пошлю за доктором, но сейчас могу лишь дать тебе еды и отправить поспать. — Спасибо за вашу заботу, — улыбнулась пиратка сквозь боль, взяла предложенный кусок хлеба и пошла вверх в свою комнату. Ступени вновь скрипели под ее ногами, а дверь отвратительно заржавела на петлях, однако в комнате нашелся спящий Шен, которому все эти громкие звуки совсем не мешали. Подойдя к нему, Табита всмотрелась в его лицо, как делала тысячи дней до этого. От одного его вида на сердце становилось спокойнее, и даже первоначальное непреодолимое желание найти в нем защиту сейчас сменилось лишь мыслью побыть рядом в тишине. Она тихо стянула с себя сапоги и забралась к нему на кровать, легла совсем рядом, едва прижавшись к спине правой щекой. Ей хотелось бы уснуть, но боль не давала покоя, и она бесшумно заплакала. До рассвета было ещё пару часов, а раньше этого ни один лекарь не согласится ее осмотреть. * Шен проснулся уже к утру, когда свет из-за тонких занавесок начал слепить ему глаза. Рядом с ним точно лежал кто-то маленький и теплый, и старпом с враз потеплевшим сердцем повернулся навстречу Табите. Она и в самом деле была рядом, лежа на спине и тихо дыша в полудреме. Счастливый видеть ее, Шен приподнялся на локте и едва не закричал, увидев левую часть ее лица. — Таби, — позвал он ее дрожащим голосом, который она не смогла услышать. Тогда голос стал тверже, а рука осторожно потрясла ее за плечо. — Табита! — Доброе утро, — хрипло отозвалась она, приоткрыв правый глаз. — Доброе? Какое к дьяволу доброе? Что стряслось? Почему ты меня не разбудила? — он сел в кровати, а она сонно смотрела на него одним глазом, не зная, что сказать. Потому решила, что проще всего говорить правду. — Я пошла гулять ночью, наткнулась на неприятную компанию. Думаю, они хотели взять меня на ночь, но я отказалась, и мы подрались. Победила я, однако без травм не обошлось. Пришла сюда часа в четыре, когда ты спал, решила не будить. Хозяйка обещала послать за доктором после рассвета. Все так плохо? — Я… ты просто… ахуеть. Шен крайне редко позволял себе ругаться при ней, так что она прекрасно понимала всю серьёзность ситуации. Боль никуда не ушла, но несколько часов сна дали ей немного сил, и Табита все же села в кровати рядом со старпомом. Неуверенным жестом он протянул руки к ее лицу, обнял ее лицо ладонями, осторожно провел большим пальцем вдоль раны. — Как я мог… — При чем тут ты… — она попыталась ответить, но в дверь постучали. Шен поднялся открывать и обнаружил коридоре запыхавшуюся хозяйку двора со стареньким доктором. Последний бодрым шагом прошел к пациентке, осмотрел ее лицо, попросил открыть левый глаз. Табита попыталась поднять веко, от чего у нее вмиг полились слезы. Врач неодобрительно покачал головой и открыл свою сумку. — Вы можете сказать, кто это сделал? — Не знаю, я от страха ничего не поняла в темноте, — дрожащим голосом наврала Табита. — Бедная девочка пришла посреди ночи сама не своя, вся в крови, я чуть в обморок не упала, — запричитала хозяйка в дверях. Шен напряженно молчал. — Удар пришелся снизу вверх, так что сильнее всего пострадала щека и верхнее веко, — сквозь слезы Табита разглядела, как лекарь обработал инструменты и руки, вдел нитку в иголку и приблизил к ее лицу. — У вас не найдется алкоголь? Девушке пригодится. Шен тут же метнулся к столу, где одиноко стояла непочатая бутылка бренди. Он налил полный бокал, вручил его Табите и сел на край кровати, сжав ее ладонь. Доктор посоветовал ей выпить и закрыть глаза, после чего начал быстрыми отточенными движениями зашивать рану. Стараясь не завопить, девушка плотно сжала губы и вцепилась сильнее, чем в штуртрап посреди шторма. Самой болезненной частью стало веко. Крайне бережно и медленно обошелся доктор с этой частью лица, завершив свою работу чуть выше ее брови. Табита так и не издала ни звука, лишь дрожащий подбородок выдавал ее переживания. — Больше я ничем не могу быть полезен, здесь поможет лишь время и молитвы. — Я смогу видеть левым глазом? — прошептала она не без отчаяния. — Пока веко не получится открыть, сказать очень трудно. Все зависит от того, насколько сам глаз оказался или не оказался задет. Возможна частичная или полная потеря зрения. Радуйтесь, что правый глаз при вас, я видал ситуации и похуже, — отозвался лекарь, собирая вещи. — И что нам теперь делать? — Шен наконец подал голос, наполненный неслыханным для Табиты ужасом. — Я же сказал — ждать и молиться. Тут поможет только чудо. С этими словами лекарь раскланялся и ушел вместе с хозяйкой, распинавшейся перед ним в благодарностях. Шен закрыл дверь за ними на ключ, подошел к кровати да так и замер, глядя на свою… кого? Она давно уже перестала быть ученицей, подопечной, беспомощной маленькой девочкой. Ночью, пока он спал после нескольких бутылок вина, она в одиночку убила несколько мужчин. И как теперь жить с этим, зная, что он ей не помог? — Как думаешь, мне пойдет повязка на глаз? — она нервно хихикнула, и Шен сделал то, чего всегда избегал с другими людьми — сел рядом и обнял ее. В его объятиях Табита мелко затряслась от переполнивших ее эмоций и наконец в голос разревелась. Он молча гладил ее по голове, пока она не успокоилась и не сказала: — Я хочу домой. Нам не стоило уходить. Прости меня, пожалуйста. Шен отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо; с трудом верилось, что он и впрямь услышал от нее подобные слова. Табита смотрела на него красными глазами, в которых он видел одну лишь вину и раскаяние. Не в силах себя остановить, он вновь взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Она замерла, не веря в происходящее, неуверенно ответила на поцелуй, оперевшись рукой на колено мужчины. Длилось это недолго, минуту может, но для Табиты за это время перевернулся весь мир. — Шен? — выдохнула она ему в губы. Он отстранился, с тяжелым вздохом запустил пятерню в свои волосы. — Это ты меня прости, что рядом не был. И что сейчас позволил себе лишнего. Я просто подумал, что твой отец уже в любом случае убьет меня, так что не хочу ни о чем сожалеть. — О чем эт… — Табита секунду подумала и сообразила, — а. В происходящее до того не верилось, что каждое его слово она переваривала с большим трудом. Запоздало она спохватилась и добавила: — Никто тебя не убьет! Моя жизнь — это моя ответственность. И если я останусь без глаза, так тому и быть. Это не помешает мне стать капитаном. Хотя, может, сейчас мне и рановато… Шен не мог не улыбнуться, глядя на нее. Уже второй раз он открыл руки для объятий, в которых Табита мигом оказалась. В них было спокойно. Может, это и был ее дом.

— И все-таки ты не права. — В чем же? — ехидно спросила пиратка. — Про свою жизнь. Она ведь не только тебе принадлежит. Твоя жизнь — это мое сокровище.